Новелла Поднося вино. Глава 60. Оковы
ТГК переводчика --> BL Place
Отдельная благодарность редакторам MaryChepkasova, Mlndyingsun, PoRampo
❤️❤️❤️
— С приближением ранней весны возникло множество хлопотных дел. Сегодня нам еще предстоит обсудить план. Если ты сейчас уйдешь, вновь встретиться будет нелегко, — сказал Сяо Чие. — Поэтому отдохни здесь сегодня ночью.
— Без всяких глупостей, — рассмеялся Шэнь Цзэчуань.
То, как он произнес эти слова, было мелодичным, с оттенком чувственного намека, задержавшимся на кончике языка. Его глаза явно будоражили волны вожделения; даже пальцы, которые он высвободил из захвата, отбрасывая слова, перебирали струны желания, пробуждая его.
Сяо Чие пристально смотрел на Шэнь Цзэчуаня и размышлял про себя.
Вот он настоящий негодяй. Он то и дело подталкивал к границам своего убывающего терпения и попирал его выдержку хитростью и наивностью, будто бы склонялся к самому уху и шептал: «пойдем, позабавься со мной». Лисий хвост этого грешника щекотал его ноги, а взгляд был полон дразнящего вызова.
— Серьёзные дела, — Сяо Чие закрыл окна. — Должны обсуждаться серьёзно.
— Завтра утром подготовь доклад о городских канавах, и я представлю его Его Величеству. — Сяо Чие лежал в плетёном кресле и поднял халат, соскользнувший на пол. Он один за другим выкладывал предметы из рукавного кармана на полку шкафа.
— Нельзя. — Шэнь Цзэчуань погрузился в воду ванны и после раздумий произнёс: — Ты — Наместник Императорской Стражи. Ты не ведаешь делами общественных работ, ни жалобами простолюдинов. Это тебя не касается. Внезапная подача доклада непременно вызовет подозрения.
— Тогда подай ты. Ты там живёшь, так что упомянуть об этом для тебя не странно. Я сделаю пометку о сопровождении как надзирающий чиновник. — Сяо Чие выудил веер из слоновой кости. Он спросил: — Зачем ты носишь веер из слоновой кости?
Учёные мужи, хранившие в рукавах предметы изящества и стремившиеся выглядеть утончёнными, считали слоновую кость и эбеновое дерево невыносимо вульгарными. Потому отпрыски знатных кланов никогда не носили сандаловых или костяных вееров, будь они хоть трижды начитанными. Большинство использовали бамбуковые веера с каллиграфией знаменитых мастеров.
— Забавы ради. Такой неотёсанный предмет мне подходит больше всего.
Он провёл пять лет в храме Чжао Цзуй и не мог состязаться в учёности с отпрысками знати. Ему надлежало быть неотёсанным простолюдином, напыщенно изображающим утончённость. Только так было правильно, только так было уместно. Потому кроме веера из слоновой кости, что всегда был при нём, он подобрал к поясу нефритовую подвеску самого дорогого вида.
Перебрав содержимое рукавного кармана Шэнь Цзэчуаня, Сяо Чие понял, что они — полные противоположности.
Снаружи пристрастия и антипатии Сяо Чие казались чёткими. Но если копнуть глубже, оказывалось, что границы эти размыты. Большинство занятий, которыми он, казалось, увлекался, забывались, едва он закрывал глаза; ничто не трогало его по-настоящему. Зато то, что походило на тёмные делишки ради пропитания, было плодом его собственного пота и крови. У него не было любимого блюда, не было любимого вина. Всё, что можно было сказать: «Второй Молодой Господин любит выпить». Но что именно любил пить Второй Молодой Господин? Никто толком не знал.
Шэнь Цзэчуань же выглядел так, будто не имел предпочтений и ко всему относился снисходительно. Но стоило лишь чуть его прощупать, и его вкусы проступали ясно. Он не любил крепкий горький чай; один глоток — и больше никогда не притронется. Обожал рыбу. Лишь бы место было подходящее и никто не видел — и он разделывал её чисто и аккуратно, словно кот.
