Сборники статей Петра Рауша

"Власть народа" и право Анархии

В период либерально-националистической "плюшевой революции" 1990-1993 гг. сформировалось достаточно странное политическое деление общества на "демократов" и "коммунистов". Странное хотя бы потому, что демократия и коммунизм противостоять друг другу, строго говоря, не могут – поскольку рассматривают разные сферы человеческих взаимоотношений. Основной вопрос коммунистической идеологии – вопрос о собственности, демократия же рассматривает проблему власти. Безусловно, власть и собственность - явления взаимосвязанные, но все же не тождественные. Не пора ли странному политическому делению умереть? Оснований к тому более чем достаточно. Коммунисты из КПРФ, духовно возродив социал-шовинизм и частную собственность, преодолели значительную часть дистанции, разделяющей Плеханова и Гитлера. Если бы случайно воскрес товарищ Ульянов, лидеры КПРФ пополнили бы проскрипционные списки (как буржуазно-черносотенный элемент).

Достаточно далеко от классических образцов большевизма отстоят и "Витьки" из "Трудовой России", пока еще не представленные в законосовещательной Думе. Теряя остатки уличной революционности, сторонники реанимации СССР основные свои усилия направляют на то, чтобы в эту Думу попасть. Зачем? Авторитет думской трибуны имеет для них, похоже, высокую ценность (в рублях?)... На общем бледно-красном фоне наиболее последовательными в своих принципах остаются, пожалуй, сталинисты-нинандреевцы (реальными силами не располагающие). Отметим тут же, что ни одно из перечисленных коммунистических или псевдокоммунистических объединений от демократии как таковой не отказалось. Коммунисты остаются демократами, продолжая голосовать и избирать руководство.

Стоит ли говорить о демократах некоммунистического направления? Существование их сомнительно в еще большей степени, чем коммунистические идеалы Зюганова. Элитарно-интеллигентские блоки с либеральной идеологией, Явлинский, Гайдар – ни на понимание, ни на поддержку народа рассчитывать не могут (об этом как-то и писать неудобно). При реальной демократии, стань она возможна, перечисленные персонажи подверглись бы элементарному линчеванию равно как и "первый демократически избранный" ЕБН. Тем не менее и они настаивают на своей "демократичности"... Ситуация парадоксальная – народ использует термин "народовластие" как ругательство, а политики продолжают изображать из себя народных избранников! Демократы – все (кроме, разве что, Баркашова и монархистов – но и эти играют в голосование!). Чем же на деле оказывается "власть народа" при ближайшем рассмотрении?

Когда-то Михаил Александрович Бакунин выступал против диктатуры пролетариата, исходя из предположения, что она, эта диктатура, окажется властью городских рабочих над крестьянами. Бакунин не мог знать ленинской теории о руководящей роли партии. На деле все оказалось гораздо хуже: функции власти от имени класса были выполнены государством. Государство же берет на себя и исполнение "воли народа", не выясняя в подробностях, в чем эта воля состоит. "Власть народа" над самим собой, без всякого государства, была бы тождественна самоуправлению. При наличии государства этого, естественно, нет. Но возникает и еще один вопрос – может ли народ как таковой являться носителем некой "Единой воли'? И о каком, собственно, народе идет речь? О русском (как ставят вопрос национал-социалисты), или о "многонациональном народе России" (в соответствии с 33%-ной Конституцией Ельцина). В рамках государственной системы межнациональные коллизии провоцируют конфликты, перерастающие в войну. Равноправие наций перед лицом государственной власти возможно пока только как равноправие рабов. При установлении же "национальной русской власти" возможные последствия просчитываются с трудом. Появление в России "рабов второго сорта" означает полную сдачу прав русского населения в государствах бывшего Союза. Если российские власти вправе вводить ограничения для азербайджанцев, как это ударит по русским, проживающим в Баку? С другой стороны, если мы (вполне обоснованно!) считаем, что русские в Чечне отнюдь не обязаны подчиняться режиму Дудаева - то какие могут быть оправдания полицейским облавам на "лиц кавказской национальности"?

Распространять ответственность за действия какой-либо группы представителей нации на весь народ равносильно самоубийству. В любой нации хватает "своих" мерзавцев, и говорящие о "мафиозных народах" как минимум рискуют ответить за все мероприятия нынешних российских властей!

Политика последних в национальном вопросе всегда исходила из государственных интересов – хотя интересы эти и понимались в разное время по-разному. Первоначально ориентированная на реанимацию "большой империи" (Союза), она поддерживала региональный сепаратизм (русские в Крыму и Приднестровье, Абхазия). Чеченская война обозначила новый этап – курс на "империю малую". Право народов на самоопределение (базовое для ельцинской конституции!) признано несуществующим в силу ориентации на "единую и неделимую" (жиринистские губернии). Продолжение можно наблюдать на Балканах. Как относятся русские патриоты к лозунгу единой и неделимой Боснии? Ведь Сербская республика Караджича не признана точно также как и Ичкерия Д.М.Дудаева! Что для вас важнее – силой навязанное государственное единство или право народа жить по своим обычаям? Или такое право вы признаете только за своим, "избранным", народом?

Конечно, сепаратизм – как деление больших держав на мелкие княжества – проблем не решает. Выход – через освобождение от самой системы деления территорий, через ликвидацию государственности как таковой. Идиотизмом представляется система, при которой американцы, живущие в России, обязаны общаться МЕЖДУ СОБОЙ по законам, издаваемым в Кремле – в то время как русские в Нью-Йорке принуждаются к тому, чтобы строить свои взаимоотношения по законам американского штата. Коль скоро существуют какие-то правила, они могут распространяться лишь на людей, испытывающих в них необходимость. Люди не обязаны следовать неизвестным, непонятым и непринятым ими нормам. Государство же – любое! – требует от них именно этого. Народы принуждаются к подчинению норме, душащей их сверху – и вынуждены оплачивать из собственных средств законотворчество репрессивных паразитов. Пятьсот лет европейско-американской Новой истории – это пятьсот лет в государственной тюрьме, построенной на развалинах феодальных замков. Преимущества этой системы сегодня более чем сомнительны – атомная бомба, экологический кризис, две мировые войны... Список прелестей, происхождение которых идет от государства, можно продолжить.

Вряд ли нужно объяснять народу России, что все государственные режимы народ давили. Под разными флагами и различными объяснениями ими предпринимались кампании по изъятию собственности, сопровождавшиеся уничтожением людей. Много ли найдется людей, доверяющих нынешним властям? А из тех, кто за эти власти все-таки голосует, сколько таких, которые объясняют это так: "Другая власть будет еще хуже". Россия не верит властям – и не верит оппозиции, потому что видит в ней возможную будущую власть!

Теперь мы вернемся к вопросу, поставленному в начале этой статьи – может ли народ быть носителем единой воли? При постановке этого вопроса в связи с взаимоотношениями народа и государства появляется вероятность утвердительного ответа. К существующему режиму большинство относится так, как он того заслуживает. Вопрос только в том, когда единство воли превратится в единство действия. Никакое оружие и никакие деньги не в состоянии сохранить государственную власть, если против нее поднимется народ. Даже – если в борьбе примет участие один из десяти. В толпу из миллиона человек армия стрелять не станет. Разговоры о том, что время революций прошло, ведутся с того момента, как это время настало. Наоборот – сегодня революция в России превратилась в неизбежность, поскольку политическая борьба в рамках существующего режима не может изменить ситуацию. Что может ожидать народ в результате окончания избирательной кампании? "Добрый царь"? Многие ли верят этим сказкам?

Участие в выборах мешает реальной борьбе, создавая ее иллюзию. Однако дураков, надеющихся напугать администрацию пачкой бюллетеней, не сильно прибавляется. Мы не связываем наших проблем с выборами, организуемыми государством. Единственный выбор, по настоящему имеющий значение – между капитуляцией и сопротивлением - давно сделан. Но для сопротивления недостаточно одной ненависти к режиму. Нужна еще определенная система ценностей, надо иметь "позитивную программу". Как?!! Разве ее нет? Конечно, есть. Однако именно позитивные программы противников режима – их многочисленность и взаимоисключающий на первый взгляд характер – были и остаются основным камнем преткновения.

И если по отношению к режиму революция несет на себе отпечаток "власти народа", диктуя государственной сволочи ответный приговор большинства, то вопрос о взаимодействии носителей различных идеалов среди сторонников революции большинством не решается. Как только революция начинает расправляться со своими вчерашними участниками, она превращается в свою противоположность. "Революционная власть" – уже контрреволюция! "Демократическая диктатура" – уже диктатура, направленная против народа! Никакой "власти большинства"! Если мы хотим действовать вместе – об этом нужно ДОГОВАРИВАТЬСЯ (а не голосовать). Системы, образованные на основе добровольных соглашений, и являются реализацией АНАРХИЧЕСКОГО ПРАВА. Это право людей, а не тюремный закон территорий, обнесенных колючей проволокой. Анархия не отрицает права – точно так же, как не отрицает организации. Право Анархии – это право на революцию. Право Анархии – это право добровольного договора на равных, право ответственности каждого за свои слова и действия. Мы не претендуем на исключительность такой системы. Желающие голосовать могут заниматься этим в кругу своих единомышленников. Но государственная система, паразитирующая на народе при помощи демократических мифов, должна быть сброшена. Чем скорее, тем лучше.

«Новый свет» № 34, 1995 г.

Анархисты - против власти, государства и имперского фашизма

Этот текст написан как ответ на заметку "Анархисты против исламистов", размещённую на Инди-Питер.

Само по себе заявление о том, что "анархисты - против исламистов", является свидетельством религиозной ксенофобии - поскольку объявляет противниками анархии фактически всех мусульман. С такими же основаниями можно было бы заявить, что "анархисты - против христиан" или "анархисты - против буддистов". В действительности, однако, анархические идеи существуют в той или ионй форме во многих религиях - и Ислам в этом отношении не является исключением.
Начало "критики" "чеченских исламистов" с указания на "издевательство над тысячами заложников" - очевидно является издевательством над читателями предлагаемой "аналитики", поскольку игнорирует все предшестовавшие захватам заложников обстоятельства (от истории завоевания Кавказа Российской империей - до вторжения в Чечню в 1994 году, сопровождавшегося ковровыми бомбардировками, применением артиллерии для сплошных обстрелов населённых пунктов и геноцдом населения). Точно так же опускаются и требования, выдвигавшиеся захватывавшими заложников группами, и последствия этих захватов - а именно то, что и в случае с "Норд-остом", и в Беслане убийцами заложников были не чеченские террористы, а спецназовцы ФСБ. Поэтому на вопрос о том, "чем лучше", существует достаточно простой ответ - тем, насколько трёхдневный арест - лучше сожжения заживо. Это, разумеется, не оправдание захватов - а лишь указание на то, что ставить на одну доску фашистов, осуществляющих геноцид, и людей, использующих для достижения верной цели неприемлемые с моральной точки зрения методы - в принципе неправильно.
Разумеется, никто из анархистов России, проводя акции против имперской оккупации Кавказа, не утверждал, что "исламисты хороши тем, что ведут национально-освободительную борьбу за своё государство". Лозунгом антивоенной анархической кампании было лишь право народов, подчинённых империей, на свободу от оккупации и самостоятельное решение собственной судьбы. Стоит ещё заметить, что для ислама лозунг "национального освобождения" не имманентен и нормам шариата очевидно не соответствует, а халифат, за установление которого выступает часть исламских фундаменталистов, во-первых, совершенно интернационален, а во-вторых - под определение "государства" в его европейской трактовке попадает не вполне.
О том, какую борьбу поддерживают анархисты, в тридцатых годах прошлого века неплохо сказал Макс Неттлау: "НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ ОБЪЯСНЯТЬ, НА ЧЬЮ СТОРОНУ СТАНУТ АНАРХИСТЫ В СЛУЧАЕ ВОССТАНИЯ. НО НЕТ ПРОЩЕНИЯ АНАРХИСТУ ИЛИ ВООБЩЕ КАКОМУ БЫ ТО НИ БЫЛО ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ СУЩЕСТВУ, ПРИНИМАЮЩЕМУ УЧАСТИЕ В ВОЙНАХ НА СТОРОНЕ СИЛЬНОГО, ЛУЧШЕ ВООРУЖЕННОГО, ИМЕЮЩЕГО ШАНСЫ ПОБЕДИТЬ И ПОРАБОТИТЬ НОВЫЕ МАССЫ ЛЮДЕЙ". Однако как и в любой классической цитате, здесь явно бьёт в глаза неточность. Если бы "необходимости объяснять" действительно не было, то и в этих заметках не имелось бы никакого смысла. Увы - очень многим сегодняшним "анархистам" никакие объяснения не помогают в случае восстания - становиться на сторону власти, а в случае войны - не только бездействием, но и прямым саботажем антивоенных акций поддерживать сторону "сильного и лучше вооружённого", начинающую войны с целью порабощения и захвата. Ведь продолжающаюся Кавказская война очевидно не "исламистами" была начата! Более того - до вторжения российских войск и возобновившегося геноцида уровень религиозной напряжённости в Ичкерии был крайне низок. "Исламизация" Северного Кавказа была не результатом происков "ваххабитов", а реакцией на зверства российских формирований, сопровождавшейся крайне-низким уровнем заинтересованности массовыми убийствами - как в России, так и на Западе. Людям, ранее не отличавшимися повышенной религиозностью, нужна была помощь, потребовалась моральная поддержка. И нет ничего удивительного, что для решения этой проблемы многие обратились к исторической и религиозной традиции. Возможно, если бы в 1994-95 годах вторжение в Чечню удалось предотвратить или остановить силами антивоенного движения России - или повторить революционный опыт выхода из войны 1917 года - никакой "исламизации Северного Кавказа" в её нынешней форме не было бы. Однако в условиях, когда чеченцам и соседним с ними северокавказским народам пришлось в столкновении с врагом рассчитывать прежде всего на собственные силы - процесс пошёл иначе.
Про 1917-й год стоит сказать особо. Большинство анархистов России во время Первой мировой войны, также как и многие большевики, вовсе не стояли на абстрактно-пацифистских позициях - а призывали к поражению "собственного" правительства! Стоит вспомнить, что речь шла о войне царской России против Германской империи, и после ряда поражений русских войск - значительная часть территории страны в 1917 была оккупированна германскими войсками. И тем не менее наиболее последовательные революционеры настаивали тогда никак не на "равноудалённой" позиции, а на поражении российской армии. Была, разумеется, и обратная тенденция - кроме позорно известного казуса Кропоткина (Пётр Алексеевич, как французский патриот, выступил за победу Антанты и разгром кайзеровской Германии), "оборонческую" позицию занимали многие социалисты и либералы. Однако, поскольку фронт войны в России, как и во Франции, проходил по оккупированной противником территории - психологически представление о справедливости такой войны отчасти объяснимо. Однако, ещё раз - в войне России против империалистической Германии, оккупировашей часть "российской территории" - большинство русских анархистов выступало с позиции необходимости ПОРАЖЕНИЯ РОССИИ. В свете распространённых сегодня в околоанархической среде штампов такое отношение неизбежно было бы охарактеризовано как ПРЕДЕЛЬНАЯ РУСОФОБИЯ - поскольку многие из нынешних, похоже, уже не в состоянии отличить интересы государства - от интересов народа. Насколько же ухудшилась ситуация, если сегодня даже намёк на НЕОБХОДИМОСТЬ ПОРАЖЕНИЯ РОССИИ - В ТИПИЧНО КОЛОНИАЛЬНОЙ И ЗАХВАТНИЧЕСКОЙ С ЕЁ СТОРОНЫ ВОЙНЕ - вызывает у многих "анархистов" типично фашистскую реакцию! Те, кто сегодня рассуждают о борьбе за революцию в интересах "трудового населения", не понимают двух важнейших узловых проблем, которые привели к свержению самодержавия. Первое - война (в которой революционные анархисты выступали, как уже отмечалось, в качестве абсолютно антипатриотической силы). А второе - национальный вопрос - поскольку Россия, и сейчас остающаяся "тюрьмой народов", ни в советские, ни в царские времена в этом смысле от сегодняшней империи в лучшую сторону не отличалась... Без национально-освободительных движений - в Финляндии, на Украине, в Закавказье, среди еврейского населения "черты оседлости" - никакая револющия "трудящихся масс" в 1917 году была бы просто немыслима. Не случайно сегодня те, кто видит свою задачу в подмене революционных целей и торпедировании всяких протестов против режима, сформулировали тезис о том, что "для либертариев поддержка так называемых национально-осовбодительных движений недопустима в принципе". "Либертарии" - очень удобная формулировка, отвечающая на вопрос о том, почему почти все анархисты в XIX - начале XX века - считали и действовали иначе (и итальянец Писакане, и Бакунин с Кропоткиным, и даже Нестор Махно, чётко отделявший "Великую русскую революцию на Украине" - от собственно "Украинской революции"). Но если анархический лозунг "С угнетёнными против угнетателей - всегда!" оказался неприемлем для нынешних "либертариев", не значит ли это, что анархистами они вообще не являются?
Вернёмся к войне. Как представляется себе её прекращение? Автор антиисламистского текста говорит о том, что анархисты должны оказывать давление на правительство - с тем, чтобы оно приняло решение о выводе войск? Анархический ли это подход? Однозначно нет - поскольку человек даже не пытается представить себе решение ситуации в условиях ОТСУТСТВИЯ ПРАВИТЕЛЬСТВА И ГОСУДАРСТВА. Всё это в сочетании с "бойкотом призыва" - либеральные благие пожелания, отличающиеся от работы правозащитных НПО лдишь полным отсутсвием конкретики. Понимание же того, что либеральные методы являются частью либеральной стратегии - и не могут слепо копироваться теми, кто вообще против существования государств! - отсутствует напрочь.
Пропагада среди солдат - это, конечно, прекрасно и правильно. В начале 1995 года у нас был такой опыт, в общей сложности было роздано несколько тысяч листовок - специально адресованных служащим силовых структур. Тогда это не дало никаких заметных результатов, но это не значитЮ, что новые попытки не нужны. Другое дело - что в этих листовках писать? Ведь и при акценте на том, что худшим нашим врагом являются исламисты, и при декларировании "равноудалённой позиции" - такие листовки вообще невозможно называть "антивоенными", поскольку войну и оккупацию Северного Кавказа они фактически будут оправдывать!
Чтобы вести пропаганду среди солдат, нужно для начала научиться разбираться в некоторых вещах. И не считать окружающих дурнее себя - по крайней мере, до тех пор, пока они не подавали для этого достаточных оснований... Непрошеных наставников и учителей люди обычно недолюбливают - и имеют к тому все основания. Особенно когда "пропагандисты" не вполне понимают предмет своей пропаганды. Несколько цитат для примера: "Если кто-то думает, что они (исламисты) ведут борьбу за независимость Чечни, то это ошибка". Ошибка ли? Разве война на Северном Кавказе идёт не за независимость от России? И разве эта независимость должна ограничиваться лишь Чечнёй? Последние сообщения из Ингушетии и Дагестана мало чем отличаются от чеченских сводок боевых действий. Далее: "Мало того, что исламисты брали в заложники женщин и детей" - писали уже, что то, после чего брали, зачем - и кто этих заложников убивал - тактично выносится за скобки - "они хотят создать Кавказский Эмират, который займет как минимум весь Кавказ, включая пострадавшую уже от боевиков не мусульманскую Осетию". Так вот не "хотят создать" - а уже провозгласили создание. Не "эмирата", а Имарата. И вопрос вот какой - а чем же с анархической точки зрения Имарат Кавказ принципиально хуже Чеченской Республики Ичкерия? Особенно - если вспомнить те "идеологические" помои, которыми последние СЕМЬ ЛЕТ ВОЙНЫ крыли Ичкерию разного рода "либертарии" из КРАС-МПСТ? Что, разве члены КРАС или АД признавали легитимность ичкерийских президентов Иасхадова и Садулаева? Или выступают все как один за парламентскую республику?
На мой взгляд, правда, в создании истории создания Имарата действительно есть ряд негативных моментов. Во-первых, произошёл раскол в чеченском Сопротивлении. Во-вторых - обострилась проблема "репрезентации" радикальной части сопротивления относительно антивоенного движения и правозащитных организаций. Однако, чтобы считать это серьёзным негативом, надо для начала хотя бы Сопротивление поддерживать - а со стороны той же КРАС-МПСТ отношение было всегда как раз совершенно обратное! Так чем же объясняется столь нервное верещание? В любом случае - никак не собственным интересом к проблеме войны - иначе свежеоткрытые для себя некоторыми "пропагандистами" тексты Амира Абу-Усмана следовало бы перепечатывать не в декабре и январе, а на пару месяцев раньше, когда они появились... Но для некоторых время значительно менее важная вещь, чем пространство. Некоторых из тех, кто называет себя анархистом, почему-то крайне беспокоит вопрос территориального разграничения. Чуть ли ни ужас вызывает то, что "границы Эмирата не определены строго" как будто задачей анархистов является постоение анархического сообщества в рамках государственных границ. Или то, что анархисту хорошо, мусульманину - смерть? Мои знакомые анархисты-мусульмане с этим вряд ли согласятся.
Январь 2008

Анти-объективизм

(субъективные заметки по поводу взглядов на Анархию и анархического мироощущения)

Очевидно, что элементы недопонимания в отношении между анархистами (как и между другими людьми) – нечто совершенно банальное. И объясняется столь же банально – все люди разные. Будь иначе – не стоило бы и общаться. Причем имеющиеся различия вовсе не свидетельствуют о том, что кто-то из несогласных прав, а другой – заблуждается. Для себя – прав каждый, и в этом отношении тут дела обстоят также, как и с религией. Вера в коммунизм – личное дело коммунистов, а в пацифизм – пацифистов (если им так нравится). При таком подходе у различных агрессивно-настроенных деятелей выбивается из рук очень важный козырь – моральное обоснование своих претензий "общими и объективно существующими правилами и нормами". А без этого обоснования никакой продолжительной во времени власти быть не может: "Штыки хороши всем, кроме одного – на них невозможно сидеть". В истории не было ни одного репрессивного режима, который не подкреплял бы репрессий различными вымыслами. Вымысел, сам по себе характеризующийся как проявление творческое, при водворении его в ранг НУЖНОГО ДЛЯ ВСЕХ (а потом – и обязательного для ВСЕХ) – превращается в предлог для применения насилия первым, т.е. в отношении тех отдельных людей, которые сами ни на кого не нападали. В результате, используя ОБЪЕКТИВИСТСКИЙ МИФ (в разных интерпретациях звучащий то как миф об общечеловеческих ценностях, то как категорический императив Канта, то как миф XIX-XX вв. о прогрессе, то как общие религиозно-универсальные заповеди и т.д.) напавший и ударивший первым – на того, кто и не собирался его трогать – подводит под свое поведение морально-идейное обоснование. И этим – снимает с себя ЛИЧНУЮ, ИНДИВИДУАЛЬНУЮ ответственность. Если есть бог – а первая заповедь требует возлюбить его и ранжируется выше, чем "не убий" – то убивший во имя его может быть не только оправдан, но и канонизирован (библейский Авраам, убивающий из любви к Богу своего сына). Если есть Родина – стреляющий в других людей солдат не только не виновен, но стараниями патриотических идеологов возводится в сан героя. То же касается любой абстракции – как только она начинает (кем-то!) трансформироваться в универсальную необходимость, обязательность (оба эти слова – из вражеского, властного, языка). Поэтому признавать такие абстракции можно только соблюдая жесткое условие, имеющее ввиду их множественность (у каждого может быть свой бог, своя Родина и т.д.), неиерархичность (один бог другого стоит, одна Родина стоит другой и т.д.), и не-обязательность (можно и вовсе без них!). Имея ввиду, что Анархия – из того же абстрактного ряда отвлеченных идей (как Творчество, Насилие, Власть, Свобода, Царство Божие и различные "измы"), говоря о ней, стоит учесть следующее:

– анархия бывает разная и по-разному разными людьми понимается. Поэтому – для меня не всякая анархия не всегда в кайф.
– достоинства и слабости любого из анархических направлений не заданы на 100% в нем самом – а не меньше чем наполовину соответствуют субъективному восприятию того, кто вступает с ним в контакт. Т.е. нет "высокой" и "низкой" анархии, нет "объективно-хорошей" и "объективно-плохой" анархии.
– Кто-то может обходиться и вовсе без анархии (как анархисты могут обходится без власти!). Поэтому "классические" сказки XIX века – кропоткинское "одно из двух" и прудоновский "авторитет необходимости" – на меня производят, мягко говоря, неприятное впечатление ИДЕЙНОГО ДИКТАТА, напоминающего марксизм-ленинизм.

Подобное "мягко-эластичное", гибкое отношение во внешних контактах вполне может сопровождаться крайне жесткими установкамивнутренними (личными принципами). Мягкая кожа снаружи – кость внутри. С моей точки зрения, вполне по-анархически. И, наоборот, не по-анархически и для меня не очень-то эстетично, когда бывает наоборот – жесткая наружная установка и неразборчивость, каша, жижа внутри (последнее – напоминает нечто насекомообразное – таракана либо паука – жидкого, но в хитиновом панцире). Статичность внешних законов, внешних границ (при периодической линьке) – нечто характерное для государственной, юридически оформленной системы.

Возвращаясь к теме, следует заметить, что само определение объективного (по крайней мере, в марксизме) производит более чем хитиновое впечатление – "вне нас и независимо от нас". То есть, когда на нас начинает действовать некий "объективный" фактор (например, сегодня в России "объективно сложилась тяжелая экономическая ситуация") – то прекращение его воздействия якобы не зависит от нас. Но тогда хотелось бы узнать – от кого? Очевидно, от того, кто сочиняет сказки про объективное?

В одном поле

Проект “ПРОТИВ ВСЕХ ПАРТИЙ” разворачивается всё шире. С одной стороны в него втягиваются стремящиеся к сопротивлению активисты, с другой – похоже, начинает изменяться настроение определенной части избирателей. Процент голосующих “против всех” увеличивается. Не столько за счет падения рейтингов партий (увы, они скорее демонстрируют тенденцию к росту) – идут на выборы, чтобы вычеркнуть всех кандидатов, те, кто раньше в них ни в каком качестве не участвовал. Дошло дело до того, что в кампанию “протестного” голосования включились многие наши товарищи – и признано уже, что тактика тотального вычеркивания для анархистов вполне приемлема. А почему нет? Если полтора года назад единственный пример выборов, сорванных таким образом, демонстрировал исключительный в своем роде Владивосток, то в последний раз проект “ПВП” завершился победоносно сразу в нескольких избирательных округах. Стоит ли ломать копья, отказывая ему в поддержке? В конце концов, вопрос кажется чисто тактическим – и, демонстрируя непоколебимую принципиальность неучастия, мы, возможно, уже окончательно лишились чувства “обратной связи”? В то время как активисты “ПВП” героически оклеивают города листовками и штурмуют твердыни Красной площади, более-менее активная бойкотистская кампания проведена, пожалуй, лишь в Казани – а в Питере против выборов не было сделано практически ничего.

С другой стороны, маленькие победы “ПВП” никак не производят впечатления поражения партий, а уж “партии власти” - в особенности. Много ли было в ГД накануне выборов откровенно-проправительственного элемента? Оставим статистику ВЦИОМ`у: и невооруженным глазом ясно виден успех врага. И, хотя мышление в категориях бинарных оппозиций приветствуется не всеми, тем не менее позволим себе революционное разделение - “или-или”. Что же означает голосование против всех: встречный бой расширяющейся государственной системе, либо, наоборот, сдачу позиций, отход и пролог капитуляции? Увы - последнее представляется более соответствующим действительности. Теперь попытаемся изложить, что именно нас не устраивает в проекте “против всех” - по пунктам.

1.ДЕМОКРАТИЗМ. Проект “ПВП” теоретически исходит из невозможности реальной системы представительства, и главным аргументом против демократии оказывается её фиктивный характер. Это напоминает массовое отношение к коммунизму в 70-х: “штука хорошая, но чудес на свете не бывает”. Как будто реализованный на практике коммунизм или настоящая, избавленная от мифа представительства прямая демократия должны рассматриваться как нечто желаемое. Выводится из-под удара основной принцип власти – ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ ПОДЧИНЕНИЯ. Для нас же проблема не в том, что депутаты не в состоянии выразить интересы тех, кто им доверяет – а в том, что власть диктует свои нормы тем, кто её, что называется, “не заказывал”. Аргумент “от большинства” – демократическое обоснование диктатуры. Но клин вышибается клином – победа “против всех” тоже достигается большинством голосов! Большинством, кстати, не менее фиктивным, чем в обычной ситуации, поскольку мнение непришедших на выборы точно также не учитывается. Даже более того. Пункт “против всех” может набрать больше, чем отдельные кандидатуры: но представим, что в бюллетене присутствует вместо них единственная позиция – “за всех”? Его сторонники могут проиграть только из-за своей раздробленности! Игра происходит на поле противника и по его правилам – а они таковы, что честная победа исключена. Игрок в демократию обречен на мошенничество. Метод, используемый в “ПВП” - 100%-ная демократия, которая остается представительской фикцией, сколько бы раз её ни выворачивали наизнанку. Демократия – это не анархия. В самом средстве уже содержится цель, и ПРОЕКТ “ПВП” НЕ УСТРАИВАЕТ НАС КАК ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ.

2.РАМКИ ЗАКОНА. Проект “ПВП” не только не направлен против демократии как таковой – он реализуется в полном соответствии с законодательством существующего режима, в рамках его конституции – и, собственно, не ориентирует своих участников на необходимость прекращения её действия. Добровольное участие в мероприятии государственной власти – пусть даже с фигой в кармане – демонстрирует необходимый властям минимум лояльности. Здесь как в бизнесе: ты можешь уклониться от части налогов, скрыв некоторые доходы (сегодня на это смотрят сквозь пальцы) – но открытый отказ от платежа возымеет серьезные последствия (он нарушает их конституцию). А вот проект “ПВП” совсем не против законов и даже не против всех кандидатов – он лишь ПРОТИВ ПАРТИЙ! Точность названия тоже значима. Можно вспомнить и о “нерушимом блоке” с участием беспартийных, и о чрезвычайной надпартийности в формирующейся традиции президентской – и даже губернаторской! – власти. Партии, вообще говоря, нужны скорее умеренно-оппозиционной буржуазии, а государство множество раз демонстрировало способность обходится без них. И нынешняя конституция никакой необходимости в партиях не видит – одних краткосрочных “избирательных объединений” оказывается более чем достаточно. А через “ПВП” можно аккуратно нейтрализовать неустойчивую долю партийного электората; слегка уткнуть претендующих на часть олигархических полномочий оппозиционных функционеров – и при этом В ПРОЕКТЕ вообще не затрагивается вопрос о правомерности “конституционных основ” ГОСУДАРСТВА!

3.ПРОИСХОЖДЕНИЕ. Прежде всего, конечно, отметим, что вся избирательная процедура связана с государственной властью – на генетическом уровне. Но сейчас внимание хотелось бы обратить на то, как появился в бюллетенях пресловутый пункт “ПВ”. Точнее – кто и с какой целью его туда внёс? Ведь в принципе голосовать так можно было бы и “обычным” способом (кстати сказать, голосование “ПВ” во Владивостоке стало результатом того, что губернатор там распорядился просто вычеркнуть неугодного ему претендента). Но, однако, пунктик ввели – и мы не склонны объяснять это заботой о том, чтобы застраховать избирателя от подтасовок. Наоборот – сам факт того, что власть предупредительно рассматривает такое голосование как один из рекомендуемых вариантов, заставляет нас относится к нему с определенной подозрительностью. Аргументация “от идиотизма” не выдерживает критики – Ельцин, и даже Чубайс с Путиным, могут, как выяснилось, не знать, когда начинается третье тысячелетие – но цену власти они отлично понимают и свое исключительное умение за неё цепляться неоднократно показывали. ЕСЛИ ВЛАСТЬ САМА ПРЕДЛАГАЕТ НАМ ГОЛОСОВАТЬ ПРОТИВ ВСЕХ, НЕ ЗНАЧИТ ЛИ ЭТО, ЧТО ДЛЯ БОРЬБЫ ПРОТИВ НЕЁ СЛЕДУЕТ ДЕЛАТЬ ЧТО-ТО ДРУГОЕ?

4.ПОДТАСОВКИ. По опыту известно, что значительную часть голосующих против всех – и даже голосующих за “оппозицию” - составляют граждане, опасающиеся подтасовок. Тысячекратно мы слышали фразу: “Если я не приду на выборы, они за меня проголосуют”, - и устали уже объяснять, что такого рода паранойя порождает результат, обратный желаемому. Подверженный мании преследования товарищ забывает, что его бюллетень – не единственный и даже не именной, а миллионы его соотечественников не ходили, не ходят и не собираются идти на избирательные участки. Десятки миллионов напечатанных государством анонимных бланков – всегда в распоряжении избирательных комиссий, и, если человек пришел на выборы, расписался и получил бюллетень, для фальсификации результата нужно лишь заменить брошенную им в урну бумажку на точно такую же – но немного иначе заполненную. Скажем, не “против всех”, а за Путина. Причем подлогу гарантирована нераскрываемость – расписка-то в получении бюллетеня настоящая! Если же люди не пришли на выборы и ни за что не расписывались, то для подтасовки придется их подписи подделывать – что само по себе несколько более трудоемко и хотя бы теоретически проверяемо (а значит, не полностью безопасно для врага). Единственный способ хоть как-то помешать подтасовкам заключается не в “ПРОТЕСТНОМ” голосовании, а в полном бойкоте выборов.

