Гниение внутреннее и гниение внешнее
РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ «МОБИЛИЗОВАННАЯ НАЦИЯ» НИКОЛАСА СТАРГАРДТА
Прочитал я книгу. По горячим следам, сразу же, записываю свои впечатления. Если вы плохо знакомы с историей Второй мировой войны, точнее — с историей Германии 1939–1945 гг., то книгу почитать стоит с целью повышения эрудиции в этом вопросе. Если же вы хорошо осведомлены о событиях тех лет, вряд ли книга Николаса Старгардта откроет для вас что-то новое.
Книга позиционируется как социологическое исследование, где объектом изучения является немецкое общество Третьего рейха. В основе подхода к исследованию лежат качественные методы социологии — анализ писем и дневниковых записей отдельно взятых людей. Материалы исследуются в динамике — автор отслеживает, как менялись идеологемы людей в контексте хронологии войны. Как условия описываются события той эпохи — успехи и провалы военных кампаний, внутренняя политика нацистского правительства, включая пропаганду Геббельса.
Такой подход хоть и определяется как научный, однако имеет ряд ограничений. Прежде всего, страдает объективность. Возникают закономерные вопросы:
- Насколько широко распространено было мнение автора письма или дневника?
- Действительно ли оно свойственно всей или части генеральной совокупности исследования? Иными словами, какая часть немецкого общества, большинство или меньшинство, считала так же, как и автор письма?
- Что для этой части общества свойственно: возраст, положение в социальной иерархии, страта, класс, образование, уровень жизни и т. п.?
Чтобы говорить о тенденциях и закономерностях, чтобы нарратив, предлагаемый читателю, действительно зазвучал, было бы отлично либо подтвердить наблюдения количественно, либо расширить выборку писем и дневников.
Отсюда становится понятным, почему Старгардт почти не делает никаких выводов. Сделать их почти невозможно. Стиль книги — просто описание фактов: такой-то человек в такое-то время записал у себя в дневнике следующее. Всё! Нет ни попытки объяснить причины и следствия, найти факторы социального явления, определить механизмы и тенденции общества. Хоть во введении автор даёт обзор тезисов, однако в книге они неочевидны. Так где здесь собственно социологическое исследование?
С другой стороны, автор увлекается описанием условий — событий на «внешнем и внутреннем» фронтах. В описании хроники военных действий просто теряется предмет исследования — письма и дневники. Условия перестают нести социологические коннотации и становятся чем-то существующим отдельно. Получается химера в худшем смысле слова — две непрочно склеенные методологии, слабо пересекающиеся между собой. Автор — историк, описывающий социологический предмет. Видимо, его тяга к описанию исторических событий вполне естественна.
Однако и здесь есть проблема — отсутствие основания. Нет опоры на статистику, аргументацию, лишь минимальные ссылки на документы и источники. Автор просто рассказывает историю Второй мировой войны, как он её знает. Объективно? Скорее нет. Описание действий советской армия явно построено на негативных коннотациях, а британской и американской — на нейтральных и чаще позитивных. Даже когда дело касается бомбардировок немецких городов. Коннотации отчётливо читаются и там, где речь идёт о сексуальном насилии над немками в конце войны. Старгардт поднимает эту тему только в связи с действиям РККА, но совершенно обходит стороной, когда говорит о действиях союзников.
Интересно эмоциональное отношение к немецкому обществу. Автор жалеет простых немцев в моменты, когда те терпят лишения и насилие над собой. Даже как-то торжественно описывает победы вермахта и сопереживает поражению солдат и офицеров. Отношение автора к армии Германии сложно назвать нейтральным. По крайней мере, мне так не показалось. Что это — идентификация с агрессором или просто любовь автора к герою своего романа? Сказать сложно. На протяжении всей книги Старгардт подчёркивает, что рядовые немцы до конца поддерживали свою армию и до последнего верили во всемогущество фюрера. Опять-таки, оценки никакой автор этому не даёт и причин не объясняет. Свято место пусто не бывает, а значит, выводы предстоит сделать нам, читателям. Но наше мнение рискует быть искажённым, потому что авторский эмоциональный тон по отношения к тому или иному событию в книге всё же присутствует.