Словно он отыскал уязвимые места Шэнь Цзэчуаня.
Талию Шэнь Цзэчуаня. Спину Шэнь Цзэчуаня. Лопатки Шэнь Цзэчуаня. Он узнавал их все, даже с закрытыми глазами.
П.п.: 假老虎 Буквально поддельный тигр; человек, притворяющийся более устрашающим и сильным, чем он есть на самом деле.
Сяо Чие сжимал халат в руках и задумчиво опустил глаза.
Он мог устрашить человека внезапным взглядом. Но после нескольких объятий Сяо Чие научился чувствовать радость и гнев за всеми этими мягкими словами и лестью. Он был как луна, отражённая сегодня в луже: казалось, одно лишь подстрекательство не вызовет больших волн. Но на самом деле он уже ставил тебе чёрную метку в своей книге — и при первом же удобном случае давал сдачи.
Шэнь Цзэчуань вышел, накинув халат на плечи. Его волосы всё ещё были влажными. Повернув голову, он увидел Сяо Чие, сидящего в кресле и вертящего тот самый веер из слоновой кости. Его собственная одежда была аккуратно развешана рядом.
— Мы не закончили обсуждение, — Сяо Чие встал. — Выпей имбирный отвар и садись поговорить.
Шэнь Цзэчуань протянул руку, чтобы приподнять занавес, но Сяо Чие опередил его и поднял его веером. Они оба вышли. Большинство светильников во внутренних покоях уже погасло, горела лишь одна стеклянная лампа.
Шэнь Цзэчуаню было немного жарко. Выпив чашу имбирного отвара, он почувствовал себя лучше. Хотя днём он был в порядке, сейчас у него кружилась и тяжелела голова.
— Си Хунсюаня перевели в Министерство доходов. Скоро аттестация назначений, и он теперь в Управлении оценок, — сказал Сяо Чие. — Это помешает обзорным проверкам чиновников во время инспекций. Это твоя для него идея?
Шэнь Цзэчуань покачал головой, его рот был полон имбирного отвара. Проглотив, он ответил:
— Должно быть, это идея Сюэ Сючжо.
— У меня есть люди и в Министерстве обрядов, и в Министерстве войны. Если их переведут из-за этой аттестации, — Сяо Чие посмотрел на него, — то наши потери будут куда больше выгод.
— Об этом не стоит слишком беспокоиться. Кроме родственной связи через брак между вице-министром Министерства обрядов Цзян Сюем и заместителем генерала Чжао Хуэем, остальные не слишком заметны. Не думаю, что Сюэ Сючжо сможет досконально тебя просчитать. Просто пусть все занимаются своими делами как обычно. К тому же, инспекции и проверки не будут проводиться одним лишь кланом. Старейшина Секретариата Хай тоже пришлёт своих людей. Си Хунсюань не посмеет действовать слишком нагло.
— Эта инспекция касается Чжунбо. Недавняя снежная буря принесла Чжунбо лишения; всего погибло около десяти человек одно за другим. Хай Лянъи в этом году должен прислать чиновника для исправления ситуации, — сказал Сяо Чие.
— Чжунбо... — Шэнь Цзэчуань, казалось, вспоминал. — Чжунбо... сейчас трудно управлять. Пошлют учёного мужа — нет гарантии, что он устоит против бандитов, да и командовать недавно присланными гарнизонными войсками не сможет. Для этого места нужен продуманный план; даже сам Старейшина Секретариата Хай будет над этим ломать голову.
— Сейчас в Цюйду нет подходящей кандидатуры. Всё решаемо, лишь бы назначенный не был из знатного клана. Цычжоу связано с Северо-восточным трактом снабжения; передать Цычжоу в их руки — значит накликать беду. Надо готовиться к чёрному дню… готовиться к чёрному дню. — Сяо Чие смягчил тон, глядя на усталое лицо Шэнь Цзэчуаня.
