Новелла Поднося вино. Глава 83. Весенние пейзажи

Пасмурные тучи скрыли луну, породив мелькания призрачных видений. Скрип извлекаемых клинков был подобен звуку рвущегося на ветру шелка, чей разрыв предвещал гнетущее чувство опасности надвигающейся беды. В зале трижды щёлкнул бамбуковый веер. Шэнь Цзэчуань оставался спокойным и невозмутимым, держа кувшин, чтобы налить себе ещё чашу вина.

— Ты прав. — Шэнь Цзэчуань поднял винную чашу. — Сегодня ночью пора расплатиться.

Си Хунсюань опустил руки и с холодным безразличием наблюдал, как толпа хлынула к залу. Он сказал:

— Будучи таким умным, если бы ты покорно согласился с уготованным тебе, тебе не пришлось бы столько страдать.

— Стоит войти в Цюйду — и ты как птица в клетке павильона, не ведающая о бушующем вокруг пламени и грозящей опасности. Я говорю: тебя жаль. И в то же время — не жаль. В те дни ты боролся с волнами ради шанса выжить, и за это я пью за тебя. — Пока Шэнь Цзэчуань говорил, он медленно вылил вино на землю*. — Мы оба с тобой понимаем принцип: те, кто оказался в ловушке прежних невзгод, менее всего склонны к покорности — ведь послушные люди, в девяти случаях из десяти, не доживут до того дня, когда Небо откроет глаза и протянет им руку помощи.

— Я боролся с накатывающими волнами, и ты сейчас борешься с такими же. Жизни всех людей в этом мире ничего не стоят. Шэнь Цзэчуань, я тоже пью за тебя! Ты выжил, несмотря на все пытки и мучения тогда, но сегодня ночью ты потерпишь жалкое поражение, словно лодка, перевернувшаяся в сточной канаве, ха-ха! — Си Хунсюань презрительно рассмеялся, затем резко стал бесстрастным: — Между тобой и мной выжить должен лишь один.

— Ты совершил омовение и выпил вино. — Шэнь Цзэчуань мягко отшвырнул винную чашу и поднялся, обратившись лицом к дверям. Он поднял руку и сжал рукоять Ян Шань Сюэ, большим пальцем нажав на ту самую белую жемчужину, и тихо рассмеялся: — Неужели ты и вправду не намерен поведать мне о местонахождении Ци Хуэйляня перед тем, как отправиться в путь?

Пламя во дворе внезапно разгорелось с новой силой. Си Хунсюань обернулся посмотреть: усадьба уже была объята огнём. Он взревел:

— Не тратьте силы на схватку с ним! Тому, кто принесёт мне его голову, я заплачу сотней таэлей золота и серебра!

Двери и окна мгновенно разлетелись вдребезги, когда многочисленные тени набросились словно волки. Клинок Шэнь Цзэчуаня уже покинул ножны. Он сделал два шага вперёд, и кровь брызнула вслед за движением его лезвия. Длинный клинок Ян Шань Сюэ казался выкованным изо льда и отлитым из снега, его острие рассекало глотки людей. Он двигался так быстро, что на режущей кромке не оставалось ни пятнышка крови, даже когда капли дождём заляпали оконную бумагу.

Ян Шань Сюэ был таким же, как и клинок Ланли. Они томились в этой Цюйду, покрываясь пылью, смиряемые ножнами, становясь поясными украшениями утончённых юношей. Но дай им шанс покинуть ножны — и в холодном блеске стали можно было разглядеть кровожадную свирепость клинков и их владельцев.

Языки пламени яростно лизали постройки, и в мгновение ока половина резиденции Си погрузилась в море огня. Цяо Тянья взметнулся на крышу и поскакал по коньку, стремительными ударами ног сбрасывая приближавшихся убийц, прежде чем зацепиться вниз головой и перевернуться на крышу главного зала. Он встал на кровлю и высоко поднял позолоченную верительную бирку Шэнь Цзэчуаня.

— Императорская стража по высочайшему повелению расследует дело! Род Си собрал в столице под носом у Сына Неба более сотни бойцов из мира уся! Расследование выявило среди них разыскиваемых преступников и беглых преступников! Намерения Си Хунсюаня — не малые! За это он должен быть казнён! — Цяо Тянья провозгласил громким и ясным голосом. — Это дело касается инцидента, когда Сын Неба оказался в опасности! Все причастные будут взяты под стражу в императорскую тюрьму! Красная конница уже окружила резиденцию Си! Вам лучше сдаться без боя!