5.КВОРУМ. Это – одно из важнейших обстоятельств. Врагу хочется продемонстрировать массовую поддержку себя народом. Достаточная норма представительства, позволяющая ему объявлять выборы состоявшимися, зависит от значимости проводимого им мероприятия. Максимальный на сегодня уровень необходимого участия – для выборов высшей государственной власти – 50%. Проблемы со сбором необходимого количества возникают периодически. В декабре 1993-го при голосовании по конституции до установленного рубежа недотянули нескольких процентов (их пришлось нарисовать). Но именно тогда неоценимую услугу власти оказало “протестное” голосование. Ельцина поддерживало не больше 30 % - из одних лишь сторонников власти никакого кворума не получалось. Необходимые для “легитимизации” нового режима голоса дали КПРФ, Явлинский и Жириновский – но в создание кворума внесли свою лепту и голосовавшие против всех! Если допустить на минуту, что “протестно” голосовавших граждан кто-то ликвидировал бы, оправдать действующую конституцию ссылками на “большинство” не было бы никакой возможности. А на выборах 1996-го? Вспомните, как зазывали народ: “Голосуй, а то…” Неважно, КАК голосуй – хоть против всех, хоть за всех сразу – только приди. Тут уже вспоминается бельгийское законодательство. Там непришедших на выборы государство штрафовало; а пришел - зачеркивай кого хочешь (демократия!). Но Россия – не Бельгия, обошлись без штрафов. Достаточно оказалось начать войну на Кавказе – и на последних думских выборах с кворумом у власти проблем уже не было. Сегодняшнее настроение избирателей не в пример хуже, чем после расстрела Белого Дома. Поэтому радоваться тому, что в нескольких округах пункт “против всех” набрал относительное большинство – значит вводить себя в заблуждение. Радоваться нечему – но это отвратительное состояние не будет продолжаться вечно. Когда режим начнет терять поддержку, ситуация с участием в выборах изменится - но рассматривающие проект “ПВП” как перспективный БУДУТ ВСЕГДА ПОМОГАТЬ ВЛАСТЯМ В СОЗДАНИИ НУЖНОГО ИМ КВОРУМА.

6.РЕСУРСЫ. У известных нам инициаторов проекта “ПВП” не так много сил и средств. Вся кампания строится преимущественно на личной энергии, воображении и энтузиазме. Но это, пожалуй, качественно более важные ресурсы – к ним может приложиться остальное. На что же тратятся силы? Да почти на то же самое, на что и государственные ассигнования – и там, и тут людей призывают придти на выборы. А теперь посмотрите на нынешних коммунистов – если бы они хотя бы 10% вложенных в свои избирательные кампании средств использовали для помощи реальному рабочему сопротивлению?.. Ясно, что это фантастика – их партии не для того создавались! Поскольку любое участие в выборах требует определенных затрат, для всех участвующих в этой игре партий расходы с избытком возмещает госбюджет – “предпринимательство” оппозиции напрямую финансирует власть. Расходы по “ПВП” государство не оплачивает - хотя сторонниками абстрактной логики высказывалась уже идея обратиться к нему с таким предложением (к анархии, разумеется, это не имеет отношения). А пока силы, которых очевидно не хватает для реальной борьбы, идут на демонстрационные акции, распыляясь в атмосфере. Только вот облака сгущаются не там, где этого хотелось бы. СТОИТ ЛИ ТРАТИТЬ СРЕДСТВА, КОТОРЫХ И БЕЗ ТОГО ЯВНО НЕДОСТАТОЧНО, НА ТО, ЧТОБЫ ПРИЗЫВАТЬ ЛЮДЕЙ К ГОЛОСОВАНИЮ?

7.УСТАНОВКИ. Людям свойственно оправдывать собственные действия. Часто – задним числом защищать сделанное из-за слабости или непонимания. Наверное, поэтому сегодня для многих стариков изменить отношение к прошлому невозможно – это значило бы зачеркнуть тот смысл, который вложен в их жизнь. Установки на логическом уровне определялись привычками. Хотя привычки тоже не появляются на пустом месте, нас интересует здесь не причина, а следствие – тот, кто начинает ходить на выборы, привыкает к ним, воспринимает их как нечто нормальное или даже необходимое. Поскольку голосование – тоже некоторым образом действие, о нем можно рассказать другим: “Вы как голосовали? А я всех вычеркнул!” - и даже испытывать от этого чувство гордости и собственной значимости. Что называется, круто – не просто кого-то зачеркнул, а сразу всех! Ну и куда хотя бы один из них после этого делся? Но результаты на личном, психологическом уровне оказывается важнее, чем политические последствия. Последнее отказываются видеть – может быть, оттого, что тут уже явно ощущается собственная незначительность. Отсюда, казалось бы, один шаг до полного неприятия системы, работающей помимо вашей воли – но этот шаг сделать труднее всего. Так хочется, чтобы с тобою считались, чтобы обратили на тебя внимание! Но чуть больше уважения к себе – и легко увидеть, что личное достоинство не определяется участием в казенных мероприятиях. Наоборот, ФОРМИРОВАНИЕ ПРИВЫЧКИ К УЧАСТИЮ В ВЫБОРАХ СОЗДАЕТ ЕЩЕ ОДНУ ФОРМУ ЗАВИСИМОСТИ ОТ ГОСУДАРСТВА.

8.ЖЕЛАЕМОЕ И ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ Чего же хотят инициаторы “ПВП”? Сорвать выборы? Это не вызывает возражений. Хотя срыв голосования – не стратегическая цель, а задача тактического характера (выборы - не главный инструмент в руках власти), такой сбой безусловно несколько нарушил бы работу её пропагандистской машины. И на межгосударственном уровне, пожалуй, не менее интересно – представьте себе, как выглядела бы Россия перед “цивилизованным сообществом” и МВФ после того, как на президентских выборах большинство её граждан собственноручно вычеркнуло всех кандидатов! А как отразится это на курсе доллара? Какой там “черный вторник”! Да ради одного этого стоило бы идти голосовать! Но, увы, всё - иллюзия. В общероссийском масштабе срыва выборов власть никогда не допустит. Кто же думает, что она, неизбранная народом, тут же начнет слагать с себя присвоенные ею полномочия? Будут лгать и изворачиваться так, что даже военные сводки из Чечни вспомнятся как святая истина, подтасуют хоть 25% - а сообщат, что президент избран. Все это уже было при голосовании по конституции 93-го года. Бывало, однако, и другое – на местном уровне выборы неоднократно объявлялись несостоявшимися. Правда, как правило, не из-за “протестного” голосования, а по причине отсутствия кворума. В Питере Законодательное Собрание избирали почти с теми же мучениями, с какими оно, в свою очередь, не может – не хочет! – выбирать себе председателя. Никаких обвальных последствий такие сбои, однако, не вызывают. Замечательно; конечно, когда они очередной раз садятся в лужу – но и это они делают посредством наших с вами задниц! Как правило, выборы переназначают, а “необходимый” для них кворум снижают – либо отменяют вообще. Или отменить кворум легче, чем исключить из закона возможность голосовать против всех? Но и полный срыв серии разного уровня местных выборов приведет не к ликвидации избирательной системы, а лишь к её корректировке – а ведь избирательная система отнюдь не является необходимой составляющей государства! На самом же деле - и результаты выборов в ГД это еще раз показали – общероссийские выборы вряд ли получится сорвать даже “голосуя ногами”. Пункт “против всех” искомого большинства тем более не наберет. Применительно к ВЫБОРАМ ВЫСШЕЙ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ВЛАСТИ проект заведомо запрограммирован на поражение.

Реальность надо учитывать – не для того, разумеется, чтобы её принимать и объявлять “осознанной” необходимостью, а для того, чтобы от неё как следует оттолкнуться. Увы – сегодня даже очень энергичные действия обеспечивают лишь минимальную возможность к продвижению вперед: “нужно бежать со всех ног, чтобы остаться на том же самом месте – а чтобы попасть в другое место, следует бежать вдвое быстрее”. Однако не предпринимающие ничего имеют 100%-ную гарантию оказаться лишь там, куда их положат. Поэтому в ответ на приведенные выше соображения приверженцы “активной жизненной позиции” могут возразить – всё так, но ведь мы потому и включились в эту кампанию, что это лучше, нежели совсем ничего не делать. Но если в результате действия скорее помогаешь врагу, чем наносишь ему ущерб? И что, в конце концов, мешает – если на большее не хватает сил – проводить те же бойкотистские кампании? Ведь как бы плохо ни обстояли дела, активные действия всё же привлекают к участию новых сторонников и новые средства. Важно лишь, вокруг чего, как и зачем люди группируются, поскольку именно от этого зависит остальное.

Вопросы, которых не существует

ВЕЧНАЯ МУЗЫКА

"Достоин ли бандит того, чтобы его уничтожали, убивая при этом сотни безвинных людей?" Это - из антивоенной листовки. В другой читаем: "Люди гибнут от авиабомб и динамитных взрывов, устроенных бандами путиных, басаевых и лужковых, а они делают на этом деньги и рейтинги, тянутся к нефти и власти". А вот выдержки из статьи о Кавказской войне: "агрессивное государство чеченских националистов ввело свои подразделения в Дагестан", "дикий капитализм неизбежно пробуждает к жизни новых монстров - собственно дагестанских фундаменталистов... эти господа являются сторонниками мощного бюрократического государства... рейды в Дагестан могли иметь и внутриполитический смысл для самой Чечни, ... они призваны разрядить внутреннее напряжение и сплотить чеченцев против внешнего врага. В этом смысле атаки против Дагестана могут быть какое-то время выгодны всем группировкам". Всё это пишется людьми, пытающимися демонстрировать крайнюю отстраненность от официальной позиции. Никакого национализма. Наоборот: "Только тогда, когда человек осознает, что его эксплуатируют и унижают, что у денег нет национальности, как нет ее и у работников, объединенных общей борьбой, только тогда появляется шанс на преодоление национализма".

Нет национальности - значит, не существует и национального вопроса. Война, с которой всё ясно, остается "нужна только политикам", а "люди труда" оказываются как бы вне политики вообще? Для них, очевидно, первичен экономический подход. Поэтому аргументацию против сепаратистов можно дополнить и таким соображением: "На деньги, полученные от Саудовской Аравии, "борцы за веру" приобрели около 800 КАМАЗов и занимались извозом по всему Кавказу. Ясно, какой режим призваны установить в Дагестане моджахеды и их патроны". Конечно - чего хорошего может простой советский человек ожидать от частной собственности! Правда, нерасторжимость уз, связующих её с государством, сейчас неоспорима не для каждого. Но не мытьем, так катаньем -не воспринимающий анархические доводы вынужден будет согласится хотя бы с коммунистической постановкой вопроса. И действительно - кому же ещё агитировать за коммунизм, как ни анархистам, если сами коммунисты в большинстве своем превратились в фашистов? Для них-то национальный вопрос не просто существует - он был и остается узловым для обработки массового сознания. А коль скоро эта обработка достигает цели, нам остается лишь покинуть участок фронта, изначально неприспособленный к тому, чтобы на нем побеждать - и, отступив на непробиваемые экономические платформы, отринуть национальное во имя классового. Причем отринуть, похоже, придется полностью - потому что интернационализм в трактовке Ульянова, во-первых, уже отдавал империализмом, а во-вторых, продемонстрировал последовательно-прогрессировавшее коричневое смещение. Но здесь не место для антибольшевистской риторики. Предположим другое - если бы упомянутые выше красные, вместо того чтобы "трогать больной зуб", сделали бы вид, что "зуба" этого просто не существует? Ведь чисто субъективно и Дзержинский, и Троцкий воспринимали себя прежде всего не как представители какой-либо этнической культуры. Ну, так и на кой черт был нагорожен большевистский огород с правом наций на самоопределение вплоть до отделения (и даже это отделение включая!)? К чему "алеющий Восток" и "красный Кавказ"? Зачем нужен был СССР с его национальными образованиями - ведь стоило не признать вопроса - "несть ни еллина, ни иудея" – и одной только республики хватило бы на всех! Скажете - демагогия, большевики просто играли на инстинктах тёмного населения? Но тем самым Вы лишь признаете реальность этих "инстинктов" - а национальный вопрос вновь поднимается в неистребимой первозданности. Поскольку только в космополитическом сознании этот вопрос субъективно похоронен отрицательным ответом, но едва лишь это сознание обращается к практике взаимодействия с людьми - с фактом национального самосознания становится необходимым считаться. И здесь наших товарищей-космополитов ждут столь нелюбимые ими внеэкономические мотивы принуждения - и борьбы с ним. Действительно, если вы будете объяснять категориями бухгалтерского учёта (собственно буржуазными категориями) действия вооруженных людей - солдат 3-го рейха, советских бойцов, чеченских или афганских моджахедов, гвардейцев Бонапарта или восставших сипаев - Вы можете достигнуть многого, но только не одного - в большинстве своем эти люди не согласились бы с тем, что отдавали жизни за экономические интересы. Более того - это касается не только рядовых, но и тех, кто вел их на смерть. И действительно - война "за нефть", "за рынки сбыта" (для кого?) не может не быть абсурдной для каждого, кто имеет о ней хоть какое-то представление. Не то чтобы это не играло совсем никакой роли - та же нефть необходима для того ... чтобы вести войну! Но основные мотивы, в силу которых человек принимает личное решение участвовать в войне, лежат вне экономики - страх, "воля к власти", стремление к мести "за други своя", личное достоинство, корпоративная солидарность и определенным образом воспринимаемые представления о добре и зле оказываются здесь решающими. Следовательно, и антивоенная аргументация "от нефти", затрагивая лишь малую часть проблемы, не может привести к значимым результатам. Вы сколько угодно можете объяснять солдату, что он сражается исключительно за интересы "Газпрома" - и, если он уже не стремится воевать, он, возможно, признает Вашу "правоту". Может быть, Вы даже сумеете настоять на том, что в действительности не существует ни русских, ни чеченцев - но в этом случае действительность станет уже настолько несвязанной с сознанием, что ни о какой попытке осознанно на неё повлиять и речи идти не может.

Между прочим, заметим – наши наиболее не признающие национальных различий товарищи непостижимым для логики образом входят в Интернационал - организацию, объединяющую национальные (!) федерации анархо-синдикалистов. Причем национальная принадлежность этих федераций как правило соответствует их государственной принадлежности (что, строго говоря, невозможно оценить положительно). "Как правило" - ибо нет правил без исключений, и здесь отечественные "национально федерирующиеся" соратники предпочитают сохраняющейся ещё Эрэфии безвременно погибший Совсоюз (возможно, из космополитических соображений?). Складывается интересное положение, просто "анархо-империализм" какой-то - в Международной Ассоциации Трудящихся представлены и Туркменистан (где никакого анархического движения нет), и Литва (анархисты которой об этом и не догадываются) - и представлены они людьми, не признающими права наций на самоопределение! Потому что, действительно, не может быть никакого "права" у несуществующего явления. Однако - несуществующего ли?

Людям обычно кажется, что национальные различия реальны, потому что эти различия они видят, слышат и воспринимают - а им пытаются доказать, что различий нет! Всё равно как если бы глухой пытался бы доказывать, что вся музыка - одинакова. Аналогию можно продолжить. Только тот, кто никогда ничего не слышал, может с полным основанием говорить о том, что деления музыки на разные направления нет - и субъективно будет абсолютно прав. Но следует ли из этого, что все джаз-клубы необходимо совместить с филармониями? Видимо, в этом случае достаточно лишь "в доме повешенного о веревке не говорить". В музыке были, есть и будут разные направления и стили - как есть и будут отдельные произведения, которые не укладываются в сформированные традицией рамки. Кому-то некоторые направления непонятны, а другие оказываются ближе. Что-то воспринимается как "своё", что-то - как "чужое". Где же он, коммунизм? Может быть, там, где чьё-то стремление к одному знаменателю подменяет "чужое" - "вражеским", где исчезает уважение к чужому праву и появляется претензия установить универсальные для всех регулирующие механизмы. Там, где музыка, стиль которой кому-то не нравится, объявляется "проводником тлетворного влияния" и попадает под запрет. Но на такой же подмене играют и фашисты. В основе её лежит страх. Не моё, неизвестное, - значит, чего угодно можно от него ожидать. Не лучше ли на всякий случай уничтожить? Или, на худой конец, "взять под контроль", загнать в какие-то рамки? С другой стороны, работают производные от этого страха зависть и ущемленное "достоинство": "Как это так? Меня - и куда-то не пускают?". Соображения безопасности более свойственны простому человеку, аргументы второго порядка - членам "элитных" корпораций (и не в последнюю очередь - военным). Отметим - настороженное отношение к нетипичным проявлениям культуры, характерное преимущественно для классических репрессивных моделей, имеет свои основания. Даже музыка может не только содействовать отправлению казенного ритуала, но и нести в себе некий разрушительный для власти потенциал. Не так ли обстоит дело и с национальными различиями?

Резюмируем: национальный вопрос существует, коль скоро существуют разные народы, каждый из которых имеет неповторимые культурные традиции. Возможно, в признании этого и заключается отличие интернационализма, без которого не обойтись, от космополитизма, который был и остается безобидной игрой индивидуальных воображений. Сам же вопрос же заключен не в том, каким образом стереть имеющиеся различия (стереть "для всех" нельзя добровольно, но и враги, использовавшие для этого практику геноцида, в конечном счете никогда не достигали желаемого ими результата). Вопрос для нас состоит в соединении поддержки национально-освободительных движений с практикой антигосударственного сопротивления, в реализации права каждого народа на самоопределение - без скатывания при этом в государственнический национал-сепаратизм. Причем это именно открытый вопрос - поскольку универсального ответа на него нет, но в каждой конкретной ситуации требуются новые тактические решения.

ПРОБЛЕМА ГЁЗОВ

Но вернёмся к нашим бандитам. Мы оставили их в одном поле с представителями высшей государственной власти РФ, что само по себе малоприятно. Не лучше ли поискать для них более подходящую компанию? Что Вы - лично Вы! - думаете, например, о Гарибальди? Следует признаться, что наши уже упоминавшиеся товарищи о нем не особенно хорошего мнения. Не говоря уже о том, что этот героический революционер стоит в итальянской истории в одном ряду с Мадзини - довольно, что без Рисорджименто был бы невозможен муссолиниевский фашизм. Хотя бы потому, что не было бы никакой Италии как государства. Ну нет симпатии к Гарибальди - "обычный буржуазный националист" - и, конечно, симпатий никто не вправе требовать. Джорджа Вашингтона и упоминать не стоило бы - какая там Война за независимость! Сукин сын, плантатор-рабовладелец, отец-основатель крупнейшей империалистической державы... Да одного того, что его портрет неразрывно связан с долларовой купюрой, вполне хватает! И Ганди как вождь национал-сепаратистского движения за индийский сварадж никуда не годится - избавившись от британской короны, его наследники проводят по отношению к многочисленным народам Индостана политику, принципиально не отличающуюся от колониальной. Вообще при ближайшем рассмотрении оказывается, что все так называемые исторические деятели, возглавлявшие национально-освободительные и антиколониальные движения, не выдерживают проверки на прочность - сопоставления с идеальным образом анархического повстанца. Кучум - презренный царь Сибири, Абд-эль-Кадер - типичный племенной князек, Вилья и Сапата - генералы, Махди - религиозный фантик, Кечвайо - зулусский каннибал, а о Боливаре всё было сказано ещё Марксом: "трусливая, подлая и жалкая сволочь"... Добавим сюда самозваного президента Кошута, Пилсудского, который представляется просто фашистом, и масона Рисаля. Все они только отвлекали людей труда от реальной борьбы против Капитала и Государства. И ведь мы называем сейчас наиболее громкие имена - имена тех, кто для этого отвлечения рисковал не только и даже не столько чужой жизнью, сколько собственной! Их это не оправдывает. А сколько было мерзавцев, работавших на национальную идею в области культуры - ничем особенно не рискуя! Именно они создали галерею героев библиотеки для юношества - мифы о Вильгельме Телле, Уленшпигеле, Оводе и капитане Немо. В последнем случае мы имеем дело с особо циничной провокацией, поскольку националистически настроенный принц-феодал выведен под черным флагом Анархии.

Правда, движения за национальную независимость состояли не только из героев с дискуссионной репутацией. Как-то так получалось, что в них участвовали сотни тысяч, миллионы людей, имена которых история даже не пыталась сохранить. И что же? "Иллюзий по их поводу у меня нет. Помню Армению 90-го года, возбужденные кучки фидаинов. Азербайджанцев в округе нет, пассионарность есть. В кафе началась перестрелка - фидаин пригласил местную девушку танцевать, она не идет, отец за нее заступился - только успевай уворачиваться от выстрелов. Это было в какой-то степени даже забавно. Мой друг, мингрел из-под Зугдиди, оказался спустя некоторое время (приехав домой) в эпицентре национально-освободительных гамсахурдианцев, еще кого-то и еще кого-то, их семья уже не знала, кого. Бродят отряды вооруженных людей, заходят в дома, отнимают еду, вино - да все отнимают, вырубили деревья в саду, сопротивляешься - убивают... Господи, конечно, что они, освободители - будут возделывать землю? Ну и эти ребята в Чечне далеко не овечки (по отношению к простым людям), думаю, даже еще больше не овечки... они точно такие же угнетатели народа, как и все остальные" Цитата взята из анархического издания. Убедительно? Но вот Вам другое описание: "Вваливается во двор колоссального роста человек и перед собой, будто шутя, подталкивая, ведет молодого крестьянина... подвел к стене и хватил того головой об неё, а затем велел ему биться головой об стену, да посильней. Здесь было ещё несколько ... они стали петь, а пытаемого заставили танцевать. У того голова разбита, кровь течет по лицу ... упал он на землю; тогда его стали саблями под ребра колоть ... пытаемый был просто каким-то хуторянином, неосновательно заподозренным в доносе красным..." Пожалуй, вторая картинка несколько сильнее. Ещё бы! Здесь в роли организаторов танцевальной программы - не какие-нибудь националисты, а наши товарищи - махновцы. Ну так и что? Неправда? Да ведь ясно, что если даже этого случая не было, то были тысячи других, которые ничем не лучше. И что же, всё анархическое движение следует сводить к этому? А в наших газетах - которые, как это ни удивительно, ещё выпускаются - будем в порядке плюрализма печатать фрагменты из множества белогвардейских и большевистских воспоминаний об ужасах "реального анархизма"? И ни слова - о том, что делали и делают завоеватели: "В сентябре 1795 г. Тбилиси был взят иранцами... Кровавая резня продолжалась 8 дней. Тысячи людей были перебиты, около 12 тыс. было обращено в рабство"; "Пеллисье загнал тысячу арабов в горные пещеры и там задушил их дымом. Сент-Арно замуровал в пещерах 1500 арабов, в том числе женщин и детей"; "Массированные ракетно-бомбовые удары по населенным пунктам Алхан-Кала, Хамби-ирзи, Закан-юрт и Шаами-юрт. Наибольшим разрушениям подверглись села Алхан-кала и Закан-юрт. Удары по этим селам продолжаются. Гибнут десятки и сотни мирных жителей. По сообщениям местных жителей, только за последние сутки от российских бомб и ракет в Закан-юрте погибло около 35 мирных жителей. Практически все погибшие дети, женщины и старики"...

Да ведь национальное угнетение невозможно! То есть не то, что невозможно – оно просто один из эпизодов угнетения вообще, а бороться надо с самим принципом угнетения, никак не выделяя частных случаев. Кто-то ненавидел нидерландских гёзов за то, что они бандиты и оборванцы, отказавшиеся от подчинения испанской короне. Мы - другое дело. Мы ненавидим их за то, что они своей якобы освободительной войной пролагали путь молодому и агрессивному Голландскому государству, стремившемуся к переделу колониальных империй - а вовсе не к их уничтожению. Или - поскольку в борьбе против испанской короны они использовали насильственные методы, ведь и государство - "лишь частный случай. Власть, угнетение, иерархия, насилие возникают ежесекундно, они могут не развиться в государство, остаться в виде локального угнетения, но от этого тем, кто подвергается насилию, не менее больно". Хотя некоторые из нас могут даже любить гёзов, следуя христианскому завету: как врагов. Поэтому, живи мы в XVI-м веке и в Антверпене, мы бы ни за что не вмешались бы в вооруженное противостояние. Мы попытались бы организовать воскресную проповедь на тему того, что национальная война противна самому духу христианской религии, а единственно богоугодным делом надо полагать классовый Армагеддон в астральном плане: ведь нельзя же делать больно живым солдатам! С другой стороны, можно только радоваться тому, что мы живем здесь и сейчас - потому что там и тогда святая инквизиция сожгла бы нас за одну мысль о таком прошении, а тут даже удается проводить иногда антивоенные митинги.

Но оставим неуместную иронию. Для тех, кто ещё не понял - для того, чтобы сопротивляться национальному угнетению, не обязательно быть сторонником Тантиа Топи или Тупака Амару. Совершенно очевидно, что наше понимание желаемого отличается от того общественного устройства, за которое они погибли. Но то, против чего они сражались, заслуживает только смерти. Это - во-первых. Во-вторых - не отказываясь ни на минуту от своих целей, стоит раз и навсегда прекратить практику констатации собственной просветленности, универсально применимой к человечеству в целом. В-третьих, когда люди погибают на войне, которая ведется против государственной имперской политики, для того, чтобы их открыто осуждать, необходимы крайне серьёзные основания - но даже в этом случае ставить знак равенства между имперской системой и повстанцами - грязь. Наконец, следует признать, что при имеющемся соотношении сил сектантское стремление к полной обособленности ни к чему хорошему не приведет. Если уж мы начали заниматься политикой, значит, нам неизбежно придется идти на некоторые компромиссы с теми, чьи взгляды нами во многом не разделяются - ради тактического взаимодействия против общего врага. Имеют значение только мера компромисса и его результат. Или политика - это лишь то, что производится властями?

"ВОЙНА НУЖНА ТОЛЬКО ПОЛИТИКАМ"

Это - едва ли ни основной лозунг начавшейся наконец антивоенной кампании. И он не кажется удачным. Впрочем, это беда почти всех лозунгов. Если в одном слове "ещё" можно сделать пять ошибок, то остается лишь удивляться, когда в четырех словах их оказывается немногим больше. Но где же то, что кажется нам ошибками?

На первую, собственно, мы уже обратили внимание - если какой-либо человек понял, что проблема войны его касается, ему не мешало бы понять и то, что эта проблема политическая. Участвуете ли Вы в акции, демонстрирующей определенное отношение к войне, или непосредственно в боевых действиях, Вы включаетесь в политические события. Ваше активное и осознанное участие в этом означает, что Вы - политик. Лозунг же, используя это слово в отрицательном контексте, ориентирует на то, что должна якобы существовать некая каста, занимающаяся этими вопросами профессионально - и в то же время имеющая абсолютно извращенные интересы, фатально не совпадающие с интересами большинства. Выходит, что большинство населения - аполитичные гуманные пацифисты, которые в силу совершенно непостижимых обстоятельств позволяют кучке кровожадных людоедов делать с собой то, чего им совершенно не хочется. Увы - на самом деле всё гораздо хуже. Вторая ошибка лозунга - в его несоответствии действительности. Действительность же заключается в том, что война нужна слишком многим. Непосредственно - тем, для кого чувство национального единства не просто стало реальностью, а заняло в личной системе ценностей "командные высоты", подчинив себе и логику, и человеческое достоинство, и инстинкт самосохранения. Или - тем, у кого роль национальной идеи в этом её качестве выполнила идея власти. Многие из наблюдающих за войной по телевидению реально нуждаются в ней как в своего рода наркотике - так ощущение собственного бессилия пытаются изгнать самоотождествлением с карающей силой соборности государства. Наконец, стоит вспомнить о том, что вся промышленность страны, с XVII века, закладывалась и в дальнейшем развивалась как комплекс, ориентированный прежде всего на войну - и несмотря на революции, перестройки и конверсионные проекты, положение в лучшую сторону не изменилось. Изменилось и изменяется к худшему. Что же получается? Те самые индустриальные рабочие мира (система ВПК не является ведь исключительно российской!), на которых возлагали столько надежд Пато, Пуже и Лагардель, в основной своей массе были и есть - индустриальные рабочие войны! Тут уже работает не напрямую политика, а производная от неё (ни в коем случае не наоборот!) экономика - та, на которой так долго выезжали большевики: "Даёшь госзаказ на оборонку!". Если есть война - значит, необходимы разработка и производство новых систем вооружения. Выше военные расходы - значит, будут новые рабочие места. И те, кто само слово "политик" воспринимают не иначе как бранное, включаются в реальный "хозяйственный" процесс в рамках единого военно-промышленного комплекса. Почему-то такое включение не воспринимается как соучастие в массовых убийствах. Почему-то считается, что большинство населения - это абстрактные "ни в чём не повинные люди" - в то время как ни в чём не повинны разве что малые дети, а большинство взрослого населения, помимо своих связанных с государственной службой и военным производством функций, являются ещё и избирателями, и налогоплательщиками. Множество их делает это, опасаясь не столько государственных репрессий, сколько, напротив, того, что в один прекрасный день репрессии прекратятся - и в этот момент их жизнь потеряет смысл. То есть не то даже пугает, что исчезнет мифическая "стабильность" и реальные рабочие места - а вот жили себе поколения людей, работали на государство - а исчезни государство, и получится, что работали - зря. Этим людям - нужна война, поскольку их жизнь оправдывается только наличием государства.

Но наш анализ ситуации пока ни на шаг не сдвинулся с пацифистских позиций. Изменим сам принцип подхода - а нужна ли война нам самим? Или нам нужна только победа анархии - "одна на всех" - но достигаться она должна исключительно мирными средствами? Попробуем разобраться. Вера в "мирные средства" ведь тоже подразумевает силовое давление на систему. Либо такое давление моральной силы, которое, вопреки нашей немногочисленности, заставит противника устыдиться собственных действий (во что, кажется, способен уверовать лишь юродивый), либо - необходим принципиальный перелом в массовой психологии, когда миллионы людей, отказавшись от повиновения власти, выйдут на улицы под чёрными знамёнами, и режим падет, устрашенный протестом народа (террористическая составляющая здесь неизбежна!). Этот, в принципе реальный, сценарий называется революцией. Но для её мирной, ненасильственной победы необходим такой численный перевес сил, который парализовал бы у врага саму мысль о возможном сопротивлении. Сегодняшнее положение в России воспроизводит эту модель с точностью до наоборот. Заметим, что даже антифашистские демонстрации в Австрии, в которых в последнее время участвовали сотни тысяч человек, пока не привели к отставке правительства - т.е. государство не склонно идти на уступки и в вопросе, не столь принципиальном, как его полное уничтожение. Получается, что победа без насилия - если и не абсолютный миф, то как минимум находится на крайнем пределе возможного, и достаточно одной горячей головы, чтобы путь к победе лег через кровь. От борьбы за победу мы отказываться не собираемся? Значит, мы тоже стремимся к войне! Осталось лишь разобраться, к какой именно? Или, может быть, воздержимся от обсуждения этой темы из конспиративных соображений - чтобы скрыть от самих себя то, за что некоторых наших товарищей уже гноят в местах заключения? Но вот троцкисты, например, определились хотя бы с названием - им не нужно никакой войны, кроме классовой. Это в смысле - против буржуазии. Кое-кому из наших лозунг нравится. Ведь не только против буржуазии, но и против реально существующей системы власти, которая по троцкистским понятиям признается буржуазной! Правда, в боевых действиях троцкисты участвуют не больше нас - и перспектива изменения этого положения туманна. Видимо, они рассчитывают на то, что рано или поздно изменение в положении рабочего класса приведет к оформлению его революционного самосознания? Без этого же не просто классовая война немыслима, но и мобилизация сил для неё распространяется только на одиночек.

Однако речь шла не о троцкистах, а о нас. Потому что тот, кто считает себя анархистом, не может строить свою практику на основе марксистских концепций, в соответствии с которыми единственно возможная свобода - это без нас за нас осознанная необходимость, а путь к ней лежит через государственную диктатуру. Похоже, плохо наше дело, если такое приходится объяснять. Но как же? Разве сторонники этих взглядов могут быть нашими тактическими союзниками? Увы - да! Если мы стремимся к революции, это даже неизбежно - поскольку сегодня и у них, и у нас враг оказывается общим. Но тактический союз никак не может означать необходимости корректировки наших убеждений.

Из них, из убеждений, и должно бы следовать отношение к нашей войне - как к войне против государства. Теоретически - против государства вообще. Но практически "государства вообще" нет. Война в прямом значении слова не может вестись против абстрактного понятия. На практике врагом является не отвлеченная идея принуждения, а конкретная система, это принуждение осуществляющая. И живем мы не в Северной Америке, не в Китае и даже не на Кавказе - значит, речь идет об освободительной войне, направленной против государства "местного", именно против РФ. И каким же образом эта война может начаться? Ведь не на анархическом же съезде принимать решение о её объявлении? Кажется, наиболее реально следующее - когда достаточна большая группа людей на практике перестанет выполнять распоряжения центра, правительство в ответ на это бросит против них войска - а повстанцы начнут оказывать им вооруженное сопротивление. В то же время ясно, что это не может произойти одновременно по всей стране - первое выступление неизбежно будет регионально локализованным, и расширение противостояния возможно только в форме цепной реакции по принципу "домино". Скажем - начнется с шахтерских регионов, продолжится всеобщей стачкой и рабочими выступлениями по всей России. Но спрашивается - насколько предполагаемое развитие событий отличается от уже имеющего место в Чечне? Ах, дело в том, что чеченцы провозгласили собственное государство? Да, в этом действительно нет ничего хорошего. Но где у нас гарантия, что восставший рабочий Кузбасс не будет объявлен Советской республикой? И что же, после этого станет недопустимым его поддерживать? Так ведь в той же Испании 1936 года (которая для многих из нас представляется чуть ли ни эталоном) анархисты вообще оказались по одну сторону баррикад с центральным республиканским правительством, пытавшимся подавить фашистский мятеж! Или проблема в том, что они стремятся к свободе лишь для себя, а не для всей России? Значит, будем ждать, пока Шамиль объявит освободительный поход на Москву? Говорят ещё, что они националисты. Да, национальная составляющая в чеченском движении - определяющая. Но сколько среди боевиков аварцев? Лакцев? Даргинцев? Арабов, украинцев, русских наконец? "Наёмники"? Так их называют федеральные СМИ - но некоторые из них продали последнее, чтобы купить на полученные деньги автомат. Религиозные фанатики? Но фанатик - это всего лишь тот, кто согласен скорее погибнуть, чем изменить своему делу. Война, которую они ведут, не направлена на завоевание России. Они хотят отторжения Дагестана? Но с каких пор мы должны признавать территориальную целостность колониальных империй? Но, начав полемику с противниками чеченского сопротивления, мы незаметно для самих себя начинаем приводить уже прямо антифашистскую аргументацию. Ничего удивительного - ведь именно фашисты выражают антикавказскую линию наиболее последовательно. И это - еще одно свидетельство в пользу моджахедов. Так можно ли говорить о том, что это - совсем не наша война? Что одна воюющая сторона ничем не лучше другой? Что "война нужна только политикам"?