Справедливости ради, стоит сказать, что первая и последняя главы книги — конструктивные. Здесь появляется и научный анализ, и опора на документы, и количественные данные. Соответственно, читать куда интереснее. Тезисы можно вычленить, если опустить огрехи методологии. И в том числе, потому что они подтверждаются некоторыми другими исследованиями.
1. Немцы считали войну «оборонительной» на всех её этапах.
Среди врагов, против которых сражался Тысячелетний рейх — мировое еврейство и большевики. Более того, с помощью пропаганды Геббельс продвигал нарратив, что если немцы не победят в войне, они перестанут существовать как нация. Поэтому даже скептики и антинацисты желали победы Германии. Идея «оборонительной войны» — это конструкт нацистской идеологии, имеющий конкретную функцию — оправдание своих действий. Немцы были уверены, что руководство рейха сыграло на опережение, а сам Гитлер не раз повторял, что война Германии была навязана Британией и США, он де всего лишь сыграл на опережение.
2. В основе патриотизма немцев лежал реваншизм
Немцы не хотели повторения Версальского мирного договора. Часто в книге фигурирует идея: «ноября 1918 не будет». Немцы застряли в поражении прошлой войны. Не зря Гитлер заставил Францию принять капитуляцию, а том же вагоне, где был подписан унизительный для Германии мир. Именно патриотизм, основой которого выступало желание реванша, по мнению Старгардта, заставил немцев принять войну, терпеть её невзгоды, сражаться до последнего патрона. Более того, немцы отстаивали идею, уже с примесью жертвенности, даже после поражения.
«9 мая, безусловно, войдет в немецкую историю как самый черный день. Капитуляция! Мы, сегодняшняя молодежь, вычеркнули это слово из нашего лексикона, и вот теперь мы вынуждены становиться свидетелями того, как немецкий народ после почти шестилетней битвы во вражеском окружении вынужден складывать оружие. И как же отважно несли и несут наши люди бремя нужды и лишений! … Теперь только от нас зависит не растерять тот дух, что вселен в нас, и помнить, что мы немцы. Если забудем об этом, станем предателями павших за наше лучшее отечество».
© из дневника 16-летнего Вильгельма Кёрнера, май 1945 г.
3. Немцы всё знали о геноциде
Рядовые граждане знали и о зверствах солдат на восточном фронте против мирного населения, и о холокосте, и о Бабьем яре, и о концлагерях. О том свидетельствует множество случаев передачи фотоплёнок с фронта в тыл, сопровождающихся просьбой прислать отпечатанные снимки обратно. Солдаты фотографировались на фоне гор трупов. Негатив плёнки проходил через руки нескольких людей, и все они видели жестокие кадры.
О том же свидетельствует и требование немцев отдать со складов имущество, изъятое у евреев, в пользу жертв бомбардировок. Восприятие союзных бомб как акта мщения за злодеяния нацистов — в ту же копилку.
4. Война воспринималось обществом как необходимое зло
Старгардт справедливо замечает, что вместе с утратой веры в НДСАП, люди находили опору в своих близких. Немцы писали с фронта, во имя чего они сражаются — ради детей и будущих поколений.
Он не мог допустить, чтобы такая война пришла к ним домой, в Германию, а потому старался победить — победить самым решительным образом. Солдаты и их семьи отождествляли войну не с нацистским режимом, а со своей собственной ответственностью перед грядущими поколениями. Подобные вещи служили самым прочным фундаментом для патриотизма.
© Глава 6 «Германский крестовый поход»
Параллельно с нацистской Германией жила ещё одна страна, в которой напуганные люди хотели, чтобы их дети жили счастливо. И этим активно пользовалась пропаганда. С помощью, прежде всего, кино она муссировала тему «защитников» родины, сражающихся на фронтах во имя будущего народа. Почему-то Старгардт с самого начала отметает многие рычаги воздействия на семью — доносы, террор, страх оказаться в застенке гестапо или концлагере и тому подобные.