— Не слушайте его вздор! — завопил Си Хунсюань. — Я друг Сына Неба, прошедший с ним огонь и воду! Императорская стража замышляет убить верных сановников, чтобы скрыть свои преступления! Те, кто поможет мне сегодня, — все истинные герои! Завтра утром вы все последуете со мной ко дворцу и получите награды!

Горящая башня рухнула с оглушительным грохотом. Си Хунсюань не отступил ни на шаг, стоя в волнах жара, и пристально всматривался в фигуру в зале.

— Эта клика евнухов только что была искоренена. Его Величество выступает за свободу слова, а больше всего он ненавидит таких коварных чиновников, как Шэнь Цзэчуань, которые хотят, злоупотребив властью, обмануть народ и возвыситься над всеми! Господа, тот, кто убьет его, станет знаменитым героем, чьи заслуги будут вписаны в историю на века вперед!

Цяо Тянья тайком сплюнул. Этот толстяк Си был поистине выдающимся оратором. Если бы не удалось заткнуть ему рот, он бы и чёрное выдал за белое! Цяо Тянья тут же убрал жетон и спрыгнул вниз, где обнажил клинок и ринулся на врагов.

Блеск крови резко выделялся на фоне бушующего во дворе пламени. Впереди царил уже полный хаос, повсюду слышались крики и вопли, лавочники, бухгалтеры и слуги метались в беспорядке. Построение Красной Кавалерии* снаружи двигалось стремительно, уже перекрыв все ворота.

Из зала внезапно выделилась мощная фигура. Си Хунсюань наблюдал безучастно. Это тело откинулось назад, вытянувшись в струнку, и рухнуло на ступени, кровь с шеи хлестала непрерывным потоком. Шэнь Цзэчуань вложил клинок в ножны и, переступив через руку трупа, стал спускаться вниз, шаг за шагом.

Си Хунсюань вдруг разразился смехом. Он смеялся, пока всё его тело не затряслось. Он сказал:

— Я всё же не могу с тобой сравниться. Убив меня под этим предлогом, даже Его Величество не посмеет тебя упрекнуть или осудить.

Шэнь Цзэчуань склонил голову, окидывая взглядом бушующее пламя, и произнес:

— Ты не должен был умереть так рано.

Си Хунсюань поднял взгляд к небу и испустил долгий вздох. Он был необычайно спокоен; те веселые смешки и яростные проклятия остались в прошлом. Он сказал:

— Умру я рано или поздно, всё равно я был игрушкой в твоих руках. Чертовски обидно! Но проиграть тебе для меня не убыток. Шэнь Цзэчуань, я признаю поражение. И в то же время, я не могу смириться. Закалённая сталь*— ты думаешь, ты уже дошёл до этой стадии? Причина моей гибели сегодня ночью в том, что я недооценил противника. Однако в этом мире полно людей, для которых ты — как бельмо на глазу. Они все выстроились в очередь, ожидая тебя. Ты можешь убить одного, потом другого, но всех ты убить не сможешь. Как жалко…

Он молча смотрел на ночное небо.

— Мы с тобой не рождены для милостей. То, что другим доступно без усилий, нам с тобой приходится добывать ценою жизни. Предубеждение между детьми главных жён и наложниц глубоко укоренилось. Разве не абсурдно, что я, рождённый от главной жены, прожил жизнь хуже, чем сыновья наложниц из других кланов? Моя жизнь ничего не стоит, а твоя — и того меньше. Ты хочешь рваться вперед, бороться, захватывать. Но кто же в итоге преуспеет или потерпит крах в грядущие дни? — Си Хунсюань раскинул руки, словно вопрошая Небо. В то же время, казалось, он спрашивал и Шэнь Цзэчуаня: — Распрям не будет конца. Кто же в итоге потерпит крах или преуспеет в грядущие дни? Сможешь ли ты обеспечить свою победу, когда меня не станет? Ты убиваешь других, а другие убивают тебя. Ха-ха!

Звуки смеха Си Хунсюаня были дикими и необузданными. Он вдруг присел, вытащил клинок из лежащего на земле трупа и, пошатываясь, двинулся ближе к Шэнь Цзэчуаню.