Всё это говорится, конечно, не с целью пропаганды войны. Просто, как заметил один американский государственный деятель: "Есть вещи и поважнее, чем мир". Что именно он имел ввиду, остается неизвестным, но мы возьмем на себя смелость истолковать загадочную фразу по-своему: как бы ни была ужасна война, она лучше пожизненно гарантированного рабства.

Дестабилизация и разрушение

- Что прикажешь: разрушить мир или построить? - Мир стоит, а мы в нём. (Из курдской сказки)

Люди в обыденных ситуациях не склонны связывать свою жизнь с глобальными политическими и макроэкономическими процессами. Слово «стабильность» воспринимается ими в положительном контексте, разрушать мир они не стремятся. Бакунинская диалектика, позиционирующая (вслед за Гёте и Новым заветом) страсть к разрушению как страсть в то же время творческую, для мироощущения обычного человека как правило представляется малопонятной, чуждой и угрожающей. Отсюда доверие к пропаганде, утверждающей, что без централизованного руководства неизбежны хаос и война всех против всех, а государство создано и функционирует прежде всего в целях обеспечения стабильности. Разве нет?

Сотни телевизионных каналов сообщили народам планеты, что именно государства встали на защиту интересов масс в условиях всемирного финансового кризиса. Каким образом? Не только новая (считающаяся относительно «левой») администрация Соединённых Штатов считает, что для преодоления кризиса необходимо усиление государственного вмешательства в экономику, но и причисляющие себя к «правому» лагерю европейские лидеры – Саркози, Меркель, Берлускони – исходят из неизбежности расширения государственного регулирования системы кредитования. Рецепты «неолиберализма» от Хайека и Илларионова кажется, воспринимаются теперь едва ли ни как маргинальный анахронизм, не выдержавший конкуренции с прагматичными моделями экономической политики Франклина Делано Рузвельта, Бисмарка и Муссолини. Триумфальное шествие социализма наблюдается и по Украине. Не только в конвульсивных попытках политической гальванизации Александра Мороза, ленинским жестом призывающего с рекламных щитов: «Здолаємо руїну, врятуємо країну!». К сожалению, тот же вектор прослеживается и в предложениях по преодолению кризиса, исходящих от правительства. На что же ориентируют анонсируемые в качестве спасительных меры «учёта и контроля»? На шведскую модель социализма? Однако здесь не мешает заметить, что лежащее в основе этой модели соглашение, подписанное в Сальтшебадене шведскими профсоюзами и предпринимателями, предусматривала – как бы парадоксально это ни выглядело – как раз регулирование отношений между работодателями и трудящимися без вмешательства государства! И это в 1938 году, спустя несколько лет после Великой депрессии, на пороге Второй мировой войны. Есть с чем сравнить: как раз в это время – и итальянский государственный синдикализм, предусматривавший обязательный патронаж власти над профсоюзами, официально именовавшимися фашистскими, и Германия с её правящей национал-социалистической партией, и свежепостроенный «в основном» сталинский «реальный социализм» – очевидно реализовывали диаметрально противоположный принцип. Швеция в сталинистском соцлагере никогда не считалась своей. Увы – сейчас опыт Совсоюза, не протестированный на себе подавляющим большинством международной «левой», остаётся малоосмысленным и имеет всё меньше шансов на адекватную оценку по мере того, как правопреемники СССР проводят замену идеологических декораций, прикрывающих корни их власти. Вряд ли люди (воодушевляемые, без сомнения, самыми благими намерениями), инициировавшие на социальном форуме в Мальмё альтерглобалистское движение за расширение сети бесплатного общественного транспорта, отдавали себе отчёт в том, что эта мера прямо связана с политико-экономической практикой тоталитарных режимов Пол Пота и Ким Чен Ира. Но и без обращения к столь одиозным прецедентам: разве вся история современных государств не есть с определённой точки зрения история совершенствования механизмов принудительной редистрибуции – силового централизованного перераспределения имущества? Где, когда, какая власть принцип неприкосновенности частной собственности, часто декларируемый для «мелкобуржуазной» массы как sancta sanctorum, признавала – и осуществляла его на практике? Разве что до тех пор, пока её собственное стабильное развитие не требовало национализаций и конфискаций – или когда на реформы отмеченного типа просто не хватало сил. В указанном смысле всякая государственная социально-экономическая политика, всякий «дирижизм» и реформизм – вне зависимости от идеологического прикрытия – есть политика социалистическая. Корни «приватизации», проведённой в России под руководством Анатолия Чубайса, тянутся к описанному Марксом «азиатскому способу производства» Египта эпохи фараонов аналогично корням «автаркичной» модели экономики фашистского режима франкистской Испании. В пределе эти реформы бесспорно гуманны, напоминая нам о гуманизм утопий Мора и Кампанеллы. Не случайно организованный ВКП(б) голодомор на Украине по своим следствиям для простых людей качественно мало чем отличался от английских огораживаний эпохи Елизаветы Тюдор. Разрушение государством жизненного уклада страны, сопровождаемое массовым уничтожением «избыточного» населения – такова конечная цена принудительной, насаждаемой из центра власти «рационализации». Власть, решая возникающие перед обществом проблемы, действительно стремится действовать разумно. Вот только интересы её почему-то всегда фатальным образом оказываются в противоречии с интересами народа. Ирония в том, что в наиболее разительных случаях массы в ответ склоняются в почти поголовной поддержке такой власти. Например, в гитлеровской Германии. Или в сегодняшней России.

Российский государственный фашизм, построенный, подобно сталинскому «реальному социализму» образца 1936-го года, «в целом и в основном» за второй срок президентских полномочий Путина, выражается сегодня прежде всего в стабилизации пресловутой «вертикали власти». Разумеется, выросшая из нестабильности 90-х диктатура ФСБ РФ/КГБ СССР никоим образом не заинтересована в саморазрушении. Сохранение и использование своего господствующего положения является необходимым условием её дальнейшего существования. Вот только нужна ли такая стабильность нам – её противникам и врагам? Да и в чём она выражается, эта стабильность? В том ли, что начатая вторжением российских войск в Чечню в 1994-м году Вторая российско-кавказская война, унёсшая 300 тысяч человеческих жизней, считается закончившейся (когда именно?) – а всякое напоминание о том, что это не так, вызывает по меньшей мере недоумение? В запрете на импорт «Боржоми» и проверках по спискам имеющих грузинские фамилии учащихся российских школ – с целью проведения последующих этнических «зачисток»? В еженедельном увеличении числа убийств, совершаемых нацистскими бандами на улицах российских городов – при том, что деятельность большинства этих коллективов напрямую курируется из МВД либо из ФСБ РФ? В «реприватизации» активов «Юкоса» и НТВ в пользу клана Сечина и питерских «силовиков»? В продолжающемся по всей стране отлове подозреваемых в экстремизме, исламском фундаментализме и шпионаже в пользу Соединённого Королевства? В том, что «общественный порядок» на площадях Питера, Москвы и Нижнего оберегают от «несогласных» бойцы ОМОНа, украшавшие себя в Чечне ожерельями из отрезанных ими человеческих ушей? В «социальном партнёрстве» федерации «независимых» профсоюзов России с госпожой Батуриной, на которую оформлена собственность её мужа, мэра Москвы гражданина Лужкова? В «обнаружении» русскими археологами на Алтае древнейшей арийской цивилизации, более древней, чем шумерская? В оргиастическом маразме единогласия, с которым законосовещательная ГД вотирует план Путина и ФСБ, подпирая лагерный загон требующимися спецслужбам нормами и обеспечивая ушестерение ВВП? Этот ряд здесь можно было бы не просто продолжить, а и проиллюстрировать отдельными яркими эпизодами – но пока ограничимся обозначенным. Сказанного достаточно для принципиального вывода: режим, существующий сегодня в России, должен быть разрушен. Ликвидирован полностью. Вместе со всеми его активными и сознательными пособниками. Всякая попытка реформирования, «социализации» или «смягчения» его в принципе аналогична попытке усовершенствования режима уничтожения в Дахау или Освенциме. Расчёт на стабилизацию тут подобен расчёту на стабильный рост раковой опухоли. Заметим, что, будь в роли жертвы политической онкологии Россия лишь как государство между Северной Кореей и Белоруссией (и географически, и с точки зрения степени политической свободы), летальный исход не вызвал бы у нас ни малейшего сожаления. Однако, во-первых, на территории, контролируемой сегодня властями РФ, живут люди. А во-вторых, дело, увы, Россией не ограничивается.

Российские правители последних столетий всегда осознавали себя хозяевами великой державы, преемниками и наследниками претензии на мировое господство. Концепция старца Филофея, объявившего Москву «Третьим Римом», двукратное провозглашение Империи (сначала в XVI-м веке, а затем, чтобы не оставалось никаких сомнений, ещё и в XVIII-м), припечатанный серпом и молотом земной шар на гербе СССР – не были лишь выражением платонических стремлений. Заветную мечту подкрепляли делом. За первопроходцами (зачастую бывших фактически беженцами), шли исследователи-разведчики, которых в СССР настоятельно не советовалось путать со шпионами. Да и действительно – за кем могли шпионить Лазарев и Беллинсгаузен в Антарктике? Какие военные секреты полинезийцев могли передать шефу жандармов Бенкендорфу флотоводцы Крузенштерн и Лисянский? Какая стратегически ценная информация добывалась Миклухо-Маклаем на Новой Гвинее, Гумилёвым – в Абиссинии, Бичуриным и Кропоткиным – в Китае? Да в некоторые из названных далёких от собственно России стран до военного вторжения и дело не дошло! И то, мыслимое ли дело – посылать экспедиционные части морем? Наследники улуса Джучи предпочитали сухой путь. Правда, не увидали Дели казаки Платова, и Игнатьев был вынужден повернуть с полдороги от Хивы – да ведь Хиву-то всё же в итоге взяли! Как и что брали – разговор отдельный, об этом немало книг писано. На польском, венгерском, украинском. О покорении Кавказа можно прочесть и по-русски. В общем-то лояльные по отношению к российским властям историки подсчитали – только за время Первой российско-кавказской войны (в XVIII-XIX-м веках) завоевателями уничтожено более миллиона человек. В том числе некоторые малочисленные народы вырезаны поголовно. Сталинская национальная политика имеет незыблемый, кровью и костями скреплённый фундамент в государственном прошлом России. Конечно же, у неё есть преемники и в фашистском настоящем. И до чего наглядно они экстраполируют свои устремления! При советнике Путина Дугине (на полуофициальном, как бы сказать, уровне) издаются чудесные карты мира по мотивам антиутопии Оруэлла: раскрашенная в алый цвет Евразия от Дублина до Голливуда (включая, разумеется, русский Париж, русский Царьград, русские Афины и русскую Аляску). Насчёт Персии, Индии и выхода к тёплому океану, в котором некоторые давно мечтают омыть свои сапоги, ничего не скажем, но как бесспорно важнейший стратегический пункт отметим русский Иерусалим, а как необъяснимый парадокс – русскую Гренландию. Разумеется, не забыта и оруэлловская многополярность мира: за русской Манчжурией великой стеной огорожена жёлтая Остазия, а от Лабрадора до Патагонии тянется голубая Океания. Мекку оставили мусульманам и заодно с Африкой пометили зелёным. К карте на форзаце прилагается книжка, в которой подробно расписан сценарий ведущих к «русской победе» событий. Начинается, между прочим, с вторжения российских войск в Крым. Тем, кто попытается отнести указанное в разряд маниакального бреда, заметим, что устремления Гитлера многим тоже казались находящимися за гранью здравого смысла.

Но позвольте: для исполнения столь глобальных планов необходимы ресурсы и технические возможности! Где их найти? Может ли убогая Россия, армия которой уже 14 лет, используя выражение Чубайса, «возрождается», застряв в горах Северного Кавказа, представлять сегодня хоть какую-то геополитическую угрозу? – Да эти несчастные обиженные русские просто имеют болезненный комплекс неполноценности после распада СССР. На самом деле они совершенно безопасны, с ними надо лишь умело себя вести! Так, или примерно так, оценивают Россию не только на далёком Западе, но и под самым медвежьим брюхом, хоть в том же Киеве. Да только так ли? В 1813-14 годах продолжающаяся на Кавказе война не очень-то помешала недошедшим до Индии платовским казакам продефилировать улицами Берлина и Парижа. Напомним реалии 2008-го: ядерное оружие, постоянное представительство в Совете Безопасности ООН, первое место в мире по территории и запасам природных ископаемых, третье место в мире по золотовалютным резервам, а также нефть и газ, в зависимости от поставок которых находится значительная часть стран так называемого «цивилизованного сообщества». Плюс – доступ к технологическим инновациям, которого Совсоюз был лишён. Так не слишком ли рано скинули со счетов Россию? Скинули? Да больше похоже на то, что просто опасаются дразнить – а в Кремле чужую нерешительность нутром чуют и возбуждаются. Лето в Грузии это показало как нельзя лучше. Примечательно, что выпали эти события прямо на 70-летие Мюнхенского соглашения – того самого, которое премьеры Соединённого Королевства и Франции подписали с Гитлером, уступая ему и тогдашнюю Чехословакию, и честь защитника прав и свобод судетских немцев. Как и Эдуард Даладье 70 лет назад, нынешний французский руководитель снискал себе лавры миротворца, бесстрашно направив свой путь непосредственно в логово агрессора – чтобы там бескомпромиссно сдать рассчитывавшего на него союзника. И, как 70 лет назад у Гитлера, у России после фактической аннексии Абхазии и Северной Осетии существенно испортился наружный имидж (было б чему портиться!), но уж никак не аппетит. Ходят слухи, что на очереди как раз уже упоминавшийся Крым. Имперская власть, стабилизировавшаяся внутри, на международном уровне явно не демонстрирует стремления к сохранению статус кво.

Внешняя политика постсоветской России давно уже ориентирована на дестабилизацию. Вместо борьбы за всемирное торжество коммунизма, которая как-то не удалась, и борьбы за мир во всём мире, лживость которой резала глаз, нашли новый, милый и модный лозунг: многополярность. Новых секторов на международном рынке оружия лозунг не принёс – зато прежних, проверенных на антиамериканской ориентации покупателей, удалось основательно подогреть. Заслонились от «агрессивного Запада» буферными сателлитами-«изгоями», чем не санация? Кто прикроет, как ни брат? На войне ведь что важнее всего? Правильно – спасать командира! И, что немаловажно, заодно проверили в боях технические возможности и собственного, и американского оружия. На подопытных братках Слободане и Саддаме. Хотя с Югославией получилось несколько односторонне, основной интерес Кремля лежал скорее в неустойчивой плоскости настроений: антинатовских (антиамериканских по преимуществу) с одной стороны и панславянских с другой. Отделение же Косова, напротив, создало обоюдоострый прецедент, с которым ФСБ было непросто работать и в условиях Хасавюртовского перемирия на Северном Кавказе, и с возобновлением летом 1999-го Второй русско-кавказской войны. В этом отношении события 11 сентября и последовавшие за ним вторжения в не совсем православные Афганистан и Ирак стали неоценимым подарком Москве. Настолько удачным для ФСБ, что здесь нельзя не воспользоваться советом: при поиске преступника искать того, кому преступление выгодно. Чем же? Прежде всего, коалиция держав оказалась втянута в интервенцию, далёкую от гуманитарных стандартов. После бомбардировок Багдада пафос, с которым Запад осуждал действия российских колонизаторов в Чечне, неизбежно поблек – оккупационному контингенту союзников пришлось решать слишком похожие проблемы. Что тут же позволило Бушу увидеть в глазах Путина собственное отражение. Именно тогда – помните? – закончился для России сомнительный формат 7+1 и началась эпоха «большой восьмёрки». Трогательно заглядывая в глаза лидеров «цивилизованного сообщества», ФСБ одновременно задействовала все свои агитационно-пропагандистские возможности для того, чтобы выгородить Россию как вроде бы совершенно непричастную к начавшейся интервенции. Заодно и наладили сотрудничество по оси Париж–Берлин–Москва, внеся трещину в лагерь НАТО. Не обошлось, правда, без видимых курьёзов. Вице-спикер Жириновский, совсем недавно плескавшийся с Хуссейном в одном бассейне, нецензурно браня Америку, не успел обсохнуть толком – но интервенцию в Ирак поддержал сразу же. Однако на то и Жириновский, чтобы разыгрывать эксцентрическую «правую» партию. Официальному же Кремлю в этом отношении удобнее было работать с традиционными союзниками распавшегося СССР – «левыми». Во всём мире прошли их многотысячные демонстрации, резко осуждавшие начало вторжения. Собственно, в итоге это движение годы спустя и дало нынешнюю электоральную победу Барака Обамы. А тогда для «левых» Россия осталась практически вне зоны критического внимания. И это несмотря на то, что возмущённые началом войны в Ираке почти единым хором скандировали, будто бы причина войны – в стремлении американских властей получить дешёвую нефть (наивно верящих, будто бы у Саддама действительно было ядерное оружие, не было, надо полагать, даже в ЦРУ)! Ирония в том, что на этот раз нефть имела к начавшемуся вторжению непосредственное отношение – только цены на неё отнюдь не снизились, а многократно выросли. Что было вполне предсказуемо. Ясно же, что в зоне военных действий добыча сырья сокращается, каналы поставок нарушаются, а потребности в топливе во время войны, наоборот, растут: доставка войск требуется в больших масштабах и на дальние расстояния. Именно в Багдаде была найдена та волшебная – нет, не лампа, а труба! – которая позволила Кремлю регулярно получать многомиллиардные нефтедолларовые вливания. Отсюда и пресловутые золотовалютные резервы, и социальная стабилизация российского фашизма. Без 11 сентября не было бы ни того, ни другого. И ещё один, может быть не менее важный, стратегический выигрыш Кремля – резкое ухудшение отношений Запада с мусульманским миром. Теперь Москва успешно играет на предельно обострившемся конфликте, поддерживая то ту, то другую сторону. Резонным в этой связи представляется вопрос: не лубянские ли педагоги наставляли террористов-самоубийц, направивших пассажирские самолёты на Пентагон и Всемирный торговый центр? И не заинтересованы ли российские спецслужбы в том, чтобы сегодня, в условиях всемирного кризиса, сбившего спрос и цены на углеводородное сырье, ещё раз разыграть столь выгодную для них схему? При этом основных претендентов на пеньковый галстук Саддама двое – Чавес и Ахмадинежад. Возможно, как раз эти сценарии имел в виду Жириновский в своих невнятно-апокалипсических пророчествах, отстаивая «необходимость» продления президентских и депутатских полномочий?

Подведём промежуточные итоги. Можно сколько угодно рассуждать о том, что всякое государство есть по определению зло. Однако согласимся, что Польша и Чехословакия накануне Второй мировой войны достаточно существенно отличались от гитлеровской Германии. Отличаются и нынешние Украина с Грузией – от путинской России. И каковы бы ни были история и практика британского империализма, факт, что в 1939 году войну начал не Лондон, а Берлин (не без соучастия Сталина). Сегодня же основной риск новой широкомасштабной войны исходит отнюдь не из Вашингтона (что бы там ни говорил зиц-фюрер Медведев), не от Аль-Каиды (как бы ни хотелось в это верить отдельным техасским скотовладельцам) и не из Пекина даже (несмотря на рассуждения заключённого в читинской зоне Ходорковского). Распад Совсоюза вызывает у нынешней Лубянки безусловный рефлекс, аналогичный реакции фельдмаршала Людендорфа на Версальский мир. Пропагандистский аппарат Славянского рейха напряжённо вдалбливает в сознание жителей страны ненависть к другим странам и народам. Система не работает вхолостую. То, что множество людей в России психологически полностью подготовлено к войне, легко заметить не только по телевизионным передачам и Рунету, но и по поведению молодёжи на улицах городов. Внутренняя стабильность вертикали кремлёвской власти окончательно развязала ей руки для отработки силовых сценариев, пренебрегающих формальностями государственных границ. Военная доктрина России предусматривает возможность использования её вооружённых сил для «защиты жизненно-важных интересов» путём превентивных ударов в любой точке земного шара. От одностороннего обязательства не применять первым ядерного оружия, когда-то в пропагандистских целях взятого на себя брежневским Совсоюзом, Кремль демонстративно отказался ещё при Ельцине. Характерно и «правосознание» Генпрокуратуры РФ, полагающей, что за преступления, совершённые за пределами страны, граждане России не просто выдаче в другие страны не подлежат, а вообще не несут ответственности. Мак-Кейн, как человек, сам во внешнеполитическом отношении не чуждый империализму, имел всё же по сравнению с Обамой одно преимущество – угрозу, исходящую из Москвы, он явно осознавал. Судя по первым кадровым назначениям в формирующейся американской администрации, нового президента Соединённых Штатов беспокоят в большей степени сейчас иные проблемы. Но что же делать с Россией? Уже говорилось, что как империя, представляющая первоочередную угрозу для мира, она должна быть полностью разрушена. Оптимальный сценарий тут – социально-политический разлом внутри самой системы. Однако, увы, общее впечатление таково, что этот разлом невозможен без предшествующего ему катастрофического внешнего военного поражения, сравнимого с Седаном и Цусимой. Примерно так же, как это было уже в 1905-м и 1917-м. И пусть нас сколько угодно обвиняют в пропаганде войны. Цена этим обвинениям – русский рубль. Потому что и готовят войну, и нападают – как раз сами фашисты. Вопросы остаются лишь относительно того, где и когда это произойдёт, сколько человеческих жизней ещё окажется принесено в жертву – и насколько эффективно будут мобилизованы силы для ответного удара?

В Грузии встречный удар нанесён не был, хотя с точки зрения международного права ситуация выглядела однозначно. Речь даже не об истории. Не о том, что ни Абхазия, ни Осетия не присоединялись к Грузии в результате опустошительной, сопровождавшейся геноцидом войны (так, как присоединяла к себе Кавказ Российская империя). Не о том, что абхазско-осетинский «национально-освободительный сепаратизм», поводом для которого стали неадекватные решения Звиада Гамсахурдии, с самого начала был отрежиссирован в российских штабах. И не о том, что десятки тысяч грузин, к моменту распада Совсоюза составлявших большинство населения Абхазии, были вынуждены её покинуть и превратились в беженцев лишь вследствие оккупации российскими десантниками. Ограничимся юридической составляющей дела. На момент подписания соглашения между Саркози (действовавшего не лишь как президент Франции, но и как лидер Евросоюза) и Медведевым – даже российские власти независимости марионеточных по отношению к Кремлю северогрузинских «республик» не признавали. Обязательства по выводу войск, взятые на себя РФ, касались не только Гори и Поти, в которых недели спустя после вступления договора в силу продолжалось мародёрство российских «силовиков», но ничуть не в меньшей степени и Абхазии с Северной Осетией. Лишь позже факт отторжения будет признан де-юре Россией и Никарагуа – но отнюдь не Францией и не Евросоюзом. Официальная позиция Парижа и Европы: российские войска продолжают находиться на территории Грузии и сейчас. В то время как контингент наблюдателей от Евросоюза с грузинской территории выводится. Смысл в том, что «блестящая миротворческая победа» Саркози свелась к получению публичного плевка с кремлёвской стены в лицо – взятые перед ним обязательства ФСБ не выполнила, не выполняет и выполнять демонстративно не собирается. Если бы шла речь не о ядерной державе, поставляющей Европе газ, а о какой-нибудь бывшей французской колонии в Африке, реакция Елисейского дворца, надо полагать, была бы жёсткой и незамедлительной. В нашем же случае парижским «миротворцам» проходится делать хорошую мину при плохой игре, поскольку цена вопроса – даже разрыв отношений с Россией, не говоря уже о перспективе представляющейся совершенно невозможной войны – им кажется (пока) несоразмерно большой.

В Кремле, похоже, рассчитывают, что таким же образом в ближайшее время удастся прибрать к рукам и часть Украины. Для начала хоть Севастополь с прилегающими к нему сталинскими курортами. К такой ситуации ФСБ готовится все последние годы – и ясность должна наступить, очевидно, гораздо раньше 2017-го года, в котором русский флот должен из Севастополя уйти. В сентябре же 2008-го года популярной темой для украинских СМИ был поиск ответа на вопрос: сколько десятков тысяч жителей Крыма имеют параллельно с украинским ещё и российское гражданство? Разумеется, в прямом противоречии с законодательством, устанавливающим, что граждане Украины одновременно гражданами другого государства являться не могут. Тему обсудили, выяснив, что жителей таких много. Реакция Киева? Кажется, эффективной мерой признано обязательное изучение в крымских школах украинского языка – вот только преподавателей не хватает. Убедительно? Возможно, и Москве не удалось бы удачнее для себя придумать. Дело-то в том, что внутриполитическая ситуация Украины существенно отличается и от грузинской, и, разумеется, от российской. Согласно опросам общественного мнения, подавляющее большинство россиян относятся к Украине резко недоброжелательно, по последним данным – даже хуже, чем к Латвии. Украинцы же, напротив, почти по-христиански любят врагов своих, невзирая ни на что: более 70% опрошенных по тем или иным причинам симпатизируют России. Большинство украинских телезрителей смотреть предпочитает не новостной 5-й канал, более-менее напоминающий российское НТВ времён Гусинского, а вполне пророссийский «Интер». По которому, к слову, недавно транслировали праздничный концерт, посвящённый не чему-нибудь, а 70-тилетию Леонида Даниловича Кучмы. То ещё мероприятие, аналоги которому искать следует уже разве что в каримовском Узбекистане. И даже среди выступающих против российской политики украинских националистов, увы, слишком много таких, кто видит в путинском фашизме чуть ли ни образцовую модель по «наведению порядка» в собственной стране. А тема, привлекающая к себе сейчас первоочередное внимание миллионов украинцев – падение гривны относительно доллара – разве никоим образом не связана с Россией? Да любой желающий может наглядно убедиться, что своим стремлением вниз украинская валюта обязана не лишь некомпетентности и махинациям руководства НБУ: достаточно обратить внимание на то, что относительно российского рубля гривна не падает, а растёт! Почему же падает рубль? Из-за сокращения валютной выручки российских властей от экспорта углеводородов? Или налицо просто нежелание спецслужб РФ расплачиваться по внутреннему долгу и сознательная игра на понижение? Находится ли падение гривны в непосредственной причинно-следственной связи с этими процессами – или объясняется преимущественно внутренним сходством некоторых украинских реалий с российскими? Так или иначе, а Кремль всё использует в своих целях. При таких условиях шаги, предпринимаемые украинскими властями, исходя из их же интересов должны бы быть направлены на блокирование русской экспансии. В реальности же Киев лишь периодически поддразнивает Москву, тем самым ей подыгрывая. Не потому ли, что говорящие об угрозе со стороны «белокаменной» в действительности озабочены совсем другими вопросами? Преимущественно дележом власти и денег между собой.

Бескорыстную политическую шизофрению демонстрирует разве что президент, чьи руки никогда не крали. Часто как раз его действия оказываются основным источником пресловутой политической нестабильности. Да, в августе Ющенко мужественно вылетел в Тбилиси, чтобы морально поддержать своего грузинского коллегу, и выступил с телевизионным обращением, в котором объяснил, почему Украина не может не реагировать на вторжение в Грузию. Почему же? Потому, оказывается, что украинские власти исходят из принципа территориальной целостности государств, установленного Заключительным актом по безопасности и сотрудничеству в Европе и подписанным в Хельсинки в 1975-м году! О том, что жёсткое следование этому принципу на момент его провозглашения просто не предусматривает существования суверенных Украины и Грузии (поскольку документ подписывал от имени Совсоюза Л.И.Брежнев), Виктор Андреевич, похоже, даже не задумался. Зато дал понять, что признаёт Россию Единой и Неделимой. Никакой Второй российско-кавказской войны для Киева не только нет, но и никогда не было: война России против Грузии была названа им первым таким случаем на постсоветском пространстве. Заметим, что для оценки серьёзности всякого военного конфликта, по нашему убеждению, есть один жестокий, но бесспорный критерий – оценка количества погибших. При всём нашем сочувствии к Грузии, ставшей объектом российского вторжения, стоит сопоставить число её убитых жителей с потерями Чечни. Во втором примере погибших оказывается едва ли ни в сотни раз больше. Для мышления нашего уважаемого бухгалтера-пчеловода это сравнение оказалось недоступным, а вторжение в Грузию была использована им в первую очередь как повод для обострения внутриукраинских свар – в частности для того, чтобы похоронить прошлогоднюю коалицию с БЮТ. И в ноябре, стоя под мокрым снегом с непокрытой головой у открытого в Киеве памятника жертвам сталинского голодомора, о чём и о ком думал Виктор Андреевич? Никак не о чеченцах, треть которых с 1994-го года была убита российскими карателями (при том, что все находящиеся на вооружении ВС РФ вертолёты оснащены двигателями производства украинского завода «Южмаш»). Куда там! Мог бы подумать хотя бы перед тем, как называть «братами» нынешних правопреемников НКВД, отрицающих факт геноцида 32-33 годов на Украине… Ан нет. В ответ на заявление представителей «Газпрома» о том, что Украина по-прежнему должна миллиарды за полученный из России газ (а ведь ещё несколько месяцев назад не только Юлия Владимировна, но и россияне уверяли: долг погашен!), заявление, сопровождаемое угрозой принудительного взыскания долга (интересно, как они это планируют осуществлять?), президент предпринял политический демарш вовсе не против Кремля, а против собственного премьера, жёстко указав на необходимость немедленно выплатить северному соседу требуемую сумму. Да уж если самому Ющенко, при всей его гуманитарной устремлённости в НАТО, гебисты периодически представляются братьями, перед которыми он в неоплатном долгу, то какой спрос с организации, одна абревиаттура которой звучит так, что для понимающих людей и комментариев не требуется: ГПУ? Удивительно ли, что Генеральная Прокуратура Украины периодически принимает решения об экстрадиции – в Россию и не только – политэмигрантов и беженцев, привлечённых слухами о свободе на Украине. Слухи эти, разумеется, не беспочвенны, свобода в Киеве по сравнению с Россией качественно ощутима. Однако ничуть не меньше ощутимы также зыбкость и уязвимость этой свободы – а также упорное нежелание множества людей её видеть, эффективно использовать и должным образом защищать.

Собственно, оценить запутанную украинскую ситуацию достаточно легко, используя метод «от противного» – то есть исходя из того, какие сценарии планирует здесь реализовать Кремль. Основные агенты влияния Москвы на Украине также очевидны – ни ПР, ни КПУ, ни ПСПУ никогда не считали нужным скрывать свою соответствующую ориентацию. Но стоит обратиться к представителям не вполне пророссийской части политического спектра, как немедленно начинаются сложности. Очевидно, что Тимошенко, заняв премьерское кресло, стремится к увеличению имеющихся у неё полномочий – и она, в сравнении со своими конкурентами, имеет для этого преимущественные шансы. Вот только каким образом она станет использовать власть, концентрирующуюся в её руках? Уже сейчас прагматизм Юлии Владимировны, вопреки её личному обаянию, вызывает серьёзные и оправданные опасения. Добавим сюда не менее обоснованные обвинения в популизме, ненадёжности, тенденцию к решению проблем административно-социалистическими методами и двусмысленную позицию относительно вторжения в Грузию. Однако не меньшие сомнения вызывают и силы, группирующиеся вокруг президента – в том числе и по вопросу отношения к политике Кремля. Если принимать во внимание лишь обоснованные (а далеко не все из них таковы) обвинения, исходящие из окружения Ющенко в адрес БЮТ, то едва ли ни две трети их могут быть со всеми на то основаниями возвращены отправителям. Тут как тут российские спецслужбы. Придя в себя после панического ужаса от Майдана 2004 года, руководство ФСБ пришло к выводу о перспективности реализации на Украине революционного сценария под собственным руководством. Не от большевицкой любви к революциям, а из побуждений прямо противоположных: лучший способ погубить любое народное движение – это его возглавить. В результате сегодняшняя украинская политика напоминает слоёное пирожное, едва ли ни на каждом уровне которого прослеживаются наполеоновские вкусы лубянских шефов (не оттого ли, что по российской официальной версии дед Путина работал на ленинской кухне?). Каждое столкновение, каждую проблему и чуть ли ни каждое общественное движение нездешние мужчины с подмороженными головами пытаются использовать в своих интересах, отрабатывая сценарий тотальной дестабилизации. Чтобы потом, под предлогом необходимости «восстановления порядка», установить здесь свой контроль – и свою власть. Примерно также они в 1994-м планировали решить вопрос о возвращении под свою власть Чечни. В таком контексте всякое противостояние кланово-олигархической власти на Украине, всякий протест против этой власти должен быть тщательно выверен – так, чтобы, выступая против власти существующей, не сыграть на руку имперским фашистам с Севера. Не сложность ли этой задачи причиной тому, что сейчас народ Украины чаще занимает пассивно-выжидательную позицию? Однако когда очередные непопулярные действия власти дадут толчок к стихийным движениям – решение этой задачи точно не станет легче. И в то же время украинцы не раз показывали, что при необходимости свои интересы отстаивать умеют. В стране, раздираемой противоречиями олигархических кланов и грызнёй между ветвями власти, нашпигованной агентурой ФСБ, раскалываемой промосковскими и проевропейскими, «левыми» и «правыми» устремлениями – им, похоже, придётся ещё применять это умение на практике. Возможно, как раз на украинской нестабильности русский фашизм свернёт себе шею? Прямой смысл помочь этому процессу.

Системное разрушение должно быть организовано, оно требует известного военного искусства, стратегии. В основе лежит чёткое обозначение практически достижимых целей и определяемая этими целями последовательность действий. При учёте ограниченности имеющихся ресурсов, включая ресурс времени. Использовать для действия первую же подвернувшуюся возможность лишь потому, что она лежит на поверхности – значит гарантированно быть разгромленным. Эффективная стратегия предусматривает, что результатом серии акций (кампании) должно быть изменение соотношения собственных сил с силами противника в свою пользу. Акции, ведущие к увеличению сил и ресурсов противника, стратегически проигрышны. Армии, бросавшиеся грабить вражеские обозы не дождавшись конца боя, терпели сокрушительные поражения. Напротив, в ряде случаев блокирование коммуникаций противника даёт более эффективный результат, чем открытое боестолкновение. Каждому действию следует определить свою очерёдность, по мере сил просчитывая их неизбежные и вероятные последствия. В то же время невозможно представить универсальную стратегию, обеспечивающую победу какой угодно силы в какой угодно ситуации.

