Глава 10. Миф о Бальдре, ч. 3 и 4
Из книги Анны Биргитты Рут "Локи в скандинавской мифологии" (1961)
Перевод выполнен для "Харчевня "Костяная кобыла"
Содержание
Часть 3. Смерть Бальдра
Часть 4. Путешествие в Хель и миф об Орфее
Условие в мифе об Орфее и плач природы в Страстях Христовых
Плач природы – часть культа Таммуза?
Локи в образе женщины
Заключение
Часть 3. Смерть Бальдра
В этой части не будет говориться о Локи, и потому в ней не будет ничего, что представляет интерес для данного исследования. Здесь будет дано описание смерти Бальдра и других богов, как несколько других персонажей займут место рядом с Бальдром. Некель ссылается еще на несколько подобных эпизодов со смертью в древнегерманской литературе (p. 29 ff., 45 ff.).
Некель совершенно справедливо высказал мнение о том, что этот сюжет отличается и от того, что содержится в «Младшей Эдде», и от исландских сказаний в целом. “Diese sind, kurz gesagt, Erzahlungen, die Bestattungsszene aber ist eine Beschreibung.”[a] Эта часть у Снорри соответствует Хусдрапе (Húsdrápa), которая была написана около X века скальдом Ульфром Уггасоном; в ней рассказывается о событиях, происходивших во владениях Олафа Павлина. В этом отношении Хусдрапу можно соотнести с расцветом поэтического мастерства, выраженного в живописных описаниях, и аутентичного искусства, который начался в VIII веке. Была ли Хусдрапа вырезана на дереве или написана на гобелене – остается загадкой. Как отмечают Арбман и Синтио, развитие текстильного дела несомненно сыграло в этом большую роль.
Возможно, эта часть мифа о Бальдре, отображенная в скандинавском изобразительном искусстве, с которой скальд Ульфр Уггасон столкнулся во владениях Олафа Павлина и которую описал в своей поэме, датируемой примерно X веком. Фигура, соответствующая Хюррокин, которая едет верхом на волке, используя змей в качестве поводьев, изображена – без, однако, других сюжетов из мифа о Бальдре – на камне из Хуннестеда в Скании (Arbman-Cinthio op. cit. p. 82). На длинных фигурных гобеленах, найденных на Осебергской ладье, изображены похоронные процессии, и здесь возникает вопрос, являются ли мотив этих процессий заимствованным или он все-таки часть исконно скандинавских традиций и культа.
Если, как считает Некель, изображения, о которых идет речь, были вырезаны по дереве и являлись иллюстрацией похорон Бальдра, то это необязательно влияние ирландских мифов, даже если искусная техника указывает на наличие такового влияния. Это действительно справедливое наблюдение, подтверждаемое другими исследованиями средневекового искусства. Например, резьба на кельтских крестах [с острова Мэн]: источником сюжета является скандинавская традиция, в то время как техника исполнения, без сомнения, имеет кельтское происхождение. Орнаменты на боковых частях готландских камней имеют британские прототипы и, как утверждают Арбман и Цинтио o (op. cit. p. 67), являются «самым надежным указанием для достоверной датировки камней». Влияние британского искусства в начале VIII века – это факт, который должен учитываться, когда идет сравнение скандинавской и британской литературы или изучение традиции раннего Средневековья.
Ранее был сделан акцент на связи между франкской поэмой и «Речами Регина» (Reginsmál), параллели с которой можно обнаружить в искусстве, а именно – влияние франкского искусства на Скандинавию (cf. Arbman-Cinthio op. cit. p. 74). Точно так же нельзя отделить скандинавское искусство от ассоциаций его с континентом и британскими островами, и едва ли скандинавские литературу и фольклор можно разграничить с британскими и континентальными.
Рассмотрение миф а о Бальдре, описанного в Хусдрапе, не лишено смысла [для данного исследования], так как оно дает нам terminate ante quern[b] смерти Бальдра. Это показывает, что эпизод со смертью Бальдра и погребальным костром был известен поэту, написавшему Хусдрапу, которая датируется в основном концом X века.
Часть 4. Путешествие в Хель и миф об Орфее
В четвертой части представлен только один сюжет, имеющий какое-либо отношение к образу Локи, а именно тот, где «ни что есть на земле живого аль мертвого»[c] должно оплакивать Бальдра, чтобы вернуть его к жизни, в том числе и великанша Тёкк (Þökk, Локи), которая отказывается принимать участие в трауре и, как следствие, становится помехой для возвращения Бальдра. Это сочетание мотивов частично имеет отношение к мифу об Орфее [в вариации от Снорри]. Сюжет, однако, также ассоциируется с историей о Страстях Христовых, упомянутой ранее, в которой Иуда отказывается принимать участие в оплакивании Иисуса.
