В этой жизни — только друзья! Глава 32

Пэк Хийон рухнула, даже не успев ответить. Нам Сону, ловко подхвативший ее, осторожно уложил хрупкое тело на пол. Кончики его пальцев слегка дрожали, но у него был немалый опыт в оказании первой помощи упавшим в обморок ученикам. К тому же, обрывки знаний, подхваченные им когда-то в больнице Кан Чжихана, всплывали в памяти один за другим. Он расстегнул часы, которые могли мешать кровообращению, и начал стаскивать с нее кардиган, как вдруг заметил, что Кан Чжихан застыл на месте.

— Кан Чжихан, эй!

Раздался звук пощечины, когда он схватил Чжихана за щеки, и бешено бегающие глаза Чжихана постепенно сфокусировались на нем. Пристально глядя в эти отчаянно-вдумчивые глаза, Нам Сону отчетливо и с силой произнес:

— Возьми себя в руки и сначала вызови скорую. С твоей мамой все будет в порядке.

Кан Чжихан, уставившийся на лицо перед собой, словно пытаясь врезать его в память, вскоре пришел в себя и схватил телефон.

Хотя внешне он делал вид, что собран, сердце Нам Сону колотилось так же сильно. Глядя на лицо Пэк Хийон, окутанное тенью смерти, Нам Сону беззвучно молился.

Пожалуйста, пусть прошлое можно изменить.

***

После прибытия в больницу все пошло как по маслу.

Врач, сделавший снимок мозга Пэк Хийон и быстро введший препарат, сказал, что само то, что вся эта неотложная помощь была оказана за тридцать с лишним минут, было чудом. Хотя медсестра и сказала, что серьезных последствий быть не должно, так как золотое время было выиграно, полностью успокоиться было нельзя: все же мозг временно остановился, и нужно было наблюдать за состоянием.

— Пока сказали оставить ее на день в реанимации. Но… — Медсестра огляделась и спросила: — Кроме ученика, других родственников нет?

Было ясно, кого она ищет. На естественный вопрос об отце ребенка Кан Чжихан ничего не ответил. Тогда медсестра, кажется, поняла и кивнула.

— Тогда позовите других членов семьи, если есть кого. И по оплате больницы, и объяснять многое придется, хорошо, если несколько человек послушают.

Пытаясь подавить непонятную злость, Нам Сону бесстрастно ответил:

— Говорите мне.

Что такого представляет из себя эта семья? Если бы понадобилось — я мог бы сколько угодно стать ее частью.

Похоже, спокойная манера заставила медсестру принять Сону за двоюродного брата или старшего родственника, и она начала долгие объяснения. От сложных терминов вроде «тромболитики» до необходимых для ухода принадлежностей и стоимости госпитализации, приближающейся к десяти миллионам вон. Когда Сону записал всю обрушившуюся на него информацию, медсестра торопливо удалилась.

Кан Чжихан рухнул на стул. Сидя там, он выглядел немного ошеломленным, словно из него выбили все силы, и в сознании Нам Сону наложился образ Кан Чжихана, стоящего на похоронах матери.

Нам Сону закусил губу. Непонятно, потому ли вспомнилось, что тогда он не смог найти слов утешения, или просто потому, что девятнадцатилетний Кан Чжихан казался сейчас таким маленьким, но ему казалось, что он должен обнять Чжихана прямо сейчас.

Не имело никакого значения, друзья они или возлюбленные. В отличие от прошлого, Нам Сону двигался так, как велело ему сердце.

Плечи, которые он обхватил, распахнув руки, на мгновение застыли, как задержанное дыхание, неестественно напряженные.

— Все в порядке. Ты же слышал, помощь оказали сразу, состояние должно улучшиться.

Когда он похлопал по скованному телу, словно успокаивая его, на его плечи тут же обрушился глубокий вздох. Дыхание было таким горячим, что ощущалось сквозь ткань рубашки. И с каждым выдохом каменное тело в его объятиях понемногу расслаблялось.

Казалось, он понимал конфликт, терзавший Чжихана, помимо беспокойства о матери. Если связаться с отцом, деньги на больницу, конечно, получить можно, но Чжихан этого не хотел. Однако старшекласснику было трудно сразу раздобыть десять миллионов вон.

— Насчет денег за больницу... давай свяжемся с ним. Я же говорил. Он обязан их дать. Ну, а если совсем не получится, можешь занять у меня. Я поговорю с родителями.

Когда он уже собирался убрать руки, шутливо добавив, что процентов не возьмет, крепкая хватка сжала его поясницу. Она была сила настолько сильной, что у него почти перехватило дыхание.

Сквозь плотно прижатые груди передавался громкий стук сердца. Настолько явный и горячий, что тело звенело. Этот стук, похожий на подземный гул перед извержением лавы, казалось, он вот-вот погребет его заживо. Но на самом деле, на его шею обрушился лишь тихий шепот, едва щекочущий, как пух.

— Я ведь тебя... — Словно пытаясь сдержать это, Кан Чихан затаил дыхание, но в итоге все равно не смог проглотить эти слова — и прошептал: — Как тебя можно не любить?..

Эта потерянная, ни к кому не направленная фраза звучала так, будто он обращался к Нам Сону, а может, просто разговаривал сам с собой.

***

Последние летние каникулы старшей школы текли быстро, как песок в перевернувшихся песочных часах.

Пэк Хийон перевели из реанимации в обычную палату. Как и говорил врач, восстановление шло быстро, но первые несколько дней она не могла двигаться самостоятельно, и рядом постоянно должен был находиться кто-то из ухаживающих.