Чем жёстче нормативная система того или иного коллектива, тем более узкими оказываются и спектр его возможных действий, и круг осуществляющих их людей. Это, конечно, не означает невозможности достижения результата, а лишь требует более осмысленного и интенсивного поиска возможных решений. При этом надо понимать, что, входя в жёстко-организованные группы, мы тем самым вовсе не отменяем возможности существования множества иных сообществ, чьи этические либо организационные принципы далеко не всегда будут совпадать с нашими. Опасным стратегическим тупиком тут является ксенофобия, и, как частное её проявление, сектантская замкнутость. Отказываться от сотрудничества с людьми из-за того, что в каждом чужом подозреваешь потенциального врага, или потому лишь, что они не вполне соответствуют нашим представлениям о желательном – значит заранее обречь себя на поражение. Искать следует не дополнительных врагов, а возможных союзников. Для поражения основной цели требуется учёт всех проблем, возникающих у главного врага как в собственном лагере, так и с противниками второго порядка – и сознательная работа на усиление этих противоречий. Поэтому периодически второстепенные противники оказываются временными тактическими союзниками, а вот на основного врага такой подход распространяться не может. Что касается остальных, вопрос состоит лишь в том, на каких принципах осуществляются блоки с ними и какой ценой придётся расплачиваться за последствия. Ситуации могут быть самыми разными. Ясно лишь то, что ни отрицать возможность этого взаимодействия, ни настаивать на его необходимости заранее, невзирая на конкретику, невозможно. Мы не можем действовать одинаково вне зависимости от окружающих нас исторических обстоятельств, действовать так, будто этого мира не существует, не можем ограничивать себя лишь внутренними интересами собственных сообществ. С другой стороны, говоря о том, что другой мир возможен, мы не можем считать своей целью и тотальное разрушение мира, окружающего нас. Мир стоит, а мы в нём. Вопрос лишь в том, в каком направлении мы его меняем, разрушая те или иные частности, представляющиеся нам абсолютно нетерпимыми. Есть мнение, что действия, на уровне той или иной группы (дивизии, например), представляющиеся стратегией, на уровне объединения нескольких таких групп (армии) оказываются не более чем тактикой. Возможно, такой подход отчасти верен для иерархически организованных систем. Хотя и тут набор в принципе применимых, но разновременных и несогласованных между собой, не сведённых в одну цель тактик не превратится в стратегию. А для свободных от иерархии систем сетевых это тем более ошибочно, поскольку предусматривается, что люди на «нижнем» уровне заведомо оказались бы объектами внешней манипуляции, объектами власти. Тот, кто полагает себя противником власти, не может ни поддерживать её, ни тем более воспроизводить её вертикаль в отношениях с товарищами. Управляющий своими действиями сам – не нуждается во внешнем вышестоящем руководстве, и, следовательно, стратегическая оценка ситуации не может разделять наше сообщество на «посвящённых» и неофитов, лишённых права доступа к «высшему» стратегическому пониманию. Это подразумевает формулировку базовых принципов, известных всем участникам сообщества и полностью ими разделяемых. Принципы выражаются лозунгами, основной целью которых является отнюдь не малоосмысленное скандирование, а максимально точная и ёмкая формулировка стоящих перед нами целей. Лозунги ни в коем случае не следует превращать в адресованные властям требования решить тот или иной вопрос: не имея права на существование, власть автоматически лишена и права на какие бы то ни было решения. Лозунги должны быть обращены к людям, ориентируя их на выход из созданных властями проблем. Выход за счёт собственных сил. Разумеется, речь идёт о революции – в её основном и непосредственном значении, значении свержения существующего государственного строя восставшими народами. Какой бы неясной ни казалась эта перспектива для России в условиях установившегося фашистского режима, она остаётся единственно возможным выходом. После которого, в частности, о России как о государстве можно будет говорить исключительно в прошедшем времени.

Киев, декабрь 2008

К вопросу об анархо-синдикализме

Нижеследующие замечания касаются статьи Сергея Фомичева “Анархо-синдикализм: поезд ушел”, опубликованной в № 60 журнала “Третий путь”. Сразу следует оговориться – сама попытка критики синдикалистской концепции возражений не вызывает. Не в упрек автору, впрочем, заметим, что значительная часть его антисиндикалистской аргументации не отличается какой-либо особой оригинальностью – многое из неё можно найти уже у Мюррея Букчина. Некоторые из высказанных Сергеем соображений, что называется, “носятся в воздухе” – т.е. кажутся настолько очевидными, что могли бы быть сформулированы едва ли ни каждым, кто сталкивается с рассуждениями сторонников AIT впервые. Однако хотелось бы отметить, что по ряду пунктов антисиндикалистская “легкость” статьи представляется более чем уязвимой. Теперь, покончив со вступлением, перейдем к непосредственно к тексту.

Сергей не пытается дать терминологическое определение анархо-синдикализма, а выходит на него через “обстоятельства образа действия”: “Стратегия анархо-синдикализма основана на организации рабочих и взятии под контроль рабочими коллективами своих предприятий путем всеобщей захватной стачки. Эта стратегия практически единственное отличие анархо-синдикализма от прочих анархических течений (во всех остальных вопросах классический анархо-синдикализм стоит на коммунистических позициях)”.

Сразу – ремарка. Как следует понимать сказанное? Не так ли, что “прочие анархические течения” для автора – коммунистические? Предлагается вчитаться внимательнее: утверждается, что некий ЕДИНСТВЕННЫЙ признак позволяет отличить предмет В от предмета А. По остальным признакам, получается, что он тождественен А. Но далее читаем, что по этим же (кроме указанного) признакам предмет В тождественен предмету С. Формальная логика требует признать, что как раз ЕДИНСТВЕННОЕ следствие этого: А=С, и никак иначе. Не будем здесь распространяться о том, что анархизм, по нашему убеждению, с коммунизмом отнюдь не совпадает (это – предмет отдельного разговора). Кроме того, мы не думаем, что Сергей Рудольфович вышеприведенной сентенцией стремился определить себя самого как коммуниста – или продемонстрировать личное желание избавиться от логических оков. На наш взгляд, дело всего лишь в пренебрежительно-неряшливом отношении к формулировкам, с расчетом на то, что “те, кому надо, и так поймут”. Но в результате этой небрежности текст начинает нести в себе совершенно неадекватное содержание!

Далее: “из этой стратегии складывается и тактика синдикалистов – работа с трудовыми коллективами, создание независимых от власти и владельцев предприятий профсоюзов, агитация и пропаганда анархических идей в рабочей среде”.

В связи с очерченными синдикалистскими “стратегией и тактикой” хотелось бы заметить, что на практике (особенно же - в современной России) подобный подход анархо-синдикалистских групп к проблеме почти не прослеживается. В действительности указанные тенденции не являются ни тактикой, ни стратегией – для сегодняшнего дня у нас это лишь анархо-синдикалистский МИФ (как аксиологическая детерминанта, выводимая из определенным образом истолкованного прошлого: отчасти исторического, отчасти легендарного). Это что, КАС образца 1990 года создавала “независимые от власти” профсоюзы? Позвольте спросить, какие? Тут стоит вспомнить, что советские энциклопедии определяли анархо-синдикализм как “направление в рабочем движении” – но является ли он таковым сегодня? Не представляют ли из себя анархо-синдикалисты в реальности – мелких интеллигентских кружков, с рабочим движением почти не связанных? Впрочем, и само существование дееспособного рабочего движения в РФ-2001 вызывает серьезные сомнения. Трансформация реальной стратегии в мифологему, правда, действительно вполне объяснима тем, что “поезд ушел”. Но для нас важен не столько совершенно справедливо отмеченный факт, сколько ответ на вопрос: “Был ли это последний поезд, после которого движение по железным дорогам НИКОГДА более не возобновится?”. Видимо, доказательству тезиса о том, что ж/д сообщение отжило свой век, и посвящена статья нашего автора. И доказательство это не вполне убедительно.

Сергей утверждает: “Существуют следующие недостатки стратегии анархо-синдикалистов. Исключительная ориентация на: 1.Рабочий класс 2.Трудовой коллектив как основной инструмент стратегии 3.Захват производства 4.Производственные отношения 5.На “серьезных людей в качестве мобилизационной основы”. Возьмем на себя смелость возразить, что ориентация эта, конечно, в значительной мере анархо-синдикалистскую концепцию определяет, и на уровне деклараций зачастую выступает как приоритетная – но, насколько нам известно, никто из анархо-синдикалистов (и даже М.Магид!) не постулировал её как ЕДИНСТВЕННУЮ. Теперь – несколько частностей. Заимствованный у эсеров совагитпропом термин “рабочий класс” первоначально включал в себя не только марксистский “промышленный пролетариат”, но и “непролетарские” группы трудящегося населения (в т.ч. такую “мелочь”, как многомиллионное крестьянство). В каком смысле использует этот термин Сергей? Похоже, в том же, как это делали в 1970-х? Но как же тогда следует понимать аграрную политику CNT в период испанской революции (см. соответствующую работу А.Шубина):

“Одновременно с городской коллективизацией развернулось движение за коллективизацию сельского хозяйства. Анархо-синдикалисты стремились противопоставить беспросветному семейному труду крестьянина силу общинной солидарности, которая позволила бы рационализировать производство и высвободить часть времени сельских тружеников для их культурного развития, преодоления вековой отсталости. Идея была поддержана тысячами крестьян. Началось массовое движение коллективизации… Коллективизация опиралась на революционный земельный передел, вызванный массовым бегством помещиков из республиканской зоны. “Все секвестрированные земли будут находиться под контролем и управлением союза, и обработка их коллективным способом отразится в первую очередь на союзах и всех трудящихся вообще”, - говорилось в решении крестьянского съезда Каталонии, представлявшего около 200 союзов.… В руках коллективов находилось около 9 миллионов акров земли... Коллективы численностью 200-500 (реже от 30 до 5000) человек создавались на базе крестьянских общин… Работа коллективов Арагона, где движение было самым массовым, координировалась Арагонским советом и Федерацией коллективов Арагона, в которую входило 24 кантональных федерации, 275 селений и 141430 человек. Федерация располагала фондом продуктов, осуществляла связь с рынками, регулировала перетоки рабочей силы в случае возникновения ее излишков и недостатка, организовывала инновационный процесс и рациональное землепользование, вела культурно-просветительскую работу. Региональные федерации в составе арагонской имели в своей структуре секции, специально занимавшиеся связями с промышленностью, которые осуществлялись теперь без торговых посредников. Крестьянские федерации и Арагонский совет вели самостоятельные внешнеторговые операции - например, торговали шафраном… Коллективы производили около половины зерна, поступавшего в города Испании и шедшего на экспорт… В большинстве случаев коллектив обеспечивал, как и в городе, более высокий уровень культурной жизни, нежели до коллективизации, концентрируя средства на просветительских программах. Иногда средств хватало и на модернизацию производства. Для вхождения в коллективы не существовало имущественных ограничений - в движении участвовали и зажиточные крестьяне”.
Мы привели не особенно большей фрагмент – но, кажется, он вполне доказывает нашу мысль о том, что ни о какой ИСКЛЮЧИТЕЛЬНОЙ ориентации анархо-синдикалистов на индустриальный пролетариат в Испании 30-х говорить не приходится. “Рабочий класс”, на который ориентируется анархо-синдикализм, очевидно следует понимать по-эсеровски!

Теперь – нечто более существенное. Сергей Фомичев относит ориентацию на “захват производства” и “производственные отношения” к числу недостатков синдикалистской стратегии – но позволим себе заметить, а какую позицию по этим вопросам, вообще говоря, рекомендуется занимать? Что на взгляд самого Сергея должно произойти с существующим в настоящее время производством, и с конкретными предприятиями в частности? Допустим, часть их просто закрывается – либо ввиду высокого риска техногенных катастроф, либо в силу предполагаемой “нерентабельности” (с оговоркой на то, что при господствующей на сегодня в мире экономической системе понятие “рентабельность” очевидно до неузнаваемости искажено) – но как быть с остающимися? Приватизировать? Но и при выборе такой “стратегии” возникает закономерный вопрос – кто вправе принимать решение о приватизации и вырабатывать её порядок? Как это умеет делать государство, мы видели - вариант Чубайса. А не захватывать вообще – значит оставить всё в собственности корпораций - или того же государства? Таким образом, именно в этом вопросе вразумительную чисто-анархическую альтернативу анархо-синдикалистскому подходу предложить сложно.

Следующее наше замечание касается “исторического детерминизма”. Сергей постулирует: “Анархо-синдикализм – стратегия, пригодная только для определенных социально-экономических условий – индустриальное общество с низким уровнем жизни рабочего класса… По всей видимости в конце 19-начале 20 веков благоприятные для развития анархо-синдикализма условия существовали. Его расцвет пришелся на 20-30-е годы 20 века, когда условия для развития анархо-синдикализма были оптимальными”. Очевидно, имеется ввиду та же Испания? В какой-то степени схема ещё работает применительно к США (на конец XIX века). Но вот вопрос – почему в период индустриализации в других странах – Британии, Германии, СССР – существующие на тот момент “социально-экономические условия” (низкий уровень жизни рабочих и пр.) к подъему анархо-синдикализма не привели? Не потому ли, что приоритетное значение там возымели “политико-культурные” факторы? Вообще же попытка говорить об “исчерпанности” некоей “исторической миссии” анархо-синдикализма – подразумевает признание того, что на определенном этапе в этой “миссии” была необходимость. Аналогичный подход можно найти у Энгельса в “Происхождении семьи, частной собственности и государства”. Метод явно восходит к Гегелю, – а через него к христианской телеологии. Но в чем же видит смысл этой миссии товарищ Фомичев?

“Революционная серия начала 20 века не прошла даром для власти и капитала. Противостояние между демократией и большевизмом также потребовало от власть имущих усилий с целью доведения уровня жизни простых людей до относительно приемлемого и комфортного… Жизнь рабочего стала интересней и разнообразней. Она вышла за рамки только лишь зарабатывания денег тяжелым трудом, заполнявшим всю жизнь. Появились свободное время и свободные средства для развлечения и отдыха. Собственность рабочего человека приобрела ощутимый вес. На смену сытости пришел комфорт.

Современному рабочему в отличии от рабочего начала 20 века есть что терять. Его относительно БЛАГОПОЛУЧНОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ, ОБЕСПЕЧЕННОЕ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ СИСТЕМОЙ (выделено нами – П.Р.) во время социальной революции может быть потеряно. И с этой точки зрения совсем по иному воспринимаются революция и анархизм”

Ах, как нехорошо! Да за такое выступление где-нибудь на митинге шахтеров Донецка или жителей зимнего Партизанска можно очень даже запросто по шее огрести! Гегель нами не всуе был помянут – разве не занимается здесь наш анархо-экологический панегирист капитализма (и заметим – не “капитализма вообще”, а “капитализма реального”, окружающего нас сегодня) апологией того, что Белинский в свое время назвал “гнусной расейской действительностью”? Оказывается, у нас сейчас всё очень даже неплохо, сплошные сытость и комфорт! И за эту-то сытость всякие-разные революционеры-анархисты умирали в 1905-м году на баррикадах (вот он, смысл “исторической миссии”!) – но спасибо надо сказать совсем не им, а капиталистической системе!.. Если бы автор сказанного был известен только по одной этой цитате, на приведенные рассуждения ответ был бы возможен только один – и ответ в предельно-непарламентской форме.

Однако в сторону эмоции. По существу же здесь просто необходимо напомнить, что т.н. “рабочая аристократия” формировалась – не постфактум на могиле анархо-синдикализма, а параллельно его подъему. Что мысли, сходные с излагаемыми Сергеем, сто с лишним лет назад озвучивал лидер АФТ Гомперс (против которого боролись синдикалисты из I.W.W.), а сегодня – это едва ли ни кредо призывающей к “социальному партнерству” ФНПР. На наш взгляд, находиться в компании с указанными деятелями – само по себе достаточно омерзительно. Добавим, что общество современной России до сих пор, несмотря на развал части промышленности, в своей основе всё же продолжает оставаться индустриальным. А уровень жизни в среднем по стране – даже ниже, чем уровень жизни среднеквалифицированного питерского рабочего в 1913-м году. Таким образом, если следовать предлагаемой Сергеем логике “оптимальных социально-экономических условий”, детерминирующих подъем анархо-синдикализма, то сегодня в РФ как раз должен бы наблюдаться его расцвет. Однако ничего подобного не происходит. Не значит ли это, что подъем синдикализма определялся в свое время какими-то другими условиями, о которых в статье про “ушедший поезд” как раз не сказано? Каковы были эти условия – тема отдельного разговора. Кое-что о них можно найти и у Букчина (это касается, в частности, процесса маргинализации крестьянства).

Заметим еще вот что – охваченный пафосом реформизма Сергей Фомичев как бы “незаметно” перескакивает с борьбы против “мертвого” анархо-синдикализма – на аргументацию, направленную против революции и любых революционных направлений в анархизме! Мы вполне согласны с утверждением Сергея, что “ортодоксальным анархо-синдикализмом анархизм не исчерпывается” – но не следует делать вид, что анархо-синдикализм является в анархизме единственным революционным направлением! С другой стороны, именно реформизм представляется нам практически несовместимым с основными анархическими принципами (поскольку для проведения реформ – необходимо использование власти). И уж если и предъявлять претензии тем, кто определял себя как синдикалист, то скорее не за их революционность, а за склонность к реформистским компромиссам (в чем и как она проявлялась, более чем подробно на примере Испании – правда, с противоположных позиций! - показывает в своей книге тот же Шубин). Не вызывает никаких возражений сарказм Сергея, цитирующего синдикалистских классиков с их рассуждениями о том, что “предприятие – это маленькое государство, монархия абсолютная или просвещенная, либо даже республика (на некоторых коллективных и кооперативных предприятиях)” – и замечающего: “Отказываться от захвата этого маленького государства они не намерены… Тяга что-нибудь захватить, взять под контроль из существующих институтов или систем роднит анархо-синдикалистов с большевиками и социал-демократами… Это сродни разрушению изнутри властных структур. Например, разрушению парламента путем участия в выборах в него”. Всё так. Однако, как нам кажется, здесь остается за кадром “главный вопрос всякой революции” - вопрос о власти. Это вопрос является для анархизма – базовым. И нам кажется, что ошибка совсем не в том, что кто-то ориентируется на захват предприятий (в конце концов, этот “захват” позиционируется как “грабеж награбленного” - и фактически его уместнее было бы называть освобождением). Дело в другом: как именно на этих самых предприятиях – и, в экологическом аспекте рассматриваемой проблемы, вокруг них! - при гипотетическом “захвате-освобождении” будет решаться вопрос о власти. Проблема для анархо-синдикалистов - та, что ещё до того, как указанное событие совершилось, они обычно отказываются от этики анархии – в пользу демократии, представительных институтов и вождизма (надо ли приводить примеры?). Впрочем, к сожалению, это касается не одних лишь синдикалистов. Мы же убеждены, что вопросы эти нужно решать именно сегодня – в условиях, когда действенность не только анархо-синдикализма, но и любого анархического движения затруднена очевидно неблагоприятными социально-политическими обстоятельствами. Потому что при благоприятных – революционных! - условиях сложностей возникает ничуть не меньше (скажем, проблема массового притока в движение людей, “не отягощенных” анархической мотивацией). Решение же, на наш взгляд, состоит именно в формировании устойчивых групп (коллективов) на основе анархической практики добровольно-договорных отношений, исключающих голосование, подавление несогласных и т.п. При этом странно было бы выступать за неспособность таких коллективов к производственной деятельности (которую не следует смешивать с интеграцией в индустриально-государственную систему). Другое дело, что превращение в анархические коллективы существующих на сегодня коллективов трудовых (особенно на крупных и средних предприятиях) – практически нереально. За последние 80 лет в России, насколько нам известно, ни одного такого случая отмечено не было. Причины этого Сергей отчасти объясняет.

Однако вот ещё одно дискуссионное рассуждение: “Способны ли рабочие освободиться, оставаясь при этом частью индустриальной системы? Нет. Они либо перестанут быть рабочими, либо будут вынуждены поддерживать существующую систему. Разрушать индустриальную систему можно только отбирая у неё индустриальное пушечное мясо, индивидуализируя рабочих, вовлекая их в неиндустриальные кооперативные проекты и т.п. А для этого надо видеть в людях людей, а не рабочих, надо взаимодействовать с ними не у станка, а за пределами предприятия. А для этого не надо быть анархо-синдикалистами”.

Из личной практики могу вспомнить, что воспринимать рабочих как людей, а не в качестве некой “социальной функции”, мне проще всего было тогда, когда я, работая в литейном цеху объединения “Знамя труда”, сам являлся – одним из них. Так что относительно того, у станка или нет нужно взаимодействовать – ещё вопрос. Рабочим, как и крестьянам, военным, как и представителям других социальных групп - свойственна некая корпоративность. Именно в силу неё как личности, индивидуальности – воспринимаются прежде входящие “в свою” корпорацию – а находящиеся вне неё выступают не столько как отдельные люди, сколько как представители соседних – чужих – групп. Это ощущение “чужого”, разумеется, не всегда сводится к ксенофобии (оно возможно и как “ксенофилия”) – и во многих случаях совершенно оправдано. В этом смыслевполне уместно напомнить анархо-синдикалистский лозунг: “Освобождение рабочих – дело самих рабочих!”. Т.е. профессиональным анархистам, сотрудникам НИИ и КБ, депутатам и делегатам, вообще говоря, по этому поводу не особенно следует беспокоится. А если эта тема их действительно сильно интересует, то проводить её надо не наездами со стороны, а непосредственно “от станка”. В плане самокритики необходимо признать, что в этом смысле и у нас в Питере анархическая пропаганда среди рабочих далека от желаемого.

Что же до индустриальной системы в её нынешнем виде (которую мы тоже не особенно любим) – вопросы остаются. Скажем, такой – имеет ли ввиду Сергей Фомичев, говоря о “неиндустриальных кооперативных проектах”, что проекты эти обязательным образом должны быть непроизводственными? Могут ли они быть ремесленными? Возможна ли такая форма кооперативного взаимодействия, как производственная мануфактура? Или небольшая, не наносящая ущерба экологии фабрика – ориентированная для производства на рынок? И если последнее представляется ему уже нежелательным – какими здесь могут быть анархические методы противодействия?

Сергей Рудольфович явно не очень-то любит рабочих. И в то же время чисто по-человечески желает им избавления от индустриальной функциональности. Но ирония, как выражаются американцы, состоит в том, что отчасти аналогичным образом воспринимали промышленный пролетариат и большевики. Их “новый человек” будущего, вышедший из революции и прошедший чистилище “пролетарской диктатуры”, в итоге полагался именно как человек внеклассовый, посткорпоративный. И не о таком ли фейербахианском “общечеловеке” писал, осуждая фашистскую ксенофобию дугинского евразийства, в последнем “Наперекоре” А.Константинов? Однако что-то тут не сходится. Поскольку корпоративность имеет отношение не только к фашистскому режиму Муссолини, Симменсу и МакДональдсу. На наш взгляд, она существует и в положительном контексте! И вполне представим рабочий, который от своей корпоративной принадлежности – просто не захочет отказываться. По той же причине, по какой другие люди не станут отказываться от, скажем, половой, этнической или какой-либо другой (вообще говоря нейтральной) самоидентификации.

Но так ли много в современном обществе рабочих, чтобы можно было говорить о каких-либо перспективах их движения за самоуправление? Общим местом является констатация сокращения численности промышленного пролетариата в индустриально развитых странах. Однако на Тайване или в Сингапуре – несколько иная ситуация. И такое положение сложилось не сегодня – можно вспомнить, что ещё Ульянов определял в качестве “третьего признака империализма” – вывоз капитала! Именно в те времена, когда анархо-синдикализм был явно на подъёме. С другой стороны, слухи об предстоящем поголовном исчезновении пролетариата кое-кем умышленно преувеличиваются. В тех же “развитых странах” сложилась громадная инфраструктура, для обслуживания которой в качестве рабочих заняты миллионы людей. Плюс строительство, плюс нелюбимые экологами добывающие отрасли. Какова должна быть наша стратегия относительно всего этого? Исключительно – ставка на разрушение и растаскивание снаружи окрестными жителями? Или всё же частично индустриальная система может быть - силами занятых в ней людей, изнутри – преобразована, освобождена от отношений подавления, избавлена от всепроницающей универсализации и риска больших катастроф – и в какой-то мере выживет? Как нам представляется, неизбежные и существенные революционные разрушения – всё же не тождественны тотальной ликвидации составляющих. Для остающихся же рабочих анархо-синдикализм содержит в себе безусловный опыт, и далеко не всегда это опыт отрицательный.

Да, конечно, мы отбрасываем претензии некоторых анархо-синдикалистов на мессианскую значимость их концепции для судеб человечества, отказываемся от синдикальной демократии и индустриального реформизма “сверху”. И всё же ошибочно переносить отрицательное отношение к ряду синдикалистских установок на анархо-синдикализм как таковой. В плане ответа на вопрос, заданный в начале нашей статьи, это означает следующее: “Хотя чей-то поезд и ушёл, а казённое расписание движения в исторической перспективе будет отменено, движение по железным дорогам всё же будет осуществляться – по договоренности железнодорожных рабочих с заинтересованным в перевозках местным населением. На неприятные особенности характера отдельных кондукторов (претендующих на роль директора Всеобщей ж/д компании) следует реагировать в частном порядке. Те же, кого железнодорожные дороги не устраивают в принципе, могут использовать другие виды транспорта – тачанки,велосипеды или подводные (неатомные) лодки. А также путешествовать своим ходом в любом направлении”. Однако не стоит увлекаться, забывая о том, что а существующая пока государственная власть существенно ограничивает свободу каждого нашего движения.

Коммунизм и Анархия

ВВЕДЕНИЕ В ТЕМУ

Сразу оговоримся: мы не относим себя к приверженцам «общности имуществ». Но анархизм всегда – даже в тех случаях, когда его сторонники пытаются определять себя как пацифисты, – остается ВОЙНОЙ ПРОТИВ ГОСУДАРСТВА И ВЛАСТИ, войной на уничтожение, в которой какие бы то ни было компромиссные решения в итоге исключены. Именно потому, что, пока существует государство, мы так или иначе обречены вести войну против него, нам невозможно выступать против войны «вообще». И мы вынуждены рассматривать отдельные ситуации военного противостояния, исходя не только из ценностей «метафизики свободы», но и из практической расстановки сил; решать проблемымобилизации всё новых и новых возможностей и ресурсов; приходится определять наиболее важные, определяющие направления борьбы, оценивать степень угрозы, исходящую от того или иного противника – и находить возможных союзников. Поэтому что реальность, кроме всего прочего, заключается ещё и в том, что борьбу против существующей системы ведут, безусловно, не только анархисты. И есть примеры того, когда борьба эта оказывается, независимо от нашего желания, по своей форме неизмеримо более непримиримой и беспощадной, чем декларированная анархизмом война против государства. Прежде всего сегодня речь идет, конечно, о кавказском национально-освободительном вооруженном сопротивлении. Однако у существующего государственного строя РФ есть и иные противники. Причем идеологически сопротивляющиеся себя определяют по-разному, как различны и формы, и сами цели их борьбы. И в отдельных случаях она действительно приобретает принципиальный характер. В других же ситуациях, наоборот, локальные конфликты могут даже прямо инспирироваться властями, для того чтобы выплеснуть «излишки» накопившегося у народа недовольства в рамках остающейся под государственным контролем ситуации – и параллельно с этим решить частные вопросы практики перераспределения властных полномочий (тактика использования режимом метода провокации в прямом, первоначальном смысле этого слова). Но ясно, что сопротивление системе даже в таких «санированных» случаях всё же содержит в себе некий потенциал. Пружина сжата уже достаточно плотно, рано или поздно она неизбежно распрямится. Взрыв готовится на самом деле прежде всего силами тех, кто менее всего в нем заинтересован – и революция, это, конечно, не результат деятельности тех или иных партий, а прежде всего – реакция народа на произвол властей, теряющих возможность контроля над ситуацией. Однако в то же время нельзя сказать, что идеологические установки для революционного движения не имеют значения. Как раз напротив – часто случаях такое влияние оказывается едва ли ни решающим. Для движений стихийных определенные комплексы идеологических представлений (конечно, как правило последовательно не систематизированных) становятся даже более важными, чем для многих организаций, в которых устоявшаяся «механика ритуала» зачастую стирает остроту и непосредственность первоначальных идейных установок. Организация ещё может как-то обходится без идеологии, революция – нет. С другой стороны, идеология революции никогда не бывает одномерна, она всегда синтетична, внутренне противоречива и неоднозначна. Такова же, каково и общество, поднимающееся против обреченного на смерть режима. Отметим между прочим, что в идеологии любой революции неизбежна, в той или иной степени, анархическая составляющая (признание и обоснование права на свержение власти). Другой же, практически столь же необходимой составляющей, оказывается – коммунизм. Как бы мы к этому ни относились, мотивы участвующих в сопротивлении людей не могут ограничиваться защитой свободы и личного достоинства. В основе любой революционной ситуации лежит также и проблема преимущественно материальная – то, что в своё время определялось как «обострение, выше обычного, нужд и бедствий народных масс». Ответной реакцией самих масс на такое положение неизбежно становится – обращение к проблеме собственности. И для множества людей лозунги, направленные против «класса имущих», а в пределе - против частной собственности как таковой, могут оказаться – и оказываются – на практике первоочередными. Тем более очевидно, что идеология, выражаемая этими лозунгами, актуальна в настоящее время в России. Таким образом, становится ясно, почему от проблемы коммунизма, – как и от проблемы войны - анархистам не уйти. Но здесь, видимо, потребуется уточнить, какое содержание может вообще нести в себе коммунистическая идеология, что объединяет – и что разделяет! – людей, считающих себя коммунистами, в каком отношении находятся анархизм и коммунизм относительно друг друга и т.д. Естественно, что рамки никакой статьи не позволят достаточно полно раскрыть хотя бы и незначительную часть этого комплекса проблем. Далее будут обозначены лишь его некоторые аспекты – как те, которые представляются наиболее актуальными, так и касающиеся отдельных моментов, связанных с происхождением коммунистической идеологии.

О САМООПРЕДЕЛЕНИИ КОММУНИСТОВ

Казалось бы, при рассмотрении проблем коммунизма следовало бы прежде обратиться к тому, что говорят об этом сами коммунисты. Но - какие? Может быть, самая многочисленная из компартий России - КПРФ? Та самая, которая не так давно голосовала в ГД за утверждение в качестве государственного герба РФ – царского двуглавого орла, а во время своих избирательных кампаний вообще ни разу выдвигала лозунга перехода к коммунистическому обществу, лишь изредка и неконкретно упоминая о каком-то социализме? В связи с этим, кстати, очень уместно замечание, сделанное недавно марксистским «Левым поворотом». Издатели его решили напомнить, что в «Манифесте Коммунистической партии» упоминаются, в числе прочих социализмов, социализмы феодальный, буржуазный и консервативный. Дополняя этот примечательный перечень от себя ещё несколькими впечатляющими примерами, вплоть до национал-социализма, издающие «ЛП» товарищи, иронизируя, задаются риторическим вопросом – какой же именно из указанных социализмов был построен в СССР? Сами они, конечно, считают себя сторонниками социализма коммунистического. Однако позволим себе предположить, что, при условии признания существования множественности социализмов, логично применить этот подход и к коммунизму также. Воздержимся от того, чтобы тут же без какой-либо системы рассыпать букет ярлыков, свидетельствующих о том, кто и когда именовал себя коммунистом. Хотя некоторых из них всё же стоит процитировать.

