Поднося вино
August 8

Новелла Поднося вино. Глава 100. Скрытая опасность

ТГК переводчика --> BL Place
Отдельная благодарность редакторам MaryChepkasova, Mlndyingsun, PoRampo
❤️❤️❤️

Известие о стремительном поражении Хань Цзиня достигло Цюйду, вызвав немалый переполох. Поскольку единственный выживший гвардеец Императорской стражи привез с собой мешок с человеческими головами, всем стало ясно: Шэнь Цзэчуань и Сяо Чие окончательно порвали с Цюйду. Не осталось и малейшей возможности для переговоров между сторонами.

Пленение Хань Цзиня привело Хань Чэна в ярость. Когда Шэнь Цзэчуань покинул Цюйду, Императорская стража уже разваливалась. Гвардейцы под командованием Гэ Цинцина всё ещё находились в Цзюэси, присматривая за кланом Си, а Фэй Шэн скрылся со своими верными людьми. У Хань Чэна под рукой оставалось не так уж много бойцов.

Императорская стража достигла пика могущества и славы под командованием Цзи Уфаня. К тому времени, как командование перешло к Цзи Лэю, она уже клонилась к упадку. А теперь, в руках Хань Чэна, она окончательно превратилась в совершенно разрозненный отряд парадной охраны. Люди из отряда под командованием Фэй Шэна были способными бойцами, но преждевременное раскрытие Хань Чэном намерения убить Фэй Шэна привело к тому, что он упустил шанс переманить Фэй Шэна на свою сторону.

— После стабилизации общей обстановки Двенадцать управлений Императорской стражи придется реорганизовать, — Хань Чэн сидел на почётном месте справа ниже Вдовствующей императрицы и говорил ровным голосом. — Наша нынешняя нехватка личного состава действительно позорна, с таким малым числом людей невозможно ничего добиться. Я заметил, что потомки знатных кланов в последнее время в основном занимают должности, не предполагающие практически никаких обязанностей. Дать им место службы также помешает им безрассудно сеять смуту в этот критический момент.

Вдовствующая императрица носила нефритовый венец , её волосы были аккуратно убраны в пучок, а виски подстрижены. Серьги с подвесками, инкрустированные золотом и драгоценными камнями, покачивались у её ушей. Она была создана для того, чтобы одеваться с такой элегантной и величавой сдержанностью, подобно тому, как пион должен расти в главных залах знати. Лишь золото и нефрит в своем великолепном блеске были достойны такой божественной красоты. Она уже миновала расцвет лет, но её изящная манера держаться ничуть не уменьшилась. Сейчас она держала деревянную ложку, дразня попугая. Даже не взглянув на Хань Чэна, она произнесла:

— Императорская стража — место, где занимаются серьёзной работой. Она уже обеспечивает занятость многим наследственным потомкам знатных кланов. Продолжай запихивать туда людей, и она в конце концов станет бесполезной. Восемь великих учебных дивизий потерпели поражение в битве за пределами Даньчэна. На мой взгляд, им не только нужна новая кровь, но и необходимо уволить некоторых старых служащих.

Именно по чьему-то поручению Хань Чэн и задумал найти достойные должности для молодых господ знатных кланов. Услышав это, он сказал:

— Я того же мнения. Завтра я обсужу это с Министерством войны и представлю доклад в Великий секретариат. Ваше Величество, Хай Лянъи так болен, что даже спину выпрямить не может. Он всю жизнь трудился ради государственных дел. По меньшей мере, нельзя допустить, чтобы он загнал себя до смерти на службе. Нужно придумать для него решение.

Этим он намекал на то, чтобы Хай Лянъи освободили от должности и отправили на родину. С улыбкой Вдовствующая императрица постучала деревянной ложкой и передала ее тётушке Люсян, прислуживавшей рядом. С благожелательным видом она сказала Хань Чэну:

— Его недуг — в сердце, и он ещё не нашёл опоры. Он по-прежнему лучше всех разбирается в делах Шести министерств. Как можно так опрометчиво отправить его на родину в столь ответственный момент? Подождем ещё несколько дней.

Хань Чэн, получивший вежливый отпор, в душе заскрипел зубами, хотя лицо его осталось невозмутимым. Он сказал:

— Ваше Величество ныне управляет государством, и решение, естественно, за Вами. Поскольку Восемь великих учебных дивизий потерпели поражение у стен Даньчэна, а Сяо Чие уже бежал в Чжунбо, то Министерству войны лучше как можно скорее мобилизовать гарнизонные войска Цидуна, чтобы остановить их. Иначе бронекавалерия Либэя получит подкрепление в двадцать тысяч человек, когда он вернется в Либэй!