— Я мужчина из клана Си. В этой жизни я трижды одержал верх над Си Гуанем; я ничуть не уступаю ему! Это мои родители были слепы! Я отдал любовь не тому человеку, растратил всю любовь и ненависть. Я… — Си Хунсюань взмахнул клинком, перерезая себе горло. Горячая кровь хлынула на одежду Шэнь Цзэчуаня. Клинок со звоном упал на землю, а Си Хунсюань, цепляясь за рукав Шэнь Цзэчуаня, сполз по клинку на колени, с трудом выговаривая последние слова с вымученной улыбкой: — …буду ждать… ждать тебя… на пути в мир мертвых…

Шэнь Цзэчуань наблюдал, как Си Хунсюань падает у его ног. Теплая кровь стекала по его пальцам. Он простоял очень долго в полном молчании на фоне ревущего пламени, затем поднял руку и стряхнул капли крови.

◈ ◈ ◈

Усадьба клана Си была сожжена дотла, и императорская стража доставила оставшихся в живых обитателей резиденции Си в императорскую тюрьму. Шэнь Цзэчуань приказал занести в мемориал все деяния Си Хунсюаня – в том числе вербовку наёмников и сопротивление аресту – и подал доклад лично Ли Цзяньхэну.

Ли Цзяньхэн был крайне потрясён, однако сбор наёмников в своем поместье Си Хунсюаню было нечем оправдать. Императорская стража тщательно проверила прошлое этих людей через Министерство юстиции. Дело было улажено безупречно, без малейших зацепок, так что даже императорские цензоры не смогли найти в нем изъяна.

Вэй Хуайгу оказался самым скользким и хитрым. Увидев это, он тут же намекнул своим ученикам сначала обвинить Си Хунсюаня как коварного злодея, отравившего разум Сына Неба и введшего его в заблуждение, а затем порицать Си Хунсюаня за то, что он подвёрг Его Величество опасности; обрушение павильона Оухуа на самом деле было полностью инсценировано им самим. Клан Вэй изо всех сил старался снять с себя вину. Таково было положение дел, когда чай остыл, а гости разошлись*.

Тем не менее, даже когда Гэ Цинцин с людьми обыскал все улицы и переулки Цюйду и проверил все въездные и выездные документы, им так и не удалось найти Ци Хуэйляня и Цзи Гана.

— Они определённо всё ещё в Цюйду, — Шэнь Цзэчуань закрыл рабочие документы на столе. — У него есть намерение использовать Учителя, чтобы шантажировать меня. Отправлять их из Цюйду – если бы он это сделал – только затруднило бы его контроль и манипуляции над ними.

— Учитель — ученый, но шифу — достойный противник, равных которому мало, — сказал Цяо Тянья. — Я уже несколько дней отправлял людей на тайные поиски. Поиски непременно что-нибудь дадут.

Шэнь Цзэчуань ничего не ответил.

Видя, что Шэнь Цзэчуань погружён в свои мысли, Цяо Тянья уже собирался откланяться, когда Шэнь Цзэчуань окликнул его:

— Раз уж других дел на вечер нет, я навещу резиденцию Цветущей сливы. Там многое нужно обсудить. Отправляйся первым и жди меня там. Спроси у Гу Цзиня, кто именно входит в ту партию людей, которых павильон Сянъюнь продал Сюэ Сючжо.

Цяо Тянья произнес:

—Слушаюсь! — и откланялся. Выйдя за дверь, он увидел нескольких человек, отдыхающих во дворе. Все они были старшими чинами императорской стражи четвёртого ранга и выше. Среди них были даже те, чьим предкам были пожалованы титулы и земли, и кто мог носить халаты с вышитыми питонами и клинки Сючунь. Гэ Цинцин увёл своих людей отдыхать на другую сторону. Хотя все были из императорской стражи, Цяо Тянья различал тонкое разделение их на группировки.

Шэнь Цзэчуань слишком стремительно поднялся по служебной лестнице за последние полгода, что неизбежно вызывало зависть у других. Более того, находясь в близком контакте с влиятельными лицами со всех сторон, он принял мантию Северного Судьи, что, по сути, утвердило его как главного в высшем эшелоне императорской стражи. Сеть связей между этими людьми была запутанной, как лабиринт; каждый, даже выбранный наугад, был привилегированного происхождения и титулован. Когда новое сменяет старое, принято меряться силами. Просто Шэнь Цзэчуань был слишком занят служебными делами, чтобы сблизиться с ними. Но как только напряжённый сезон весеннего сева пройдёт, всем неизбежно придётся сталкиваться друг с другом во время последующих заданий.

