Только друзья
Yesterday

В этой жизни — только друзья! Экстра 6. Часть 1. Кан Чжихан

ТГК переводчика --> BL Place

Отдельная благодарность PoRampo за редакт
❤️❤️❤️

Сильно шел снег. Следы, оставленные Нам Сону, быстро заносило снегом, и они исчезали. Подавляя импульс пойти по этим следам, я перебирал в памяти. В чем же я ошибся?

Может, я мешал его учебе? Или потому что я думал только об учебе, и ему было неинтересно? Или из-за Ким Джэу? Он решил, что я безрассуден, потому что устраивал проблемы, не думая о последствиях? Он был разочарован? Или потому что я бездумно заговорил об общежитии после вступительных экзаменов? Он потерял ко мне интерес, видя, как я один радуюсь?

Перебирая в памяти события один за другим, я начал замечать тревожные знаки, которые я прежде старался игнорировать.

С какого-то момента Нам Сону начал слабо улыбаться. Тогда я думал, что это из-за Сунына. Я верил, что после экзаменов все наладится, и что если я сразу же отведу его в хорошее место, он быстро воспрянет духом.

Накануне экзаменов я отвез мрачного Нам Сону к реке Ханган. На мои слова, чтобы он пожил у меня до возвращения его родителей, Нам Сону вместо ответа покраснел. Он сказал, что беспокоится об экзаменах и выглядел очень озадаченным. Поэтому его слова «завтра давай пойдем по отдельности», то, как он избегал взгляда, произнося их, вызывали у меня тревогу, но я изо всех сил улыбнулся и пожелал ему удачи. Чтобы Нам Сону хорошо сдал экзамен.

Если подумать, и на Рождество, и на Новый год Нам Сону отказывался от моих предложений поехать куда-нибудь. Говорил, что из-за подачи документов. Я не хотел ему мешать. Я совершенно не понимал, как работает эта система, и просто ждал того момента, когда Нам Сону сам улыбнется и скажет: «Теперь все кончено».

Неужели все это было намеком? Если бы я тогда распознал трещину между нами, все могло бы сложиться иначе? Может, нужно схватить его прямо сейчас? А что, если его чувства действительно остыли? Я думал об этом бесчисленное количество раз. Даже если он скажет, что не может принять меня обратно — ничего. Мы можем начать сначала. Сначала друзья, не спеша. Даже если он уедет в Финляндию — ничего страшного. Я ведь поступил в Корейский университет вслед за Нам Сону, уж в Финляндию я и подавно смогу за ним поехать.

Я ждал его каждый день на детской площадке в его жилом комплексе. Это было немного в стороне от его подъезда, но мне казалось, что если я буду ждать прямо у дверей, это будет слишком давить на него. Я верил, что Нам Сону выйдет, как в тот день, когда дождь лил целый день и он в итоге выбежал из дома с зонтом. Даже если не для того, чтобы увидеть меня, даже случайная, якобы ненамеренная встреча меня бы устроила.

Но сколько я ни ждал, Нам Сону не появлялся.

Я не помню, какой по счету это был день. Когда я пришел в себя, я уже стучал в двери всех квартир. Жильцы, понявшие, что я не в себе, вызвали полицию, и когда я объяснил ситуацию, стоявший рядом управляющий сказал мимоходом:

— Вы, наверное, про студента из 302-й?

Полиция вынесла мне постановление и отправили домой, но как только стемнело, я снова прилип к двери квартиры 302. Но из-за двери не было слышно никаких признаков жизни.

Он, само собой, не брал трубку. Я всегда ждал, пока не заканчивались гудки, от которых сводило желудок, но голос Нам Сону я так и не услышал, а через несколько дней стал отвечать только автоответчик: «Номер не существует».

Казалось, будто Нам Сону испарился. Я подумал, уж не улетел ли он в Финляндию, и тут же начал искать рейсы в Финляндию. Из Корейского университета начали приходить уведомления для первокурсников, но сейчас все это было неважно. Если бы изначально не было Нам Сону, у меня не было бы никакой причины поступать в Корейский университет.

«Поступай в университет. Не неси чепухи».

В тот миг, когда я уже собирался забронировать билет на самолет, вылетающий завтра, в голове промелькнул голос Нам Сону.

«Парень-студент университета лучше, чем парень, пересдающий экзамены».

Словно он знал, что все так и будет.

Что же мне делать? Я должен слушаться Нам Сону. Только так я смогу смотреть ему в глаза, когда мы встретимся снова. Но разве он вернется, если я пойду в университет? Потеряв направление под названием Нам Сону, я чувствовал себя заблудившимся ребенком.

Когда потерялся, не стоит бродить бесцельно. Потому что мы можем разминуться, я должен был ждать именно там. Поэтому вместо поездки в Финляндию я поступил в университет, как сказал Нам Сону. Университетская жизнь и изучение мозга, которым я хотел заниматься, не имели смысла без Нам Сону, но я не мог вечно оставаться ребенком.

«Не веди себя как ребенок».

Приняв эти слова за ориентир, я сделал шаг вперед. Я хотел показать ту сторону, что нравится Нам Сону, когда мы встретимся снова. Без неловкого упоминания прошлых событий, непринужденно обмениваясь шутками, именно так. Я ждал только момента воссоединения, снова и снова обдумывая тип идеального партнера, о котором упоминал Нам Сону.