Вдовствующая императрица вытерла руки и сказала:

— Если бы ты смог остановить его в Цюйду, у нас не было бы всех этих последующих тревог. Префект Чжоу Гуй знает свое дело и тоже находится в затруднительном положении. Ему ещё предстоит контактировать с Либэем в будущем, так что он определённо не станет их злить. Возвращение Сяо Чие в Либэй — уже свершившийся факт. Даже если мы пошлём Ци Чжуинь, она лишь вступит в лобовое столкновение с бронекавалерией Либэя. Нам легко рассуждать о переброске войск. Но откуда взять провиант для армии, идущей на север? Хэчжоу не выдержит этой дополнительной ноши.

— Неужели мы просто позволим Сяо Чие так вернуться в Либэй? — в изумлении встал Хань Чэн. — Это сделает Либэй ещё могущественнее, как тигра, которому добавили крылья!

Вдовствующая императрица, опираясь на руку тётушки Люсян, встала у входа во внутренний двор и смотрела на прекрасные цветы множества ярких оттенков. Она спросила:

— Хань Чэн, ты думаешь, Сяо Чие непременно станет подмогой, когда вернётся в Либэй?

Хань Чэн принял вид внимательно слушающего и почтительно ответил:

— Не смею понять. Просветите меня.

— С того момента, как Сяо Цзимин принял военную власть над бронекавалерией Либэя от Сяо Фансюя, ему потребовалось десять лет, чтобы достичь нынешнего положения. Он — сердце вооруженных сил Либэя, тот, на кого смотрят солдаты. — Вдовствующая императрица наблюдала, как Хуа Сянъи резвилась в саду со служанками, ловя бабочек, и невольно позволила себе улыбнуться. Она смотрела ещё некоторое время, прежде чем продолжить: — Сяо Чие покинул Либэй шесть лет назад. Его нынешнее возвращение делает его похожим на волчонка, вторгшегося на чужую территорию. Он сказал, что Цюйду — не родной край из его снов, но он слишком молод, чтобы понять подтекст фразы «всё течёт, всё меняется». Командуя своей двадцатитысячной Императорской армией, он постепенно осознает, насколько ему будет неуютно в Либэе. Сяо Фансюй всегда придерживался жёсткой линии, выстраивая бронекавалерию Либэя под единым командованием. Это причина, по которой он всё ещё стоит, но это же станет и причиной, по которой Сяо Чие будет трудно вписаться. В стае волков, питающихся мясом, Сяо Чие, чтобы пробиться из окружения и стать альфа-волком, должен прежде всего иметь решимость загрызть насмерть прежнего вожака.

Вдовствующая императрица обернулась и улыбнулась Хань Чэну.

— Клан Сяо не выносит вида междоусобиц в других кланах. Но иногда выбора нет. Клан Сяо всегда был образцом братской любви и уважения, но как долго это братство продержится перед лицом военной власти? Поле боя — жестокое место. Это место, где проливается кровь миллионов израненных солдат. Но арена борьбы за власть ещё беспощаднее. Смена власти часто означает внутренние распри и братоубийство.

Хань Чэн невольно съёжился под взглядом Вдовствующей императрицы. Он поспешно опустил голову в знак согласия и сказал:

— Ваше Величество мудры. Но Сяо Цзимин уже тяжело ранен. Сяо Чие имеет полное право замещать его.

Вдовствующая императрица спросила:

— Сяо Цзимин умер?

Хань Чэн покачал головой.

Вдовствующая императрица сказала:

— Сяо Цзимин не умер. Он всё ещё может помогать и координировать военные дела из тыла, в то время как Сяо Фансюй, вновь появившись на сцене, может командовать солдатами на передовой. Эта пара отца и сына контролирует бронекавалерию Либэя. Есть множество вопросов, в которых им необходимо проявлять взаимопонимание, чтобы сохранить единство. Но у Сяо Чие есть и способность объединять и координировать военные дела, и умение бросаться в бой и убивать врагов. Если он ворвется в это равновесие в эту предельно единую военную иерархию — то он станет тем непредвиденным событием, которое помешает бронекавалерии Либэя иметь лишь одного главнокомандующего. Возможно, у него и нет намерения занять место отца и старшего брата. Но очень скоро он поймет, что Либэй не так неделим, каким мы его видим. Его возвращение — это скрытая угроза, которая приведет к расколу Либэя.

