Новелла Поднося вино. Глава 40. Раздирать и кусать

Свежие овощи зимой были редкостью, и потому те, что сейчас стоят баснословных денег в Цюйду, были исключительно зелёными. Получив награду от Ли Цзяньхэна, на ужин у Сяо Чие сегодня стояла тарелка с хрустящим тертым огурцом.

— Гарниры к основным блюдам способствуют укреплению селезёнки и выводу токсинов*, — Сяо Чие налил пиалу горячего супа и подвинул её к Шэнь Цзэчуаню. — Ты долго стоял на холоде. Согрейся и подкрепись чем-нибудь освежающим перед отдыхом.

— Как гласит поговорка, — Шэнь Цзэчуань вытер руки и сел за стол, — “слишком сладко поёт — к беде ведёт*”. Так какие же намерения у Второго Молодого господина?

— Их много, — ответил Сяо Чие. — Будем говорить за едой.

Оба одновременно взяли палочки.

В комнате больше никого не было. Две миски риса были быстро съедены дочиста, как и тарелка с битым огурцом, поделенная между ними. Мясные блюда они не тронули.

— Праздник Весны уже на носу, и мой шифу приезжает в столицу, — Сяо Чие допил суп. — Если шифу Цзи Ган свободен, можно устроить встречу обоих старейшин.

— Новогоднее празднество или пир в Хунмынь*? Надо прояснить, — Шэнь Цзэчуань отложил палочки. — Мой шифу жизнью в азартные игры не играет.

— Новогоднее празднество, — сказал Сяо Чие. — Только они вдвоем остались из всего поколения и много лет не виделись.

— Хорошо. Позже подготовлю щедрый дар и попрошу шифу выйти из уединения, — ответил сытый Шэнь Цзэчуань.

Видя, что тот встает, Сяо Чие сказал:

— Переночуешь сегодня, как обычно, в моей комнате.

Шэнь Цзэчуань оглянулся и улыбнулся:

— Естественно, не сбегу. Ванну примем по очереди. Можешь не торопиться, я пойду первым.

С этими словами он приподнял занавеску и направился внутрь, чтобы умыться и прополоскать рот.

Сяо Чие позвал слуг убрать со стола. Подойдя к окну, он увидел, что на улице пошёл снег. Повернув голову, он сквозь полупрозрачную занавесь различил силуэт Шэнь Цзэчуаня.

Шэнь Цзэчуань снял верхнюю одежду. Словно счищая грубую скорлупу, он обнажил свежую, нежную, сочную мякоть. Когда он склонил голову, расстёгивая пояс, изгиб его шеи заиграл в оранжевом свете, будто бархатистой дымкой коснувшись и без того гладкой кожи.

Наблюдать за ним сквозь занавеску было всё равно что чесать зуд через сапог. Это лишь усиливало искушение, переполненное желанием, рассыпало его по телу, заставляя блуждать в жилах и костях. Щекотало так нестерпимо, что рождало раздражение и жестокие мысли.

Бесполезно было напоминать себе, что сам он подобен нефриту. Больше всего Сяо Чие сводила с ума именно та жажда, которую источал Шэнь Цзэчуань.

Эти глаза... Эта улыбка... Намеренно или нет, он словно источал похоть.

«Подойди и обними меня».

«Подойди и прикоснись».

«Давай пропотеем вместе всласть».

Эта жажда была незлобной, как морось, но агрессивно заполоняла сознание. Сам Шэнь Цзэчуань, казалось, не осознавал этого. Он сохранял иную, противоположную сладострастию бесстрастность, с лёгкостью подкидывая другим это противоречивое послание для разгадки.

Сяо Чие не желал больше разгадывать. Он отчётливо понимал: этого «кречета» не так-то просто приручить. Он должен был владеть собой — не мог позволить импульсам снова и снова так легко воспламенять его.

Стиснув зубы, Сяо Чие резко захлопнул окно и направился в купальню.

