Новелла Поднося вино. Глава 66. Дождь прекратился

Въезд и выезд из императорского дворца были строжайше запрещены, поэтому Вдовствующая императрица распорядилась, чтобы Хай Лянъи и другие влиятельные чиновники отдыхали в здании совета Великого секретариата. Все внутри и вне дворца пребывали в состоянии тревоги.
Ежедневная уборка покоев Ли Цзяньхэна проводилась с особой осторожностью: прислуживающие евнухи и дворцовые служанки были лично назначены Вдовствующей императрицей. Каждый раз при входе и выходе им приходилось мыться и переодеваться. Им даже не разрешалось без разрешения выходить во время перерывов. Му Жу дежурила у постели Ли Цзяньхэна, ни разу не положившись на слуг. Она лично пробовала отвар на вкус и сама кормила им Ли Цзяньхэна. Даже когда она ела или спала, она не покидала покоев Ли Цзяньхэна.

Ли Цзяньхэн находился то в сознании, то без, в связи с чем Императорская медицинская академия тоже была на иголках. Даже когда они выписывали и готовили лекарства, они были осторожны. Все уже ходили по краю, готовые в любой момент расстаться с жизнью. Повсюду витала атмосфера ужаса и мрака. Каждый из них выглядел совершенно изможденным и убитым горем, словно осиротевшим.

Сотрудники Императорской медицинской академии за пределами дворца занимались всеми приготовлениями лекарственных ингредиентов в Цюйду. Помимо уже зараженных, все пострадавшие от бедствия, вывезенные из низинной зоны, тоже должны были принимать лекарство. Министерство доходов и Императорская стража помогали с распределением помощи. Они установили палатку с похлебкой и лекарством за пределами храма Чжао Цзуй, где ежедневно по расписанию раздавали лечебный отвар и рисовую кашу.

Хань Чэн уже вывел свои войска с улицы Дунлун в ту ночь, когда Си Хунсюань заболел. Под предлогом патрулирования городских ворот отряды Восьми великих городов полностью переложили дело по очистке общественных канав на Императорскую армию. Но половина солдат Императорской армии находилась в состоянии готовности на горе Фэн в ожидании приказа и теперь не могла попасть внутрь вовсе. У Сяо Чие не было так много элитных солдат. К счастью, оставались еще люди из Министерства работ, которых еще не отозвали. Вместе с несколькими десятками Императорских стражников все объединили усилия и, рискуя собой под дождем, пробивали четыре главные улицы.

К четвертому дню все были измотаны и обессилены. Чэнь Ян, Гэ Цинцин, Цяо Тянья и Гу Цзинь собрались вместе по возвращении и, прислонившись к стене, вздремнули. Дин Тао и Сяоу были молоды. Различные братья заботились о них и по очереди вытягивали ноги, чтобы те могли использовать их в качестве подушек, когда спали. Дин Тао не мог слизать* чернила с кисти, так что записи в его блокнотике прекратились. Прошло всего несколько дней, и каждый из них приобрел вид растрепанного и неопрятного нищего.

Сяо Чие мало спал в эти дни. Ему приходилось вести людей на расчистку канав еще до рассвета, и в течение дня не было времени на отдых. Ночью, когда он возвращался в храм Чжао Цзуй, ему все еще нужно было присматривать за Шэнь Цзэчуанем.

Шэнь Цзэчуань еще мог оставаться в сознании и сохранять ясность ума несколько дней назад, но позже его лихорадка не спадала, и у него началась сильная рвота. Но так как в желудке не было еды, он мог извергать только желчь. Когда ему давали лекарство, он всё вырывал посреди ночи. Поэтому, когда Сяо Чие возвращался, он обнимал Шэнь Цзэчуаня. Он прислонялся спиной к стене и давал Шэнь Цзэчюаню прижаться лицом к своей груди или плечу. А всякий раз, когда Шэнь Цзэчуаню становилось дурно, нежно массировал ему спину.

Глубокой ночью, когда все стихло, храм Чжао Цзуй был безлюден, словно заброшенный остров за пределами мирской суеты. Дождь прекратился, и даже птиц не было слышно, а густая, чернильная тьма окутала все вокруг.