«Коммунизм есть учение об условиях освобождения пролетариата. Управление промышленностью и всеми отраслями производства вообще будет изъято из рук отдельных, конкурирующих друг с другом индивидуумом. Частная собственность должна быть также ликвидирована, а её место заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества… Всеобщая ассоциация всех членов общества в целях совместной и планомерной эксплуатации производительных сил; развитие производства в такой степени, чтобы оно удовлетворяло потребности всех…»(Энгельс, «Принципы коммунизма», Маркс К., Энгельс Ф., т. IV, с.322-336). Несколько замечаний в связи с этим. Во-первых, для Энгельса здесь, согласно его декларации, наиболее важным, приоритетным является – «освобождение пролетариата», а ликвидация частной собственности рассматривается не как самоцель, а как, пусть и необходимое, но всё же средство – и имеет подчиненный, инструментальный характер (таков же в интерпретации большевиков и провозглашаемый ими характер государства). Во-вторых, поскольку в «Принципах коммунизма» пролетариат последовательно противопоставляется рабу, крепостному, ремесленнику и мануфактурному рабочему, очевидно, что вопрос об освобождении не отнесенных к пролетариату категорий в 1847-м году для марксистов не стоял – видимо, предполагалось, что их ликвидация будет завершена до перехода к коммунистическому обществу? В-третьих, Энгельс высказывается за «совместную эксплуатацию» производительных сил. Стоит вспомнить, что, согласно марксистской политэкономии, в число составляющих этих сил входят не только предметы и средства труда, но и «люди с их умениями и навыками». Следовательно, марксистский коммунизм выступает не против эксплуатации человека, а за придание сохраняющейся, но «преображенной» эксплуатации «общественно-полезного» характера. Наконец, хотя определенно выдвигается требование «общности имуществ» уже не только относительно орудий производства, но и относительно его продуктов, сама форма распределения у Энгельса жестко не оговаривается – «по соглашению». «Непредрешенчество» относительно конкретных форм коммунистического общества до определенного времени вообще было свойственно марксистам, предпочитавшим в этом отношении ограничиваться изложением общих принципов. Что очень не нравилось, например, Кропоткину, который ещё в народнический, «чайковский» период своей деятельности был убежден в том, что основные черты будущего общественного строя необходимо проработать заранее. Марксисты от этого обычно отказывались. В этой связи крайне примечательна мартовская 1918-го года полемика в связи с обсуждением партийной программы РКП(б). Ульянов заявляет буквально следующее: «Чего же хочет товарищ Бухарин? – Характеризовать социалистическое общество в развернутом виде, т.е. коммунизм. Тут неточности у него. Мы сейчас стоим безусловно за государство, а сказать – дать характеристику социализма в развернутом виде, где не будет государства – ничего тут не выдумаешь, кроме того, что тогда будет осуществлен принцип – от каждого по способностям, каждому по потребностям. Но до этого ещё далеко, и сказать это – значит ничего не сказать… Дать характеристику социализма мы не можем; каков социализм, когда достигнет готовых форм, - мы этого не знаем, этого сказать не можем… Чтобы мы сейчас знали, как будет выглядеть законченный социализм, - мы этого не знаем. Кирпичи еще не созданы, из которых социализм сложится. Дальше ничего мы сказать не можем… В этом будет состоять, и только в этом, обаятельная сила нашей программы… Дать характеристику социализма мы не в состоянии, и эта задача формулирована была правильно» (Ленин, Сочинения (издание 3-е), т.XXII, с.364-365). Однако подобная неопределенность в его подходе к проблемам коммунизма бесследно исчезает, лишь только затрагиваются вопросы организации и практического действия. Едва ли ни даосскийподход к образу будущего общества сменяется – безусловной категоричностью 21-го условия вступления в Коминтерн. Условия эти таковы, что большинство сегодняшних коммунистов о них предпочитают не вспоминать. Потому что с ленинской точки зрения ни одна из действующих в РФ коммунистических партий – не может быть в этом качестве признана. Напомним некоторые из них. «1. …Печать и все партийные издательства должны быть подчинены ЦК 2. …УДАЛЯТЬ (выделено Ульяновым – Р.) со сколько-нибудь ответственных постов… реформистов и сторонников центра 3. … Повсюду создавать параллельный нелегальный аппарат 4. Необходимость настойчивой систематической пропаганды в войсках. Там, где эта агитация запрещается, она должна производится нелегально. Отказ от такой работы равносилен измене 5. Агитация в деревне. Отказ от этой работы или передача её в ненадежные руки равносильны отказу от пролетарской революции 6. Разоблачать не только откровенный социал-патриотизм, но и лицемерие социал-пацифизма 7.Необходимость полного и абсолютного разрыва с реформизмом и с политикой «центра» 8.В вопросе о колониях и об угнетенных национальностях необходима особо четкая и ясная линия партий тех стран, где буржуазия такими колониями владеет и другие нации угнетает. Каждая партия, желающая принадлежать к 3-му Интернационалу, обязана беспощадно разоблачать проделки «своих» империалистов в колониях, поддерживать не на словах, а на деле всякое освободительное движение в колониях, требовать изгнания своих отечественных империалистов из этих колоний. Обязанность вести систематическую агитацию в своих войсках против всякого угнетения колониальных народов 9.Обязанность создания коммунистических ячеек внутри профсоюзов. 12.Принцип демократического «ЦЕНТРАЛИЗМА»; железная, граничащая с военной дисциплина и властные полномочия партийного центра. 13.Периодические чистки личного состава – для всех легальных партийных организаций». (Хрестоматия по новейшей истории, М., 1960, т.1, с.104-108) Последующие пункты оговаривают субординацию отдельных партий относительно Коминтерна и обязательность его решений для каждого коммуниста. Обратим особое внимание на п.8 коминтерновских требований – и сопоставим его содержание хотя бы с шовинистической резолюцией нынешней РПК (см. газету «Мысль»), открыто поддерживающей путинский режим в его имперской политике на Кавказе (о позиции КПРФ уже и говорить не стоит). Правда, мы не хотим здесь утверждать, что все современные «коммунисты» тотально превратились в социал-шовинистов и фашистов. Установки, задаваемые партийным руководством большинства «красных» организаций, теперь вполне могут не разделяться существенной частью рядовых членов партий – поскольку с «железной дисциплиной» у современных «ленинцев» очень часто сложностей возникает не меньше, чем с интернационализмом.

Однако мы несколько отклонились от темы: наше намерение совершенно не в том, чтобы вести агитацию за вступление в Коминтерн. Мы просто хотели показать, что линия коммунистов, - в смысле её революционности и применительно к задачам анархического движения, - не всегда может трактоваться однозначно. То же самое касается, впрочем, не только практики революционного действия, но и тех аспектов, о которых в 1918-м так не хотел говорить Ульянов.
ПО ТРУДУ ИЛИ ПО ПОТРЕБНОСТЯМ?

Некоторое время назад формулировки, сделанные в 60-х, были каноническими, теперь же, как можно предположить, многие и о них уже не имеют ни малейшего представления. Напомним: тогда был подтверждено положение, что основным принципом коммунизма является «от каждого - по способностям, каждому - по потребностям». В отличие от социализма, который как бы предусматривает распределение не по потребностям, а по труду – и в этом смысле коммунизму стадиально предшествует. Таким образом, идеологи КПСС диалектически блестяще увязали два принципа, до тех пор противостоявшие друг другу. Один из них, принцип распределения по потребностям, был признан высшим – но заплатил за это отнесением к светлому будущему (которое по своему определению обречено оставаться всегда ненаступившим, и логически легко было предположить, что к 1980-му году его построить не удастся). Другой – «по труду» – закрепляющий и оправдывающий очевидное неравенство распределения, был обозначен как низший – но реабилитирован от возможных обвинений в антагонистичности коммунизму и получил полное право господствовать в «социалистической экономике». При скромной поправке на то, что степень полезности того или иного «труда» должна была определяться, конечно, решениями партийно-государственного руководства. Советский «средний класс» с необходимостью должен был довольствоваться этими решениями и относительно социализма с коммунизмом, тем более что исторические экскурсы в предшествующую историю взаимосоотнесенности вышеуказанных принципов для большинства этого класса были заказаны. Да и сегодня для многих несколько странно, видимо, будет читать такое, например: «Анархизм имеет свой особенный экономический строй, свой экономический принцип, выражающийся в краткой формуле: каждому по его труду» (Чёрный Л., «Новое направление в анархизме: ассоционныйанархизм», М., 1907, цитируется по книге «Образ будущего в русской социально-экономической мысли конца XIX –начала XX века», М., «Республика», 1994, с.384). Вот, оказывается, как: «по труду» - это вовсе не принцип хрущевского социализма 1961-го года – это принцип анархии! Причем принцип, именно антагонистический коммунизму, распределяющему «по потребностям», поскольку «…людям никогда не хватит наличного труда для удовлетворения их всех потребностей – ограниченные силы человека никогда не могут тягаться с неограниченными потребностями духа … В коммунизме не индивид, а общество, вернее, большинство общества будет собственником. Такое бесправное положение индивида не может не отразиться на его состоянии: оно поставит его в полную зависимость от общества. Не обладая собственными орудиями труда, не смея по своему усмотрению располагать общественной собственностью, не имея даже права на свой труд, индивид не может шелохнуться без воли большинства. Словом, коммунизм несет индивиду полную экономическую несамостоятельность, ставит индивида в полную зависимость от общества» (там же, с.383). Хотя необходимо признать, что Лев Черный, увы, в своих утверждениях не всегда безупречен. Во-первых, в действительности принцип «о каждого – по способностям, каждой способности – по её делам» был выдвинут впервые Анри Сен-Симоном, которого никто и никогда к анархистам не причислял (сам Черный его относит к коммунистам!). Во-вторых, насколько бы логичной нам ни казалась сама концепция Черного (от её подробного изложения воздержимся), необходимо признать: множество анархистов, в России в том числе, ни в 1907-м году, ни позже теорию ассоционного анархизма не приняли и не признали. И Кропоткин, и Карелин, иЗабрежнев, и Махно, и многие другие – тысячи! – участники анархического движения оставались - сторонниками анархо-коммунизма. Правда, мы можем вспомнить не менее чем у Льва Черного, резкие выступления против коммунизма других анархистов – Штирнера, Таккера, Бакунина, Борового – и даже Прудона. Но вот кропоткинская работа «Хлеб и воля» выдвигает принцип распределения никак не по труду, а именно «по потребностям». Так как все-таки делить продукт – по выработке или по едокам? В первом случае результат – неравенство, во втором – паразитизм. Кропоткин, похоже, считает, что второе – менее опасно; он – коммунист, в противоположность ненавидевшему коммунизм Бакунину, а в числе предшественников анархического коммунизма Пётр Алексеевич называет Шарля Фурье, которому и принадлежит формулировка принципа «по потребностям». «Социализм у Сен-Симона является авторитарным, а у Фурье – либертарным» (Кропоткин, «Этика», М., 1991, с.208), «Оуэн и Фурье дали миру свой идеал свободного, органически развивающегося общества… Прудон продолжал работу Фурье» (его же, «Записки революционера», М., «Мысль», 1990, с.382). Отметим, однако, некое противоречие – по убеждению Прудона, откоторого прежде всего и берет Кропоткин аргументацию в пользу анархического коммунизма и против частной собственности, Фурье как раз не является ни противником собственности, ни «либертарием», ни коммунистом: «Фурьеристы заявляют себя защитниками собственности… Абсурдность всей экономии фаланстера так очевидна, что многие, несмотря на всё уважение, высказываемое Фурье по отношению к собственникам, подозревают в нём тайного противника собственности. Взгляд этот можно, конечно, подтвердить некоторыми, якобы справедливыми доводами, но я его не разделяю. Тогда оказалась бы у Фурье громадная доля шарлатанства…» (Прудон, «Что такое собственность», М., «Республика», 1998, с.139). Филиппика Прудона против Фурье объясняется тем фактом, что последний, совершенно не замечая противоречия между «работниками» и «едоками», одновременно с выдвижением лозунга «по потребностям» высказывается за распределение сообразно «труду, капиталу и таланту». Кропоткин этого как бы не замечает. Но для Прудона, стремящегося к равенству, и один труд - уже слишком: «Нельзя… следовать положению: каждому сообразно его труду… потому что общество, из какого бы числа людей оно не состояло, может давать им всем только одинаковое вознаграждение, так как оно платит им их собственными продуктами… Принцип «каждому сообразно его труду», истолкованный в смысле «кто больше работает, тот больше и получает», предполагает два очевидно ложных обстоятельства – что доли отдельных лиц в общественном труде могут быть неодинаковы и что количество вещей, могущих быть произведенными, беспредельно… Первый пункт всеобщего регламента гласит: … Данная всем способность выполнить общественный, т.е. одинаковый для всех урок и невозможность платить работнику чем-либо иным, кроме продукта труда другого работника, оправдывают равенство вознаграждений» (там же, с.93). Какова же должна была быть реакция Прудона на «либертарно-социалистический» капитал! Хотя здесь мы уже, кажется, начинаем переход к рассмотрению другого вопроса – не о только форме и способе присвоения продуктов, а уже о собственности как таковой. Поэтому стоит подвести некоторые предварительные итоги. Подчеркнем ещё раз антитезу, отраженную в названии главы и в своё время проигнорированную последовательно Фурье, Энгельсом и Хрущевым – противоречие между трудом и потреблением. С позиций эгалитаризма эта коллизия явно решается в пользу потребления (что производит достаточно «буржуазное» впечатление и противоречит библейскому принципу «Нетрудящийся да не ест»).
ДОРОГА НА ЧЕВЕНГУР

Прудон оказал во многом определяющее влияние на негативистское в дальнейшем отношение социалистов к собственности. Правда, хрестоматийная фраза - «Собственность – это кража» - принадлежит не ему, а Бриссо, но жирондистский оратор вряд ли представлял, насколько расширительной может стать её трактовка. Конечно, коммунизм существовал задолго до Прудона, но до середины XIX века он был несколько иным. Сам перевод слова – «общность», «общинность» – демонстрирует вполне наглядно, что в период формирования термина коммунизм отнюдь не являлся «идеологией освобождения пролетариата». Поскольку пролетариата просто ещё не было. Первоначально была – крестьянская поземельная община, позже – община (коммуна) средневекового города. Столь любезные сердцу Кропоткина движения за освобождение городских коммун от власти сеньоров и были по самоназванию – коммунальными, коммунистическими. При этом «коммунизм общин», естественно, не выступал за тотальное уничтожение частной собственности. Городской коммунизм был – предельно буржуазен в первоначальном смысле этого слова (городская коммуна объединяла жителей «бурга», города – собственно «буржуазию», в отличие от населения сельской окрестности). Но и в сельской традиционной общине частнособственнические и частновладельческие отношения отдельных хозяев сосуществовали (хотя далеко не всегда мирно) с собственностью и владением коллективными. Крестьянские движения, выступавшие против феодального землевладения, никогда сами по себе не стремились к тотальному обобществлению имуществ. Частная собственность, не распространявшаяся, правда, на землю, сохранялась применительно к орудиям труда, его продуктам, постройкам, предметам обихода. В силу этого у крестьянства всегда присутствовал ярко выраженный элемент того, что большевики позже определили как «психологию собственника и мелкого хозяйчика». Частичные отклонения от этого принципа, те исключения, которые лишь подтверждают правило, можно увидеть лишь там, где протест приобретал преимущественно религиозный характер, где целью его становилось не восстановление нормальных, традиционных отношений (освобожденных от произвола властей), а установление «Града Небесного» на земле (например, у анабаптистов). Но тогда эта цель формулировалась скорее как парадигма личного (группового) спасения, а не как универсально-юридический императив. В полной мере это положение распространяется и на «общность имуществ» внутри монашеских общин – которые, правда, по отношению к окружающему их «миру» как правило выступали в качестве коллективных (корпоративных) частных собственников.

Ещё одна, и, возможно, не менее важная причина того, что крестьянские движения не были направлены против собственности как таковой, заключается в следующем: ни феодальное общество, ни сменившее его абсолютистское государство применительно к аграрному вопросу не рассматривали принцип частной собственности как основополагающий. Вплоть до принятия «Кодекса Наполеона» феодальное землевладение по своему определению не было и не могло быть частнособственническим. Постольку, поскольку «владение» вообще не тождественно частной собственности. «Различие между jus in re и jus ad rem является основой пресловутого деления на посессорное и петиторное право, эти поистине категории юриспруденции, которую они обнимают всю целиком. Петиторное – говорится обо всем, что имеет отношение к собственности,посессорное – обо всем, что относится к обладанию, владению» (Прудон, указ. соч., с.35) «Право захвата (оккупации) или первого захватившего (оккупанта) есть право, проистекающее из действительного, физического, реального обладания вещью… Оккупация не только ведет к равенству, она препятствует собственности… Всякий оккупант по необходимости является владельцем, или узуфруктуарием, что исключает для него возможность быть собственником. Право узуфруктуария заключается в следующем: он ответственен за доверенную ему вещь, он должен пользоваться ею, сообразуясь с общим благом и имея ввиду сохранение и дальнейшее развитие этой вещи. Он не имеет права изменять, уменьшать или портить её; он не может делить свой доход, предоставляя другим эксплуатировать вещь и получая от этого только прибыль. Одним словом, узуфруктуарий подчинен контролю общества, необходимости трудиться и законам равенства. Этим уничтожается римское определение собственности». (там же, с.42 и с.63) Известно, что именно Прудоном выдвинут следующий лозунг: «Уничтожьте собственность и сохраните владение!» Мы пока не будем рассматривать вопрос о том, насколько положение лишенного собственности владельца соответствует анархическим представлениям. Это предмет отдельный. Здесь же заметим, что право узуфруктуария, пользующегося той или иной вещью отнюдь небесконтрольно, как раз и находило своё практическое выражение в средневековом землевладении. Для феодализма в его классическом виде менее всего свойственно римское право – и следующая из него частная собственность на землю. Поскольку крестьянин именно не имел права «изменять, уменьшать или портить» участок земли, выделенный ему общиной либо сеньором – и никакая субаренда земли при такой системе была немыслима. В свою очередь и сеньор, являвшийся не полноправным собственником земли, а лишь её держателем на определенных условиях (прежде всего по отношению к вышестоящим сеньорам), также был подчинен «контролю общества» и – как это ни странно – «необходимости трудиться». В последнем случае речь идет, конечно, не о сельскохозяйственном труде, а о «труде ратном». Военное сословие средневековья было, безусловно, привилегированным, оно концентрировало в своих руках властные полномочия, подвергало крестьян принудительной эксплуатации – но оно не было по преимуществу паразитарным и несло определенные обязанности. Вот он, «феодальный социализм»! Властная, иерархическая, сословно-привилегированная, корпоративно-кастовая система организации – и при этом не признававшая ни частной земельной собственности, ни государства! Поскольку ни в X веке, ни четыре столетия спустя не было ни четких государственных границ; ни отдельного от господствующих сословий специально государственного аппарата публичной власти – профессиональной бюрократии; ни единой государственной армии, вместо которой действовало феодальное ополчение; ни распространяющихся на территории целых стран – законов и налогов. Английским или французскими подданными были крестьяне, жившие на землях Гиени, которыми владел какой-нибудь провансальский рыцарь, получивший фьеф от английского короля, который, в свою очередь, был вассальным держателем Гиени от короля французского (а последний, в свою очередь, был по землям во Франш-Контэ – вассалом Священной Римской Империи)? Где начиналась Англия и заканчивалась Франция?

Однако вернемся к нашему Прудону. Франция 1843-го года ушла очень далеко от феодализма. Мало того, что с XV века в ней утвердилась государственная система, что «первое сословие» приобрело в обмен на отданную бюрократии власть очевидно паразитический характер – в наполеоновской Франции в полной мере восторжествовало и римское право! Во всяком случае применительно к земле – владение которой было трансформировано в собственность. Естественно, что, как обычно и бывает, власти осуществили «нуль-переход» за счет массы трудящегося населения. Реакция на это французского крестьянства во многом оказалась аналогичной наблюдающемуся нами в современной России. А именно: подобно тому, как тысячи «коммунистов» теперь требуют возвращения «назад от Чубайса» (в виде ренационализации), Прудон, в жилах которого текла кровь двенадцати поколений не знавших частной собственности на землю мужиков, требует – восстановления прав узуфруктуария. Но этим не ограничивается. Его протест против капитализма выходит за рамки аграрного сектора, превращаясь в последовательное отрицание собственности как таковой: «Всякий накопленный капитал, будучи собственностью общественной, отнюдь не может быть объектом собственности частной (с.88) Создание всякого орудия производства есть результат коллективной силы, и талант, также как и знания человека, является продуктом мирового разума и общечеловеческого знания. Человек талантливый помогал воспитывать в себе самом полезное орудие, поэтому он является его совладельцем – но не собственником (с.104). Предметы потребления даются каждому всеми; на этом же основании производство каждого предполагает производство всех. Один продукт не может существовать без других продуктов, изолированная отрасль промышленности вещь невозможная… Работник не является даже собственником платы за свой труд. Он не можетбезусловно распоряжаться ею. Не будем ослепляться ложной справедливостью: то, что дается рабочему в обмен на его продукт, дается ему не как вознаграждение за выполненный труд, но как средство к жизни и аванс под работу, которую ещё надо выполнить». (с.107-108) Вот она, заряЧевенгура! Ни Энгельс, для которого четыре года спустя после 1843-го уничтожение частной собственности представлялось лишь условием «освобождения пролетариата»; ни следовавшие за Прудоном Реклю, Этьеван и Кропоткин; ни председатель Мао, скатившийся до признания права частной собственности на зубные щётки; ни, тем более, советские «теоретики», ограничивавшие отрицание частной собственности «средствами производства», не добавили ни грана к прудоновской формуле: «Собственность невозможна». Ни на орудия туда, ни на его продукты, ни на сам труд, ни даже на личные способности! Коммунизм отрицания собственности, провозгласивший принцип «Всё принадлежит всем!» – это коммунизм по Прудону.

КОММУНИЗМ И СВОБОДА

Подобно тому, как Н.И.Махно считал себя прежде всего революционером, а уже потом – анархистом, члены большинства нынешних «компартий» – прежде всего государственники, а уже потом – коммунисты. Причем государственничество их простирается до того, что они как правило ограничиваются требованием передачи приватизированных в течение последнего десятилетия предприятий – в собственность существующего государственного режима. Что равносильно, собственно, тому, как если бы социалисты в 1905-м году потребовали передачи помещичьих и кулацких земель – в собственность императорской фамилии. При таком подходе и речи нет не то что об уничтожении государства вообще – не ставится задачей даже ликвидация его конкретной существующей на данный момент формы. Не в меньшей степени это касается, конечно, и собственности. Однако помимо КПРФ, РКРП, РПК и анпиловцев – существуют ещё и троцкисты. Их организации, правда, крайне немногочисленны (возможно, лишь в силу этого требования, необходимые для принадлежности к Коминтерну, они также не в состоянии в полной мере исполнить?).

Хотя в своем большевизме троцкисты, по сравнению с другими направлениями «красных», относительно последовательны, формальным обстоятельством, объединяющим их с остальными «коммунистами», является их авторитарность (вспомним сравнительную характеристику, данную Кропоткиным Сен-Симону и Фурье). Но возможен ли в настоящее время другой коммунизм – не признающий ни партийной иерархии, ни основанной на демцентрализме принудительной дисциплины, ни необходимости в диктатуре от имени «пролетариата»? Возможен ли сейчас анархический коммунизм Кропоткина?

По видимости – ничуть не менее, чем возможны и другие направления анархического движения. Может показаться, что даже болеевозможен. Три обстоятельства благоприятствуют этому. Во-первых, распространенность в России популярных «демо-версий» коммунистической теории, унаследованная от «советского» периода (тот же фактор, который поддерживает и авторитет Зюганова!). Во-вторых, поддержка зарубежных анархо-коммунистов и влияние западной «либертарно-коммунистической» традиции. В-третьих (это, пожалуй, даже перевешивает по степени значимости два предыдущих фактора) – характер правительственной политики применительно к решению экономических и социальных вопросов на протяжении последнего десятилетия. Последнее подтверждается тем, например, что количествоанархо-коммунистов среди тех, кто время от времени называет себя анархистами, не сокращается, а возрастает. Причем идеология их модернизируется и адаптируется соответственно «вызовам времени», свидетельством чему, например – концептуальная работа МПСТ «Либертарный коммунизм или экологическая катастрофа» и последние статьи М.Н.Магида. Интеллектуальный потенциал «либертарногокоммунизма» России, сконцентрированный ранее преимущественно в московской группе «Межпрофессиональный Союз Трудящихся», форсированным образом эмитируется вовне. Для идеологической экспансии задействован ресурс новой организации, процесс становления которой продолжается уже более года. Участники проекта, первоначально обозначенного как СРД, а теперь определяющие себя как «Автономное Действие», демонстрируют резкий рост активности.

Чего же добиваются «либертарные коммунисты»? Прежде всего обратимся к упоминавшемуся уже тексту за подписью «коллектив МПСТ» («Наперекор», №10, М., 1999-2000, с.24-36). Оценка его, однако, осложняется тем обстоятельством, что «коллектив» сосредотачивает своё внимание отнюдь не на проблеме собственности, а преимущественно на разрушительных последствиях функционирования индустриального общества – и отдельных моментах истории практических инициатив, направленных на выход за его рамки. Относительно же той модели «либертарного коммунизма», которая рассматривается как необходимая цель, МПСТ едва ли ни по-ленински лаконичен: «Мы постарались… не давать чрезмерной воли умозрительной фантазии, а говорить только о том, что было опробовано, или о том, что совершенно необходимо для выживания». Краткий очерк позитивной альтернативы настоящему представлен цитатой из Кропоткина, против которой с анархической точки зрения возражать невозможно – с небольшим лишь дополнением от собственно МПСТ: «Потребители и производители объединятся в свободные ассоциации и начнут сами, совместно и солидарно решать вопросы собственной общественной жизни, без бюрократии, государства и рынка, - это будет социальная революция, путь к свободе и сама свобода!». Обратим внимание, что в ряду врагов, наряду с очевидными для нас государством и бюрократией, коллективный текст МПСТ называет не собственность, а рынок. Аргументация против него сводится к следующему: «Рынок удовлетворяет лишь потребности людей, обладающих платежеспособным спросом… Корпорации не удовлетворяют спрос, а создают его... Рыночное общество оказывается на поверку расточительным и разрушительным. Экономическая рациональность рынка оборачивается экологической иррациональностью… Индустриалистическая логика господства и количественного роста оказываются сердцевиной рыночной экономики, а потому, не устранив её, невозможно ни освободить человека от диктата внешних сил, ни спасти планету… Любой индивидуальный или коллективный товаропроизводитель в рыночной системе заинтересован произвести пусть вредную, но наиболее дешевую по себестоимости продукцию и продать её как можно дороже. Что это – бомбы, яды или просто никчемная дребедень – не имеет никакого значения». Стоит заметить, что ориентация против частной собственности и ориентация против рыночной экономики – это, строго говоря, не одно и то же. Скажем, легко представить натуральное хозяйство с существующей внутри него частной собственностью, но в отношения рыночного обмена с другими хозяйствами не включенное (исторические прецеденты чего в массе обнаруживаются всё в том же феодализме). Кроме того, в ответ на критику рынка, предпринятую МПСТ, стоит задаться также вопросом о том, о каком собственно рынке идёт речь? Можно ли вообще господствующую на данный момент в мире экономическую модель считать рыночной? Ведь не признает же МПСТ социалистического характера сталинской экономики! Но логика данной статьи требует от нас не переключения на тему отношения коммунистов к рынку – пока нам лишь требуется установить, как коллектив МПСТ относится к собственности. Увы – текст о «либертарном коммунизме» ни разу прямо на этот вопрос не отвечает. Однако косвенные свидетельства всё же можно получить, обратившись к либертарным сообществам, на опыт которых даются ссылки. Во-первых, это современная немецкая коммуна Нидеркауфунген. С одной стороны, «особенностью коммуны является совместное ведение хозяйства (все решения принимаются на общем пленуме). Ее члены говорят об «общем хозяйстве», а не об «общей кассе», предназначенной обычно для конкретных целей. В «общем хозяйстве» есть только одна касса. В нее дается и из нее берется все. Все имеют к ней равный доступ. Частных доходов больше нет. Подарки, гонорары и т.д. тоже идут в общий котел. Нет никакой возможности делать расходы помимо общей кассы. Кроме того, в том, что касается производства, общее хозяйство включает в себя договоренность относительно рабочего времени, форме производства, предложении услуг и квалификации работающих. В том, что касается потребления, общее хозяйство требует договоренности о потреблении и потребностях, о том, как возникают потребности и какие последствия будет иметь удовлетворение отдельных потребностей. В коммуне нет имущественных различий». Всё изложенное здесь свидетельствует о том, что частной собственности коммуна вроде бы не признает. Однако, как выясняется, не признает она её лишь постольку, поскольку это не противоречит анархии. Оказывается, при вступлении в сообщество «каждый член коммуны заключает с ней договор о том, что он может взять, если выйдет из коммуны; он [договор] утверждается консенсусом». Таким образом, чтобы избежать нарушения прав личности и имущественного ущемления потенциального меньшинства несогласных, германские товарищи вынужденно жертвуют в критических ситуациях своим коммунизмом – и частная собственность на отдельную долю корпоративного имущества, до этого находящаяся в латентной форме, проявляется – гораздо более гарантированно, чем в обычном акционерном обществе! Это – уже явно не коммунизм Прудона, а какая-то совсем другая система. Пожалуй, для того, чтобы быть коммунистической, она в прямом значении слова слишком либертарна. Против чего, собственно, нет никаких возражений.

Другой пример в том же роде: «Ряд анархических коммун во Франции выдвинул идею «непрямого обмена», в соответствии с которым каждый член договорившейся коммуны может придти на склад в любой из них и взять себе то, в чем он нуждается». Обратим внимание: как условие уничтожения частной собственности в рамках коммун выдвигается предварительная договоренность между ними, т.е. французские товарищи исходят из презумпции существования собственности. Кроме того, обобществление имуществ в данном случае никак не тотально – оно не распространяется на тех, кто к договору не присоединился. Относительно них не осуществляется никакой власти – и сохраняется частная собственность в её групповой форме.

Третий случай – из истории Испанской революции: «Важнейшей мерой стала ликвидация денег… В трети из всех 510 сел и городов, принявших коллективизацию в Арагоне, деньги были отменены и товары предоставлялись бесплатно из магазина коллектива по потребительской книжке. В двух третях были приняты соответствующие заменители денег – боны, купоны, монеты и т.д., которые были действительны только в выпустивших их общинах». Заметим – монеты и т.п., эмитированные двумя третями общин – это мера не по ликвидации денег, а по их демонополизации, деэтатизации и альтернативной эмиссии. Это – свидетельство того, что арагонская коллективизация не уничтожила собственность, а, наоборот, освободила её от внешнего принудительного регулирования. Ликвидация же собственности в Арагоне, согласно тексту МПСТ, предусматривалась не априори, не на уровне аксиом Прудона, а через образование Федерации коммун и лишь в её рамках: «полная отмена любых форм денежного обращения внутри коллективов и их федерации».

Подытожим: ссылки, сделанные в тексте МПСТ на примеры либертарно-«коммунистических» сообществ (в данном случае уже должно быть понятно, почему мы ставим кавычки лишь вокруг второй его составляющей) демонстрируют нам, что либертарность неизбежно означает – изначальное признание правомерности существования собственности. Конечно, мы говорим здесь об общем принципе, а не о распространении имущественной неприкосновенности на собственность государства или «особо выдающихся», связанных с властной иерархией, лиц. Из вышесказанного следует, что отношение либертарных «коммунистов» к собственности и государству не может быть одинаковым. Ясно, что дезинтеграция государства, в отличие от интеграции собственности, не может строиться на добровольном соглашении.

«КОММУНИЗМ» НА ЛИЧНОМ УРОВНЕ

Установив, что коллективный текст МПСТ не содержит в себе прямого практического отрицания частной собственности, обратимся теперь к высказываниям отдельных «либертарных коммунистов». В них можно обнаружить немало интересного. Например, активист Автономного Действия Дмитрий Рябинин убежден, что «собственность на средства производства… порождает экономическую власть, и делает наемных тружеников "подвластным быдлом"»– и считает, «что пока будет частная собственность на средства производства, то до тех пор государство будет возрождаться как птица Феникс». Выше мы уже вскользь упоминали о такой оценке как о «советской» и охарактеризовали её как отступление от тотальности отрицания собственности Прудоном. Теперь есть случай высказать несколько критических соображений по существу. Первый вопрос – что считать средствами производства? Конкретные вещи или их функции? Поясним на примерах – компьютер может использоваться как для выполнения определенных работ, так и в качестве, не имеющего к производству отношения, как «продукт потребления». То же самое касается, например, лошадей, использование которых в крестьянском хозяйстве функционально нетождественно их же применению, например, для прогулок царской семьи. Или автомобильного транспорта, который для кого-то будет роскошью в прямом смысле этого слова, а для кого-то – источником заработка. Причем заработок может быть как связан с производством (транспортные перевозки, доставка людей к месту работы), так и нет. То есть – должны ли мы оговорить, что частная собственность не может распространяться на компьютеры, лошадей, автомобили, индивидуальные строительные инструменты и т.д. (которые будут в этом случае принадлежать всему обществу в целом), либо запрет должен быть установлен только на случаи их индивидуального использования в производственных целях? Но, помимо того, что контроль за функциональным использованием потенциальных «средств производства» требует существования соответствующих запретительных правовых норм общего характера – и, естественно, соответствующих репрессивных структур, такой запрет ещё (в виде насмешки?) будет означать, скажем, что император Калигула сохраняет право пользования своим любимым конем Инцитатусом, а вот какой-нибудь однолошадный тамбовский крестьянин или кубанский казак – такого права лишается. Вопиющий идиотизм следствия очевиден – но он предопределен самой постановкой вопроса. Если же кто-либо намерен распространить запрет права частной собственности не на функции, а на вещи – никакого универсального критерия найти не удастся. Поскольку, например, картина Кандинского, по видимости не являющаяся средством производства, может быть использована как раз в этом качестве – сдана во временное пользование в музей за определенную плату, которая будет позволять её собственнику получать нетрудовой доход. Таким образом, в принципе ограничивать запрет частной собственности средствами производства – мысль по меньшей мере странная. Когда такое требование выдвигают марксисты, это ещё понятно – для них тут лишь временный этап на пути к полной ликвидации частной собственности, причем этап, с необходимостью требующий политической (мы бы даже сказали – полицейской) диктатуры. Когда же чужой тезис, предназначенный для временного пользования, люди, считающие себя анархистами, представляют как за цель анархического движения, получается нечто, плохо поддающееся описанию. В любом случае это ещё не коммунизм (какая-то частная собственность всё же признаётся!), но уже – власть (устанавливаются универсальные, обязательные для всех запретительные и регламентирующие этот запрет нормы).

Особый случай с наёмным трудом. Против его эксплуатации выступает не только товарищ Рябинин («Система при которой существует наемный труд никаким образом не может быть АНАРХИЧЕСКОЙ!»), но и во многом не соглашающийся с ним «либертарий» Магид: «одно у меня вызвало протест - обращение к фирмам и организациям во второй части. Это как в обычной буржуазной правозащитной деятельности. Мне кажется это надо убрать. Нельзя обращаться за помощью к людям, если они используют наемный труд, так как они совершают антиэтичныедействия и деньги, которыми они располагают, добыты нечестным путем». Да разве процесс печати анархических, «либертарных», «коммунистических» изданий в сегодняшних типографиях не предусматривает с необходимостью, что анархисты, «либертарии» и т.п. используют наёмный труд типографских рабочих? Значит ли это, что «либертарий» Магид совершает антиэтичные действия, его деньги – добыты нечестным путем, а к нему самому – нельзя обращаться за помощью? Хотя в данном случае вывод действительно для нас может быть таким, его причины к использованию Магидом наемного труда никакого отношения не имеют. Но в порядке оправдания сторонники «либертарного коммунизма» будут, конечно, заявлять, что газеты ими распространяются по себестоимости, выпускаются – абсолютно в некоммерческих целях, без установки на получение прибыли, а вообще они стремятся к упразднению разделения труда, намереваясь в дальнейшем осуществлять эту работу собственными силами. Ответим на это, что, во-первых, для эксплуатируемых на капиталистическом предприятии типографских рабочих нет принципиальной разницы – в коммерческих либо в некоммерческих целях будет использовать заказчик продукт их труда. Во-вторых – что выгоды лиц, использующих наемный труд, совершенно не обязательно должны выражаться в получении денежного дохода (думаем, что многие русские помещики, например, содержавшие достаточно дорогостоящие псарни и после 1861-го года использовавшие наёмный труд псарей, делали это не ради рентабельности бизнеса, а для того, чтобы поддержать личный престиж в глазах соседей). В-третьих – характер финансирования организаций и изданий теперь, к сожалению, зависит в значительной мере от поддержки зарубежных товарищей. Поддержка же может оказываться только тем группам, которые располагают свидетельствами своей деятельности. В этом смысле выпуск издания превращается зачастую в фактор, содействующий получению в распоряжение организаций определенной финансовой помощи. Только попадает она к организации не через работающих на некоммерческой основе распространителей, а через активистов, поддерживающих прямые контакты с зарубежными товарищами. Наконец, благородство намерений отнюдь не является оправданием для совершения действий, которые считаешь недопустимыми. Из этого следует, что, если кто-то из нас признает абсолютно недопустимым наёмный труд, он сейчас же и должен перестать им пользоваться. Поскольку вообще это возможно, такой отказ должен быть настолько же естественным, как, например, недопустимость для анархиста «совмещать» участие в движении с выдвижением своей кандидатуры на выборах или службой в ФСБ. В противном случае осуждающие наемный труд уподобляются теоретическим вегетарианцам, на практике питающимся мясом.