◈ ◈ ◈

Оба мужчины лежали по обе стороны импровизированной ширмы, повернувшись спиной друг к другу и равномерно дыша, словно уже уснули.

Сяо Чие сжимал в руке костяное кольцо и думал о многом.

Это кольцо не принадлежало ему изначально. Когда-то он был у Фэн Ишэна из перевала Суотянь. Когда Фэн Ишэн пал в бою, он завещал перстень Цзо Цяньцю. Надев этот перстень, Цзо Цяньцю прославился в сражении у башни Тяньфэй, где пущенной им стрелой была убита его жена.

Именно из-за этого волосы Цзо Цяньцю поседели, именно из-за этого он так и не смог оправиться от удара. Он снискал славу и почести, но человека не вернуть. Цзо Цяньцю больше не мог выходить на поле боя. Его руки, некогда совершившие великий подвиг у башни Тяньфэй, больше не могли свободно натягивать тетиву лука.

В детстве Сяо Чие пришел к Цзо Цяньцю и спросил:

— Как получилось, что ты застрелил собственную жену?

Цзо Цяньцю полировал тетиву и спросил в ответ:

— Ты правда хочешь стать генералом?

Сяо Чие кивнул.

Цзо Цяньцю сказал:

— Тогда не заводи семью. Генерал, павший в сотне сражений, на самом деле не так уж страшен. Страшно то, что генерала, скорее всего, поставят перед выбором. То, чего ты хочешь, и то, что ты обязан нести на себе, — это разные вещи.

Цзо Цяньцю с тоской смотрел на лук. Ветер степей ласкал его седые волосы. Он пробормотал в забытьи:

— Надеюсь, ты никогда не окажешься в столь безвыходном положении. Когда мужчина доходит до этого, какой бы выбор он ни сделал, он все равно умрет.

— У башни Тяньфэй ты спас десятки тысяч людей, — Сяо Чие облокотился на перила. — Почему ты не захотел получить титул?

Цзо Цяньцю рассмеялся:

— Потому что я пал в этой битве.

Лишь когда Сяо Чие вырос, он понял слова Цзо Цяньцю. В битве у башни Тяньфэй любимая жена Цзо Цяньцю попала в плен. Между тем, чтобы открыть ворота и сдаться, или закрыть ворота и сражаться до конца, он мог выбрать только что-то одно.

Цзо Цяньцю не выбрал ни того, ни другого. Он один вышел из города, натянул лук и застрелил свою любимую жену.

Говорили, что этот выстрел был самым точным в его жизни. Он поразил свою цель среди несчетного числа людей. В ту ночь лил дождь. Никто не знал, кричал ли он до хрипоты или когда именно его волосы побелели. Когда на рассвете солдаты отступили, Цзо Цяньцю стоял на белесых костях, чтобы забрать тело жены и похоронить ее.

С тех пор его слава — «Гром, обрушившийся на нефритовые ступени, Цзо Цяньцю» — разнеслась далеко. Те, кто уважал его, за спиной также проклинали его. Такой бессердечный мужчина заставлял простых людей считать его бедствием, словно такие генералы от природы были столь жестокосердны.

Сяо Чие очень дорожил этим костяным кольцом. Но он также боялся его. Он боялся, что однажды тоже окажется в безвыходном положении. Поэтому он никогда не говорил о «любви» легкомысленно.

Чэнь Ян был с ним так долго, но все равно не знал, что нравится Сяо Чие. Какое вино он любит. Какую еду предпочитает. Какую одежду выбирает. Правда была так перемешана с ложью, что никто не мог по-настоящему понять.

Либэй, Либэй!

Словно только это слово было его спасательным кругом, который он не мог скрыть. Он уже вкусил горечь зависимости от чужой воли из-за желания. Так зачем же снова навлекать на себя беду?