Дыхание Шэнь Цзэчуаня было тяжелым. Он внезапно начал кашлять, его грудь судорожно вздымалась. Сяо Чие вздрогнул, пробудившись от чуткого сна. Он поглаживая спину Шэнь Цзэчуаня бережно покачивал его на коленях

— Ланьчжоу, — ласково позвал Сяо Чие. — Где же Ланьчжоу?
Шэнь Цзэчуань выглядел болезненно бледным. Тошнотворное ощущение рвоты застряло у него в горле. Он полуоткрыл глаза и хрипло ответил:

— Здесь…

— Встряхнись хорошенько, и хворь как рукой снимет, — сказал Сяо Чие. — Когда поправишься, этот Второй молодой господин прокатит тебя верхом.

Шэнь Цзэчуань положил голову на плечо Сяо Чие и хрипло пробормотал в знак согласия: «Мгм».

—На самом деле, это поза для укачивания ребенка, — Сяо Чие успокаивающе провел ладонью по спине Шэнь Цзэчуаня и в этой близости прошептал: — Когда у меня в детстве была сыпь, мама держала меня так же. А как ты меня теперь назовешь, раз я тебя так держу?

Шэнь Цзэчуань прижался щекой к Сяо Чие, уткнувшись лицом в плечо. Спустя долгое время он глухо проговорил:

— Назову своим отцом.

Грудь Сяо Чие задрожала от смешка, и он сказал приглушенным голосом:

— Ты тронут?

Шэнь Цзэчуань кашлянул и не ответил.

Сяо Чие сказал:

— Раньше, когда я объезжал коней, я с ними и ел, и спал. Пока Лан Тао Сюэ Цзинь был ещё жеребёнком, мы как-то застряли под ливнем. Тогда мы тоже прижимались друг к другу вот так, чтобы согреться. Наверное, он уже забыл об этом.

Шэнь Цзэчуань слушал в полудреме.

Сяо Чие сказал:

— А ты не забывай. Если тронут — запомни это и отплатишь мне потом.

Шэнь Цзэчуань хотел что-то сказать. Он открыл рот, но не издал ни звука. Сяо Чие протянул палец, чтобы отодвинуть влажные волосы Шэнь Цзэчуаня, и опустил взгляд на его бледный профиль.

— Ох, Ланьчжоу, — тихо пробормотал Сяо Чие.

И под этот шепот Шэнь Цзэчуань уснул. Он лежал на грани некой агонии и блаженства, погруженный в мучения. И из горькой глубины своих страданий он ощутил сладость.

Сяо Чие был подобен палящему солнцу. Он был и как ветер со степи. Он выделялся из толпы. Для Шэнь Цзэчуаня спрятать тот платок в тот сумрачный, сырой день под дождем и снегом было все равно что утаить одержимый, страстный сон. В этом сне был необузданный галоп коней по степям на тысячу ли, был полет распахнутых крыльев сквозь чистое небо на десять тысяч ли. Все это в итоге превратилось в неописуемый проблеск — такой, что и словами не передашь как следует.
Сяо Чие и был тем самым искушением. Каждое его «ох, Ланьчжоу» было проникнуто глубоким чувством. Его легкомысленный цинизм и непоколебимая стойкость противоречиво сплетались воедино. Он был ветрен, шепча Шэнь Цзэчюаню, но и несравненно надежен, раскрывая ему свои объятия.

Шэнь Цзэчуань был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Те глубокие и легкомысленные поцелуи обманом заставили его утратить бдительность, пока он не стал негодяем, вступившим в близость с Сяо Чие, пока он не докатился до того, что в своей немощи стал полагаться на Сяо Чие.

Позже рвота у Шэнь Цзэчуаня немного стихла. Сяо Чие поил его лекарственным отваром по чуть-чуть. Каждый раз, когда Шэнь Цзэчуань показывал признаки того, что не проснется от глубокого сна, Сяо Чие произносил фразу «где же Ланьчжоу?», которая, казалось, обладала необъяснимой силой возвращать Шэнь Цзэчуаня снова и снова.

Первоначально Сяо Чие всё ещё обнимал Шэнь Цзэчуаня, пока дремал. Но в последующие дни несколько человек умерли один за другим, и он больше не решался спать по ночам, прислушиваясь к прерывистому дыханию Шэнь Цзэчуаня всякий раз, когда требовалось.

На девятый день под навесом для укрытия от дождя скончались еще двое. Нельзя было просто оставлять тела лежать, но и хоронить их тоже, поэтому Сяо Чие поручил Гэ Цинцину заняться их погребением.

В то время как Гэ Цинцин вёл людей разбираться с трупами и выносить их, Цяо Тянья приседал у печи, раздувая огонь. Присматривая за лекарством, он обдумывал некоторые дела.

— Наместник ждет, чтобы покормить больного отваром, — подошел Сяоу и спросил. — Оно готово?