Ход такого развития событий невозможно преднамеренно направлять. Он складывается сам собой, в зависимости от имеющихся возможностей. Семя было посеяно в тот день, когда Сяо Фансюй повел бронекавалерию Либэя, пытаясь занять позицию против Цюйду. Но какие плоды это принесёт — никто не знает*.

П.п.: 因果 – карма, также известная как причина (посеянное семя) и следствие (собранный плод). 果 также означает плод, результат или последствия чего-либо.

— В этом мире простолюдин несёт тяготы простолюдина, а талант терпит страдания таланта, — спокойно произнесла Вдовствующая императрица, — раз уж есть Сяо Цзимин, зачем рождать ещё и Сяо Чие? Шесть лет — срок недолгий, но и не короткий, и его хватает, чтобы многое изменить. Источник мучений Сяо Чие в Цюйду кроется в том, что он не человек посредственных способностей. Но, вернувшись в Либэй, он продолжит терзаться этой же мукой. Как только эта пара образцов братства поймёт, что убить друг друга — единственный выход, страдания лишь усилятся. Будь то Сяо Цзимин, уступающий пост Сяо Чие, или Сяо Чие, устраняющийся, дабы избежать подозрений, — даже братья, некогда преданные друг другу, станут чужими.

Под теплом майского солнца Хань Чэна пробрал холодок, за которым последовал трепет волнения.

— Покойный император уже погребён. Пора подать признаки подготовки к восхождению нового правителя. — Вдовствующая императрица сказала: — Ты говорил, что нашёл наследника престола. Когда же представишь его мне?

Хань Чэн слегка склонился:

— Я уже послал людей доставить наследника престола в Цюйду с максимальной скоростью. Ваше Величество сможете увидеть его самое позднее через пять дней.

Вдовствующая императрица взглянула на него:

— Раз ты так уверен, что это наследник, у тебя должны быть неоспоримые доказательства, способные убедить остальных. Чиновники во главе с Хай Лянъи не так-то просты. Хань Чэн, тебе следует пойти и подготовиться.

Хань Чэн оставался ещё некоторое время, затем попрощался и удалился. Как только он ушёл, Хуа Сянъи подошла к Вдовствующей императрице с цветущей веткой в руках.

— Хань Чэн никогда прежде не поднимался так высоко. Стоило лишь дать ему малую толику власти, как он совсем забыл о приличиях. — Вдовствующая императрица посмотрела в сторону, куда ушёл Хань Чэн, и, взяв Хуа Сянъи под руку, прошлась несколько шагов. — Вот дурак тот Хань Цзинь, потерпевший поражение у Даньчэна. У него были преимущества во времени, местности и силе, а он всё равно попал в плен. Разве может такой человек нести ответственность? Сегодняшние слова Хань Чэна во дворце — всё намёки, чтобы я отправила людей спасать его. И вряд ли он догадывается, что Хань Цзиня держат в живых лишь для того, чтобы шантажировать его самого.

— Я заметила, господин главнокомандующий в последнее время выглядит весьма уверенно. Даже перестал называть себя «сей ничтожный слуга», когда является во дворец с докладом. — Хуа Сянъи прильнула к Вдовствующей императрице. — Тётушка, он замышляет недоброе. Судя по тому, как рано он подготовил этого мнимого наследника, боюсь, он уже не удовлетворён постом главнокомандующего Императорской стражи.

— Он хочет стать регентом. — Вдовствующая императрица забрала цветы из рук Хуа Сянъи. — Я уже навела справки о выбранном им ребёнке. Разве это сирота покойного императора? Это всего лишь дитя, найденное у дальних родственников в его родной деревне. Не слишком ли самонадеянно для столь ничтожной твари мечтать занять империю клана Ли?

Вдовствующая императрица задумалась на мгновение.

— Но сейчас действительно нет другого кандидата.

Пока они беседовали, внезапно появился спешащий евнух Фу Мань. Он совершил поклон и подобострастно доложил:

— Его Превосходительство помощник министра Сюэ просит аудиенции.

◈ ◈ ◈

Таньтай Ху распределил провизию той ночью. Как и ожидал Шэнь Цзэчуань, Хань Цзинь двигался налегке, преследуя их с отрядом, и не привёз много еды. Однако Имперская армия голодала уже несколько дней. Хотя бы сегодня они могли наесться досыта.