5. Церковь и рейх имели разногласия, но были союзниками
Вопреки расхожему мнению, Старгардт фиксирует факт, что церковь Германии была серьёзной силой, способной вступить в противоборство с нацистской верхушкой. Автор приводит пример успешной кампании религиозных учреждений против эвтаназии, которую партия проиграла. Но в целом конфликт церкви и государства завершился компромиссом. Когда речь шла об обороне Германии, священники призывали к борьбе. Когда милионами истреблялись невооружённые поляки, евреи, русские, церковь хранила молчание.
После войны католические и протестантские священники вновь завладели правом духовного пастырства. В основном они сосредоточились на преодолении чувства вины:
Альтхаус сосредоточился не на военных преступлениях и их последствиях, но на порождающей их человеческой природе: «Любое зло, происходящее где-то в моем народе да и во всем человечестве, произрастает из тех же корней человеческой души, каковая одинакова всюду и во все времена». Удачно погрузив конкретные действия в пучину тумана абстрактной, универсальной и лишенной временных рамок человеческой греховности, становилось совсем просто прийти к заключению о том, будто только сам Господь может судить за такие злодеяния, ибо «этот круг вины во всей его глубине находится за пределами понимания и правосудия суда человеческого. Судьи суда человеческого не могут и не вправе говорить со мной об этом»
© Заключение
6. Немцы старались вытеснить чувство вины
О переживании немцами чувства вины написано интересно и познавательно. Помимо описанного выше способа размывания ответственности Альтхаусом существовали и другие варианты психологической защиты. А о том, что от вины немцы защищались, говорит многое.
- Во-первых, когда с немцами пытались заговорить о вине и ответственности, возникала агрессия.
- Во-вторых, немцы пытались оправдать свои действия через рационализацию («Мы просто выполняли приказ»)
- В-третьих, отрицали своё участие или сам факт преступления.
После войны американцы организовали проект «переучивания» нации. Немцев водили на экскурсии по концлагерям, им показывали фильмы про Бухенвальд и Дахау. Кто-то признавал случившийся факт, но большая часть виновников формулировала умозаключения по типу «идея была хорошая, реализация подкачала». Многие отрицали происходящее, называя увиденное постановкой. Кто-то просто отворачивался.
После войны из преследователей немцы стали жертвами — классика! С одной стороны зазвучали темы содержания военнопленных, с другой говорили о террористических бомбардировках немецких городов.
Коллективная вина всячески отвергалась, что справедливо. Правда, в равной степени она же и отрицалась или рационализировалась.
«Ни один народ — сколь бы свободным от вины он себя ни чувствовал (чего не бывает, ибо вина всегда на обеих сторонах!) — не имеет права предавать целый народ лишению всех его свобод просто по праву победителя. Горе побежденным! Ни раньше, ни потом я не чувствую себя виноватой в войне и во всех ужасах концентрационных лагерей, равно как и в постыдных деяниях, совершенных от нашего имени. Ты, мамочка, мои братья и многие-многие из нас столь же мало виновны. Поэтому я категорически отвергаю коллективную вину!»
© Из письма военнопленному, Заключение
Где что — пойми разбери. Факт остаётся фактом — осознанно или неосознанно общество сделало всё, чтобы вытеснить чувство вины как из своих сердец, так и из общественной повестки. Судя по всему, им это удалось. Лишь немногие, такие как Нимёллер, просидевший в концлагере 8 лет, признали вину, но и те сделали это со значительными оговорками.
На мой взгляд, книгу нельзя назвать выдающейся. Из сильных сторон у неё, разве что, название. Исследования немецкого обществе у Уильяма Ширера в публицистике («Взлёт и падение Третьего Рейха», «Берлинский дневник») или Александра Галкина в социологии («Германский фашизм») куда более интересные, информативные и внятные. Потому повторюсь. Читать «Мобилизованную нацию» стоит критически и фактологически чисто с целью познакомиться с некоторыми дневниками и письмами той эпохи.