— Общественные канавы уже прорыты, так что сегодня можно не спешить. Скажи Наместнику подождать. — Цяо Тянья подбросил два полена и сдвинул в сторону платок, прикрывавший его нос и рот. — Присматривай за Наместником. Он каждый день с моим Господином. Если заразится, у нас для него лишнего лекарства не найдется.

— При правлении Юнъи в перевале Луося была эпидемия. Тогда Его Превосходительство лично руководил ликвидацией, и не заразился, — присел на корточки подождать Сяоу. — Я слышал от разных братьев из Либэя, что клан Сяо избраны небом. Такое телосложение простому человеку не дано.

— Таньтай Ху тоже крепкий и здоровый. Разве не свалился как подкошенный? — сказал Цяо Тянья. — Не помешает быть осторожным и уделять больше внимания. Ты сегодняшнее лекарство выпил?

— Да, выпил, — честно ответил Сяоу.

— Как сегодня Таньтай Ху? — Цяо Тянья пошевелил слегка затёкшими ногами.

— Со вчерашнего дня не рвало, — сказал Сяоу. — Чэнь-ге говорит, это потому что он крепкий, да и заражение вовремя обнаружили. Лекарства ему тоже достаточно дают. Плюс, императорский лекарь постоянно рядом, ухаживает. Будет в порядке!

— Расслабляться нельзя, пока не очнется, — у Цяо Тянья, казалось, постоянно что-то было на уме, он швырнул веер Сяоу. — Посиди за меня у огня. Мне нужно с ними обсудить серьёзное дело.

С этими словами он поднялся и направился к навесу.

Занавес навеса был частично приподнят, когда Цяо Тянья вошел внутрь. Там было сумрачно, но не сыро. Постельные принадлежности тоже были сухими. Посыльный из Императорской медицинской академии стирал и менял их ежедневно. Он увидел, что Сяо Чие разговаривает с Таньтай Ху, и немного подождал.

Сяо Чие повернул голову и спросил:

— В чем дело?

Цяо Тянья приподнял полу халата и присел на скамью сбоку.

Сяо Чие поглаживал костяное кольцо, спокойно и хладнокровно глядя на Цяо Тянья.

Цяо Тянья сказал:

— В Императорской медицинской академии и у Императорской стражи есть записи об этой болезни. Вы смотрели их?

Сяо Чие кивнул головой.

— Ты знаешь причину вспышки в городе Даньчэн? Сяо… Ваше превосходительство. — Цяо Тянья чуть не выпалил «Сяо Второй» и поспешно поправился. — Перед тем как Шифу заболел, он просматривал здесь архивы Императорской стражи и велел мне особо отметить кое-какие дела. Я все эти дни размышлял об этой болезни, но раз Шифу еще не очнулся, могу обсудить это только с вами.

— Что сказал Ланьчжоу?

— Он сказал, что с происхождением этой болезни что-то нечисто. — Цяо Тянья уперся локтями в колени и свистнул Дин Тао. — Перескажи Вашему превосходительству подробности эпидемии в Даньчэне. У тебя же память как на камне высечена, ты ведь помнишь?

Дин Тао подумал мгновение, затем сказал:

— Вспышка в городе Даньчэн случилась в год Юнъи. Было лето. Управление медицинских дел направило делегацию вместе с Императорской стражей проверить ситуацию и обнаружило, что с этой эпидемической болезнью что-то странное. После расследования выяснили, что позади очага вспышки был погребальный холм. Там было грязно и беспорядочно, никто за ним не ухаживал. Трупы, выброшенные туда до начала весны, пролежали сзади и протухли. Прямо перед ним даже закусочная работала. Погода стояла жаркая, мухи роями кружили повсюду. Первым заболел сам хозяин лавки. Сначала никто не обратил внимания; даже он сам подумал, что простудился. Схватил какое-то снадобье и продолжил торговать в лавке. Ох! Целая куча людей потом слегла, поев этих закусок. Вот тогда-то управление префектуры Даньчэн и заподозрило неладное.

— Погребальный холм? Туда сбрасывают всяких людей. Возможно, просто так вышло, что один из них был чем-то болен или его покусали дикие звери. По совпадению, труп уже разложился, став пиршеством для мух. Люди, естественно, могут заразиться, если подойдут слишком близко. — Императорский лекарь закрыл свой ящик со снадобьями и сказал: — Тогда всем пришлось несладко. Даньчэн был закрыт на полгода, и немало людей умерло. Нам повезло, что на сей раз обнаружили раньше, да и опыт теперь есть. Потому и смогли вовремя принять меры.

