Рецензии
January 29, 2023

Я прорезаю темноту, и я счастлив, точно герой романа

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ «ТОШНОТА» ЖАН-ПОЛЯ САРТРА

Вполовину глух, вполовину слеп Пуповину звёзд раскусил рассвет Прочитай мораль, размотай клубок: В каждом теле — труп, в каждом трупе — Бог. © Егор Летов «Тошнота» (1988)

Долго я шёл к этому роману. Всё боялся, думал, что придётся не по зубам. Безусловно, суть философии экзистенциализма, как её понимал Жан-Поль Сартр, была мне знакома из учебника философии, университетских лекций, обзорных статей, косвенных упоминаний. Потому-то, может, страшновато и было. Однако, случай. Подкинули цитатку из Сартра и выразили желание увидеть моё мнение на один из его трудов. Пришлось решаться. Знакомство с Сартром я решил начать с «Тошноты».

Почему именно этот роман?

  1. Во-первых, его любит мой близкий друг. Единственное, что он перечитывал.
  2. Во-вторых, как справедливо отметили, обычно, изучая Сартра, этим романом заканчивают. А я типа такой… не как все.
  3. В-третьих, «Тошнота» — первая, довоенная работа Сартра, в которой берут начало истоки его творчества.
  4. В-четвёртых, у «Гражданской обороны» есть одноимённый альбом (1989) и песня (1988).
  5. В-пятых, у Пелевина был персонаж Сартрик, которого всё время тошнило.

Последние два пункта могут показаться неважными. Однако именно они кое-что намекают: «Тошнота» — это прям визитная карточка философа, даже более витринная, чем «Бытие и ничто».

Обложка альбома "Тошнота" (1989 / 2001) группы "Гражданская оборона"

Сартра вряд ли можно обвинить в непоследовательности, поскольку все ключевые темы его философии уже звучат в «Тошноте». Здесь зачинаются оформленные вскоре понятия:

  • бытие-в-себе — неосознанное бытие, которое шире, чем наше знание о самом себе;
  • бытие-для-себя — отрицание бытия-в-себе, может быть отдельным от бытия и образует отношение к другим — тем, что субъект видит, но чем другие не являются;
  • экзистенция — конкретное бытие-для-себя здесь и сейчас.

Бытие

Роман написан как дневник, что делает его как бы реальным — через субъектность главного героя текст становится живым. В то же время, поскольку роман изложен от лица одного конкретного человека, единственное реальное лицо, обретающее бытие — сам Антуан Рокантен, протагонист «Тошноты».

Не покидает ощущение, что декорации, воссозданные в книге — улицы, интерьер библиотеки, памятники и даже персонажи, — сделаны из тетрадной в клеточку бумаги. Однако декорации необходимы, потому что отражаясь в них, Антуан Рокантен осмысливает бытие.

По той же причине — эпистолярной стилистике, — и служа той же цели, — экзистенции, — «Я» протагониста заполняет всё, что есть в книге. С одной стороны, бытие Рокантена конструируется через отражение действительности, а с другой — оно же наполняет собой предметы и вещи. Происходящее в романе, реально только в сознании Антуана, а значит «Я» героя — и есть мир. Смерть его означала бы одновременно конец света.

Покончив с собою, уничтожить весь мир
© Е. Летов «Русское поле экспериментов»

Так или иначе, можно сказать, что роман равен личности протагониста, а дневник — символ солипсизма, доведённого до предела. Таким образом, поскольку «Я» Рокантена обретается в бытии, всё, что есть в романе, представляется существующим в нём же.

Время

В дневнике Рокантена тщательно зафиксирована хронология событий. Но указание на дни и часы скорее демонстрирует течение времени в настоящем, а не историческом контексте. Прошлое и будущее вне «Я» Рокантена, а значит и вне романа. Прошлого и будущего не существует, а «Я» заброшено в настоящее.

Истинное начало возникает как звук трубы, как первые ноты джазовой мелодии, оно разом прогоняет скуку, уплотняет время. О таких особенных вечерах потом говорят: «Я гулял, был майский вечер». Ты гуляешь, взошла луна, ты ничем не занят, бездельничаешь, немного опустошен. И вдруг у тебя мелькает мысль: «Что-то случилось». <…>
Что– то начинается, чтобы прийти к концу: приключение не терпит длительности; его смысл — в его гибели.
© Антуан Рокантен, глава «Пятница, 3 часа»

В начале любого приключения уже слышен его финал. А значит всё сливается, схлопывается в точку, которая даже не миг. Она — настоящее, выраженное в «здесь и сейчас».