Сяо Чие бесшумно приподнялся и посмотрел на Шэнь Цзэчуаня. Он поднял руку. Стоило лишь приложить немного силы — и можно было задушить это желание насмерть.

Шэнь Цзэчуаню, казалось, снился кошмар. Нахмурившись, он покрылся холодным потом на висках. Спина его уже была слегка влажной.

Сяо Чие наклонился, чтобы разглядеть его, и увидел такого Шэнь Цзэчуаня, какого прежде никогда не видел.

Шэнь Цзэчуаня захлестнула волна крови. Одежда прилипла к телу — он промок до костей. Он коснулся себя — то была кровь. Сон повторялся изо дня в день. Он чувствовал, что сходит с ума.

Внезапно Шэнь Цзэчуань слегка задрожал. Его плотно сжатые губы медленно разомкнулись. Сквозь сон он бормотал что-то невнятное, а лицо было покрыто холодным потом.

Он был таким беспомощным.

Из глубин тяжёлой тоски его вдруг пронзило что-то ещё — новое, неожиданное чувство, пришедшее без предупреждения. Он разглядывал Шэнь Цзэчуаня, подобно массивному зверю, наблюдающему за добычей.

Шэнь Цзэчуань не был неуязвим. Помимо той необъяснимой настороженности и страха друг перед другом, между ними существовала еще более непостижимая взаимность страдальцев.

Шэнь Цзэчуань чувствовал изнеможение. Он больше не плакал во сне, не пытался разгребать трупы. Он разгадал кошмар. Он знал, что Цзи Му мертв.

Скорей же.

Словно Шэнь Цзэчуань был безучастным наблюдателем.

Покончим с этим.

Он подгонял события жестоко и беспощадно, желая, чтобы крови пролилось еще больше, а снег падал еще сильнее. Иначе как еще обнажить этот кошмар? У него больше не было страха. Эта плоть и кости уже прогнили в крови! Он был бродячей собакой, питающейся падалью. Грязная вода и омерзение были лишь свидетельством его существования.

Шэнь Цзэчуань внезапно открыл глаза и протянул руки, уперев ладони в грудь Сяо Чие. Спустя мгновение, весь в холодном поту, он спокойно спросил:

— Не спится?

Грудь Сяо Чие была раскаленной. Он чувствовал ледяной холод ладоней Шэнь Цзэчуаня сквозь тонкую ткань. Он ответил:

— Переел.

Шэнь Цзэчуань сказал:

— Робкий человек умер бы от страха, увидев кого-то прямо перед собой, едва открыв глаза среди ночи.

— Я слышал, как ты звал меня, — Сяо Чие не моргнув глазом солгал. — Должен был проверить, не ругаешь ли ты меня.

— Если бы я ругал тебя, то не во сне. — Обжигаемые жаром Сяо Чие, пальцы Шэнь Цзэчуаня попытались отстраниться.

Неожиданно Сяо Чие прижал его руки обратно:

— Тебе холодно?

Виски Шэнь Цзэчуаня всё ещё были мокрыми. Он улыбнулся:

— Да. Очень холодно.

Он вновь превратился в того соблазнительного Шэнь Ланьчжоу. Его ни капли не волновало, поддался ли Сяо Чие искушению. Этим врождённым навыком он владел безупречно. Он был подлецом.

Сяо Чие сжал его запястья, прижав к изголовью. Вдыхая его аромат в темноте, он прошептал:

— Ты спишь на моей постели. Отлично знаешь, о чём я думаю каждую ночь. Ты говорил, что я потрясающий? Шэнь Ланьчжоу, потрясающий именно ты.

— Ах… И что же теперь делать? — Голос Шэнь Цзэчуаня всё ещё звучал хрипло. Он говорил беспечно: — Я ведь ничего не сделал.

— Я хочу сделать, — Сяо Чие склонился ниже, впиваясь в него взглядом. — Я Хочу тебя*.