— Верно. Но откуда тогда вспышка взялась в Цюйду? — спросил Цяо Тянья. — Низменный участок улицы Дунлун действительно был затоплен сточными водами. Что кто-то заболел — вполне ожидаемо. Но на улице Дунлун не было убийств. Буду откровенен, Ваше превосходительство, не обессудьте, но подхватить венерическую болезнь на улице Дунлун — дело обычное. Почему же на сей раз все так странно, что мы получили вспышку именно даньчэнской эпидемии?

Императорский лекарь тактично нашел предлог выйти.

— Однозначного объяснения вспышке данчэнской эпидемии нет, — после паузы продолжил Чэнь Ян. — На сей раз случился обвал и сильный ливень, все оказались в воде, так что, возможно…

— Эпидемических болезней слишком много, — сказал Цяо Тянья. — Например, вспышка на перевале Луося тогда была чумой; так что в Хэчжоу никак не могла случиться вспышка той же чумы. Ситуации в разных землях различны, так что нельзя всё валить в кучу. Ваш слуга человек подозрительный, а честный человек не прибегает к намекам. Я думаю, эта болезнь началась не на улице Дунлун, а...

Цяо Тянья поднял большой палец и ткнул им в потолок.

Под навесом воцарилась тишина. Присутствующие заметно побледнели.

Цяо Тянья усмехнулся:

— Разве не совпадение? Небожитель навлек на себя беду, спустившись в мир смертных. Практически невозможно увернуться от ямы и упасть в колодец*. Эти дни дворец не подавал нам никаких весточек. Ваше превосходительство, общественная канава прочищена, уровень воды спал. Но почему мне кажется, что это дело только начинается?

— Все, живущие в Небесном дворце, — бессмертные, — медленно проговорил Сяо Чие. — Эти бессмертные ценят свою жизнь. Они не посмеют играть в такие игры. Возможность, о которой говоришь ты, — это то, на что решится лишь отчаявшийся человек, поставивший всё на кон.

— Не знаю, — покачал головой Цяо Тянья. — В Управлении церемоний теперь нет главного евнуха, который мог бы взять на себя ответственность и контролировать двадцать четыре ямэня. В хаосе многое остается без надзора. Если действительно найдется кто-то, кто пронесет кое-что внутрь, то он сможет провести это, просто ловко обманув. Наша Императорская армия и Императорская стража — все солдаты снаружи. Мы ничего не можем поделать с тем, что происходит внутри. Но я считаю, что в этом деле нам надо принять меры предосторожности и быть начеку.

Почему Ли Цзяньхэн покинул дворец? Неужели только ради развлечений? Совсем недавно он пережил покушение. Он не человек с железными нервами, как же он посмел тайком сбежать? Разве что кто-то его надоумил.

Си Хунсюань теперь советовался со всем с Шэнь Цзэчуанем. Попасть в беду на сей раз было чем-то, чего он сам никак не ожидал. И сейчас он все еще лежит на кровати, балансируя между жизнью и смертью. Так кто же тот, кто подговорил Ли Цзяньхэна и устроил обвал павильона Оухуа в самый подходящий момент?

Сяо Чие молча размышлял.

Интуиция подсказывала ему, что это не Вдовствующая императрица. Потому что Ли Цзяньхэн уже начал проявлять к ней сыновнюю почтительность. Для нее это как раз момент, когда она могла вернуть себе влияние. Она определенно не стала бы сейчас позволять Ли Цзяньхэну умереть.

Тогда кто же еще?
На сей раз цель заключалась не в том, чтобы напугать Ли Цзяньхэна, а в том, чтобы он действительно умер. Но кому бы это было выгодно?

Занавес снова приподняли. Евнух-врач высунул голову и радостно объявил:

— Ваше превосходительство, Его честь Судья пришел в себя!

Сяо Чие быстро вскочил на ноги, сделал несколько шагов из-под навеса и вошел в дом. Шэнь Цзэчуань, несколько дней пролежавший в забытьи, полуоткрыл глаза. Сяо Чие мягко присел у кровати и устремил на него взгляд.

Шэнь Цзэчуань поднял палец и слабо провел им по бровям и глазам Сяо Чие. Сяо Чие схватил его руку и прижал к своей щеке.

— Трогай, — Сяо Чие наклонился к нему ближе и хрипло рассмеялся. — Разрешаю тебе трогать.

✧ Следующая глава✧
---------------------
✧ Предыдущая глава✧

Оглавление