Новелла Поднося вино. Глава 97. Боль

Дождь, ливший несколько дней подряд, прекратился, оставив общественные дороги совершенно размытыми.

Цюйду погрузился в траур. После внезапной смерти юного императора Тяньчэна слухи о том, что Хоу Динду Сяо Чие сговорился с заместителем командующего императорской стражей и Северным судьёй Шэнь Цзэчуанем, чтобы убить императора с намерением поднять мятеж, распространились, как лесной пожар, передаваясь шёпотом за закрытыми дверями в Цюйду.
Поскольку у императора Тяньчэна не было наследника, министры подали меморандум с просьбой к вдовствующей императрице взять на себя управление государством вместо императора. Вдовствующая императрица неоднократно отказывалась под предлогом, что гарем не должен вмешиваться в государственные дела. Лишь после того, как командующий императорской стражей Хань Чэн трижды склонился в почтительном поклоне с увещеванием, вдовствующая императрица согласилась вступить в должность.

Восемь великих учебных дивизий снова взяли на себя патрулирование и оборону Цюйду, и в эти дни улицы круглосуточно кишели патрульными отрядами. Простолюдины не смели выходить из дома, а все винные лавки и бордели держали свои двери закрытыми. Казалось, что шумная жизнь Цюйду осталась в прошлом. Даже цвет киноварных стен и глазурованной черепицы в Цюйду казался вымытым моросящим дождем.

Хай Лянъи несколько раз падал в обморок, рыдая перед гробом. Теперь он лежал на кровати, не в силах выпить ни капли лекарства. Его волосы, казалось, поседели за одну ночь, а те живые глаза, что когда-то сверкали проницательностью, стали тусклыми и мрачными. Они выглядели особенно мутными и затуманенными после всех пролитых слёз.

— Учитель, — Кун Цю сидел внизу, склонив голову, и сказал: — Вы должны принять лекарство. Теперь, когда мир охвачен смутой, все ждут, что вы снова возьмете руль и направите государство к стабильности… Вы обязаны беречь свое здоровье!

Следы слёз в уголках глаз Хай Лянъи не были до конца стёрты. Его взгляд блуждал, и лишь спустя долгое время он произнёс:

— Взять руль и направить государство к стабильности? Божань, я уже ничего не могу сделать, чтобы спасти положение.

Бамбуковый желоб во дворе тихо постукивал о камень в ручье, обнажая трещины. Дождь падал беззвучно. Но не было никакой возможности скрыть эти шрамы. Хай Лянъи был слишком стар. Его жизненная энергия была истощена взлётами и падениями чиновничьей карьеры, и теперь были признаки, что он может так и не оправиться от своей болезни.

Печаль охватила Кун Цю. Он сидел на месте, закрыв лицо руками и плача.

— Как… как всё дошло до этого?!

— Хань Чэн — лицемер, чьи слова сладки, как мёд, но в сердце таится злоба гадюки. Он мелочен и ограничен. Теперь, когда он обрёл власть, весь двор гражданских и военных чиновников будет настороже. Он вынудил уйти Сяо Чие, и теперь Либэй остался без сдерживающего фактора. Отныне… — Хай Лянъи внезапно начал кашлять. Он приподнялся и вырвал кровью. На мгновение он не смог сдержать эмоций и хрипло зарыдал, держась за край кровати: — Отныне наша территория будет разорвана на части, и вновь наступят смутные времена. Столетняя империя клана Ли падёт здесь! Я согрешил. Я грешник! Я, Хай Жэньши, всю жизнь бесстыдно преследовал свои интересы и лавировал в чиновничьих кругах. И всё это — лишь напрасно трудиться на благо этих людей! Я… Ох, я…

С головой, сплошь покрытой седыми, как пепел, волосами, Хай Лянъи сгорбился и зарыдал хриплым голосом, полным такого отчаяния, что зрелище это было поистине трагичным.

— Учитель, Учитель! — Кун Цю поспешно подбежал, чтобы помочь ему подняться, затем оглянулся и крикнул: — Кто-нибудь, сюда!

Дверная занавесь приподнялась, но вошёл Яо Вэньюй. Увидев происходящее, он немедленно опустился на колени у подножья кровати и, не глядя на грязь, стал вытирать слёзы и кровь с лица Хай Лянъи.