После повышения Шэнь Цзэчуань метался по делам на два фронта. По ночам он часто должен был бывать в Павильоне Оухуа и общаться с Си Хунсюанем, у которого на руках были юные девы и должность без реальных обязанностей. А раз он сочинял мелодии для Ли Цзяньхэна, то мог пропускать утренние дворцовые собрания и отдыхать вдоволь. Но Шэнь Цзэчуань обязан был ежедневно стоять в карауле перед императором с клинком. Он не спал ночью, а днём ещё разбирался с военными ремесленниками всех мастей. На дежурстве он был занят пуще прежнего, порой не успевая даже поесть.
Ему было недосуг заниматься даже своим домом на улице Дунлун, где царила темнота из-за нависающих соседских карнизов. Лишь вчера он осознал, что его двор уже затоплен. Постельное бельё в доме отсырело так, что оставаться там было невозможно. Цяо Тянья он мог отправить в храм Чжао Цзуй пожить с шифу и учителем. Но сам он не имел такой свободы.
Он выглядел ещё более исхудавшим, не говоря уж о том, чтобы поправиться после нового года.
Сяо Чие долго смотрел на него, потом протянул руку через столик и коснулся щеки Шэнь Цзэчуаня. Та щека была невероятно горячей — куда там «немного». Сыпь на шее ещё не была обработана мазью. Сяо Чие хотел было окликнуть его, но в то же время не хватало духу.
Но его прикосновение разбудило Шэнь Цзэчуаня. Тот собрался с силами и сказал:
— М-м, к чёрному дню готовиться надо. Наследный принц…
Не дав договорить, Сяо Чие уже наклонился к нему. Его руки были крепкими, и поднять Шэнь Цзэчуаня не составляло труда. Чаша на столе опрокинулась, и Сяо Чие отшвырнул её ногой, небрежно бросив:
— Сей же час Второй Молодой Господин препроводит тебя в опочивальню.
Шэнь Цзэчуань вытер пот со лба и безвольно повис у него на руках:
— Серьёзные дела на сегодня уже обсудили?
— Обсудили, — Сяо Чие придержал его за спину. — А теперь — пора отдавать долг.
Сказав это, он нагнулся, чтобы уложить Шэнь Цзэчуаня на постель.
Шэнь Цзэчуань прикрыл лицо от света рукой и пробормотал:
— При свете тебя лучше видно, — Сяо Чие в таком положении снимал с Шэнь Цзэчуаня одежду.
Грудь Шэнь Цзэчуаня обнажилась, и он вдруг почувствовал холодок на затылке. Он смотрел на Сяо Чие сквозь пальцы. Тот окунул пальцы в мазь и нанёс её на сыпь. Весь процесс был словно полировка нефрита: чем больше наносил, тем глаже становилось. Так гладко, что сердце Сяо Чие дрогнуло вопреки воле. Почтенным господином ему явно не быть.
— Потом придётся тебя связать, чтобы не ёрзал. Иначе мазь нанесём зря, — Сяо Чие закрыл баночку и, сидя на краю кровати, медленно вытирал пальцы платком. С усмешкой добавил: — Ты единственный, кого Второй Молодой Господин в своей жизни удостоил таким служением.
Шэнь Цзэчуань скользнул под одеяло и отвернулся, чтобы уснуть.
Сяо Чие посидел немного, затем встал, чтобы задуть последний светильник. Кровать прогнулась, когда он обнял Шэнь Цзэчуаня сзади за талию, притянул с края и заключил в объятия.
— Связал, — провозгласил Сяо Чие. — Вышвырну сию же секунду, если посмеешь лягнуть.
Шэнь Цзэчуань лежал с открытыми глазами, глядя на окно, сквозь которое лился тусклый лунный свет. Его ледяные пальцы коснулись сдерживающих запястий Сяо Чие.