Конечно, я не просто цеплялся за эту призрачную вероятность, не зная, когда она материализуется. После долгих и настойчивых допросов Пак Гюхёна, который, как попугай, твердил только «не знаю», мне удалось услышать от него многозначительные слова:

«Ну, как тебе сказать…? С его характером, вряд ли он поехал бы учиться за границу, чтобы сбежать. Скорее уж… кхм-кхм… готовиться заново к экзаменам…»

По всему было видно, что Пак Гюхён что-то знал. Тот факт, что о Нам Сону знал Пак Гюхён, а не я, вызывал во мне странную смесь чувств. В тот момент я остро ощутил, что значит «если расстанемся, то будем чужими людьми», как говорил Нам Сону. Но я не мог ревновать к Пак Гюхёну. Если он останется другом, то, по крайней мере, будет связью с Нам Сону.

К тому же, это была ценная информация. Подготовка к повторным экзаменам означала, что он, по крайней мере, будет учиться в университете в Корее, а единственный университет, куда бы поступил Нам Сону, — это Корейский университет. Поэтому я держался. Ждал, когда Нам Сону появится в этом кампусе, где он должен был бродить.

Но год оказался дольше, чем я думал, и в свободное время я ловил себя на том, что обзваниваю все подготовительные академии по всей стране.

И тогда мама потеряла сознание. С детства у нее было слабое здоровье, и она часто лежала в больницах, но на этот раз она не приходила в себя очень долго.

Глядя на ее потемневшее лицо, врач сказал приготовиться к худшему. Это было похоже на то, как будто в груди застрял огромный камень. Тяжелое предчувствие, что на этот раз она действительно может не очнуться.

И тогда я подумал: как же хорошо, что я послушался Нам Сону. Если бы я не последовал его совету чаще выражать свои чувства маме, то сейчас меня, несомненно, поглотило бы беспросветное раскаяние.

Следующая мысль тоже была о Нам Сону. А что бы сделал на моем месте Нам Сону? Что бы он сказал в этой ситуации, когда мама может не очнуться?

«Возьми себя в руки. С твоей мамой все будет хорошо».

Я не мог просто сидеть и тупо смотреть. На летних каникулах я достал дневник ухода за больными, который мы с Нам Сону вели вместе, и начал с того, что можно было сделать прямо сейчас: ухаживать за мамой. Возможно, потому что у меня уже был опыт ухода вместе с Нам Сону. Чистить мамин зонд для кормления, массировать ее тело, чтобы не залеживалась, тщательно обмывать ее с головы до ног — все это почему-то казалось знакомым.

Палата мамы всегда была пуста и безмолвна. Но когда я вспоминал следы, оставленные Нам Сону: записки, воспоминания, моменты времени, — мне становилось тепло и солнечно на душе. И тогда мне вдруг пришла в голову мысль. Нежность — это не яд, а дыхание жизни.

Глядя на чрезмерную нежность мамы, я всегда думал, что нежность — это яд. Мне было непонятно, почему она до сих пор заботится о моем отце, который в этом не нуждался, почему, несмотря ни на что, не винит его. Порой мне казалось, что из-за этого и у самого отца меньше угрызений совести.

Я даже злился на мамину безответственность, на то, что она всегда говорила о смерти: «Если я уйду первой…». Мне ненавистны были ее теплые объятия и слова любви, ведь она все равно собиралась уйти. Я верил, что нежность — это то, что заставляет остро чувствовать пустоту, когда остаешься один. Поэтому она была подобна ране.

Наверное, если бы я пережил смерть мамы в таком состоянии, я бы остался при этом убеждении на всю жизнь. Я бы заранее предполагал, что любой, кто приблизится ко мне, уйдет, и принял бы нежность за обман.

Но теперь все было иначе. Нам Сону показал мне, что нежность оставляет не рану, а след. Он показал мне, что она оставляет после себя не шрам, от которого щемит сердце при одном взгляде, а память, которую можно вспоминать долгие годы и которая помогает жить.

Конечно, что пришло после этого осознания — это не смирение по типу «и этого достаточно», а тоска. Поэтому чем больше я хотел снова встретить Нам Сону, тем сильнее разгоралась моя решимость никогда больше не расставаться с ним.

Пока я метался между больницей и кампусом, пролетел еще один год. Снег, что покрывал следы Нам Сону, растаял, и на дереве, с которого на него когда-то свалилась гусеница, распустились цветы. И мама открыла глаза. Все говорили, что это чудо — видеть, как она медленно, но верно идет на поправку.

Мама спросила, верю ли я на этот раз в Закон Джули. Мне до тошноты надоело это суеверие — аж лицо кривилось от одного слова «закон», — но на этот раз я подумал, что, возможно, не так уж и плохо в него поверить. Как мама чудесным образом очнулась, так и я чудесным образом встречусь снова с Нам Сону. И когда настанет тот момент…

— Ох.

— Ой, извините.

Только бы не упустить Нам Сону во второй раз.

— Вы правда в порядке? Похоже, вы ударились головой, мы можем посмотреть.

— Гляньте на него, опять переигрывает. Со стороны подумаешь, он уже врач.

Я понял с первого взгляда. Как тем летом в расплывчатом классе лишь один человек виделся мне четко, так и теперь мое затуманенное зрение стало ясным в одно мгновение.

Кепка, скрывающая больше половины лица, низко опущенная голова, запястье, на котором, казалось, останутся красные следы от пальцев от одного прикосновения. Хотя из всего лица был виден лишь подбородок, все мое существо кричало мне об этом. Грохочущая музыка, от которой, казалось, содрогается здание, была заглушена стуком моего сердца.

— Давайте я посторонюсь. Извините.

Пронесшийся мимо аромат, словно в те девятнадцать лет, пропитавший постель на всю ночь, и на этот раз закружился в воздухе, долго не рассеиваясь. Аромат, похожий на лопающиеся мыльные пузыри. Я глубоко вдохнул остатки Нам Сону, задержавшиеся в воздухе, и на моем лице сам собой расцвел смех.

Мы наконец встретились.

Следующая глава

Предыдущая глава

Оглавление

Готовый файл на бусти ⟹ Тык