Шэнь Цзэчуань ужасно исхудал после смерти учителя, но в этом давно опустевшем лесу не было даже кролика. Сяо Чие достал припрятанные паровые булочки и вяленое мясо и отдал всё Шэнь Цзэчуаню, а сам, как и все остальные, ел сухие галеты и рисовую воду.

— Я сделал, как велел господин, и отправил человека предупредить Чжоу Гуя, чтобы он был готов, — присел у костра Таньтай Ху. — Господин сможет вернуться домой, как только послезавтра мы минем Цычжоу!

Сяо Чие подбросил хворост в костер и сказал:

— Предупредить Чжоу Гуя — это лишь для того, чтобы он сыграл с нами в одну игру. Теперь, когда у нас в руках Хань Цзинь, у него не останется выбора, кроме как уступить дорогу.

— Этот Хань Цзинь явился как нельзя кстати, — осклабился Таньтай Ху. — Ещё вчера мы ломали голову, как пройти мимо Цычжоу, а он сам явился к нам в руки!

Шэнь Цзэчуань грел руки у огня и молча смотрел на пламя.

Таньтай Ху размачивал галету и сказал:

— Я ел такие пайки несколько лет назад, когда служил в гарнизонных войсках Дэнчжоу. Чжунбо сейчас… он не тот, что был прежде… Я его почти не узнаю.

Дин Тао высыпал немного риса из своей чашки, чтобы покормить воробья в рукаве. Услышав это, он сказал:

— Здесь ещё сносно. Чем дальше на восток, тем больше видишь, что значит «совершенно иная картина».

У Дин Тао была фотографическая память. Он до сих пор помнил ужасные сцены, которые видел в Дуаньчжоу и Дуньчжоу шесть лет назад, когда следовал за Сяо Чие и армией в качестве адъютанта, чтобы разбирать последствия битвы. В том году ему было всего десять лет. Он только что получил маленькую записную книжку и только начинал вести записи, как его отец. И в результате ему всю дорогу снились кошмары.

— Ты лишь проезжал мимо после битвы. Ты никогда не видел, каким был Чжунбо прежде, — опустил глаза Таньтай Ху, глядя на похлёбку в чашке. — В детстве я следовал за родителями в Дуньчжоу. Он был очень большим и почти таким же оживлённым, как Цюйду. Фейерверки и фонари во время новогодних праздников были очень красивы, как и фонарное шествие на горе Луо*. Люди толпились, теснились друг к другу… столько людей.

П.п.: 鳌山 Луошань, гора в форме черепахи, сложенная из множества цветных фонарей (в форме гигантской черепахи) для Праздника фонарей в 15-й день первого лунно-солнечного месяца.

Шэнь Вэй был князем Цзяньсин, а усадьба князя Цзяньсин находилась в Дуньчжоу. На мгновение все опустили головы. Никто не осмеливался взглянуть на Шэнь Цзэчуаня, не говоря уже о том, что они боялись и прогневить Сяо Чие. За эти несколько дней в пути Имперская армия постепенно начала осознавать тонкие и сложные отношения между Шэнь Цзэчуанем и Сяо Чие. Совсем иные ощущения — столкнуться с этим лицом к лицу, по сравнению с тем, когда это были лишь слухи.

Как им следует воспринимать Шэнь Цзэчуаня? Считать его своей госпожой — супругой их главнокомандующего? Но какая знатная дама могла бы приказать Императорской страже трижды совершать набеги на других? Когда он отрубал головы всем тем старым подчиненным, защищавшим Хань Цзиня, ни один из военных чинов Имперской армии не мог смотреть на это.

Шэнь Цзэчуань был слишком непохож на Сяо Чие. Он не выглядел и не вёл себя как главнокомандующий, знакомый Имперской армии. Он казался мягким и скромным, но редко менял свое мнение во время официальных обсуждений. Он мог и вовсе отменить решение Таньтай Ху. По сравнению с Сяо Чие, он был куда более хладнокровным. Раньше они все втихомолку видели в Шэнь Цзэчуане лишь красавца — хрупкое создание, цепляющееся за оплот власти. Но после того, как Шэнь Цзэчуань облачился в алый халат с вышитым питоном*, всё, что он некогда скрывал, открылось взорам. Он стал другим человеком, непохожим на того последнего отпрыска клана Шэнь, которого они знали в прошлом. Его красота больше не была тем зрелищем, которым можно было безнаказанно любоваться — это была несравненная притягательность, говорившая о неприкрытой силе.