— Выбери другой способ меня убить. — Шэнь Цзэчуань позволил ему сомкнуть свои запястья. — Умереть в постели — слишком позорно.

— Я передумал, — Сяо Чие свободной рукой отодвинул влажные волосы Шэнь Цзэчуаня, разглядывая его, словно только что приобретённую драгоценность. — Я не хочу, чтобы ты умирал.

— Советую тебе всё же не кусать меня за шею, — сказал Шэнь Цзэчуань.

— Ланьчжоу, — вздохнул Сяо Чие, словно с досадой, и шутливо произнёс: — А если я не укушу… ты меня пощадишь?

Шэнь Цзэчуань смотрел на него.

— Тебе так нравится дразнить меня? — спросил Сяо Чие.

— Ага, — Шэнь Цзэчуань почувствовал, как тот приближается. — Приятно видеть жалкий вид растерянного волчонка.

— Тогда можем получить ещё больше удовольствия. — продолжил Сяо Чие. — Вдовствующая императрица выжидает, не предпринимая шагов. Что она тебе пообещала? Выброси. Я дам тебе гораздо, гораздо больше.

— Угу… — рассмеялся Шэнь Цзэчуань. — Полагаю, свобода не входит в список того, что ты собираешься мне дать. Сяо Эр, как же ты не понимаешь — всё, чего ты хочешь, написано у тебя в глазах. Ты же прямо сейчас хочешь запереть меня, не так ли?

— Хочу сделать золотую цепь, — сказал Сяо Чие. — Слишком жаль, если эту шею ничто не украсит.

— Собачьи цепи изначально созданы для волков. — Шэнь Цзэчуань был так близко, что слышал дыхание Сяо Чие. — Я тоже хочу надеть золотую цепь на твою шею и буду дергать за нее всякий раз, как ты скажешь слово.

— Да брось, — Сяо Чие приподнял бровь. — С твоим жалованьем не хватит, даже если вывернешь карманы.

Кончики их носов почти соприкоснулись. Костяное кольцо Сяо Чие впилось в запястье Шэнь Цзэчуаня, уже покрасневшее от хватки.

Сяо Чие произнес:

— Раз уж так...

Шэнь Цзэчуань приподнялся и прижался губами к его губам. Ледяная насмешка последовала за этим прикосновением мягких губ.

— Ты хочешь сойти с ума? — Безумие мелькнуло в глазах Шэнь Цзэчуаня, когда он прошептал: — Посмеешь? Попробуй разорвать меня, Сяо Эр. Мне всё равно.

Туго натянутая струна предела Сяо Чие лопнула с дребезжанием, и бушующие волны эмоций хлынули с рёвом. Среди насмешек и подстрекательств он безжалостно прижал Шэнь Цзэчуаня и ответил на поцелуй, будто кусая его.

Похоть сплеталась с жаждой убийства. Ненависть спуталась с жалостью. Кто из них был более отвратителен и жалок?

Языки переплелись во влажном поцелуе, где Сяо Чие целовал Шэнь Цзэчуаня, а Шэнь Цзэчуань отдавался в ответ изо всех сил. Влажный, чувственный звук между их губами разжёг желание, готовое испепелить обоих.

Сяо Чие внезапно отпустил запястье Шэнь Цзэчуаня и обхватил его за спину, стремясь к тесному контакту, коже к коже.

Это была взаимная ненависть.

Загрязняя друг друга собственной скверной, они позволили ненависти стать неразрывной связью. Слишком мучительно — жить вот так, выть от одиночества по ночам. Так почему бы не сойтись и не разорвать друг друга до крови? Пусть эта животная близость станет опорой для утешения.

Эта жизнь и так уже достаточно прогнила.

П.п.: Иллюстрации к этой и следующей главе можно посмотреть с переводом тут

Так же в телеграм канале есть видео к этим главам.

✧ Следующая глава✧
----------------------
✧ Предыдущая глава✧

Оглавление