Теперь мы вынуждены принести извинения читателям, поскольку намерены затронуть некоторые аспекты личной концепции М.Магида. Первоначально декларированная им «идея либертарного строя, где нет места рынку, собственности, конкуренции, государству, идея федерации суверенных общих собраний (ассамблей)» поразительным образом уживается с обществом, в котором существует – торговля! Правда, оказывается, что у неё «с торговлей в современном смысле этого слова нет ничего нет общего (кстати, термин торговля используется и в другой утопии, в утопии Уильяма Морриса «Вести ниоткуда», хотя и там речь идет о либертарно-коммунистических, по сути, отношениях). Имеетсяввиду заключение соглашений о бартере, о взаимообмене произведенной продукцией, при котором учитывались бы не только чисто потребительские выгоды сторон, но и примерный объем вложенного труда (хотя эта вещь очень туманная, мягко говоря, и спорная), и природные условия, и психология и традиции договаривающихся сторон» (Магид). Наиболее замечательно здесь то, как Магид здесь следует Прудону. Первоначально совпадение полное – и «отец анархии», и современный «либертарий» полагают вполне нормальным существование торговли (обмена) без какого-либо права собственности, т.е. признают право обмениваться тем, что им не принадлежит (в лучшем случае это напоминает продажу воздуха). Причем в качестве исторического прецедента вновь выставляется идеализируемая в эсеровском духе русская община, крестьяне которой были связаны «сложной системой договоров, при наличии оговоренных прав и обязанностей сторон». Заметим, что сложная система договоров всё же должна иметь в своей основе некие простые принципы – т.е. в данном случае исходить либо из признания частной собственности, либо из её отрицания. Земля, пока она не входила в число объектов собственности, как раз не могла быть предметом свободного обмена – она выделялась в надел, давалась во временное пользование, перераспределялась общиной не в качестве товара, а как узуфрукт у Прудона. В отличие от продуктов труда, торговля которыми, регулируйся она столь же сложной, направленной на «социальную консервацию», системой, как это было в землепользовании, просто стала бы невозможной.

Уже отмечалось, что относительно собственности качественной разницы между торговлей и обменом по существу нет. Для того чтобы человек имел право обменять или продать вещь, потеряв на неё право, это право должно первоначально существовать. Если оно не признается, уничтожаются все виды обмена и кредита. Но вот, по видимости, научное открытие, сделанное Магидом. Подобно тому, как Прудон в «Философии нищеты» провозгласил существование стоимости, конституированной рабочим временем, Магид формулирует основополагающий тезис: «не всякий обмен является капиталистическим или ведет к капитализму, а, прежде всего, эквивалентный обмен. Это ситуация, когда стороны договариваются обменять столько-то бочек вина на столько-то метров ткани. Когда такое соотношение устанавливается жестко, тогда фактически делается шаг к созданию товарно-денежной системы. Можно ведь просто зафиксировать это соотношение, приравняв его к определенному эквиваленту (исторически, таким эквивалентом было, обычно, золото). Это и есть деньги. Отсюда уже неизбежность формирования торговых отношений между разными группами людей или индивидами, по принципу: «там я получу больше товара, чем здесь и мне меньше придется за это отдать». Предлагаем вдуматься в смысл сказанного. Магид обвиняет капитализм в том, что в существующей «рыночной» экономической системе «капиталистический» обмен является… эквивалентным! Послушаем Прудона: «Торговля может происходить только между свободными людьми; во всех других случаях могут совершаться сделки, вынужденные силой или хитростью, но это не будут торговые сделки… При всяком обмене существует нравственное обязательство, согласно которому ни один из контрагентов не должен выигрывать в ущерб другому… Рабочий, продающий свой труд за кусок хлеба, строящий дворцы для того, чтобы жить в хлеву, изготовляющий самые роскошные ткани для того, чтобы одеваться в лохмотья, производящий все для того, чтобы обходиться без всего, - не свободен». (с.97) Перед вами описание обмена труда на заработную плату между рабочим и хозяином. Прудон отказывается признавать его за «истинный», правомерный обмен на основании того, что он не свободен, не равноправен, а плата - не эквивалентна труду. Магид же, кажется, берется утверждать, что это – обмен эквивалентный? А из сказанного им выше как раз и следует, что обмен должен быть изменен в сторону, противоположную эквивалентности, т.е. что требуется, чтобы СООТВЕТСТВИЕ между трудом и его оплатой стало ещё МЕНЬШИМ, чем оно бывает «при капитализме», чтобы оно было вообще уничтожено. Ведь никакой эквивалентной труду платы, никакой «платы по труду» в представлении Магида быть не должно! Вот это, пожалуй, уже действительно коммунизм. По крайней мере в том, что касается труда – помните: «Коммунистический труд – труд бесплатный, без расчета на вознаграждение»? Именно такой труд, кажется, оплачивается максимально неэквивалентно – вне зависимости от количества произведенного продукта рабочий должен рассчитывать на то, что он ничего не получит!

Посмотрим на общую панораму. Признание права частной собственности на предметы роскоши (согласитесь – ни домик в Швейцарии, ни вилла на Канарских островах не являются средствами производства!), использование наемного труда в сочетании с его теоретическим осуждением, полная ликвидация остатков эквивалентности обмена, торговля не принадлежащим себе имуществом, неоплачиваемый труд... Такое впечатление, что перед нами – не картина намерений «либертарных коммунистов» в их собственном изложении, а готовый текст листовки, описывающий отдельные «достижения» существующего в России государственного режима!

ОБЩИНА И «ОБЩИННИКИ»

Либертарные коммунисты прошлого – анархисты-безначальцы карелинской ориентации – предпочитая не использовать в самоназвании иностранных слов, именовали себя «вольными общинниками». Посмотрим, как воспринимают вынесенные в название этого раздела статьи слова «вольные общинники» сегодняшние. Первое, что бросается в глаза: в отношении к существующему историческому опыту общин в современном российском «либертарном коммунизме» нет единого мнения. Товарищ Рябинин, например, придерживается следующих позиций: «Но что такое ОБЩИНА КРЕСТЬЯНСКАЯ? Нерасчленимая магма, единый организм. Да, тут нет механики, тут органика, но тут нет и свободы, нет индивида. Тут люди не сами творят каждый день свою реальность, а следуют родовым, чуть ли не "генетически" заложенным традициям и укладу. Крестьяне-общинники не могут тут же добровольно объединится уже в либертарные общины и коллективы, где уважается человеческая личность, а социальная реальность поддается творческому воздействию сообщества личностей. Поэтому-то и потерпели поражения русская и испанская революции. Совершить либертарную революцию, может быть, смогут сделать только "некультурные", освободившиеся от всех и всяких моральных вериг, ценностей рода, семьи, крови и почвы, "национальных интересов", распрощавшиеся с "иллюзиями" атомы-индивиды.Тягу к свободному коллективу могут понять только уже отчужденные атомы, которые нуждаются в человеческой сообществе и подлинных человеческих отношениях, которые нуждаются просто в тепле. Но для этого они должны обрезать все корни, которые связывали их с принудительным коллективом тоталитарно-традиционалистского толка». Мы привели цитату, достаточно объёмную по своему смыслу. Не станем подробно её анализировать. С чем-то мы безусловно согласны, с чем-то – нет. Но что из высказывания т. Рябинина следует совершенно однозначно – так это его отрицательное отношение к общине. Отметим – если человек в принципе исключает частную собственность только для средств производства, а в остальном её признаёт, то для него остается единственное основание объявлять себя коммунистом – апелляция к общинной традиции. «Анархо-коммунист», освободившийся от «всех и всяческих моральных вериг», полностью разорвавший связи с традициями, «анархист атомизированный», цель коллектива для которого – не солидарное сопротивление, коллективное освобождение, общий труд и постоянная взаимопомощь, а «просто тепло», - коммунистом считаться, на наш взгляд, уже никак не может. В лучшем случае – это пример практически штирнерианского анархо-индивидуализма - хотя заметим, что и это направление предполагает определенную систему ценностей и некоторые моральные ограничения («вериги»?).

Магид берет по отношению к общине полностью противоположную линию: «Когда эсеры обосновывали идею социализации земли, они исходили из глубинных устремлений общинного крестьянства, в соответствии с которыми, земля ничья, а пользоваться ею могут только люди, которые на ней работают и не абы как, а только по соглашению с общиной. Впрочем, впоследствии, речь у эсеров шла не только о крестьянах, но и о других жителях села, принадлежащих к общине (ремесленниках, учителях и т.д., каковые люди, наряду с крестьянами имели бы право участвовать в коллективных решениях). Это означало, например, что земля не могла быть отчуждаема в пользу других людей без согласия общины (т.е. крестьянин мог распоряжаться землей, но лишь в известной степени, он мог уехать, но земля оставалась бы за общиной, он мог бы обменяться с кем-то другим, получив в обмен его участок земли, но только с согласия общины, которая должна была бы одобрить новогокандидата), что крестьянин не мог пользоваться земельным участком, существенно превышающим уровень, необходимый для содержания его семьи (земля по числу едоков - т.н. потребительная норма), либо превышающим площадь, которую он мог обработать (трудовая норма). Это означало регулярные переделы земли (ты поработал год на более плодородном участке земли, теперь тебе придется сделать уступку обществу и перейти на другой участок, менее плодородный). Это могло означать запрет или ограничение на использование наемного труда (батрачества). И т.д. В свою очередь и община не была на сто процентов суверенна в том, что касалось ее земельного фонда, она должна была согласовывать некие общие правила пользования землей с другими общинами (через государственные институты у с.р., через советы у л.с.р. либо напрямую у анархистов).

Жизнь в сельской общине накладывала на индивидуальное пользование землей массу ограничений, так что здесь просто нелепо говорить о частной собственности. Никто о ней в данном случае и не говорил. Говорили о пользовании и о сложных системах соглашений, определяющих принципы этого пользования, т.е. баланс между общественным и индивидуальным. Например, эта система позволяла крестьянину свободно распоряжаться результатами своего труда, например, продавать продовольствие. На своей земле он мог вести хозяйство так, как считал нужными никто не мог ему указывать, что делать, как сеять, например. Социализация земли, в свою очередь, признавалась некоторыми политическими группами недостаточной мерой, поэтому она дополнялась органически кооперативным принципом (ПСР, ПЛСР) или коммунитарным(максималисты, анархисты). Т.е. развитие кооперации (потребительной, торгово-закупочной (совместный сбыт результатов труда), кредитной, производственной) или коммунитаризма должно было привести со временем к полному вытеснению торговли нерыночным обменом произведенной продукцией, основанным на прямых соглашениях между сторонами, заинтересованными в обмене. Иначе говоря, к замене системы, где существуют какие-то элементы частной собственности (хотя бы только элементы), на систему, где существует только пользование. О возможности таких соглашений я уже писал ранее, не хочу повторяться. Читайте Чернова Конструктивный социализм. Или документы ПЛСР. Или материалы о развитии в России кооперативного и коммунитарного движений». Из этой, ещё более объёмной, цитаты, следует очевидно положительное отношение Магида к общине. Причем в своих основных принципах оно совпадает, как уже замечалось, с эсеровским – община рассматривается и как «зачаток» социализма (коммунизма), и в то же время как его модель. Хотя в данном случае Магид не так сильно искажает реальные факты, характерно, что он вновь закрывает глаза на то, что община существовала не везде. И (это для него уже обычная практика) отказывается включать в круг своего рассмотрения негативные стороны общинного уклада. Даже в том случае, когда они прямо называются (в приведенном выше тексте неоднократно упоминались различные запреты и иные принудительные меры в регулировании землепользования) – подразумевается, что они полностью оправданы. Эсеровские установки здесь очевидно превалируют над бакунинскими оценками «прибавления А», которое товарищ Рябинин совершенно справедливо напомнил Магиду в ходе полемики. И совершенно напрасно не процитировал: «Патриархальность есть то главное историческое, но, к несчастью, совершенно народное зло, против которого мы обязаны бороться всеми силами. Оно исказило всю русскую жизнь, наложив на неё тот характер тупоумной неподвижности, той непроходимой грязи родной, той коренной лжи, алчного лицемерия и наконец того холопского рабства, которые делают её нестерпимой. Деспотизм… обратил семью, уже безнравственную по своему юридически-экономическому началу, в школу торжествующего насилия и самодурства, домашней ежедневной подлости и разврата. Община – его мир… В ней преобладают то же патриархальное начало, тот же гнусный деспотизм и то же подлое послушание, а потому и та же коренная несправедливость и то же радикальное отрицание всякого личного права. Решения мира, каковы бы они ни были, закон… Каждая община составляет в себе замкнутое целое, вследствие чего – и это составляет одно из главных несчастий России – ни одна община не имеет да и не чувствует надобности иметь с другими общинами никакой самостоятельной органической связи. Соединяются же они между собой только посредством царя-батюшки. (ср. у Магида: «община не была на сто процентов суверенна в том, что касалось ее земельного фонда, она должна была согласовывать некие общие правила пользования землей с другими общинами») Государство окончательно раздавило, развратило русскую общину, уже и без того развращенную своим патриархальным началом. Под его гнетом само общинное избирательство стало обманом. При таких условиях последние остатки справедливости, правды, простого человеколюбия должны были исчезнуть из общин, к тому же разоренных государственными податями и повинностями и до конца придавленных начальственным произволом» (Бакунин, «Государственность и анархия», прибавление А, цитируется по кн. «Утопический социализм в России», М., 1985, с.409-410). Конечно, Бакунин далек от «Конструктивного социализма» Чернова. Далек он и от Михайловского, на которого, так же как на Чернова, Магид ссылается. Между тем Михайловский утверждает буквально следующее: «Путь состоит в развитии тех отношений труда и собственности, которые уже существуют в наличности, но в крайне грубом первобытном виде. Понятно, что цель эта не может быть достигнута без широкого ГОСУДАРСТВЕННОГО ВМЕШАТЕЛЬСТВА (выделено нами – Р.), первым актом которого должно быть законодательное закрепление поземельной общины. Закрепление общины – только первый шаг правительственного вмешательства… Скажут: община стесняет свободу личности. Это старая сказка… В Европе эту песню начинают бросать, и, как мы видели, авторитетнейшие либералы поговаривают о правительственном вмешательстве в той или в другой форме» (Михайловский Н.К., «Литературные и журнальные заметки», август 1872 года, цитируется по тому же изданию, что и Бакунин, с.477-478). Это заявление Михайловского удивительно созвучно тому, что в настоящее время утверждают лидеры КПРФ. И полярно противоположно бакунинским.

О МАЛЕНЬКИХ ЛЯГУШКАХ

«Вы, конечно, знаете, что в нашей стране обозвать лягушкой – это всё равно что назвать подлецом из подлецов… И все же его назвали лягушкой с намерением убить». (Акутагава Рюноскэ)

«Межпрофессиональный Союз Трудящихся» ранее именовал себя Московской Организацией Конфедерации Революционных Анархо-Синдикалистов. После вступления в него «либертарного коммуниста» Магида и революционность, и анархия из названия исчезли. Газета «Автоном» была – изданием Федерации Анархистов Кубани. В результате сотрудничества с московскими «либертариями» она превратилась в «журнал радикальной альтернативы и сопротивления». Московский активист Александр Литинский раньше считал себя анархистом. Теперь он пишет буквально следующее: «Причисляем ли мы себя к «анархистам» (либертариями мы себя стопроцентно считаем), это вопрос …дискуссионный. Мне лейбл «анархисты» кажется бессмысленным и вот почему: а) Анархистами за последние 150 лет себя называли очень разные люди. Так что говорить о едином анархизме или хотя бы общий целях - нереально... Ладно, я могу в принципе назвать себя анархо-коммунистом, но это-то как раз не важно. б) Слово «анархия» загажено настолько, что «отмывать» его просто нет смысла. Легче придумать новое слово (например, мы остановились на «автономия»). Это сэкономит кучу сил и времени… Анархическая революция нам не грозит ни сегодня, ни завтра, ни через 10 лет». Сам же Магид утверждает следующее: «важно отметить, что дискуссии в «анарходвижении» есть ни что иное, как бултыхание в крошечном болотце, где тон задают преимущественно одни и те же люди. По-моему, как раз, лучше быть маленькой лягушкой в большом болоте, чем большой лягушкой в маленьком болоте. Поэтому, лично меня, несравненно больше интересуют дискуссии и проблемы, существующие в обществе, и, в последнюю очередь, проблемы анархо-движения. Скучно. …Автономистское движение в Германии, например, находится сейчас в состоянии глубочайшей депрессии. Иначе и не могло быть, так как «анархизм образа жизни» есть худший из видов сектантства. Дискуссиям грош цена, они ни к чему не ведут, а в итоге каждый все равно остается при своем мнении. Иного и быть не может - например, взгляды людей, участвующих в данной рассылке зачастую абсолютно не совместимы. Нет никакого «российского анархо-движения», которому следовало бы решать свои проблемы, и никогда не было, слишком по-разному анархисты понимают анархизм». При этом Магид себя, разумеется, не относит к анархистам, по самонаименованию он: «либертарий». Очевидно, именно как свидетельство оной «либертарности» в соединении со своеобразным советским чувством юмора следует понимать следующий текст: «О лемурах. Однажды мой знакомый, польскийанархо-капиталист спросил меня, что произойдет с ним и его сторонниками в случае либертарной трансформации общества. Т.е., если выостанитесь (так в тексте – Р.) в меньшинстве и твердо решите сохранить рыночные отношения и собственность? Да, сказал он. Поколебавшись, я ответил, что придется выселить их на какой-то отдаленный остров в океане. Там им следует позволить иметь сельское хозяйство (пусть сделают себе деньги из пальмовых листьев и продают друг другу кокосы и бананы). Но, разумеется, им будет запрещено иметь промышленность, иначе они все нам загадят. Воздух-то общий) Да и где вы видели, как говорил один из героев Роберта Шекли, чтоб атомною бомбу собирали из кокосовой скорлупы? Даже название есть для этой колонии готовое - Новый Новый Свет. А, впрочем, пусть называют друг друга и свою землю как хотят. Конечно, остров они все равно загадят, при любом раскладе, ведь у них там вслед за конкуренцией, пойдут войны, возникнут враждебные друг другу группировки, появится рано или поздно что-то вроде государства (кто-то всегда должен координировать рыночную стихию и следить за тем, чтоб конкурирующие люди-атомы друг друга не истребили). Ну что ж, не убивать же их, раз они такие. Хотя, жалко растительность и всяких разных диких зверей. Лемуров, например» (Магид). Здесь необходим небольшой комментарий. «Анархо-капиталист» – это отнюдь не капиталист, в той или иной степени симпатизирующий анархизму. Большинство польских «анархо-капиталистов» – это как раз рабочие, шахтёры Силезии (в отличие как от польских, так и от российских анархо-коммунистов, в основном относящихся к числу студентов либо интеллигенции). «Анархо-капиталистами» же они называются потому, что полагают вполне естественным существование в анархическом обществе – частной собственности, наёмного труда с эквивалентной ему платой и свободного обмена (в то же время безусловно выступая против власти и государства). Теперь – по существу. Чувство юмора – конечно, великая сила. Однако нам представляется, что предложенный Магидом метод борьбы с идеологическими противниками – пожизненная административная ссылка с установлением гласного надзора – рассматривается им совсем не в качестве юмористической. Замечательным образом в этом маленьком тексте проявляется тоталитарно-репрессивная психология нашего «либертария»: и его страх перед инакомыслящим меньшинством, которое, даже никак не претендуя на власть, всё же воспринимается как несущее угрозу; и его патологическая приверженность принципам демократии (репрессировать кого-либо можно только тогда, когда предполагаемая жертва остается в меньшинстве); и готовность применять превентивное насилие; и претензия на власть («им следует позволить» – «им будет запрещено»); и совершенно уже государственническая ориентация на то, что различие в общественных и правовых укладах представляет из себя проблему, с необходимостью требующую территориального размежевания.

Возникает вопрос – почему оказалось возможным, что именно среди анархистов преимущественно процветают «таланты» указанногосоловецкого баснописца, регулярно делающего авторитетные ссылки на Хайдеггера, Чернова, Горца, Михайловского – а в отношении составляющих анархо-коммунистической концепции Кропоткина бросающего презрительно: «Чушь и бред!»? Как могло случиться, что – не без влияния Магида! - идеологические установки сразу нескольких анархических групп в отношении Кавказской войны сформировались не в соответствии с традиционной ориентацией против угнетения (см., например у того же Бакунина: «Мы хотим полной воли для всех народов, ныне угнетенных империей, с правом полнейшего самораспоряжения на основании их собственных инстинктов, нужд и воли» («Наша программа», цитируется по указ. выше книге, с.401), а за счет причудливого синкретизма, слияния либерально-пацифистской, космополитической, классовой и шовинистической составляющих? До какого состояния, действительно, дошло «несуществующее» анархическое движение, если некоторые его участники с подачи определенных «либертариев» позволяют себе поливать грязью находящихся в тюрьмах товарищей - и даже заявлять, что действующий президент «лучше» находящихся в заключении революционеров? И почему-то «маленькая лягушка» не торопится откочевывать в столь любезное ей большое болото, усиленно внушая наиболее прокоммунистическим по своим декларациям анархистам мысль о том, что никакого «единого анархизма» существовать не может. Добро бы еще, когда бы это делалось из общереволюционных побуждений! Ничего подобного: по утверждению Магида, «либертарная революция нам не грозит и через 100 лет». Забавно то, что в письме, на которое он отвечает, речь шла о революции анархической, но для Магида это слово очевидно выглядит неблагозвучно, поэтому даже и здесь им осуществляется небольшая идеологическая диверсия. Но, может быть, нашему маленькому «либертарному движению» вообще никакие революции не нужны? Не отсюда ли – и широковещательные филиппики в адрес Гевары, и энциклики, клеймящие большевизм, и анафема национально-освободительным движениям, и едва ли ни доходящая до солидарности с властями ненависть к НРА? И кто-то ещё после этого обвиняет в сектантстве «анархистов образа жизни»! А пропаганда, направленная на изоляцию анархистов от неанархических революционных и протестных движений и противопоставление одних анархических организаций другим – это к сектантству как бы отношения не имеет?

Однако не будем уподобляться поэту «истинного социализма» Карлу Беку, по поводу которого тот же Энгельс в своё время заметил: «его упреки Ротшильду превращаются в самую низкую лесть, он прославляет могущество Ротшильда так, как этого не мог бы сделать самый угодливый панегирист. Ротшильд должен был себя поздравить, наблюдая, в виде какого гигантского пугала отражается его маленькая личность в мозгу немецкого поэта». Предпосылкой для появления жирных маленьких лягушек является определенная концентрация сырости. Изначально недостаточно критическое отношение к неанархическим организациям, внутренняя идейная невыдержанность, случаи использования анархистами авторитарно-коммунистических либо либеральных лозунгов и методов, выдвижение явно неанархических по своему характеру и содержанию требований, попытки приписать к числу «своих» движения и исторических деятелей, в действительности никогда анархистами не являвшихся – весь этот спектр «анархического ревизионизма», появившись ещё в 1988 году, одновременно с возрождением анархического движения, продолжает существовать до настоящего времени. В результате чего само понятие анархизма приобретает достаточно размытый характер. Присутствует это практически у всех анархических групп. Разница лишь в том, что кто-то пытается с этим положением бороться (с переменным успехом), а кто-то, напротив, подобные «отклонения от нормы» сознательно культивирует (к этим последним, мы полагаем, следует относится особенно бережно, поскольку деятельность каждого такого человека исключительна и уникальна). Но вот с борцами за преодоление анархического аморфизма для нас дело обстоит существенно сложнее. Отчасти потому, что мы сами время от времени вынуждены браться за эту роль. Отчасти же – потому, что нас такая роль совершенно не привлекает. Однако – «свято место пусто не бывает». Коль скоро анархисты затрудняются в решении вопросов собственной самоорганизации, у них с необходимостью появляются помощники в решении этого действительно немаловажного вопроса. В данном случае сама историческая ситуация, надо полагать, вызвала явление «либертарного» мессии – и он был с радостью встречен, допущен в «круг избранных» и приступил к исполнению ответственной организационно-идеологической работы.

В завершение же разговора о маленьких лягушках, причинах их появления и способах от них избавиться в свою очередь расскажем притчу. Как-то в 20-х годах тоталитарные комсомольцы организовали диспут с не уничтоженными ещё в лагерях толстовцами и по ходу дела обратились к ним с вопросом: «Как же вы, толстовцы, можете быть пацифистами? А вот если у вас, извиняемся, вши заведутся - так это значит, что вы их и давить не станете?» – «Нет, не станем – отвечали им толстовцы, – Потому что для того, чтобы вошь не завелась, мыться чаще нужно». И всё бы хорошо, ответ очень даже правильный и остроумный – но, увы, людям свойственно попадать в ситуации, когда отмываться от вылитого на них дерьма затруднительно. Нам-то ещё ничего – а вот каково было толстовцам в лагерях? Так вот очень даже неприятное дело входит: помещают, понимаете ли, человека, в место лишения свободы, а вошь – она тут как тут. И от неё творимое начальством зло очевидно усугубляется. До того ли, чтобы сохранять пацифизм или дожидаться победы мировой революции? В самый бы раз, по призыву старика Гёте: «К ногтю – и кончен бал!»

ЧЕРЕЗ НЕЛЕПОСТИ К БРАТСТВУ

«Анархический коммунизм есть абсолютная невозможность, внутреннее противоречие, экономическая нелепость… Анархизм, как мы его понимаем, не есть разновидность социализма, а беспощадный враг его. Наоборот, анархический коммунизм есть чисто социалистическое учение». Автор этой фразы – анархист Яков Исаевич Новомирский (цитируется по кн. «Образ будущего в русской социально-экономической мысли», с.370). И с Новомирским мы в этом пока согласны. «Ну, вот! – возрадуются сторонники концепции «двух анархизмов» из «либертарно-коммунистического» лагеря. – И мы утверждаем то же самое! И, значит, правильно, что никакого сотрудничества в дальнейшем не может быть! Вы – классовые враги!». Однако ирония заключается в том, что в той же работе («Что такое анархизм?»), одной лишь строкой выше, тот же Новомирский пишет о коммунизме – вовсе не анархическом - как об относительной необходимости. А на с.361 читаем: «Анархизм отвергает не только буржуазную, но и всякую собственность, самую идею собственности. Анархизм отвергает всякое право за кем бы то ни было сказать: «Это - мое, а то – твое». Вопрос – если это не декларация анархо-коммунизма, то что же это? Разве что «внутреннее противоречие» в чистом виде! Похоже, нам придется оставить товарища Новомирского (ещё до его вступления в большевистскую партию) – и попытаться обратиться к кому-либо из менее противоречивых предшественников. Например, к последовательным анархо-индивидуалистам. Наиболее известным из них в России начала XX века является, пожалуй, А.А.Боровой. Но, как выясняется, в 1918-м году Алексей Алексеевич Боровой работал в Союзе идейной пропаганды анархизма - вместе с анархо-коммунистами!

У Махно в воспоминаниях читаем: «В особенности, должен сознаться, очаровало меня слово Борового. Оно было так широко и глубоко, произнесено с такой четкостью и ясностью мысли и так захватило меня, что я не мог сидеть на месте от радости». Как же так? Ведь Нестор Иванович был убежденный анархо-коммунист! Видимо, всё оказывается несколько сложнее, чем кому-то могло показаться первоначально.

Каким же образом соотносятся между собой различные направления анархического движения? Что является действительно неустранимым препятствием для их соединения? Что, напротив, позволяет им взаимодействовать? И как можно попытаться хотя бы отчасти решить возникающие проблемы?

Когда-то мы уже обращали внимание на то, что анархия и коммунизм рассматривают не вполне тождественные плоскости отношений между людьми. Анархические цели находятся в плоскости вопроса о власти, коммунистические – в плоскости вопроса о собственности. Такая «стереометрическая» модель позволяет определить анархо-коммунизм как линию, по которой эти плоскости пересекаются: анархо-коммунистыотрицают и власть, и собственность одновременно. Но вряд ли они с такой «стереометрией» согласятся – всего лишь одна линия из их бесконечного количества для нормальных анархо-коммунистических амбиций несколько узка. Посмотрим на вещи несколько шире. На сайте норвежской секции Интернационала Федераций Анархистов можно найти несколько другую схему. Равносторонний ромб, обращенный одним из углов вверх, рассечен двумя перпендикулярами к его сторонам на четыре сектора. В результате образуется фигура, отдаленно напоминающая кельтский крест (да извинят нас норвежские товарищи за столь неуместное сравнение). В верхнем секторе этой фигуры авторы размещают анархизм, в нижнем – как антагонистически ему противостоящий – находится фашизм. Сектор справа занят – либерализмом, а слева – марксизмом. Схема сопровождается дополнениями. Параллельно правой нижней стороне ромба значится «капитализм», параллельно левой нижней – «статизм» (этатизм). Соответственно, левая верхняя грань отмечена «социализмом», а правая верхняя – «автономизмом» (что, видимо, может быть небезынтересно для участников Автономного действия). Предположительно, надписи по сторонам ромба обозначают нечто, объединяющее понятия смежных секторов. Как и любая схема, эта – не свободна от недостатков. Например, в ней просто отсутствуеткоммунизм в каком бы то ни было виде – и анархо-коммунизм в том числе. Хотя, может быть, это происходит как раз потому, что схема составлена анархо-коммунистами? Ведь если они считают социализм за понятие, объединяющее марксистов со всеми анархистами, то для них анархизм, как это утверждал Кропоткин – лишь одно из течений социализма, а, согласно утверждению Борового, такой подход и является свидетельством анархо-коммунистических убеждений. Кроме того, не вполне верным представляется рассматривать в качестве противоположности анархизму – фашизм. При всей нашей ненависти к фашизму этот взгляд остается слишком узким. Анархизм не может ограничивать себя одним антифашизмом. Антитезой анархии является не какая-то одна форма тоталитарной государственной власти, а власть как таковая. Непонятно также, почему анархизм размещен наверху, а не в нижней части схемы (даже стремление к победе над фашизмом не может нам позволить становиться «верхами»). И левый с правым секторы мы бы определили иначе – как «капитализм» и «коммунизм» соответственно.

Но все эти мелочи точны лишь относительно. Дело в том, что в норвежской схеме, как и в случае со «стереометрией», изначально заложен механико-дуалистический подход. То есть просто не учитывается характер взаимосвязи между властью и собственностью, предпринимается попытка уйти от ответа на вопрос о том, какое из этих двух явлений по нашему убеждению является определяющим. На самом деле этот дуализм заложен и в анархо-коммунизме, заложен изначально, в его самоопределении. В то время как ещё Штирнером было замечено, что, если человеку было свойственно продумывать свои мысли до конца, то ему хватило – всего бы одной. Вопрос о приоритетности, собственно, достаточно ясно обозначен … пушкинским стихотворении о злате и булате! То есть – либо главной основой господства является собственность – и вытекающие из неё товарно-денежные отношения, рынок, наёмный труд, продажность, возможность подкупа и т.д. («Всё куплю»); либо первым основанием власти и было, и остается – прямое насилие, физическое принуждение – и основанный на возможности его применения террор («Всё возьму»). По нашему убеждению, в зависимости от того, как человек, протестующий против господства, отвечает на этот вопрос, он и определяет себя лично – либо как анархиста, либо как коммуниста. Отказ от выбора и противопоставление себя и тому, и другому в равной степени – возможен лишь вне экстремальной ситуации, прямо с решением этой проблемы связанной. Что необходимо захватить в первую очередь – центральный банк или арсенал? Кто выходит победителем из встречи на большой дороге купца и разбойника? Для нас ответ достаточно очевиден.

С другой стороны, слово – дело. Наши действия должны соответствовать нашим декларациям. Иначе им действительно окажется грош цена. Коль скоро мы анархисты, наша цель – не быть ни носителями власти, ни подвластными. Возможно ли это уже сегодня? Первое – легко. Второе – лишь эпизодически. Точнее – не быть подвластным государству действительно возможно на протяжении определенных промежутков времени, но каждый эпизод, устанавливающий нашу зависимость относительно власти, очевидно сводит предшествующие достижения на нет. И здесь вступает в силу связка «власть-собственность». Чья власть – у того и собственность. Увы - наша подвластность с необходимостью должна ощущаться всякий раз, как только мы пользуемся эмитированными государством деньгами (не важно, рубли это или доллары). В целом положение выглядит достаточно мрачно. Но посмотрим в порядке сравнения, каково должно быть настоящим коммунистам – коммунистам, не признающим собственности. Насколько легко они могут в настоящее время пользоваться продуктами «общественного труда» по своим потребностям? Представляется, что при первой же серьезной попытке такого рода против отважившихся на мятеж будет использована сила власти. И насколько сегодняшние коммунисты готовы отдавать другим людям результат своего труда – без всякого расчета на вознаграждение? Часто ли они могут вести себя так, как если бы собственности уже не существовало? Выше мы уже рассматривали примеры анархических коммун, на опыт которых ссылался МПСТ – и выяснили, что все они, предпринимая попытку уничтожить собственность, основывались на признании её первоначальной правомерности. Таким образом, оказывается, что уничтожение собственности в настоящий момент ещё более затруднительно, чем личное освобождение из под власти. Значит ли это, что собственность «сильнее» власти? Нет, просто обладатели власти защищают силой награбленную ими (или с их санкции) собственность – а отдельные освободившиеся, не обладающие в должной мере потребительскими для власти качествами, интересуют государственную систему в седьмую очередь. Правда, лишь в тех случаях, когда они предпочитают не афишировать своё освобождение. После всего этого спросим себя – насколько реально уже сегодня, пусть в локальных масштабах, упразднение и власти, и собственности одновременно?