"Walking lesson" by Jacek Yerka

Общество

Серьёзной критике подвергает Сартр общество Бувиля, города, в котором живёт и работает Рокантен. Социум — серая однообразная масса копошащихся людей по виду, насекомых по сути. У них один и тот же распорядок, ими движут общепринятые ритуалы, как инстинкты движут членистоногими.

И вижу старую даму, которая боязливо выходит из-под аркад галереи и упорным, проницательным взглядом рассматривает Эмпетраза. Вдруг, осмелев, со всей скоростью, доступной ее лапкам, она семенит через двор и на мгновение застывает перед статуей, двигая челюстями. Потом улепетывает — черное пятно на розовой мостовой — и исчезает, юркнув в щель в стене.
© Антуан Рокантен, глава «…»

Старушка решается нарушить ритуал. Даже не то, чтобы нарушить, т. е. как-то поступить вопреки, наперекор правилу. Всего лишь — сделать иначе, по-другому — уже только это побуждает её вести себя так, будто она совершила преступление или поступила безнравственно. В образе старой дамы нет ничего человеческого. Она скорее смахивает на крысу, заинтересовавшуюся сыром, небрежно оставленным на полке чулана. Общество Бувиля наполняют не люди, но сплошь лишь грызуны да насекомые.

Прогулка по улице Турнебрид — это отдельно взятый шедевр. Герой выходит пройтись по переполненной в выходной день артерии города. Весь город высыпает туда же. Зачем, не очень ясно. Видимо, исторически так сложилось.

Господин, идущий по противоположному тротуару под руку с женой, что-то шепнул ей на ухо и заулыбался. Она тут же согнала со своего желеобразного лица всякое выражение и делает несколько шагов вслепую. Признак безошибочный — сейчас будут с кем-то раскланиваться. И точно, через несколько мгновений господин выбрасывает руку вверх. Оказавшись на уровне шляпы, его пальцы, секунду помедлив, осторожно берутся за краешек полей. Пока он бережно приподнимает шляпу, чуть наклонив голову, чтобы помочь ей отделиться от головного убора, жена его слегка подпрыгивает, изображая на своем лице юную улыбку. <…> Когда господин и дама встречаются со мной, выражение их лиц вновь стало бесстрастным, хотя вокруг рта еще порхает радостное оживление.
© Антуан Рокантен, глава «Воскресенье»

Прогуливающиеся семейства — это карикатура. Перед Антуаном простирается море одинаковых шляп, которые то и дело подскакивают, обнажая розовые лысины. До предела предсказуемые приветствия, общение, в котором нет ничего — пустое, бессодержательное. Описание диалогов и на улице, и в кафе вызывает лишь отвращение. И день завершается также серо, как и начался.

Я один, большинство бувильцев разошлись по домам, они читают вечернюю газету, слушая радио. Окончившееся воскресенье оставило у них привкус пепла, их мысли уже обращены к понедельнику.
© Антуан Рокантен, глава «Воскресенье»

Антуан выводит серость общества в абсурд, специально сгущая заплесневелые краски, подчёркивая и прорисовывая фальшь. Общество мертво, его не существует. Рокантен отчуждается от общества как бы говоря «я — не они». Цена за это — одиночество.

Одиночество и свобода

Тема свободы, наполнившая в скором времени философию Сартра, начинается в «Тошноте». Ведётся поиск стерильно чистой, безусловной свободы. Но такая свобода связывается с отчуждением, всё нарастающим одиночеством. Герой сбрасывает балласт, избавляется от ненужного ему мира вещей.

Антуан Рокантен может не работать, потому что живёт на ренту (условность, от которой так и не выходит избавиться). Он бросает свой труд, посвящённый маркизу де Рольбону, своему кумиру. Даже Анни, его возлюбленная, наполнявшая жизнь Рокантена смыслом, покидает героя (вместе со смыслом). Отчуждение своей личности от всего, что только возможно, сродни устранению препятствий к радикальной саморефлексии, выраженный в формуле «а кто я, если я не…»: кто я, если я — не мои вещи; кто я, если не писатель; кто я, если я — не любовник Анни; кто я, если моё «Я» не равно «Моё тело»? Кто такой в самой своей сути Антуан Рокантен? И что значит «существовать»?