В «Прорицании Вёльвы» (Völuspá) в строфах 36—39 и в «Снах Бальдра» (Vegtamskviða) есть фрагменты о путешествии в подземный мир, который соответствует снорровской поездке Хермода. В «Снах Бальдра» Один отправляется в Хель, чтобы разузнать у мертвой вёльвы, что значил сон [Бальдра]. Провидица повествует о трагичной судьбе, которая уготована Бальдру и Хёду. Таким образом, сон является причиной и отправной точкой путешествий в подземный мир с целью узнать у мертвых вёльв значение снов.
«Прорицание Вёльвы», как и подразумевает само название песни, полностью состоит из пророчества провидицы о будущем и рассказа о событиях в далеком прошлом. Важно отметить, однако, что разговоры с вёльвами (подобно трактовке мертвой провидицей снов Бальдра), которые проявляются в строфах 28, 29, являются некоторой предпосылкой мифа о Бальдре, который начинается в строфе 31. В «Прорицании Вёльвы» путешествие в страну мертвых следует непосредственно за историей о смерти Бальдра. Поездка в подземный мир из этой песни не имела бы смысла в своем контексте, если бы в традиции не было бы соответствующего паттерна, воплощающего эту комбинацию истории об Эдипе и путешествия в подземный мир – комбинации, которая встречается не только в древнескандинавском «сказании об Эдипе», но и в тибетском (см. выше на стр. 152), где Меркурия отправили на поиски мертвого по имени Лаий, который, предположительно, является пророком или провидцем. Путешествие в подземный мир за предсказаниями из «Прорицании провидицы» и «Снов Бальдра» были совершены с целью получить ответы на загадочные вопросы. У Снории путешествие в Хель имело другую функцию – вернуть к жизни Бальдра, но не узнать грядущее.
В мифе об Орфее целью путешествия в подземный мир было найти и вернуть кого-то из мертвых. Это значит, что живой человек (муж или отец, брат или сестра) отправляются в царство мертвых, чтобы вернуть назад, к жизни, любимого человека. Владыки подземного мира обещают, что умерший сможет вернуться только в определенном случае: Орфей не должен оборачиваться и засматриваться на Эврикиду. Если условие не будет выполнено, то мертвый так и останется в подземном мире. Именно эта форма мифа об Орфее проявляется в мифе о Бальдре. Классический миф об Орфее в той или иной степени имеет связь с «азиатскими путешествиями» в нижний мир. Несмотря на большие территориальные и исторические различия между сюжетами о схождениях Идзанаги, Иштар и Гильгамеша в подземный мир и мифа об Орфее, они имеют схожие детали-мотивы, что сложно объяснить, разве что предположив, что вместе их связывает генетическое родство. Эти мотивы не следует упускать с из виду под эгидой, что они «естественны» в таком контексте. Надеюсь, я вернусь к этому в другой своей работе.
Условие в мифе об Орфее и оплакивание природы в Страстях Христовых
Мертвый Бальдр должен был быть возвращен из Хель так же, как и мертвый из подземного мира в мифе об Орфее.
В мифе о Бальдре у Снорри так же, как и в мифе об Орфее, богиня земли мертвых обещает, что Бальдр сможет вернуться к жизни только при одном условии: если всё в мире будет оплакивать его. Это отличается от обычных условий: бодрствование, не оглядываться, не смотреть на мертвых и т. д. Уникальное условие в мифе о Бальдре не выполняется [до конца], потому что Тёкк отказывается оплакивать Бальдра. Бальдр остается в подземном мире. Такой же исход и в мифе об Орфее. Мораль историй такова, что ни одно живое существо не сможет преодолеть смерть, будь то Орфей, Идзанаги, или Гильгамеш.
Вот пустился Хермод в обратный путь, приехал в Асгард и поведал, как было дело, что он видел и слышал. Асы тут же разослали гонцов по всему свету просить, чтобы все плакали и тем вызволили Бальдра из Хель. Все так и сделали: люди и звери, земля и камни, деревья и все металлы, и ты ведь видел, что все они плачут, попав с мороза в тепло. Когда гонцы возвращались домой, свое дело как должно исполнив, видят: сидит в одной пещере великанша. Она назвалась Тёкк. Они просят ее вызволить плачем Бальдра из Хель. Она отвечает:
«Сухими слезами Тёкк оплачет кончину Бальдра. Ни живой, ни мертвый он мне не нужен, пусть хранит его Хель».