Одновременно он распорядился, чтобы слуга принёс воды, и прополоскал платок. Наконец, он помог Хай Лянъи лечь. Немного успокоив его, он тихо сказал Кун Цю:

— Ваше превосходительство, прошу вас подождать снаружи.

Кун Цю не посмел больше беспокоить и поспешно удалился ждать в коридоре.

Спустя долгое время рыдания Хай Лянъи стихли. Яо Вэньюй, держа чашу в руке, лично напоил учителя лекарством. Лишь после того, как Хай Лянъи погрузился в дремоту, он приподнял занавесь и вышел.

Кун Цю хотел что-то сказать, но Яо Вэньюй жестом предложил ему проследовать за слугой в главный зал, а сам прошёл по галерее в задние покои, чтобы переодеться в чистое одеяние.

— Прошу прощения за ожидание, Ваше превосходительство, — Яо Вэньюй велел слуге подать чай и сел напротив Кун Цю.

Кун Цю держал чашку и молчал мгновение, прежде чем сказать:

— У Учителя нет сына. Мне спокойно, что вы здесь, чтобы заботиться о нём. Мне не следовало поднимать те вопросы ранее… и огорчать его.

— Хотя Учитель вернулся домой больным, он всё же озабочен государственными делами. Даже если бы Ваше превосходительство не заговорили, ему всё равно было бы трудно выкинуть это из головы. Лучше выплакаться, чем копить всё в сердце, — Яо Вэньюй, от природы бледный, выглядел подобно фарфору, держа ту чашку. Он помешал чай несколько раз и продолжил: — Текущая ситуация нестабильна и изменчива. Всё равно Учитель не сможет долго отдыхать.

Кун Цю знал, что Хай Лянъи относился к нему, как к родному сыну. Поэтому он не сдерживался и сказал со вздохом:

— Кончина Его Величества так внезапна. Мы уже в невыгодном положении. К тому же, клан Хань контролирует военную власть в Цюйду, а мы сейчас попали в безвыходное положение: Её Величество у власти и управляет государством. После этого инцидента… что же будет с Либэем в будущем?

Яо Вэньюй был от природы светлокожим, и на фоне фарфоровой чашки его кожа казалась ещё белее. Он сказал:

— При нынешнем положении дел жизненно важно обсудить контрмеры для разрешения ситуации. Изначальная должность Хань Чэна — командующий императорской стражей. Если он хочет превысить свои полномочия и войти в Великий Секретариат, чтобы взять бразды правления, его единственный вариант — просить вдовствующую императрицу издать императорский указ, так что у него не так уж много рычагов влияния. Вэй Хуайгу отравился и покончил с собой из-за дела о военных припасах. Временная вакансия в Великом Секретариате, таким образом, должна быть заполнена Вашим превосходительством. При таком раскладе все важные дела двора по-прежнему должны обсуждаться и утверждаться различными превосходительствами под началом Учителя.

◈ ◈ ◈

Императорская армия уже миновала Даньчэн, но ещё не вступила на земли Чжунбо. Сяо Чие спешил без остановок. Но и воинам, и коням требовался отдых, поэтому они сделали привал.

Шэнь Цзэчуань был тяжело болен: старый недуг и душевная мука обрушились на него одновременно. Он будто пребывал в сознании и одновременно нет. Словно лежал в луже снов, вновь поглощённый дождевой водой и грязной кровью.

Сяо Чие подозревал, что с прошлой эпидемии Шэнь Цзэчуань даже не пытался как следует поправить здоровье и восстановить силы. Лекарства, принятые им в юные годы, теперь превратились в скрытый яд, таящийся в теле. Сяо Чие не смел быть небрежным. Остановившись, он тут же отправился искать лекаря.

Голова Шэнь Цзэчуаня была мутной, гул в ушах не прекращался. Он слышал голос Сяо Чие, но ему чудились и крики Учителя. Он лежал на подушке. В те редкие моменты, когда просыпался, ему казалось, что он всё ещё в Дуаньчжоу. Он чуял запах еды, словно за дверью стояла его шинян, Хуа Пинтин.

Но он не смел пошевелиться или взглянуть.