Но беда коммунизма, строящегося на исходном непризнании собственности – ещё и в том, что в локальных масштабах он превращается в самоотрицание. Он с необходимостью требует тотальности. Автор истории о лемурах, приводившейся выше, оказался не в состоянии понять, что, даже предположив в своей утопии власть (принудительную депортацию мирного населения), собственности как таковой он так и не уничтожил. Ибо поскольку общественное имущество «либертарных коммунистов» не становится владением всех, а сами они – совладельцами всего – они, как это уже отмечалось, даже при наличии лишь единственного альтернативного частного собственника, неизбежно остаются не более как столь же частной относительно него корпорацией. Собственно, это, видимо, и имел ввиду наш польский товарищ. Очевидно, он полагал, что имеет дело с настоящим анархо-коммунистом, и надеялся продемонстрировать ему ту самую логическую невозможность и внутреннюю нелепость указанной концепции, которую отмечал Новомирский. Не тут-то было! Его оппонент и не собирался вести себя как анархист. Но до коммунизма так и не дотянул. Смелее, гражданин – для реализации принципа «Всё принадлежит всем!» - тотально и поголовно все его не принимающие должны либо принуждаться к согласию силой, либо уничтожаться. Причем, поскольку существует прирост населения и изменения в поведении людей, практика такого принуждения и уничтожения может быть лишь непрерывной. Если вы решили последовательно и не взирая на личности проотрицать злато на практике, без булатной гильотины вам не обойтись.

Но где же обещанный мостик, который позволил бы соединить усилия расходящихся по разные стороны баррикады анархистов? Он в том простом до невозможности факте, что анархо-коммунисты, и анархисты обычные выступают против господства и принуждения. Ни те, ни другие не вправе принуждать мыслящих иначе – к обращению в свою веру (ср., например, у Малатесты: «Коммунизм, которого мы хотим, должен быть свободным, безначальным, анархическим коммунизмом», « – Вы не хотите навязывать силою ваши идеи? – Вы с ума сошли! Не за жандармов же Вы нас принимаете?!», «Наш идеал может быть осуществлен лишь в том случае, если мы будем рассматривать революцию как освобождение и братское объединение всех людей, к какому бы классу или партии они ни принадлежали». (Малатеста Э., Избранные сочинения, Пг., 1919, с.38, с.41, с.112). Ни к тому ли стремился и Кропоткин? Но согласимся, что это понимание анархо-коммунизма достаточно далеко от постоянных призывов к классовой войне, в настоящее время ставших нормой для различных леворадикалов.

Обращаясь к людям, за вычетом лишь подлежащих уничтожению «особо отличившихся деятелей» из числа носителей власти, анархисты, к какому бы направлению они ни принадлежали, могут рассчитывать лишь на силу убеждения, личного примера, на такие очевидные для людей преимущества предлагаемой ими системы, которые вызовут у этих людей стремление к этой системе присоединиться. Для этого требуется же не только убежденность в собственной правоте, но и предельное уважение к ценностям, мыслям, взглядам другого человека. Причем для сторонников анархического коммунизма это необходимо в гораздо большей степени, чем для нас. Нам – достаточно уничтожения государства и власти. Мы ничего не можем иметь против существования групповых корпораций анархо-коммунистов. Но никто из нас не обязан в них состоять. А вот анархические коммунисты по самоопределению именно обязаны стремиться к объединению с нами, к тому, чтобы мы сами, добровольно, к ним присоединились. Более того. «Нелепость» анархического коммунизма может быть устранена только «братским объединением всех людей». При том условии, что в его основе лежит не «авторитет необходимости», а свободное личное желание каждого. До этого пока явно настолько далеко, что мы отказываемся от рассмотрения подобной перспективы. Однако не кажется ли сторонникам анархического коммунизма, что в борьбе против существующего государственного режима широкий фронт противодействия угнетению необходим – именно уже сейчас?

О национальном освобождении

Этот текст является реакцией как на статью члена МПСТ М.Магида “Каждому – своё?”, так и на ряд заявлений некоторых участников “либертарного движения”, сделанных в ходе вызванной этой статьёй полемикой. Тема, отмеченная в названии, обсуждалась уже неоднократно, поэтому не исключено, что некоторые фрагменты сказанного ниже окажутся повторением старого. Однако, на наш взгляд, это стоит сделать – хотя бы потому, что разорванная на отдельные взаимные выпады дискуссия просто не может адекватно восприниматься со стороны. Тем более, что в наши намерения в данном случае не входит попытка кого-либо переубедить – опыт показывает, что этого невозможно достичь даже неопровержимыми аргументами. Напротив – мы постараемся максимально развести взаимоисключающие подходы. Представляется, что при существующем на данный момент положении (серьёзные расхождения в оценках происходящего среди немногочисленных участников локальных антивоенных акций - при крайне низком уровне заинтересованности большинства анархистов проблемой войны) говорить об “объединении действий” - значит вводить себя в заблуждение.

Но, перед тем как проводить линию раздела, оговоримся, – ряд утверждений М.Магида и его товарищей всё же не могут вызвать у нас никаких возражений. Это касается прежде всего нашего отношения к политике имперского шовинизма, к фашизму, государственной системе, и – шире – к самому принципу власти в отношениях между людьми. Отношение это – абсолютно отрицательное. То есть потенциально объединяющим моментом является всё то, что позволяет и нам, и ему считать себя анархистами. Однако из казалось бы достаточно близких посылок делаются – едва ли ни противоположные выводы. Каким же образом удается добиться такого фантастического эффекта? Есть достаточно способов. Можно, например, приписать другой стороне утверждения, которых она не делала(1). Можно – просто пропустить чужой аргумент, если на него не находится возражений(2). Или представить его как малосущественный(3). Можно – если не хватает доказательств – вместо того, чтобы ответить на прямо поставленный вопрос, задать – вопрос встречный(4), или просто объявить доводы противника “демагогией” (5)- и даже использовать прямые оскорбления(6). Можно, используя неточности смыслового значения слов, сливать в одно различные понятия и явления – и таким образом приписывать мифическому целому свойства отдельных составляющих произвольно представленной конструкции(7). Ещё один приём - подтасовка исторических фактов(8) или безапелляционные утверждения при минимальном объёме информации, необходимой для обобщения(9). В крайнем же случае можно просто отказаться от собственных слов, так и не признав сделанной ошибки(10). Наивно лишь считать, что всё это останется незамеченным. Перечисленные вещи уже настолько часто делались – и продолжают делаться! - что ни о какой случайности, ни о каких “непреднамеренных ошибках” не может быть и речи. Расстановку цифр (в скобках) следует воспринимать как декларацию намерений привести на каждый отмеченный выше случай – соответствующие примеры. Налицо – явная конфронтация. Кто её инициатор и кому она может оказаться выгодна? Эти выводы мы пока отложим. Перейдем к фактам.

В чем же именно состоят разногласия? Для начала приведем несколько цитат из статьи “Каждому – своё?”:

“…по логике любых националистов (державников или сепаратистов) с "вражеским" народом нельзя обращаться по-человечески. Помните известное стихотворение времен второй мировой войны: "Если ты встретишь немца, убей его!"”
“Национализм есть, своего рода, коллективный эгоизм и субъективизм, субъективизм в своей тотальности. Это та же ситуация, как если отдельный человек вместо того, чтобы сказать "я причастен к истине, т.е. к чему-то глубочайшему, к чему-то, что еще только предстоит открыть" говорит - "истина - это я". Иначе говоря, я, как субъект, мои интересы, желания, фантазии превыше всего. А затем, на смену индивидуалистической формуле софистов - "человек есть мера всех вещей" - приходит та же самая идея, но уже в коллективистском варианте - "Германия превыше всего!"”
“Аргументы национально-освободительных движений, по сути, ничем не отличаются от аргументов державников и сторонников империй. Строго говоря, угнетенные народы просто воспроизводят имперскую логику на том уровне, на котором им это доступно. Нет сомнений в том, что чеченское государство точно так же заинтересовано в экспансии на Кавказе, как и российское - рейды боевиков в Дагестан это подтверждают”
“…когда люди начинают мыслить субъективистскими националистическими категориями… они именно перестают считать людей других культур – людьми”
“Для развития культур необходима свобода - возможность спонтанного самовыражения. Возможность широкого социального и духовного творчества, основанного на самодеятельности людей. Только так отдельные люди и народы смогут получить индивидуальный опыт, необходимый для раскрытия универсальных оснований человеческого существования. Для националистов (имперских или национально-освободительных) этот путь всегда закрыт. Для них общество и государство слиты воедино, они не видят разницы между этими двумя вещами”
Что нам не нравится в этих утверждениях, большинство которые на первый взгляд вроде бы не должно вызывать возражений? Всех их объединяет нечто, отмеченное выше цифрой 7. А именно – интересно, о каких конкретно националистах рассуждает товарищ Магид? Напомним некоторых поименно: Шарль де Костер, Рабиндранат Тагор, Шандор Пётефи, Адам Мицкевич, Н.В.Гоголь-Яновский ( кто сомневается в том, что все они – националисты? И ведь можно привести для примера даже более одиозных деятелей культуры!) – это для них, что ли, была закрыта возможность широкого духовного творчества? Или, возможно, национал-индуист Ганди не считал людьми мусульман и англичан? А, может быть, для Кропоткина в период его оборончества (как для французского националиста!), для панслависта Бакунина – общество и государство были слиты воедино – и они не видели разницы между этими двумя вещами? Или М.Магид хочет сказать, что его заявление относится не к конкретным лицам, а некоей среднестатистической составляющей национализма как явления? Но именно это нас и не устраивает! Хороша же должна быть эта среднестатистическая, которая в наиболее ярко выраженных случаях себя как раз и не проявляет! Логика Магида предельно проста – его не устраивает национализм, но он ценит достижения культуры – ergo, национализм и культура – “две вещи несовместные”. Поэтому те примеры, которые указанный тезис хотя бы частично подтверждают, можно отметить (отъезд Джойса из Ирландии, например) – а всё остальное следует не замечать. Если, например, признать за аксиому, что “Либертарии не борются и не могут бороться за национальную независимость” – а после этого вспомнить, что за неё борется не только Басаев, но в своё время боролся и Гарибальди, и Бакунин (его лозунг: “За нашу и вашу свободу!” - применительно к восставшей против царизма Польше), и балканские анархисты XIX - начала XX вв., и итальянский анархист Писакане - и – можно привести ещё десятки имён, а чуть ли ни за каждым из них будут стоят на самом деле тысячи людей – то получается некое противоречие. Либо все они, эти боровшиеся (множество из которых погибло в борьбе) не были либертариями и погибали вовсе не за свободу – либо аксиома ошибочна. Либо – ещё одна гипотеза – до некоторого времени они за это боролись и делали правильно, а потом произошло некое историческое событие, условия изменились, – и лозунг перестал соответствовать задачам момента. Но, поскольку это гипотетическое событие обходится молчанием – противоречие никуда не исчезает. Поэтому товарищу Магиду остается одно – противоречия этого не замечать (по нашей системе обозначений – см. цифру 2)

Хочется быть понятым правильно: всё вышесказанные замечания не говорят о нашей приверженности национализму. Единственное, что мы пока хотели показать – это ложность аргументации, используемой М.Магидом в отмеченных случаях. “Ложность” – значит слабость. И слабость эта незамедлительно будет использована – уже используется! – против каждого, кто применяет подобные методы “пропаганды”.

На этом, однако, наш критический разбор приведенного выше блока цитат только начинается. Теперь мы займемся некоторыми из них в отдельности. Напомним первую:

“…по логике любых националистов (державников или сепаратистов) с "вражеским" народом нельзя обращаться по-человечески. Помните известное стихотворение времен второй мировой войны: "Если ты встретишь немца, убей его!"”
Обратим внимание на следующее обстоятельство – “державники” и “сепаратисты” соединены скобками как “любые националисты”. Этими скобками национализм, по мысли М.Магида, и ограничивается (Бакунин, писавший о необходимости “немцоненависти”, опять исчез?) – но вот вопрос – должен ли “державник” либо “сепаратист” быть по необходимости националистом? Аналогичный вопрос возникает и при описании некоей традиции, существующей “…среди анархистов (либертарных социалистов и либертарных коммунистов)”. Что автор хочет сказать – что никаких этатистов, кроме националистов, и никаких анархистов, кроме “либертарных социалистов”, быть не может? Во втором случае нам представляется, что М.Магид думает именно так – “анархо-капитализм” в его мировосприятии – явный нонсенс. Ну, а в первом? А ведь конструкция фразы идентична! Значит, получается, и никаких “интернациональных”, “вненациональных” державников тоже как бы не может быть? А куда же деть “пластмассовую Америку”? СССР – хотя бы 20-х годов? Александра Македонского, проводившего акции по массовому искоренению национальных различий между подданными своей империи? Но чтобы не ходить слишком далеко – проще напомнить недавнюю конференцию в Питере, в редакции журнала “Звезда”: основной её пафос был крайне характерен. Интернациональная советская интеллигенция (там были и грузинские, и еврейские, и даже ингушские её представители) в большинстве своем с ностальгией вспоминала об … интернациональном характере Российской Империи – и призывала власти нынешней РФ отличать “бандитов-сепаратистов” (которых следует уничтожать, как она считает) от мирного населения (себя она, надо полагать, с полным на то основанием относит к последнему). Получается, что державники-интернационалисты всё-таки существуют? Но что именно здесь хотел сказать наш автор, до конца так и не выяснить. Зато видно другое – империализм “вненациональный” из под удара его критики выходит без особого для себя ущерба. По его логике, видимо, “по-человечески” следует обращаться с каждым народом, подвергающимся завоеванию? И вот что замечательно: кажется, что если бы М.Магид зачитал свои тезисы перед собравшейся в “Звезде” интеллигенцией, они бы замечательнейшим образом прозвучали бы в унисон с её общим настроением. То есть – люди, выступления которых для нас звучали как прямо-вражеские (и с которыми сам Магид, как “либертарий”, никогда бы не согласился) - что они смогли бы найти в его статье для себя неприемлемого?

Ну ладно, а мы-то сами, что мы можем сказать по поводу национализма? Да, пожалуй, совсем немного – для нас прежде всего имеет значение, для чего “национальная идея” используется. Если её сторонники добиваются свободы, независимости от внешнего принуждения, развития с опорой на собственные возможности, - то, как анархисты, мы ничего не можем против этого возразить. Но, с другой стороны, при всей нашей поддержке национально-освободительных движений (здесь - принципиальное отличие от позиции М.Магида!) – мы нигде и никогда не выступали за создание – либо в поддержку - национал-сепаратистских государственных режимов. И тем более никто из участников Питерской Лиги Анархистов никогда и нигде не заявлял, что “нация – это истина в последней инстанции”, что в 1917-м “нужно было вместе с русской буржуазией и золотопогонниками освобождать от немцев Украину, Польшу и Финляндию” (к вопросу с освобождением Украины мы обратимся подробнее несколько ниже особо, в связи с махновским движением), что в случае войны “надо всем объединяться против общего врага, или, по крайней мере, можно и пренебречь свободой и самоуправлением, да для них в этой ситуации почему-то и нет условий” - или что“можно и потерпеть диктатуру в своем лагере. А вот потом, руки как-нибудь дойдут и до борьбы за свободу и самоуправление со своими угнетателями, которые, видимо, все же чем-то лучше иностранных” (в реестре образцов стилистики М.Магида эти приёмы обозначены №№ 1 и 6 одновременно – ложь и клевета – и мы готовы принять его извинения). И не нужно взгляды Петра Алексеевича Кропоткина (который, как анархо-коммунист, идеологически значительно ближе к МПСТ, чем к Питерской Лиге Анархистов) приписывать всей нашей группе. Что же касается нашего отношения к лидерам чеченского сопротивления, то оно всегда было неоднозначно. Именно этой сложностью и неоднозначностью оно и отличается от нашего отношения к властям РФ. И мы никогда не позволим себе поставить знак равенства между Басаевым и Путиным, – как ни Гарибальди, ни даже Панчо Вилья – при всех своих минусах, на которые мы не можем и не желаем закрывать глаза, - не могут быть отождествлены с Гитлером и Муссолини.

Пора переходить к эгоизму (следующая цитата у М.Магида была посвящена этому явлению). В общем вполне понятно, что для “либертарного” коммуниста Магида слово “эгоизм” воспринимается в отрицательном ключе, и коллективизм – как “групповой, коллективный эгоизм” – в этом смысле для него от собственно индивидуального эгоизма в принципе ничем не отличается. Однако остаются вопросы. Первый – достаточно абстрактный и скорее риторический - в адрес всех сторонников анархо-коммунизма – где тот “либертарный” способ, которым они предполагают покончить с групповым эгоизмом? Нет, не носителей власти и не откровенных паразитов (тут мы, видимо, можем признать, что способы “социальной ликвидации” не обязательно должны быть ненасильственными) – а вот как быть с отдельными группами трудящегося (мирного!) населения? Вы что, переубеждать их собираетесь? Что касается нас – едва ли ни каждый ваш “аргумент” убеждает нас – в обратном! И мы скорее согласимся с Бакуниным, который в своём известном выступлении на Конгрессе Лиги Мира и Свободы заявил о своей ненависти к коммунизму – и о том, что он “коллективист, а вовсе не коммунист”. Второй же вопрос возвращает нас к теме нашего критического рассмотрения индивидуальных творческих усилий Михаила Магида. А именно: какими непостижимыми чистому разуму силлогизмами, каким диалектическим методом сумел наш автор вывести лозунг “Германия – превыше всего!” – не из какого-нибудь даже штирнерианского “Единственного”, а - … прямо из Протагора! Достижение столь уникальное, что мы просто не в состоянии соотнести его с нашим жалким стилистическим реестром! Теперь открываются новые, никому не ведомые ранее возможности – оказывается, стоит только кому-то согласиться с тем, что “Человек – мера всех вещей!” – и его уже, оказывается, почти можно записывать в национал-социалисты! – ведь это “та же самая идея, но … в коллективистском варианте”. Тут поневоле вспомнится “нечеловеческая музыка советских композиторов”. И действительно – если мы будем оценивать мир не через себя, и даже не через других людей – а через нечто, находящееся за пределами наших возможностей восприятия – возможности открываются просто … сверхчеловеческие! Да извинят нас моджахеды, но вслед за ними хочется воскликнуть: “Аллаху Акбар!” Вот куда ведет ненависть к софистике, усугубленная ссылками на тоталитарного философа Платона и … Мартина Хайдеггера (оказывается, этот выдающийся германский мыслитель может упоминаться М.Магидом исключительно в положительном контексте, как сторонник некой “открытости” – уж он-то к нацизму явно не имеет никакого отношения! Это ведь не Протагор!). Теперь – немного логики. Вот, например, использует ли М.Магид метрическую систему СИ? Или он пользуется системой СГС (сантиметр – грамм - секунда)? Но следует ли из этого, что “Сантиметр – превыше всего!”?!! А никому из читающих эту ахинею не кажется, что эта, заимствованная нами из критики М.Магидом Протагора “логика” – просто издевательство над здравым смыслом, а заодно и над нами? Если не кажется – значит, вы уже никогда не заболеете паранойей!

Однако едем дальше. Следующая остановка – Дагестан. Приводим фрагмент полемики:

М.Н.Магид: “…Чеченцы и русские, ингуши и дагестанцы, которых Басаев, Хатаб, Бараев, Гилаев и Масхадов подставили под пули и бомбы российской армии, развязав войну в Дагестане, вас не поймут".

Ответная реплика А.В.Ермакова: “Такая трогательная забота о территориальной целостности Эрэфии не может не удивлять. Следуя этой логике, развязанную федералами войну следует считать адекватным возмездием за "нападение" на Дагестан”
Что звучит после этого со стороны товарища Магида? Аргументы? Нет – просто обвинение в демагогии (п.5 нашего реестра) – и это напоминает мне поведение возмущенного советского доцента, не находящего слов для ответа на неудобный, неучтенный программой “провокационный” вопрос. Но давайте с этим вопросом разберёмся! Начнем с того, является ли действительно Дагестан частью России? Если кто-то сочтет вопрос некорректно сформулированным, уточним – входит ли он формально в состав РФ? Очевидно, да. Далее – согласны ли Вы с народным поэтом Аварии Расулом Гамзатовым в том, что Дагестан вошел в состав России добровольно? Или он всё-таки был завоеван Российской империей после длительной войны, во время которой Россия (на тот момент – ведущая военная держава мира и “жандарм Европы”) – несмотря на открытый геноцид, десятилетиями не могла сломить кавказского сопротивления? В той Кавказской войне Чечня была – так или иначе – всё же вместе с Дагестаном. Далее – завоеванные народы восстают, Чечня освобождается из-под внешнего завоевания первой. Потом начинается восстание в Дагестане (1998-й год – Кара-Махи и Чабан-Махи). Там ситуация более сложна, единства в действии оказывается меньше, чем в Чечне – и в России уже нет революции. Но что-то повстанцам всё же удается, “федеральные” власти в силу остающихся внутренних проблем РФ не успевают оперативно отреагировать, карательная операция задерживается, ваххабиты устанавливают контакты с соседней Чечней – вот он, механизм “вторжения”! А аналогом в истории в известном смысле можно считать высадку “тысячи” Гарибальди на Сицилии. Зачем Гарибальди нужна была эта “агрессия”? Не лучше ли ему было оставаться в освободившемся уже в национальном отношении Пьемонте? Для чего нужно было подставлять людей под пули? И понятно, что далеко не каждый житель Сицилии поддерживал Рисорджименто. Однако многие всё же поддерживали.

Движение сопротивления как в Дагестане, так и в Чечне также опиралось на определенную массовую поддержку – и для Чечни эта ситуация безусловно сохраняется – это может опровергаться только федеральной стороной. И то далеко не всеми её представителями (для рядового состава более характерно считать всех чеченцев – сторонниками боевиков, а такое отношение не может ни возникнуть на пустом месте, ни быть исключительно результатом пропаганды). Но – вернемся к Дагестану. Чеченскому “вторжению” туда предшествовало не только завоевание Кавказа Россией, но и восстание местных жителей (ваххабиты Дагестана – это не арабские наёмники). Верна эта схема в принципе – или нет? Но, согласно М.Магиду, получается, что причина происходящего – уже даже не нефть и не капитализм, а чуть ли ни злая воля чеченских лидеров! Мы же оцениваем события как неизбежное следствие государственной колониальной политики России – империя распадается, и завоеванные народы освобождаются от зависимости по отношению к ней. В конце концов, позволим себе привести заявление ПЛА по событиям уже более чем годичной давности:

“Заявление об отношении к событиям в Дагестане

С августа 1999г. на территории Дагестана ведутся широкомасштабные боевые действия. Рассматривая происходящее как новый этап большой кавказской войны, мы считаем необходимым четко определить свое отношение как к целям, так и к методам участвующих в войне сторон.

Для нас ясно, что власти "федерального центра", прилагающие максимум усилий для сохранения Дагестана под своим контролем, ведут там точно такую же грязную колониальную войну, что и в Чечне в 1994-96гг. Разница лишь в том, что в Чечне они пытались возвратить свое господство, ликвидированное несколькими годами ранее, а в Дагестане надеются это господство удержать. Для этого используются все силы и средства, имеющиеся в распоряжении государства - от националистической пропагандистской кампании в средствах массовой информации до применения авиации и артиллерии, наносящих массированные удары по населенным пунктам. Война открыто показывает, что в основе всякого государственного "права" лежит принцип физического уничтожения восставших против власти. Власть РФ, пытаясь осуществить этот принцип, не представляет из себя исключения - также действовали власти Франции, стремившиеся сохранить под своим господством Алжир и Вьетнам; то же самое делали и делают и другие колониальные державы – Великобритания, Испания, Германия, Нидерланды, Турция. Происходящее на Кавказе подтверждает, что именующая себя "федерацией" Россия продолжает оставаться империей. "Добровольному" вхождению Дагестана в ее состав предшествовали пять десятилетий войны, которую народы Северного Кавказа вели против колонизаторов, и оснований рассматривать Дагестан как неотъемлемую часть территории РФ - не больше, чем считать Индию собственностью британской короны. Раздел СССР в 1991г. производился олигархиями "союзных" республик в соответствии с принципами сталинской конституции 1936г.; те, кто его осуществлял, исходили из государственных стандартов, отрицающих право народов (а не "республик") на независимость. В соответствии с этими стандартами проблемы освобождения Кавказа (и Дагестана в частности) просто не существует.

Напротив, мы признаем, что каждый народ (как и каждый человек) имеет право на независимость от принуждения извне. Исходя из этого и рассматривая восстание в Дагестане как пример национально-освободительного движения, мы признаем борьбу повстанцев в принципе не нуждающейся в оправдании. В то же время мы отдаем себе отчет в том, что наша солидарность распространяется далеко не на все цели кавказских боевиков - и не на все методы ответного действия, применяющиеся с их стороны. В частности, не могут рассчитывать на нашу поддержку ни религиозная нетерпимость (вопрос о принадлежности к той или иной религиозной конфессии либо о неприятии для себя какой-либо религии вправе каждый решать на личном уровне, и отношения между немусульманами не могут определяться исламом), ни государственнический сепаратизм (мы - противники существующих государств, но не сторонники образования новых), ни антирусская ксенофобия, распространяющаяся на Кавказе (недопустимо возлагать ответственность за государственную политику на весь народ), ни захват заложников из числа мирного населения, взрывы жилых домов и т.п. Признавая, что многие участники дагестанского сопротивления исходят из ценностей и принципов, полностью противоположенных нашим позициям, мы не можем дать однозначной оценки этому движению, и его участников нельзя считать нашими товарищами по борьбе - они остаются лишь врагами наших врагов. Но в то же время понятно, что на деле важна поддержка не абстрактных, идеальных национально-освободительных движений (которых просто не существует - как нет и идеального рабочего движения), а работа с реальными силами, ведущими борьбу против диктата государства. Поэтому, несмотря на наше резко-отрицательное отношение ко многим составляющим кавказского движения, мы все же считаем возможным для анархистов оказывать этому движению помощь и поддержку - при условии, чтобы такая поддержка не противоречила целям освобождения от власти и принудительно навязываемого государственного режима”
Но, может быть, ни Чечня, ни Дагестан по вашему мнению просто не имеют права на освобождение из под власти правящего режима РФ? Ответьте – как анархисты, как участники “либертарного движения”! Или, по примеру Ирины Фуфаевой, от ответа на этот вопрос следует уходить - встречными вопросами (п.4 перечня сомнительных методов) относительно того, выступаем ли мы за установление в Чечне власти ваххабитов? Мы – нет, не выступаем за установление такой власти, но решать тут – и не нам, и не федералам, и не Ирине. Решать – восставшему народу Чечни. Самоуправление заключается именно в этом, а не распространяется по рецептам AIT. Не нужно только объявлять, будто мы в чём-то обвиняем AIT- разве она отрицает право на восстание? Да и какие могут быть анархические – или, по вашему, “либертарные”! – основания для того, чтобы признать людей – не имеющими такого права?! Недостаточное количество повстанцев? Предположим, что это – один из неявных аргументов Магида. Возможно, с этой целью он называет явно завышенные данные об активных участниках антибольшевистских крестьянских восстаний 21-го года (не столь важно, кто их изначально завышал – командиры ЧОНов в 21-м, объясняя свои поражения - или нынешние эфэсбэшные, “антибольшевистские” задним числом, историки, убеждающие нас в бесчеловечности прежней диктатуры – для подтверждения гуманизма диктатуры существующей). И М.Магид может ссылаться на какую угодно историческую литературу, на любые исторические источники, приводить свидетельства массовости: “Чапанная война - 150.000 участников), западно-сибирское [восстание] (200.000 -300.000 участников) и антоновское движения, Воронежское восстание 1920 года и Вилочная война (50 тысяч участников)” - мы не выступаем против этих движений, мы не вправе их осуждать, мы с ними солидарны! – но если бы из этих названных сотен тысяч большинство было бы реальными бойцами, а не в значительной своей части мирным населением, которое деятели, подобные Тухачевскому, травили горчичным газом с аэропланов – большевистский режим, который всё же удержался тогда, безусловно был бы сметён. Да, массовость имеет значение – для победы (хотя это не главное её условие!) Но нам кажется настолько очевидным, что анархистам следует поддерживать не только “недостаточно” массовые, но и просто индивидуальные акты сопротивления, что мы просто отказываемся – пока нас специально об этом не попросят – это доказывать. Однако, собственно, давно уже понятно, что для М.Магида дело совсем не в том, насколько многочисленно движение – для него важнее идеология. Есть только опасение, что пожелания, выдвигаемые Магидом относительно желаемой идеологии сопротивления, постоянно будут оказываться столь “завышенными”, что вообще ни одно реальное действующее движение – а тем более МАССОВОЕ движение – этим пожеланиям соответствовать не будет: “революцию не делают в белых перчатках”. Точно так же, как не делают её, руководствуясь намерением никого не подставлять под пули! Но – к идеологии. Магида кавказское сопротивление совершенно не устраивает, поскольку ему представляется, что движение там по преимуществу берет на вооружение либо националистические, либо государственнические, либо религиозные знамена, – либо все их вместе, в том или ином сочетании. Мы видим, что роль перечисленных элементов как правило искусственно преувеличивается – но отрицать их влияния не может никто. И ни один анархист не может приветствовать становление новой – “своей”, “национальной” - иерархии в чеченском обществе, поскольку анархия противостоит – любому иерархическому принципу. С другой стороны, реальная жизнь не укладывается в абстрактные схемы. Те массовые движения, которые М.Магид выдвигает в качестве идеологической и исторической альтернативы национально-освободительным, тоже во многом были небезупречны с анархической точки зрения, тоже страдали от иерархических тенденций. Но для Магида ещё один, дополнительный, вопрос – а насколько они были свободны от национализма? Начнём с сомнений в отсутствии националистической ксенофобии среди участников башкирской “Вилочной войны” - у нас слишком мало информации, пусть Михаил задаст этот вопрос себе сам – и пусть попытается честно на него ответить (самому себя обманывать – это уже совершенно последнее дело). Продолжим же – махновщиной, по поводу которой информации – существенно больше, чем даже по Чечне.

Так вот: реальная махновщина, как движение десятков тысяч крестьян, началась, конечно, никак не весной-летом 1917-го. То есть тогда она НАЧИНАЛАСЬ, создавались для него предпосылки – но так и не НАЧАЛАСЬ. И с точки зрения массовости, и в смысле самоорганизованности, и в чисто военном отношении (а “всякая революция лишь тогда чего-нибудь стоит, когда умеет защищаться” – или антиленинист Магид и здесь не согласится с Ульяновым?) – летом 1917 Гуляй-Поле ещё очень несущественно выделялось среди других украинских сёл. Махно превратился из председателя провинциального Совета в того, кого мы все знаем – значительно позже! Когда же? А вот вам ответ – во время иностранной австро-германской оккупации, в ходе партизанского сопротивления украинских крестьян – австрийским оккупантам. “Батько” начался в Дибривском лесу! Именно в ходе украинского национально-освободительного движения формировались реальные структуры партизанского самоуправления, и по своей типологии они очень мало походили на учреждения “бумажной революции”, создававшиеся и создаваемые по сию пору городскими “либертариями” (вряд ли Нестор Иванович стал бы задаваться вопросом о том, сильно ли отличается нынешний МПСТ от Питерской Лиги). Структуры, созданные украинскими крестьянами, были в действительности очень далеки от собственно-анархических. Единственное, что нас может в них устраивать – это их НЕГОСУДАРСТВЕННЫЙ характер. И институт вождя – с соответствующим культом, вплоть до того, что его имя получило всё движение (у чеченцев частичный аналог этого создавался “волком без границ” Салманом Радуевым); и полевые командиры – Лютый, Щусь, Каретник, Марченко (Басаев, Бараев, Исрапилов); и периодические насильственные мероприятия “анархической власти” по отношению к мирному населению… Чего стоит одна махновская “добровольная мобилизация”, добровольная не в том смысле, что каждый сам решает, мобилизовываться ему или нет, а в том –совершенно не анархическом, а скорее уже в большевистском смысле, что всё крестьянство решило “само себя” мобилизовать. Само – но не без участия полевых командиров! И в то же время – оружие, которое Махно регулярно изымал у всяческого “контрреволюционного элемента”, у крестьян всё же обычно оставалось, а реквизиции махновцев били по основной массе населения на порядок слабее, чем альтернативная – белая либо красная – власть. То есть – на фоне общей картины гражданской войны Махно, вопреки всеми своим – и приданным ему движением! – недостаткам всё-таки может восприниматься едва ли ни как нечто идеальное (всё-таки он пытался, вопреки своему положению вождя, оставаться анархистом!) И совершенно не нуждается в том, чтобы его идеализировали “дополнительно” за счёт искажения фактов. А что делает товарищ Магид? Даем цитаты:

“Махновское движение всегда, (в том числе и во время немецко-австрийской оккупации Украины) или почти всегда опиралось на самоуправление крестьянской общины, каковая община была совершенно особым миром, миром где многие общественно значимые вопросы решались сельским сходом – суверенным общим собранием. Именно из этой структуры и вырастали и вольные советы и повстанческое движение. Именно сельская община стояла за всеми ответвлениями зеленого движения и против немцев, и против Гетманщины, против б-ков и против белых, т.е. фактически за Третьей революцией”
“Махновское движение, с того момента, как оно выросло за рамки небольших анархистских отрядов, да фактически почти с самого начала своего существования как движения, существовало всецело благодаря поддержке общины, дававшей ему продовольствие, лошадей, бойцов. Так было и во времена Гетманщины и во времена белых, и во времена б-ков. Кстати, первый совет в Гуляй-поле был создан, если не ошибаюсь, весной-летом 1917 года”
Красиво? Теперь откройте воспоминания Нестора Ивановича или аршиновскую “Историю махновского движения” – и поищите, часто ли там встречается слово “община”. Задумайтесь, в каких районах Российской империи роль традиционной крестьянской общины была наиболее значительна. Вспомните, что такое “отруба”, “хутора”, перераспределение земельных наделов и частная собственность на землю, развитие капитализма в сельском хозяйстве, арендные отношения. Стоит вспомнить также оценку общины народниками – и задать себе следующий вопрос: “Могла ли вообще существовать на Екатеринославщине – в наиболее развитом в экономическом (“капиталистическом”!) отношении аграрном регионе Российской империи, при наличии крупного помещичьего землевладения и повсеместном распространении аренды – сильная крестьянская община?” И ещё: “Мог ли быть в царской России или во время немецко-австрийской оккупации сельский сход мог быть “суверенным?” После этого у нас появляются основания для того, чтобы предъявить М.Магиду претензии по пп.8-9 нашего реестра. Что же касается национального вопроса, мы, признавая неуклонное стремление Махно следовать интернациональной солидарности, напомним М.Магиду, что значительную часть махновцев составляли – вчерашние григорьевцы и петлюровцы. Вхождение их в состав Повстанческой Армии не означало немедленной автоматической трансформации в интернационалисты. “Типично-еврейская” внешность в махновском районе тоже могла быть причиной появления определенных проблем! По поводу же “мягкости” самого Махно, отмечаемой Михаилом, можно, например, напомнить немецкую колонию Красный Кут – всё её мужское население было уничтожено, а сама она сожжена. Основанием было то, что большинство краснокутцев участвовали в карательной операции против Дибривок, – но согласимся, что большинство – не значит “все”.В заключение напоминаем – несмотря всё это, мы уважаем махновцев, относимся к ним положительно и считаем их своими товарищами. Фотографии самого Нестора Ивановича регулярно печатаются в различных анархических газетах, и “Новый Свет” это неоднократно делал. Основным смыслом этого исторического экскурса было – показать, что безупречных движений – не существует. Например, Антонов был эсером, сторонником Учредительного Собрания, государственником – а Магид упоминает его в положительном контексте, и мы полностью с этим согласны. Но если использовать подход Ирины Фуфаевой или А. Литинского, Антонов – ничем не лучше большевиков, Антонов=Ленин! Этого не говорится, потому что цель “либертарных товарищей” – другая. Цель – развести, противопоставить – движения, в чем-то очень важном поразительно совпадающие. Цель – возвысить, идеализировать погибших в прошлом – и найти все мыслимые и немыслимые аргументы против тех, кто сопротивляется государственной диктатуре здесь и сейчас.