— Такой твёрдый, — прошептал он.
— Мгм, — помолчав, Сяо Чие ответил: — Советую не опускаться ниже.
— Поясной жетон? — Сяо Чие слегка наклонил голову и прижался губами к его уху. Повторил шепотом: — Поясной жетон?
Его слова обожгли Шэнь Цзэчуаня.
— Уши кусаю — не выдерживаешь, пару вопросов задаю — дрожишь. И смеешь надо мной смеяться, будто я в постели неуклюж?
Шэнь Цзэчуань собрался с духом:
— Тогда давай попробуем поменяться местами.
Сяо Чие обхватил Шэнь Цзэчуаня за талию, перекатился на спину и усадил его себе на колени. Отпустив его руку, он рассмеялся:
— Раздевайся, ну, давай же, расстёгивай пояс. Покажи, на что способен.
Неясно, был ли Шэнь Цзэчуань слишком болен или просто в лихорадке, но его дыхание сбивалось, и он больше не казался таким собранным, как обычно. Он тихо проговорил:
Шэнь Цзэчуань не успел договорить, как Сяо Чие схватил его затылок и поцеловал с неистовой силой, направляя его руку вниз, к своему интимному месту. Шэнь Цзэчуань отпрянул. Сяо Чие наслаждался этим, подразнивая его, словно дожидаясь пока Шэнь Цзэчуань почувствует еще большее возмущение, начав сопротивляться с большей силой.
Сяо Чие внезапно перевернулся и снова прижал его к ложу под своим телом. Кровать жалобно скрипнула, постель прогнулась. Было так жарко, что ладони Шэнь Цзэчуаня вспотели.
Температура Сяо Чие была обжигающей. Они оба угодили в ловушку — сладкую истому, в которой пытались полностью раствориться, поддаваясь мимолётному порыву страсти. И всё же пространство для манёвра всё ещё оставалось, но он добровольно решил остаться. Они укрылись в этой запутанной шахматной игре, похожей на лабиринт, обретя лишь мимолётную передышку в иллюзии взаимной зависимости, рождённой в пучине страсти и близости.
Как только они погрузились в пучину наслаждения, чувство экстаза подгоняло их вперёд. Сладкие, опьяняющие шёпоты звучали в ушах. Хотя Шэнь Цзэчуань и ненавидел этот сковывающий жар, он одновременно и отталкивал Сяо Чие от себя, и притягивал его к себе.
Сяо Чие сорвал одежду и двинулся вверх вдоль спины Шэнь Цзэчуаня. Точно так, как он фантазировал, сидя в плетёном кресле, он не пропустил ни единого дюйма Шэнь Цзэчуаня. Он доминировал над этим человеком, в попытке овладеть им, оставить на нем свой собственный запах и подчинить его.
Шэнь Цзэчуань обвил руками шею Сяо Чие и укусил его. Они прикоснулись кончиками носов, вновь создав необычайную близость в этот миг безумия и распутства.
Задыхаясь от поцелуев, Сяо Чие сказал:
Те стремительные укусы, что падали как яростная буря, постепенно сменились нежными поцелуями, а мягкость губ и языков растворила всю оставшуюся защиту. Именно под эти прерывистые шёпоты безумец уснул.
Сяо Чие провёл большим пальцем по щеке Шэнь Цзэчуаня и слегка приподнялся. Шэнь Цзэчуань всё ещё сжимал в пальцах прядь волос Сяо Чие, крепко заснув. Сяо Чие склонил голову и пристально разглядывал его. В тот миг множество мыслей пронеслось у него в голове.
Для этого момента Сяо Чие пригласил Цзо Цяньцю в Цюйду. Лишь для того, чтобы спросить у шифу один вопрос.
Но в конце концов он не задал свой вопрос.
Потому что уже знал — это был вопрос, на который у Цзо Цяньцю не было ответа; ответить на него мог лишь сам Сяо Чие. Многие говорили, что он родился не в своё время, но он уже пришёл в этот мир. Обладать желанием не было его собственной виной.