Казалось, он обладал всем, но на деле не имел ничего. Он думал, что убил в себе прежнего, что эта бренная плоть больше не прольёт слез. Но он был слишком молод, слишком полон юношеской спеси и невежества — это лишь потому, что ему ещё не довелось испытать безмерной боли. Он дошёл до этого момента, чувствуя себя так, будто его четвертуют заживо.

Сяо Чие обнял Шэнь Цзэчуаня.

Его затылок, некогда дышавший соблазном, стал мертвенно-бледным. Сам он походил на облако, лежащее поперек ночи. Сяо Чие прижался к нему, обнимая так крепко, что было больно.

— Знобит? — тихо спросил Сяо Чие.

Шэнь Цзэчуань медленно кивнул. Он наклонил голову, прижав щеку к щеке Сяо Чие. Тот жар согревал его, делая чуть более живым. В темноте он протянул руку, чтобы слабо, неторопливо погладить руку Сяо Чие.

Сяо Чие развернул ладонь и взял руку Шэнь Цзэчуаня, крепко сцепив их пальцы. Он отдавал ему всё свое тепло. Его грудь, самая горячая часть, прижималась к спине Шэнь Цзэчуаня, словно он мог растворить его этим жаром. Он будто укрывал Шэнь Цзэчуаня в своих объятиях, больше никому не позволяя приблизиться. Неуклюже он зализывал рану Шэнь Цзэчуаня. Так он лечил. Он не хотел, чтобы этот человек больше страдал.

— Цяо Тянья поехал искать шифу, — глаза Шэнь Цзэчуаня были темны и мрачны. — Когда он вернётся?

— Скоро, — сжал руку Шэнь Цзэчуаня Сяо Чие и повторил: — Скоро.

Шэнь Цзэчуань сказал:

— Я не могу смыть кровь.

Сяо Чие ответил:

— Мы оба вступили на путь асуры* — кровавую стезю убийств. Нам больше не нужно быть чистыми, лишь бы быть вместе.

Шэнь Цзэчуань слегка сжал тонкие губы и произнес:

— Я…

Он запнулся, ошеломлённый, словно забыв, что хотел сказать. Прислушиваясь к шуму дождя, он снова сомкнул губы. Сяо Чие разжал его плотно сжатые губы и спросил:

— Что ты хотел мне сказать?

Шэнь Цзэчуань поспешно отвернулся, не желая, чтобы Сяо Чие видел его лицо. Но Сяо Чие схватил его за подбородок, не давая уклониться, и снова спросил, понизив голос:

— Что ты хотел мне сказать?

Под этим взглядом лицо Шэнь Цзэчуаня побелело. Он несколько раз открывал рот, но не мог заставить себя говорить. Сяо Чие смотрел на него, и лишь спустя долгое время наконец услышал, как Шэнь Цзэчуань всхлипнул:

— Больно.

Сяо Чие взял Шэнь Цзэчуаня за щеки и приподнял его лицо. Шэнь Цзэчуань выглядел так, будто вернулся в детство. Слезы текли по его щекам, а губы, дрожа, повторяли снова и снова:

— Больно.

Сяо Чие погладил Шэнь Цзэчуаня по волосам и большими пальцами стер его слезы. Он сказал:

— Где болит? Расскажи мне всё.

Шэнь Цзэчуань разрыдался. Дрожали даже его плечи. Он плакал так горестно, словно изливал всю боль этих лет за одну ночь. Но он был нем; он не знал, где у него болит. Он явно больше не мог выносить эту боль. В безутешной покорности он позволил Сяо Чие вытирать щёки. Глаза его наполнились слезами. От всех тех хитросплетений, говоривших о зрелости не по годам, не осталось и следа — лишь обнажённая боль.

Сяо Чие перевернулся и прижал к себе Шэнь Цзэчуаня. Он принял его всего в свои объятия, дав пристанище, где Шэнь Цзэчуань мог снять маску. Они крепко обняли друг друга. Сяо Чие слушал, как Шэнь Цзэчуань выкрикивал сиплым голосом, подобно брошенному зверьку и одновременно — избитому, истекающему кровью ребёнку. Постепенно грудь Сяо Чие промокла насквозь. Он ласкал волосы Шэнь Цзэчуаня, раз за разом отвечая:

— Больше не будет больно. Обещаю. Ланьчжоу больше никогда не будет больно.

✧ Следующая глава✧
---------------------
✧ Предыдущая глава✧

Оглавление