П.п.: 蟒衣 (или 蟒袍) «питоновые (или ман) халаты» — вышитые халаты, дарованные императором чиновникам за заслуги во времена династии Мин. Это был знак почёта и благосклонности для чиновников, которым была предоставлена привилегия носить «питоновый халат».

В Имперской армии было очень мало людей, готовых смотреть Шэнь Цзэчуаню в глаза, кроме совершенно несмышленого Дин Тао. Даже Таньтай Ху ощущал определённое давление. Они принимали приказы от Сяо Чие, и им было всё равно, нравятся ли Сяо Чие мужчины, но им нужно было как можно скорее понять, какое положение занимал Шэнь Цзэчуань — он обладал могуществом, ставившим его наравне с Сяо Чие в борьбе за власть и авторитет. Именно к этому они никак не могли привыкнуть последние несколько дней: к тонкому страху.

Сяо Чие мягко потёр кольцо на большом пальце. Он уже собирался заговорить, когда Шэнь Цзэчуань перевернул ладони и произнес:

— Дикие травы и овощи в Дуаньчжоу вкусны.

Напряжение в атмосфере немного ослабло. Как и следовало ожидать, Дин Тао поднял голову и сказал:

— Я слышал от других ещё в Либэе, что горсть диких овощей в Дуаньчжоу зимой дороже золота. Я хочу попробовать! Молодой господин, вы часто их едите?

— Когда весной таяли лёд и снег, моя шинян выбирала самые нежные дикие травы для пельменей, — ответил Шэнь Цзэчуань своим обычным тоном. Его кончики пальцев были чисты и безупречны, словно никогда не были запятнаны той кровью. Он улыбнулся: — Я редко их ем. Поэтому так ясно помню.

Дин Тао сглотнул слюну и старательно записал в свою книжку оставшимися чернилами: — Я хочу попробовать. Мы обязательно сможем в будущем. Если запишу — не забуду.

Таньтай Ху потрепал Дин Тао по затылку и с улыбкой пожурил: — Взрослей уже! Какой деликатес ты ещё не пробовал? И о диких овощах мечтаешь!

Все рассмеялись, и тема Чжунбо была закрыта. Шэнь Цзэчуань согрел руки и больше не говорил.

Ночью Сяо Чие положил голову на камень. Он ещё не заснул, когда к его щеке прилип слегка тёплый кулек из промасленной бумаги. Он сел и понюхал булочку из рук Шэнь Цзэчуаня. Улыбнувшись, сказал:

— Откуда это?

— Дин Тао принес из городка. Сказал, приберечь для еды, — Шэнь Цзэчуань сел рядом с Сяо Чие.

Они сидели плечом к плечу: за спиной — спящая опушка леса, перед ними — безграничное звёздное небо. Сяо Чие развернул бумагу и протянул булочку Шэнь Цзэчуаню:

— Тогда ешь. Остынет, если ждать.

Шэнь Цзэчуань сказал:

— Я сыт. Возьми ты.

Зная, что Шэнь Цзэчуань приберёг её специально для него, Сяо Чие взял булочку, разломил пополам: одну часть оставил себе, другую протянул Шэнь Цзэчуаню. Тот откусил несколько раз для вида и дал Сяо Чие доесть остальное.

— Надо решить: два миллиона выкупа за невесту везти в Либэй или оставить в Цычжоу, — Сяо Чие отпил из бурдюка. — Гэ Цинцин наверняка присмотрит за делами клана Си для тебя, когда получит весточку. Как доберёмся до Либэя, Цяо Тянья и Чэнь Ян уже должны поспешить обратно. Тогда обустроим новую усадьбу...

Сяо Чие замолчал, остро ощутив что-то неладное в этой непривычной тишине. Он помолчал мгновение.

— Хочешь что-то сказать?

Сжимая в руках маленький бамбуковый веер, всегда бывший при нем, Шэнь Цзэчуань взглянул на Сяо Чие искоса и сказал:

— Цэань, я не могу поехать с тобой в Либэй.

Он говорил так мягко. Совсем как тогда на городской стене, когда с той же нежностью сказал Сяо Чие:

— Цэань, иди домой.

Следующая глава
---------------------
Предыдущая глава

Оглавление

Вы можете помочь нам в покупке глав или же просто отблагодарить переводчиков тут, либо через телеграм ⟹ тык