Сердце Цяо Тяньи слегка сжалось. Он опустил занавеску и ушёл раньше Шэнь Цзэчуаня.

Сяо Чие ещё не вернулся с военных учений у горы Фэн, и в усадьбе Цветущей сливы оставался только Гу Цзинь. Цяо Тянья выпил с ним полчашки вина и расспросил о деле павильона Сянъюнь.

— Всего шестнадцать человек схожего возраста. Все — юноши и девушки моложе двадцати, — Гу Цзинь и Цяо Тянья сидели на перилах у основания веранды. Погода сегодня была прекрасной, и взгляду открывались зелёные почки и ростки. Гу Цзинь сказал: — Что касается их конкретного происхождения, я уже велел Тао-цзы всё выписать и передать молодому господину. Ваш господин сможет увидеть это чуть позже. Однако расследовать это дело непросто. Эти люди — пёстрая компания, как спутанный пучок травы. Между ними нет никаких других сходств, кроме возраста.

— Разве это уже не объясняет проблему? — Цяо Тянья поднял ту маленькую фарфоровую чашечку, размером вдвое меньше обычной, и выпил вино до дна. Он поморщился, смакуя вкус. — Чем труднее расследовать эту партию людей, тем важнее они. Вино довольно хорошее, но зачем подавать его в такой чашке? Она и пальца не больше.

— Вино задерживает от работы. Если будешь пьян, когда господа вернутся, обязательно схлопочешь нагоняй. — Гу Цзинь в последние дни не смел пить так же вольготно, как обычно, после прошлого раза, когда Сяо Чие его отчитал. Он посидел лишь мгновение. Патрули в усадьбе Цветущей сливы были под его началом, поэтому он ушёл вскоре после этого, оставив Цяо Тянья развлекаться в одиночестве.

Цяо Тянья сидел один на веранде, пил вино и наслаждался весенним пейзажем. Вокруг никого не было, но он всё равно пребывал в хорошем расположении духа. Он вспомнил, что его цитра цисяньцинь всё ещё здесь, и подумал вынести её, чтобы сыграть. Он встал, обошёл с подносом в руках, прошёл мимо ветвей, похожих на зелёную дымку, как вдруг услышал звуки цитры. Цяо Тянья пошёл на звук. Он не бросился вперед, а раздвинул зелёную завесу из листвы и украдкой взглянул уголком глаза.

Длинная галерея была обращена к солнечному свету, и под ней сидел ярко освещённый мужчина, скрестив ноги. Густые чёрные волосы этого мужчины были убраны потёртой деревянной шпилькой. На нём не было головного убора, а поверх небесно-голубого халата с широкими рукавами висела сумочка чжаовэнь*.

Цяо Тянья не мог разглядеть его лицо ясно; он видел лишь, как тот лениво перебирал струны. Он играл мелодию, потом останавливался. Рядом с ним лежали ноты. Он размышлял над ними, когда вдруг серо-белый котенок запрыгнул к нему на спину, обвился вокруг шеи и начал лапкой ловить пряди его волос, чтобы поиграть.

Мужчина снял кота и убрал его в рукав, его мысли всё ещё были заняты цитрой. Цяо Тянья узнал цитру как свою собственную. Он медленно шагнул вперёд и, по мере смещения угла обзора, постепенно разглядел лицо этого человека.

Весенние ивовые пушинки четвёртого лунного месяца кружились в воздухе, а нежные зелёные почки сушились под ослепительным солнцем. Этот мужчина был светлокож. В отличие от ледяной белизны Шэнь Цзэчуаня, казавшейся пропитанной инеем, этот человек был больше похож на гладкий белый нефрит, выставленный под весеннее солнце. У него не было режущей остроты Шэнь Цзэчуаня, ни его захватывающей дух притягательности. Но он был особенный — неземной и незабываемый.

Цяо Тянья в прошлом был молодым господином из чиновничьей семьи. В этот момент он вспомнил стихи, которые когда-то читала его старшая невестка:

Гора камней — как нефрит;
Лес сосен — как яшма.
Красота его — несравненна, единственна;
Неповторимый, божественный мужчина.