Можно было бы смело окрестить свободу Сартра как «свободу от» и закончить на этом. Но «Тошнота» этим не ограничивается — автор специально приводит читателя к абсурду, доводит экзистенциальную свободу до предельной бифуркации и, когда тот уже упёрся в стену, делается ещё один шаг. Преодолевая предел свободы, Рокантен неизбежно сталкивается преображением «свободы от» в «свободу для». Рождается существующий, бытийный Антуан Рокантен — человек мыслящий.

В картонном мире «Тошноты» проявляется ещё кое-что, что становится всё более явным и живым — музыка. Творчество определяет необходимое условие существования личности в полном смысле этого слова — мыслящего, созидающего субъекта. Отчуждение Антуана Рокантена оборачивается аскезой, трансформирующей внутренний мир. Утрата смысла на удивление не приводит к суициду. Ибо через утрату смысла обретается «Я».

И найдутся люди, которые прочтут роман, и скажут: «Его написал Антуан Рокантен, рыжий парень, который слонялся из одного кафе в другое», и будут думать о моей жизни, как я думаю о жизни Негритянки — как о чем-то драгоценном, почти легендарном. Книгу. Конечно, вначале работа будет скучная, изнурительная, она не избавит меня ни от существования, ни от сознания того, что я существую. Но наступит минута, когда книга будет написана, она окажется позади, и тогда, я надеюсь, мое прошлое чуть-чуть просветлеет.
© Глава «Час спустя»

Вспомогательные «я»

В соответствии с теорией психодрамы, протагонисту требуются помощники, которые называются вспомогательными «я». Такими собеседниками часто выступают антагонисты. Их цель — помочь протагонисту в работе над собой.

Оно [вспомогательное «я»] служит ему «противодействием», помогает «выйти из проблемы» и быть правдивым в ситуации.
© Анн Анселин Шутценбергер «Психодрама», с. 244

Иными словами, образуя с протагонистом диалектическое единство, вспомогательное «я» стимулирует развитие действия и даёт необходимый толчок к поиску истины. Такова же ситуация в романе. Главный герой проходит через трансформацию бытийности через взаимоотношения со своими вспомогательными «я», наиболее значимые из которых — Самоучка, его знакомый по библиотеке, и Анни, девушка, с которой Антуан когда-то был в отношениях.

Самоучка

Самоучка — автодидакт. Он занимается самообразованием, читая все книги, что есть в библиотеке, в алфавитном порядке. Можно ли назвать его образование системным? Не думаю. Можно ли назвать его мыслящим человеком? Очевидно, нет. Его ум представляет собой обширный набор фактов из книг с A по L, не более того.

— А вы видели в Бургосе Христа в звериной шкуре! Есть очень любопытная книга, мсье, об этих статуях в звериных шкурах и даже в человечьей коже. А черную Мадонну? Но она, кажется, не в Бургосе, а в Сарагосе? А может, такая есть и в Бургосе?
© Самоучка, глава «Пятница, 3 часа»

Он способен узнавать информацию, что не равняется способности мыслить. Знания Самоучки — наивные, прописные истины, далёкие от истины как таковой. Всего лишь ярлыки. Самоучка усиливает контраст между собой и Рокантеном, обнаруживая свойства последнего. Антуан-то как раз способен к мышлению, несмотря на то, что не знает всё обо всём, он обладает достаточно сложной картиной мира. Рокантен проводит много времени в библиотеке, но знания обретаются им в обыденности. Он пытается дойти до сути бытия. Мышление Антуана живо, хоть изрядно сдобрено меланхолией.

Анни

Анни — это символ спонтанности, инфантильной реакции, за которой скрывается глубокая философия. Анни ищет «совершенные мгновения» — так она называет идеализированные ей же самой ситуации. И она очень злится, когда Антуан чем-нибудь (каким угодно действием, просто своим видом) портит это самое совершенство. У Анни одно требование к своему бывшему любовнику — чтобы тот оставался таким же, каким она его всегда знала. Так она сможет понять, насколько она изменилась сама. Однако её ждёт горькая пилюля — он изменился так же, как и Анни. Антуан Рокантен в ходе своих размышлений пришёл к тем же выводам, что и она. А она-то считала, что её мысли уникальны, что она далеко ушла от Рокантена в своих поисках истины. Но нет.