Первым делом Нам Сону составил график. Когда он предложил разделить время пополам и дежурить по очереди, Кан Чжихан решительно отказался. И, естественно, Нам Сону проигнорировал этот отказ.

Вторым делом он завел журнал ухода. Чтобы делиться наблюдениями за состоянием матери и информацией от врачей во время своих смен. Так тетрадь Нам Сону, раньше использовавшаяся для математики, заполнилась записями, фиксирующими их время.

[Запись в журнале:]

«...Ах, да, ты же опять не разговаривал с матерью. Я же говорил, чем больше выражаешь чувства, тем лучше? Я все у матери спрошу, так что сегодня обязательно поговори.

⤷ Говорил. Сегодня.

⤷ Всего три слова, говоришь? Я все слышал, придурок. ㅡㅡ* Хоть немного походи на то, как ты трещишь без умолку со мной, надоедаешь знатно, а мать, наверное, расстроена.

⤷ Поешь то, что в холодильнике, и иди.

⤷ Пожалуйста, ты можешь отказаться от готовки?

Такие письменные диалоги, расцветавшие по всему журналу, часто тянулись бесконечно, как пустые разговоры по дороге домой.

Через несколько дней Пэк Хийон выписалась из больницы, уже на своих ногах, и только тогда Нам Сону смог расслабиться. Но одновременно его охватило беспокойство. Несмотря на все его действия, направленные на предотвращение ее смерти, его не покидала мысль, что в конце концов прошлое просто повторяется. Болезнь, которую врачи в этой жизни так и не смогли четко определить, казалось, насмехалась над его бесполезными усилиями.

Единственным утешением было то, что мать и сын стали больше общаться. Даже когда Нам Сону приставал к Чжихану, твердя, что «чувства нужно выражать, чтобы их понимали», и тот чувствовал себя неловко, Сону даже иногда прямо писал для него реплики. Казалось, это возымело эффект, так как цвет лица Пэк Хийон с каждым днем улучшался.

Чжихан, который в первый день казался растерянным, теперь, как ни в чем не бывало, снова стал прежним Кан Чжиханом. Вид его, держащегося крепче, чем можно было ожидать, успокаивал, но в то же время было горько от мысли, что он уже повзрослел.

И в тот момент, когда он осознал это в себе, Нам Сону понял. В отличие от первоначального легкомысленного решения, тяжесть в его сердце стала невыносимой.

Ведь мы друзья, разумеется, я должен, я знаю всю ситуацию, поэтому должен помочь...

Так он отмахивался каждый раз, но изначально эти чувства не были порождены ни беззаботной дружбой, ни привычной привязанностью, похожей на старую привычку.

Если бы это были чувства, на которых можно было остановиться, то все его время не было бы заполнено Кан Чжиханом. Поел ли он нормально сегодня? Вроде бы спит урывками и учится, не устал ли он? И чем он сейчас занимается? Он поразился, насколько привычным было это состояние — быть полным таких мыслей. Ведь это был он сам, влюбленный в Кан Чжихана.

— Я такой идиот, правда...

Прислонившись лбом к входной двери, Нам Сону глубоко вздохнул. Похоже, пришло время признать, что он беспокоился о Кан Чжихане еще до того, как тот начал вести себя как ненормальный.

Почему-то он почувствовал что-то вроде поражения. В конце концов, это снова был Кан Чжихан. Хотя он клялся не запутываться, похоже, он сам добровольно впутался.

Так было и сейчас. Вечером накануне начала занятий, он не смог отказаться от звонка Чжихана с просьбой ненадолго выйти и в итоге снова стоял перед его дверью.

— Ха-а...

С неспокойным сердцем Нам Сону вышел из дома. Небо, окрашенное закатом, бесконечно переливалось красками, не ведая о смятении в душе Сону.

Кан Чжихан сидел на качелях. У Нам Сону перехватило дыхание с того момента, как он издалека увидел его очертания. Потому что казалось, что он чувствует его взгляд, направленный на него, даже с того расстояния, где нельзя было разглядеть черты лица. И от этого его походка вдруг стала какой-то неловкой. Осознав, что правая рука и нога двигаются вместе, Нам Сону лишь стиснул ни в чем не повинные губы.

— Зачем ты позвал меня? — Глядя сверху вниз на лицо, все еще обращенное к нему, Нам Сону спросил сердито.

Но в ответ раздался беззвучный смешок. Как будто он знал, что тот начнет с этого, Кан Чжихан ответил:

— У меня есть кое-что для тебя.

— Тогда давай.

— Если выслушаешь меня.

...Разговор?

Нам Сону скользнул взглядом по лицу Чжихана.

Не похоже, что он хочет сообщить плохие новости, связанные с матерью. Но, учитывая характер Кан Чжихана, он бы не позвал его ради пустой болтовни.

Поэтому Сону сел на соседние пустые качели вместо ответа. Тогда Чжихан неожиданно спросил:

— Почему ты такой добрый?

— О чем ты опять?

— Выходишь, когда прошу выйти, слушаешь, когда прошу выслушать.

Послышался скрип качелей — похоже, Чжихан повернулся, сидя. Отмахиваясь от сегодня особенно прилипчивого взгляда, Нам Сону пробурчал:

— Вышел, потому что подумал, что ты опять будешь тупо ждать, если не выйду. Вот почему.

— Решил, что, может, ты все еще мой манито.

— Да когда уже закончилась эта твоя манито-игра? Тебе она так понравилась, что ли?

— А знаешь что? — проглотив смешок, сказал Кан Чжихан. — У слова «манито» есть еще и значение «возлюбленный»*.

⟹ Следующая глава

⟹ Предыдущая глава

Оглавление