И люди полагают, что это был не кто иной, как Локи, сын Лаувейи, причинивший асам величайшее зло».[d]
Табу или условие являются традиционными в мифе об Орфее. Но как объяснить его настоящую форму: плач всей природы? Мы должны вспомнить, что подобный мотив есть и в классическом мифе об Орфее: Орфей играет настолько красиво, что силы мира мертвых проявили сострадание и пообещали вернуть Эридис в мир живых при одном условии – Орфей не должен смотреть на нее. Вероятно, сострадание природы в классическом мифе об Орфее могло быть важно для «договора», условие которого должно быть выполнено в мифе о Бальдре: оплакивание всей природы. Но откуда берется «предательство того, кто не носит траур?» Я думаю, В. Д. Лейн верно сделал акцент на следующем фрагменте, отметив роль Иуды в истории Страстей Христовых, которая, очевидно, имела важное для Снорри значение, как и предполагалось выше (стр. 101).
О роли «Локи-Иуды» В. Д. Лейн пишет: «Das Toledoth Jeschu berichtet: Judas stahl Christi leichnam und verbarg ihn in seinem garten. Die jiinger des herrn verbreiteten darauf das geriicht, Jesus sei auferstanden, grosse bestiirzung war unter den Juden, ein grosses fasten und beten hub an. N u r Judas beteiligte sich daran nicht: als er aber von einem alten mann erfuhr, was man von Jesu leichnam erzahle, grub er diesen sofort aus, zeigte ihn uberall und nun hatte das jammern ein ende».[e] (Eisenmenger, p. 191.)
Так как у Снорри Локи в образе старухи играет роль врага Бальдра, это может быть объяснить, почему Снорри мог сделать его идентичным Иуде в женском обличии, который отказывается оплакивать смерть Бальдра. В соответствии с этим сюжетом, который встречается только у Снорри, нужно помнить, что, опять же, только у Снорри предпосылки к мифу о Бальдре были взяты из легенд о Страсти Христовой (см. выше). Также сходство с легендами о Страсти Христовой – это отказ от участия в оплакивании Христа вместе со всем остальным миром, и, вероятно, именно этот сюжет Снорри совместил с сюжетом мифа об Орфее: условие, которое не выполнено, и, как результат, – покойный остается в подземном мире.
Плач природы – часть культа Таммуза?
Смерть и траур неразрывно связаны как в реальности, так и в вымысле. Здесь, однако, возникает вопрос о «плаче природы и вздыхающих божествах», мотиве, который появляется и в мифе о смерти великого бога (Пана), и в легендах о Страсти Христовой, и в мифе об Орфее. Исследователи считают, что истории о смерти Пана так же, как и миф Орфей, связаны с мифом о Таммузе и культом Таммуза – слезы и траур встречается во всех трех сюжетах. Это крайне усердная попытка исследователей углядеть за вымыслом реальные явления – в данном случае, плач, который является частью культа Таммуза.
Сюжет о плаче природы или сострадании бога смерти появляется, однако, даже там, где нет подобного культа. Несколько примеров: это встречается в истории из Самоа, где бог, изображающийся в образе угря, умирает в облаке тьмы и спускается в мир – так объясняется, почему идут дожди. В венгерской сказке говорится, что шорох в лесу вызывает бродящий по нему «Тартахот, маленький карлик с длинной бородой». Когда он умирает, лес замолкает. Когда Манабозо, трикстер у алгонкинов (индейцев Северной Америки) умирает, начинают выть его собаки, волки и т. д.
Как и Денхардт (Natursagen 2 p. 230 ff.), Бугг цитирует несколько интересных примеров из средневековых легенд об оплакивании Христа, о слезах и поте всего.
Плач и сострадание природы играют особо важную роль в связке с «Великим Музыкантом»: когда он играет, это не оставляет равнодушным никого и ничего, в том числе и силы подземного мира. Таким образом, мотив представлен в европейских фольклорных песнях о Силе Арфы, которая, как пишет Хаавио, основан буквально на адаптации классического мифа об Орфее. Этот мотив так же появляется в финских рунических поэмах, где Вяйнямёйнен играет и плачет, и все дикие животные собираются вокруг него. Великий Музыкант приводит в движение своей музыкой всю природу – так же это можно обнаружить в «Песне о Гайавате» Лонгфелло, мотив которой позаимствован из Кавалелы, которая, как нам известно, частично использовалась Лонгфелло для написания «Песни о Гайавате».