Все так, все знакомо. И приключений нет, и совершенных мгновений нет… мы утратили одни и те же иллюзии, мы шли одними и теми же путями. Остальное я угадываю — могу даже сам вместо нее договорить то, что ей еще осталось сказать
© Антуан Рокантен, глава «Суббота»

Рокантен делает ставку — он сможет обрести смысл, возобновив отношения с Анни, но в итоге остаётся разочарован. Возлюбленная не привносит в его жизнь спокойствия. Жертва за обретение смысла слишком высока — нужно положить на алтарь своё развитие, обезличив себя самого. Да и «выигрыш» — обретённый смысл — на поверку оказывается лишь самообманом, потому как Рокантен ничего не приобретает. Речь скорее идёт о насыщении отдельной части личности.

Точно также нельзя обрести своё «Я» в жизни, слившись только с частью себя — с субличностью или с ролью. Личность человека — больше, чем статус или предназначение. Слияние приводит лишь к гипертрофированному, перекормленному свойству себя самого, обратной стороной которого является подавление остальных сторон своего «Я». Значит личность перестаёт развиваться гармонично и целостно, что, в конечном счёте, приводит неврозам, фрустрации и даже расстройствам.

Бывшие любовники расстаются, и понятно, что на этот раз — навсегда. Антуан, несмотря на тягу к Анни, не может застыть в своём развитии.

Итак, отношения с Самоучкой и с Анни позволяют понять Рокантену, кем он не является. Отчуждая от себя свои вспомогательные «я», протагонист сосредотачивается на вопросе «кто я есть?». Иными словами, путь к истине проходит через отрицание и освобождение.

Что же такое Тошнота?

Тошнота возникает при столкновении с самыми простыми предметами, на глазах преображающимся. Подобранный на пляже камень становится камнем философским. Очевидность существования внешнего мира наваливается на героя тяжёлым грузом, похожим на приступ панической атаки. Но сознание Рокантена не может оправдать существование вещей, герой не находит смысла в предметах. А значит бытие абсурдно: ярлыки, прикрепляющие предметы к их функциям, оказываются скомпрометированными; лица превращаются в маски. Вокруг все играют и претворяются. Воцарилась условность, отравившая существование в своей основе. Сплошь фальшивая неподлинная жизнь. Предметы и вещи не имеют смысла, но при этом они существуют.

Тошноту ничего не определяет, ничего не обусловливает – всё дело в ней самой – в обнаружении вещей, их несомненной реальности – в существовании.

Тошнота — обострённая до предела реакция на предметы внешнего мира. Очевидность существования внешнего мира наваливается на героя тяжёлым грузом, похожим на приступ панической атаки.

Когда Рокантен тошнит, может реализоваться любая сюрреалистическая причуда.

Он подойдет к зеркалу, откроет рот — а это его язык стал огромной сороконожкой и сучит лапками, царапая ему небо. Он захочет ее выплюнуть, но это часть его самого, придется вырвать язык руками. И появится множество вещей, которым придется дать новые имена: каменный глаз, громадная трехрогая рука, ступня-костыль, челюсть-паук.
© Глава «Вторник, в Бувиле»

Героя сложно назвать причиной этих искажений реальности, он вовсе не сочиняет. Скорее, фантазирует сама действительность, ставшая абсурдной. Видения Рокантена очень чудны и символичны, сейчас не буду останавливаться на них. Однако, психоаналитики, для вас непаханое поле деятельности.

Телесность тоже становится вещью и подвержена той же трансформации, что и любой другой предмет. Это видно и в том, как Рокантен изучает в зеркале своё лицо, и в тех же видениях, и в образе девочки, жертвы сексуального маньяка. Последнее совпало с началом приступов тошноты. Девочка преобразована в вещь в акте насилия над ней, вещь может быть только мёртвой, небытийной — «ничем». Овеществление, таким образом, тоже тошнотворно.

«Тошнота» — первый роман Сартра. При этом его трудно назвать дебютным. Он — веха в литературе и философии. В романе проявились семена французского экзистенциализма, подхваченные и взращённые в последующих работах Сартра и философов второй половины XX века. Тема свободы сопряжена с одиночеством до тех пор, пока она связана с отчуждением. Появление искусства, творчества в жизни, возможность оставить после себя след в истории способствует преобразованию мира из серого и мёртвого в красочный, живой. Творчество и искусство позволяют появиться «свободе для».