Они даже не разговаривали друг с другом, а Цяо Тянья уже понял, кто перед ним.

— Вот уж действительно безмятежное настроение, — сказал Цяо Тянья, взобравшись на перила и поставив поднос на землю. — Нет нужды дальше разглядывать эту мелодию — если хочешь выучить её, я тебя научу.

Мужчина поднял на него глаза. Он рассмеялся и сказал:

— Подумал о вине — и вино пришло. Пожелал мелодию — и мелодия явилась. Браток, ты и вправду моя счастливая звезда.

— Весенние виды в этой резиденции превосходны. Жаль, никто не ценит. Судьбе было угодно, чтобы я встретил тебя, наслаждаясь весенними пейзажами. И всё той же судьбой мне довелось услышать эту мелодию. Близких по духу слушателей в этом мире найти нелегко. Я не силён ни в чём, кроме как в игре на цитре. Если упустишь возможность, что есть я, то другого учителя, годного тебя научить, не сыскать. — Цяо Тянья налил себе вина стоя. Выпив чашку, он кивнул подбородком в сторону мужчины. — Так что, будешь учиться или нет?

— Служить учителю — всё равно что служить отцу*, — мужчина отложил цитру в сторону и поводил нефритовой подвеской, дразня кота. Он говорил спокойно и неторопливо: — Я могу признать тебя учителем, но чтобы быть чьим-то учителем, нужно сначала убедить этого человека.

Цяо Тянья потер слегка щетинистый подбородок и сказал:

— Я, Цяо Тянья, никогда не вру. Признавай меня, если веришь. Нет — как знаешь.

Мужчина разжал пальцы, державшие нефритовую подвеску, и снова посмотрел на Цяо Тянья. Через мгновение он улыбнулся и сказал:

— Я верю тебе.

◈ ◈ ◈

К тому времени, как Сяо Чие вернулся в резиденцию Цветущей сливы, уже стемнело. Лишь слезая с коня, Чэнь Ян вспомнил и сказал, ведя лошадь:

— Господин, несколько дней назад говорили, что молодой господин Яо вернулся. Хоть он и избегал пиров, он нанесёт нам визит вежливости.

— Его нелегко выследить. Кто знает, когда его посетит интерес нанести визит? — Сяо Чие снял пропыленную и пропитанную потом верхнюю одежду и широким шагом вошел в ворота. — Если придёт, скажи кухне приготовить для него лёгкие блюда. Он пробыл с Старейшиной Секретариата Хай Лянъи достаточно долго, чтобы привыкнуть, и почти не ест мяса.

Гу Цзинь вышел им навстречу и последовал за Сяо Чие внутрь. Сяо Чие погладил Мэна, сидевшего у него на плече, и сказал:

— Принеси белого мяса и свежей воды. Он сегодня тоже устал. А мой человек* здесь?

Гу Цзинь кивнул:

— Прибыл чуть меньше часа назад. Сейчас занимается служебными делами в кабинете.

Сяо Чие спросил:

— Он поел?

Гу Цзинь ответил:

— Нет. Его Превосходительство специально велел кухне подождать с ужином, пока молодой господин не вернётся, чтобы поесть вместе.

Сяо Чие взглянул на него, вращая кольцо на большом пальце. Гу Цзинь понял намёк и отвёл взгляд, не смея больше смотреть на Сяо Чие. Но настроение Сяо Чие и вправду улучшилось. Прежде чем войти в комнату, он снял клинок Ланли и бросил его Гу Цзиню.

— Протри ножны, — Сяо Чие приподнял полы одежды, чтобы понюхать запах на себе. — Занеси чуть позже. Что касается заточки лезвия, это всё же должен делать я сам. Пусть кто-нибудь проследит за подачей блюд. Сегодня вечером будет много дел, но воду нужно нагреть как следует. Где Цяо Тянья? Пусть отнесет халат своего господина в прачечную и окурит его благовониями перед утренним дворцовым собранием. Пока всё. Можешь идти.

Гу Цзинь подтвердил приказ и удалился, а Сяо Чие распахнул дверь.
Шэнь Цзэчуань уже довольно долго слушал изнутри. Он обмакнул кисть в тушь, не поднимая головы, и лишь произнес:

— Право слово, какой добродетельный. Второй молодой господин и впрямь человек по моему вкусу.

✧ Следующая глава✧
---------------------
✧ Предыдущая глава✧

Оглавление