Он казался полной противоположностью Шэнь Цзэчуаню, но в то же время — абсолютно схожим с ним. Единственный в этом мире, кто мог понять всю боль и страдания Сяо Чие без единого слова — был Шэнь Цзэчуань. И это было то, о чём они отчётливо знали с самого первого поцелуя.
Сяо Чие поцеловал Шэнь Цзэчуаня между бровей и на переносице.
Неважно, как называлось это чувство. Они взаимно заявляли права друг на друга, всё теснее сближаясь в борьбе. Бездонной была пропасть желания, а безмерной — пучина страданий. Тесное соприкосновение, от уха до уха, висок к виску*, было способом сточить свою агонию. Но этот способ становился слишком губительным, будто сама близость могла взаимно облегчить их боль.
П.п.: 耳鬓厮磨 ( Ěrbìnsīmó) терзать друг друга от уха до уха; т.е. находится очень близко друг к другу, иметь очень близкие и интимные отношения.
После той волны ненасытного соития они молча начали сбрасывать оболочки, обнажая истинные сущности. Пропасть прошлого превратилась в лужу; казалось, достаточно было одного прыжка или протянутой руки, чтобы перешагнуть её и вновь слиться воедино.
Сяо Чие снова поцеловал Шэнь Цзэчуаня, а тот, во сне, крепче сжал в руке его маленькие косички.
Рябь пробежала по белому месяцу в луже под дуновением прохладного ветра, пока Разбиватель Сердец и Влюблённый Парень проспали всю ночь, укрывшись покрывалом лунного света.
Слова автора:
Надеюсь, что при разнице во мнениях все не станут нападать друг на друга и не будут приплетать другие произведения. Кроме этого — в комментариях делайте что хотите. Хочу выразить искреннюю благодарность тем, кто приходил и уходил, а также тем, кто меня хвалил или ругал. Даже если вознесёте меня до небес — я не возомню себя богом. С моими-то скромными способностями я и до среднего уровня не дотягиваю. Равно как и не стану считать себя куском дерьма, если кто-то назовёт меня отвратительной. На большее я не способна.
Самое ценное — то, что мне нравится писать. Если вам при чтении случайно тоже было хорошо — вот это счастливое совпадение! Мы подходим друг другу, так что давайте веселиться вместе. Если же при чтении вам случайно было плохо — ничего страшного: просто не будем играть вместе. Минусуйте, топчите, обзывайте козлом — я не против. Просто помашем ручкой на прощание, пошлём воздушный поцелуй и будем считать это сувениром нашего знакомства. Договорились? Желаю вам и себе счастья. Жить надо в кайф — это и есть правильный путь.
Вам не нравится, если я воспринимаю всё близко к сердцу, и не нравится, если не воспринимаю. Какой смысл взаимно мучать друг друга, выматываясь до нервного истощения из-за любви-ненависти? Из-за этой чуни-литературы* все уже похудели от стресса. Оглядываясь назад, будете кусать локти.
П.п.: Термин chuunibyou (яп. 中二病, букв. "болезнь восьмиклассника") — японский культурный мем, обозначающий поведение подростков, склонных к излишней драматизации, фантазиям о тайных силах, магии, особом предназначении и т. п. В данном контексте выражение "chuunibyou piece of literature" иронически описывает саму книгу (или текст), как чересчур эмоциональное, пафосное, "подростковое" произведение, написанное с большим количеством личных чувств, высказываний и, возможно, театральных перегибов. Автор осознаёт этот стиль и намеренно дистанцируется от критики, называя его "чууни-литературой" — то есть текстом, напоминающим исповедь романтизированного подростка.
✧ Следующая глава✧
---------------------
✧ Предыдущая глава✧
Оглавление
Вы можете помочь нам в покупке глав или же просто отблагодарить переводчиков тут, либо через телеграм ⟹ тык