Этих примеров должно быть достаточно, чтобы показать, что сострадание природы – это особенный эпический мотив в конкретном контексте – смерти бога. Мотив имеет широкое географическое распространение, и нет никаких резонных оснований, чтобы утверждать, что данный мотив берет свои корни в культе Таммуза и связан с присущим ему ритуальным плачем. Не стоит так же на основе этого вымышленного сюжета делать вывод, что миф о Бальдре был сформировался под влиянием «культа Таммуза».
В мифе об Орфее нет черт, соответствующих Тёкк – замаскированному Локи, – и потому трансформация Локи в женщину может быть, теоретически, аутентичным мотивом.
Этот сюжет был сопоставлен со следующим отрывком из «Перебранки Локи» (Lokasenna, строфа 23) о появлении Локи в образе женщины, а также с образом Локи, принявшим образ кобылы в мифе об Асграрде:
átta vetra vartu fyr iörð neðan kýr mólkandi ok kona, ok hefir þú þar börn of borit, ok hugða ek þat args aðal.
Этому загадочному отрывку из «Перебранки Локи», где Локи в обличии женщины доит коров, нет объяснения ни в мифе об Асграде, ни в мифе о Бальдре. Информация относительно гендерной амбивалентности Локи, предполагаемой по «Перебранке Локи», может быть конститутивной чертой.
Следует, однако, оговориться, что Снорри только отмечает en passant[f], что Тёкк – это Локи (Enn þess geta menn at þar hafi verit Loki Laufeyiarson, erf lest herit illt gert með ásum). Таким образом, имеет смысл задаться вопросом о последующем детальном исследовании материала от Снорри для того, чтобы объяснить, кем являлась Тёкк, «старуха с сухими слезами». У Снорри Локи играет роль врага Бальдра (он принял облик женщины, чтобы найти способ навредить Бальдру), и это может быть объяснением, почему Снорри сделал его подобным Иуде в женском обличии, который отказывается оплакивать Бальдра.
Поэтому мне кажется довольно опрометчиво делать вывод о гендерной амбивалентости Локи, основываясь только на его роли в этом эпическом контексте. Выдать себя за женщину – это очень распространенный мотив в разных литературных контекстах, чтобы как-то обосновать такой вывод; также он часто использовался для создания комичных эффектов и ситуаций.
В этой главе я попыталась продемонстрировать следующее:
1. Миф о Бальдре представляет собой вариант мифа об Орфее, который является частью мифа об Эдипе;
2. Он содержится в «Прорицании Вёльвы» и «Снах Бальдра» и упоминается у Снорри (Саксона Грамматика);
3. Такой же сюжет встречается в легенде об Эдипе из «Фиваиды».
4. «Плач природы», по всей видимости, был позаимствован из Страстей Христовых;
5. Теория о гендерной амбивалентности Локи в таком контексте выглядит сомнительно, но описанное в «Перебранке Локи» может указывать на то, что это его аутентичная черта.
Исследование, проведенное в четвертой части, показывает, что рассмотренные сюжеты являются интерпретацией и, следовательно, нельзя говорить о каких-либо аутентичных чертах Локи, основываясь на них. Исключением может являться разве что упоминание о его гендерной амбивалентности Локи, содержащееся в «Перебранке Локи».
Примечания переводчика
a. с нем. «В общем говоря, все это – повествование, но сцена похорон представляет собой описание». – примерный перевод (прим. пер.)
b. лат. terminus ante quem – «до какого-то момента или события». Например, «не позднее X века» из текста – крайняя точка в размахе дат. Используется при археологическом датировании при «расстановке событий» в хронологическом порядке. – прим. пер.
c. пер. О. А. Смирницкой
d. пер. О. А. Смирницкой
e. «В Толедот Йешу сказано, что Иуда выкрал тело Христа и спрятал его в саду. Тогда ученики Господа распространили слух о том, что Иисус воскрес из мертвых, и среди иудеев возникло смятение, и начались молитва с постом. Только Иуда не принимал в этом участия, но узнав от одного старца, что говорят о теле Иисуса, выкопал тело Христа и показал его иудеем. Тогда плач окончился». – примерный перевод c немецкого в соответствии с машинным (прим. пер.)
f. с фр. «к слову». – прим. пер.