Реестр почти исчерпан. Нами был обещан ещё пример отказа от собственных слов. Вот он. Цитата из статьи “Каждому – своё?”:
“Для националистов … всегда … общество и государство слиты воедино, они не видят разницы между этими двумя вещами”.
Цитата из последующей полемики:
“Я не утверждал в своей статье, что националист неизбежно является государственником”.
Теперь добавим ещё несколько реплик вне плана. Во–первых, по поводу культуры: понимание её в статье Магида убийственным образом напоминает школьный учебник истории под редакцией Милицы Васильевны Нечкиной. Культура у Магида – это музыка, танец, литература и архитектура. Мы же полагаем, что под культурой следует понимать нечто более объёмное, и что в её состав входят также и ОБЫЧАИ, в том числе ПРАВОВЫЕ (традиция обычного права, особая не только для каждого народа, но и на более локальных уровнях). А из такого понимания безусловно следует, что любая внешняя оккупация (даже та, которая будет развивать национальную, в местной традиции, по стилистике, скажем, архитектуру) – в чем-то крайне существенном, и даже – в основном, будет системой подавления и угнетения.

Во-вторых, по поводу нынешнего этапа кавказской войны Магид утверждает:
“… действия чеченских боевиков в эту войну не менее жестоки, чем действия российских войск” – Сопоставьте количество погибшего мирного населения в Чечне и в России, вспомните рязанскую историю и авторство взрывов в Москве. “Они спускаются с гор, занимают какое-то село на несколько часов и уходят, а потом село бомбят российские самолеты. А когда местные жители просят боевиков не входить в село, те их посылают”
- Мы можем навскидку привести два-три случая (на самом деле их было гораздо больше!), когда махновцы действовали точно так же! В Екатеринославе, например – разве что гор там не было.
“В начале первой чеченской боевики преимущественно вели себя корректно по отношению к пленным. Сейчас этого нет: пленных продают в рабство, ими торгуют”
– В каком году снимался “Кавказский пленник”? В каком году не продавали пленных? Полагаем это “изменение” вымышленным.
“Беда так же и в том, что некоторые относительно вменяемые (хотя отнюдь не либертарно настроенные) полевые командиры (например, Хункер Паша Исрапилов) погибли”
- Беда. Но говорится М.Магидом это в том смысле, что с гибелью таких людей исчезают и последние остатки оснований для поддержки сопротивления. Сожалеет ли он также о гибели первого президента ЧРИ, которому не удалось увидеть очередного этапа войны? Или о пленении Салмана Радуева, который в ходе этого этапа не сумел провести ни одной акции? И что вообще понимается под словом “вменяемый”?
“Наконец, среди чеченских боевиков процветает и русофобия и антисемитизм (когда я предложил одному знакомому из Мемориала свои услуги для поездок в Чечню, он отсоветова, сказав что у меня типично еврейская внешность и для Чечни это очень плохо). В первую войну это тоже было, но ситуация была несколько лучше”
- Не слишком ли лаконичное доказательство того, что сейчас ситуация в этом смысле стала хуже?
“Так что, разница между первой и второй войной есть”
– А вот здесь почти никаких возражений. В т.н. “первой” войне были захваты чеченцами заложников из числа мирного населения в Буденновске и Кизляре – во “вторую” чеченская сторона ничего подобного не предпринимала. И руководство РФ и ЧРИ было другим (изменения оценивайте сами). И с Грозным (Джохаром) федеральная авиация тогда не сделала и половины того, что было сделано сейчас. И ничего подобного рязанским “учениям” ФСБ и московским взрывам не происходило. И ситуация в России была другой (антивоенные акции проходили на два порядка более многочисленные; НТВ Гусинского было резко против войны – а сейчас практически “за”; а о том, что Дудаев=Ельцин, заявляли не анархисты, а красно-коричневое “Завтра”)

В–третьих, если не считать чеченский народ патологически неспособным к анархии, в какой его части следует искать её возможных сторонников? Среди тех, кто воспринимает происходящее как неспособный к действию наблюдатель? Или, может быть, среди гантамировцев? Мы полагаем, что скорее всего их можно найти среди тех, кто сопротивляется государственной системе РФ. И если они в чём-то ошибаются, а мы – чем-нибудь в состоянии помочь, нужно это сделать, – хотя на самом деле бесспорно, что обмен опытом необходим нам даже больше, чем им. Взаимодействие же возможно лишь при условии того, что мы перестанем воспроизводить в их отношении навязанные федеральной стороной штампы – даже на уровне внутренних оценок, не говоря уже о наших листовках, пикетах и обо всём остальном.

В-четвёртых, вновь вспомним Нестора Ивановича – и один из его основных лозунгов: “С угнетенными против угнетателей – всегда!”. Женя Файзуллин всё-таки добился от товарища Магида признания в том, что национальное угнетение существует. Следовательно, существуют также угнетатели и угнетаемые? И очевидно, что анархистам следовало бы содействовать освобождению от национального угнетения, т.е. именно национально-освободительным движениям. Тезис Магида о том, что “либертарии не могут бороться за национальную независимость”, явно направлен в противоположную сторону!

Что остается? Вернуть брошенное нам М.Магидом обвинение в “ оборончестве” – поскольку называть “оборонцами” тех, кто выступает за поражение т.н. “собственного” правительства – всё равно что утверждать: “Война - это мир!” Выразить сомнение в том, насколько акции, в ходе которых чеченские повстанцы объявляются бандитами, а право народов на самоопределение отрицается, можно считать антивоенными. Напомнить, против кого было направлено возмущение М.Магида и его товарищей в последнее время – сначала “Хранители Радуги”, потом НРА и леворадикальные террористы, затем – организаторы антиглобализационных акций, теперь – чеченское сопротивление (т.е. все те, кто пытался и пытается противопоставить существующей государственной системе не только идеологию, но и практическое действие!) И теперь, наконец, можно попробовать оценить общий смысл нашей критики. Выводы оказываются крайне неутешительными. Впечатление такое, что под “либертарными” и “антинационалистическими” фразами Магида скрывается вполне благонамеренный по отношению к властям либерализм – и даже с определенным великодержавно-шовинистическим оттенком! А право народов на самоопределение перестало существовать – не в связи ли с палестинской проблемой? Впрочем, за последнее предположение мы готовы даже извиниться, – но только в том случае, если первоначально соответствующие извинения будут принесены нам!

Острие завоеваний

Тема: "замена льгот денежными выплатами". По TV – навязчивые сюжеты о пользе очередной ре формы (пикеты "Единой России", интервью с нуж дающимися в деньгах на медикаменты старушками, с работниками транспорта, с сидящими без денег жителями сел и с откормленными функционерами – трогательное единодушие!). Вы – верите, вы – "за"? Или всё-таки против? Жмем друг другу руки: мы тоже.

Значит ли это, что мы за сохранение льгот? Ка ких? Кроме чернобыльских и инвалидных, суще ствуют, например, льготы для депутатов, сотрудни ков МВД и прокуратуры – и что же, все они долж ны быть сохранены? Нет, за такое сохранение мы выступать никогда не станем. С другой стороны, необходимо отделить "подарки" государства от льгот-иммунитетов, не требующих никаких затрат труда, а лишь избавляющие те или иные группы людей от части поборов в казённый бюджет. К последним можно отнести, например, льготы, дающие возмож ность не платить за метраж квартир, построенных десятилетия назад, льготное освобождение от нало гов и арендных платежей в пользу власти и тому подобные вещи. Разница между ситуацией, когда государство что-либо даёт, и положением, когда оно не берет, оказывается даже существеннее, чем от личие бывшего политзаключенного от ветерана НКВД. Но и частная привилегия на свободу грабе жа со стороны государства в условиях его сохране ния превращается в ловушку. Работает принцип "разделяй и властвуй", людей раскалывают на раз ные категории, натравливают друг на друга и за счет этого формируют иерархическую вертикаль, все звенья которой прикованы к центру господства. Ещё хуже – постоянный рост материальной зависи мости от властей.

Протестующие против реформы "левые" хотят социального государства. "Бесплатного" образова ния (финансируемого из принудительно собираемых с нас налогов), льготного проезда (с казённой дота цией на "нерентабельный" транспорт), короче – по стоянно производимого властью перераспределения имуществ "в пользу бедных". Правда, как правило власть перераспределяет иначе. Но там "реформато ры наизнанку", пожалуй, готовы терпеть, а тут... Государство сокращает объём редистрибуции. И как! "Левый" депутат Шеин высчитал, что упраздняе мые льготы в денежном выражении составляют около трёх триллионов рублей, а объём казённых компенсаций не превысит двухсот миллиардов (два триллиона восемьсот с лишним миллиардов госу дарство на "социалке" экономит – это ли ни гра бёж!). Даже если данные Шеина завышены, ясно: государство – не благотворительный фонд. Про се годняшний режим России нечего и говорить: РФ занимает второе место в мире по объёму золотова лютных резервов – а на каком месте уровень жизни народа? Однако контрольный вопрос – можно ли считать грабежом государственную экономию на со циальной политике?

То, что каждый триллион, миллион, каждый рубль в бюджете образуются в ходе грабежа – бес спорно: "всё, что у него (государства) есть, оно ук рало". В условиях государственного рабства людям не принадлежат даже их жизни, а результаты дея тельности – тем более. Из украденного властями труда и выделяются "льготы" (для большинства – жалкие проценты у них же отобранного). Но сокра щение объёма дележа награбленным – уже не сам грабёж, а лишь деталь к портретам грабителя и тех, кто набивается ему в сообщники. Для нас государ ство – враг, а "левые" хотят, чтобы антинародный режим заботился о народе. Всё равно как если бы партизаны-антифашисты в 1942-м году шли в геста по пенсии получать. Предлагают не освобождаться от рабства, а улучшать условия своего рабского содержания. Не избавиться от паразитов, а парази тировать на них. Не давить вошь, а доить ee! На кровососа смотрят как на незаменимого кормильца, а его выделения называют "социальными завоева ниями" (в память классовых боёв времён "развито го социализма" в СССР?). Кто тут больше похож на конкистадоров – правительство или пенсионеры?

Остриё завоеваний для "низов" – игла наркотичес кой зависимости от госсобеса. В сломанной игле – смерть государства. Его уничтожение логически не избежно уничтожает и все государственные льготы. Система социальных льгот, которая может быть принята нами, возможна только как итог социаль ной Реконкисты, Революции – и лишь на использо вание результатов своего, а не чужого труда. Это вопрос не для законодателей (которых просто не должно быть), а для, скажем, транспортников, или, например, медиков (которым для этого нужно стать хозяевами на своих рабочих местах, покончить раз и навсегда с положением бюджетных содержанцев и избавиться от всякого вымогательства и управле ния "сверху").

Денежные "компенсации" сегодня предлагаются, как и льготы, государством. Дело не столько в их сумме, сколько в том, кто даёт и зачем. Та же игла казённой "социалки", конвертированная в денежную форму, прикалывает более основательно. Да, госу дарство отступает – но это отступление на команд ные высоты, стратегические точки, с которых про ще контролировать ситуацию. "Компенсации" смогут получить лишь законопослушные граждане, постав ленные властью на учёт, паспортизированные и снаб жённые ИНН. Деньги печатает и выдаёт тоже госу дарство. Рабов слегка прикармливают хлебом, как римских пролетариев. Кольцо замыкается. Оно не может быть взломано никакими реформами или лоббистским давлением, стимулирующими благотвори тельность "сверху" ("начальство будет таким, каким мы заставим его быть"). Смысл последнего лозунга зеркально простоит принципу прямого действия. За ставлять – функция власти, а не дело анархии. Вдвой не абсурдно для анархистов "заставлять" началь ство быть (никакого начальства при анархических отношениях быть не может). Нам нужны лишь спо собность к сопротивлению, организация и мобили зация сил, стремящихся к свободе от принуждения. Нужно направлять усилия не на то. чтобы застав лятьих, а на то. чтобы не могли заставлять они. Пусть это невозможно сразу и везде – но там, где у нас уже есть силы, обойдёмся самоуправлением без всякой власти. Лишённое возможности заставлять. государство мертво. Солидарность и взаимопомощь – против власти и вместо неё. В средстве определена цель.

«Новый свет», № 57, 2004 г.

Почему анархисты?

Мне пришлось уехать из Питера ещё в марте. Отъезд чем-то напоминал плохой детектив - машина к подъезду ночью, переезды с одной "явочной" квартиры на другую, встреча адвокатом в полуконспиративном режиме... Около недели я оставался в городе в режиме, близком к подпольному. Потом - тоже после захода солнца - Витебский вокзал. Билет до Киева взяли товарищи. Тоже мера предосторожности, на случай милицейского контроля за билетной кассой. В плацкарте мест не было, пришлось ехать в купейном, который оказался на три четверти пустым, и весь путь до Киева прошёл без попутчиков. А ещё до поезда, при переезде с одной "явки" на другую, водитель машины включил песенку "One way ticket". В моём случае текст про "билет в одну сторону" звучал как вполне однозначная установка.

Кажется, не особенно они меня и искали. Может, им как раз и удобнее было, чтобы я уехал? Хотя... В июне уже узнал, что мною интересовался кто-то из сотрудников российского посольства в Киеве. Потом пара питерских знакомых с неоднозначной репутацией подала странные какие-то сигналы, вроде бы давая отбой тревоги. Писали, что следователя, проводившего обыск у меня на квартире, ожидают неприятности, а дело в отношении меня решено благополучно. Но никаких подробностей. А дальше - и двух недель не прошло, как та же следственная группа городской прокуратуры вламывается в квартиру дочери. У жены и дочери изымают мобильные, из компьютера - винчестер. Такой вот "утраченный интерес". Очевидно, окончательно убедить меня в том, что я им не нужен, должен был визит разыскивавших меня следователей... в московское бюро радио "Свобода"! И какие могут быть этому логичные объяснения - если ещё в июне они знали, что я из России выехал?

Андрея и Дениса взяли 16 августа. Разумеется, и здесь очень простое объяснение - подозрительно выглядящим товарищам, пожалуй, надо было не раз подумать, прежде чем ехать электричками через Малую Вишеру через три дня после теракта. А есть и конспирологическая версия: в первых сообщениях об аресте говорилось о том, что квартиру Андрея обыскивали ещё до того, как он был задержан. Теперь, когда протокол обыска опубликован в Интернете, мы знаем, что обыск был позже. Что, однако, не снимает версии целенаправленной операции спецслужб. Чего стоит один тот факт, что санкцию на тридцатисуточный арест суд дал... по ходатайству Генеральной прокуратуры! Чувствуете, каков уровень? "По когтям узнаём льва"... Андрея по тому же декабрьскому ещё делу допрашивали уже не один раз, а потом тоже внезапно "утратили к нему интерес" - и вот теперь арест по подозрению в терроризме. Приём "утраченного интереса" напоминает об игре в "кошки - мышки": если они и отпускают кого-то из тех, кому "сели на хвост", то только для того, чтобы чуть позже вцепиться глубже.

Теперь - сентябрь. Двухнедельная голодовка Андрея позади - ему дали возможность встретиться с адвокатом. Но, разумеется, никакого освобождения под подписку о невыезде. Ведь то, в чём его с Денисом "подозревают", относится к числу особо опасных преступлений. А товарищи как раз имеют все основания быть под подозрением. Хотя в день и час взрыва железнодорожных путей они находились за несколько сотен километров от места теракта, зато уже больше года значатся в особых списках, ведущихся московским отделом "Т". Полагаю, не ошибёмся, предположив, что "Т" - означает террористический. Бывает, что и они называют вещи своими именами. Как руководитель питерского 18-го отдела УБОП полковник Чернопятов, посетовавший в своё время, что необходимость контроля за протестными акциями отвлекает милицию от её основных дел - проституции, наркомании и терроризма. Так и сказал, открытым текстом, не стесняясь... Но - к августовскому делу. Никаких "доказательств" причастности товарищей к взрыву железнодорожных путей 13 августа у спецслужб не было. И быть не могло - поскольку не было факта "причастности". Зато было другое. Досье отдела "Т". Плюс питерские списки экстремистов в 18 отделе УБОП. Плюс декабрьское дело о ножевом ранении одного из нападавших на нас нацистов. Плюс предшествовавшие аресту неоднократные задержания товарищей с листовками и газетами. И - мониторинг их участия в антивоенных пикетах, анархических демонстрациях, антифашистских акциях. В сегодняшней России для ареста этого оказалось более чем достаточно.

Но - почему они решили ударить по анархистам? Казалось бы, очевидно, что сил у анархического движения для того, чтобы по-настоящему представлять угрозу государственной безопасности РФ, нет? Какой смысл в репрессиях против немногочисленных и не лучшим образом организованных групп, ни одна из которых в боевом противостоянии властям до сих пор практически не участвовала? Попробуем поискать ответы в нескольких плоскостях.

Да, анархисты слабы - но слабость эта относительна. Поскольку никто из ненавидящих террористический режим власти в России особой силой похвастаться не может. Фашистская НБП, выступающая за "Россию без Путина" и в борьбе за уже занятую властями "экологическую нишу" дошедшая до экстремизма, "прессуется" по всей стране уже не первый год, насчитывая в своих рядах десятки политзаключённых. Приговорённых к лишению свободы, разумеется, не за фашизм - а за то, что их фашизм "другой", "альтернативный", нелояльный президенту и ФСБ. Практически во всех случаях полученные лимоновцами уголовные срока были вынесены судами за действия, которые по закону могли квалифицироваться лишь как административные правонарушения. Однако те, кто издаёт законы, лучше знает, как и что квалифицировать - и вместо восьми суток ареста приговором становятся восемь лет... Да настолько ли сильна НБП, чтобы властям РФ её бояться? Даже если не по-путински, а по-пушкински формулировать: "Не войском, нет, не польскою подмогой, а мнением - да, мнением народным"? До весны-2007 питерская организация лимоновцев, считающаяся одной из самых "боевых", не инициировала ни одного массового протестного выступления. В демонстрации 1 мая и 7 ноября НБП лишь "встраивалась" группой от шести до девяти десятков человек. Сравнительно с тысячами манифестантов это совсем немного - но именно их флаги вызывали немедленную реакцию ОМОНА - оцепить, отсечь от колонны, не позволить участвовать в демонстрации, задержать. На кого ещё власти обращали такое же внимание? Правильно, на анархистов. И здесь заметим - численно "чёрный блок", в последнее время жёстко блокировавшийся милицией во время демонстраций, колонне НБП не уступал. Наоборот - анархистов неоднократно бывало раза в полтора больше. Чего же удивительного в том, что власть в своих репрессиях против нас перешла от блокирования колонн - к фабрикации дел? Или кто-то расчитывал, что гонения на НБП сохранят "эксклюзивный" характер? Да они и не были никогда "эксклюзивными"! От дела "Юкоса" и "шпионских процессов" в отношении множества учёных, обвинённых в "разглашении государственных тайн" - через приговоры "экстремистам" Стомахину и Дмитриевскому - и до сотен мусульман, осуждённых за терроризм (кто - только за принадлежность к якобы террористической организации "Хизб-ут-Тахрир", другие - лишь потому, что были чеченцами). Вспомнив всё это, удивляться придётся не тому, что остриё террора задело анархистов, а скорее тому, почему оно так долго нас не касалось...

И снова о слабости. Кто сказал, что спецслужбы России приспособлены для борьбы с сильным противником? Они же всю свою историю специализировались как раз на удушении тех, кто слаб! Их президент это предельно откровенно сформулировал: "Слабых - бьют!". Им всегда проще было задавить того, с кем легче оказывалось справиться. Убить несколько сотен мирных жителей оказывалось куда удобнее и безопаснее, чем одерживать победы над реальными отрядами противостоящих им боевиков. В Нальчике, например, десятки убитых "федералами" мирных жителей были объявлены "террористами" посмертно. И то сказать, должна же быть от погибшего мирного населения какая-то польза - так хоть соотношение потерь стало более выигрышным для российских властей! Та же практика в Чечне поставлена в текущий режим - и это тоже очень удобно, так как за уничтоженных "террористов" люди Кадырова систематически получают награды, уже не уступая в этом своим русским наставникам. Вспомнить тут можно ещё сталинских времён анекдот о Будённом - как спасся Семён Михайлович от ареста, выставив против тех, кто его арестовывать пришёл, пулемёты - а потом позвонил Хозяину и доложил, что полчаса продержится. Правдива эта история или нет - но Большой Террор маршал пережил. Многим ли это удалось из тех, у кого пулемётов не было? Так вот - представляется, что волну против анархистов власти поднимают сейчас потому, что, как им кажется, с анархистами им проще справиться. Контакты анархистов с правозащитным сообществом слабы, и есть шанс использовать нашу относительную политическую изоляцию. И ещё - кампания по борьбе с анархистами легко может быть понята партнёрами путинского режима на правительственном уровне других стран. Со стороны Буша, Саркози, Меркель. Сам факт того, что анархическое движение интернационально, а наши европейские товарищи сильнее и заметнее, парадоксальным образом оборачивается здесь против нас - примерно также, как это происходит и в случае с исламскими фундаменталистами...

Но посмотрим на дело с другой стороны, ещё раз отметив, что слабость анархического движения не стоит и переоценивать. И дело не только в том, что анархисты "заметны" (в Питере, например, на одном из трёх по всей России еженедельном антивоенном пикете), а наши чёрные флаги, как бы мало их ни было - бывает достаточно единственного! - всегда "режут глаз" милицейскому начальству и гебистской сволочи. Не менее важны здесь и те цели, за которые мы выступаем, и тактика "анархии образа действия". Анархисты, в отличие от статусной "оппозиции", в ряды которой сегодня вписалась и НБП, никогда не кричали: "Милиция с народом!" - и не будут этого делать. Анархисты были единственными, кто всегда, начиная с конца 80-х ещё, выступал за бойкот организуемых властью избирательных мероприятий. Отмена порога явки на предстоящих думских и президентских выборах - свидетельство того, что фашистский режим бойкота выборов боится. Законодательные нововведения в данном случае направлены именно против нашей касающейся выборов стратегии - и это значит, что власть осознаёт её реальную опасность. Анархисты - по крайней мере, та их часть, которая входит в Ассоциацию Движений Анархистов (секцию Интернационала Федераций Анархистов) - всегда были одной из наиболее крайних и последовательных групп, выступавших как против колониальной политики путинского режима на Северном Кавказе, так и против межэтнической ксенофобии - а именно на этих краеугольных камнях и утвердился в своё время рейтинг нынешнего президента и его спецслужб.

Да и можно ли найти в России другую политическую группу, взгляды которой практически на все социально-значимые процессы настолько расходились бы со стандартами, навязываемыми властью? В случае с анархистами точнее было бы говорить даже не о расхождении, а о диаметральном противостоянии, об абсолютной идейной конфронтации. Эта конфронтация касается как отторгаемого анархистами сталинско-гебистского прошлого (роднящего путинский фашизм с зюгановщиной), так и воспринимаемой нами в штыки пропаганды "неолиберального" империализма (в котором разница между "Единой" и "Другой" Россиями практически неощутима). Бонапартистское лавирование власти между двумя имперскими стандартами, псевдо-красным и квази-либеральным, становится невозможным тогда, когда и тот, и другой оказываются дискредитированы - а именно на такую дискредитацию и направлена анархическая пропаганда. Так ли она безуспешна? Соответствует ли в действительности престиж власти в глазах населения дутым рейтингам социологов? Во всяком случае, руководство спецслужб очевидно должно оценивать угрозу, действительно существующую для власти на этом направлении.

Ну, и наконец несколько завершающих штрихов. Сколько всего людей в Питере принимали участие в протестных акциях во время саммита 2006 года? Порядка тысячи. Сколько среди них было анархистов? Около сотни, то есть процентов десять. Многие ли были тогда задержаны, арестованы? Из общего числа всех протестующих, считая тех, кто до Питера доехал - также около сотни. В том числе более семидесяти анархистов (задержанных лимоновцев, к слову, и десятка не набралось). Кто по сфабрикованным - тогда, правда, лишь административным - делам был приговорён в июле 2006 года к арестам продолжительностью в 10 и 15 суток? Анархисты. И дело тут не только в том, что участники анархического движения сравнительно более активно, чем правозащитники или леворадикалы, участвовали в протестах. По анархистам наиболее жёстко ударил именно превентивный террор со стороны власти. За участие в акциях суд приговаривал обычно к трёхсуточным арестам. Пятнадцать и десять суток в изоляторе временного содержания отбывали как раз те, кто ничего сделать не успел. Арест - лишь за то, что оказались анархистами. Таким образом, ненависть анархистов к власти, как видим, пользуется взаимностью. Можно вспомнить ещё учения спецназа в Питере года три назад. По сценарию учений, российские спецслужбы должны были "освобождать" заложников, захваченных условными "террористами" на стадионе. Кто же выступал в роли "террористов"? Нет, не смертники из батальона "Риядус салихийн" - а всё те же анархисты. Спецслужбы РФ, таким образом, прекрасно знают, кто их настоящий враг. В свете всего вышесказанного нынешние репрессии против анархистов в России никак нельзя считать случайностью. А вот как на это следует реагировать - уже другой вопрос. Не в последнюю очередь касающийся нашей способности к мобилизации сил и ресурсов.

Киев, сентябрь 2007

Приложение к Магиду

Нижеследующие замечания относятся к тексту М.Магида “Национализм”, хотя адресованы они прежде всего не автору указанного опуса, а участникам анархического движения, заинтересованным в реальном противодействии фашизму и имперской государственной политике.

Сначала ещё раз напомним, в чем состоит наше ОСНОВНОЕ РАСХОЖДЕНИЕ с т. Магидом по вопросу о войне и национально-освободительных движениях. Магид считает, что “национально-освободительные” движения поддерживать недопустимо, поскольку они неизбежно ведут к образованию новых государств; что национализм – не в состоянии содействовать подъёму культуры; что использование “национальной идеи” в целях освобождения вообще невозможно, так как единственно-возможным результатом этого оказывается фашизм. Напротив – мы убеждены, что, поскольку угнетение существует в том числе и в национальной форме, ему и здесь требуется противодействовать; что именно противодействие угнетению является для нас наиболее важной составляющей национально-освободительных движений; что национализм существует в различных формах – и не все они тождественны фашизму. При этом для нас признание право народов на самостоятельное определение собственной судьбы никогда не означало признания “права на создание собственного государства” - что нам постоянно пытаются приписывать некоторые “либертарные” деятели. Напротив, – в истории можно найти множество примеров того, когда народы решали проблему защиты от внешней агрессии, используя во многом анархические методы самоорганизации и сопротивления (партизанско-повстанческие движения) – а к образованию государств это вело далеко не всегда (и именно чеченский народ, в частности, столетиями охранял свою независимость без какого-либо государства – вплоть до середины прошлого века). К сожалению, в последнее время результатом побед национального освобождения действительно как правило становится появление новых государственных структур, и здесь сохраняется серьёзная проблема – но тот же аргумент может быть использован, между прочим, и против “чисто-социальных” революций. На наш взгляд, однако, решение должно заключаться не в отказе от революционной борьбы (равно как и от борьбы за национальное освобождение), а в корректировке “позитивных” задач этой борьбы. То, против чего сражаются участники сопротивления, обычно не вызывает возражений – вопросы возникают лишь в связи с их “положительными программами”. Но для того, чтобы иметь моральное право на их критику – а, соответственно, и возможность быть услышанным, и какой-то шанс на достижение НАШИХ целей, необходимо соответствующим образом практически поддерживать сопротивление – и участвовать в нём, насколько это оказывается возможным. Усилия же, прилагаемые в противоположном направлении, основным содержанием всегда будут иметь, напротив, как минимум косвенную поддержку существующей государственной диктатуры. Так, каждое “осуждение” чеченского сопротивления, на наш взгляд, является дополнительным аргументом, подтверждающим “оправданность” политики властей РФ на Кавказе (не говоря уже о тех случаях, когда некоторые “либертарии” открыто заявляют о том, что действующий президент – “лучше” ряда участников сопротивления!) Но это только общая “диспозиция”. Конкретно же обмен аргументами происходит в специальной форме, на которую уже и обращалось внимание. Очередная “реплика” Магида даёт к тому дополнительные основания.

Первое, что декларирует Магид – отказ от полемики. То есть – отказ от разбора всех предъявленных ему фактов, выводов, отказ от анализа их внутренней логической взаимосвязи. Но, оказывается, можно, “отказавшись” от дискуссии, тотчас же – её продолжить. Прежними методами – выборочно, фрагментарно, чередуя ложь с оскорблениями, ничем не подкрепленные заявления – с откровенным хамством, претензии на некие “исторические познания” – с явной демонстрацией собственного кретинизма. Опровергать это, на первый взгляд, достаточно легко. Но дело в том, что уход в рассмотрение частных вопросов – о том, например, может ли национальное движение способствовать развитию национальной культуры; или по поводу того, занимала ли Повстанческая армия Махно населенные пункты, тем самым фактически вызывая их обстрел, – и насколько такая тактика была оправдана – но при этом теряется видимая связь с основной проблемой – ПРОБЛЕМОЙ ВОЙНЫ.

В чём, согласно Магиду, главная причина Кавказской войны? В борьбе между двумя группировками – старой, “дряхлеющей”, российской, и “молодой, агрессивной” чеченской – за нефтяные ресурсы? Нечто подобное утверждалось в одной из статей МПСТ – и с такой постановкой вопроса мы не согласны; на наш взгляд, здесь налицо - умышленное смещение акцентов. Кроме того, аргументация “от нефти” вырывает эту войну из исторического контекста, за пределами рассмотрения оказывается основной факт – факт завоевания Российской империей Северного Кавказа (в то время, когда никакой промышленной добычи нефти там не велось, равно как не существовало и никакого чеченского государства). Или причина этой войны – в “нападении” чеченских боевиков на Дагестан? Но об агрессии здесь можно говорить только при принятии двух аксиом, – во-первых, протестующие против нарушения “административных границ” должны a-priori эти границы признавать правомерными;во-вторых, требуется сделать вид, что никакого исторически предшествовавшего “агрессии” завоевания не было – иначе “нападение” оказывается ничем иным, как вооруженным восстанием! Магид на самом деле ни разу не называет восстанием выступления в Кара-Махах иЧабан-Махах, он действительно отказывается говорить о том, что Кавказ был Россией завоеван – зато об “агрессии” чеченцев в Дагестане и чеченском “фашизме” говорит более чем охотно! Спрашивается – не аналогичный ли подход к проблеме демонстрируют и русские фашистские организации (РНЕ, НБП и т.п.)?

Магид иронизирует: “забавно слышать … обвинения одновременно и в русском шовинизме и в сионизме” (и при этом ему нас, конечно, нельзя не обвинить в национализме – чеченском?) Трудно сказать, чем мы напоминаем чеченцев, и Магида собственно в сионизме пока никто не обвинял (видимо, его еврейский национализм следует квалифицировать иначе) – но вот в связи сионизма с русским фашизмом ничего забавного, увы, нет! Напротив, существуют примеры, доказывающих устойчивую взаимозаинтересованность отмеченных движений. Впрочем, поскольку, конечно, не каждый еврей – сионист, вопрос стоит иначе. Некоторые евреи могут быть и обычными “российскими” шовинистами, не имеющими к сионизму отношения. И вне зависимости от своих связей с сионизмом ряд еврейских деятелей в своей оценке происходящего на Кавказе практически ничем от русских фашистов не отличается. Например, режиссёр Марк Захаров, постановщик шварцевского “Дракона”. Или Березовский, спонсор невзоровского “Чистилища”. Или покойный генерал Лев Рохлин, ликвидированный ФСБ совершенно не за то, за что ему действительно следовало бы нести ответственность. А как следует оценивать историка Якова Гордина, регулярно выступающего за уничтожение чеченских сепаратистов? В более замаскированной форме та же линия осуществляется Явлинским и Гусинским. Можно, наконец, и Жириновского вспомнить. На низовом уровне – я лично был свидетелем, как некие люди в Питере искали организацию русских фашистов, подходящую для того, чтобы ей можно было передать деньги от израильских сионистов! А как относится, например, к деятельности небезызвестного Юрия Нерсесова, одного из вдохновителей местной группы НБП? Наконец, на уровне государственном – встреча Путина с руководителем израильского МВД Натаном Щаранским, на которой было достигнуто “полное взаимопонимание по основным вопросам”. А на “антигосударственном”, “либертарном”, “антифашистском” уровне стоит вспомнить отношение к чеченской проблеме Александра Шубина, который считает вполне возможным состоять в руководстве лужковского “Отечества” совместно с генералом Громовым – и в то же время заявлять, что ислам и фашизм едва ли ни тождественны. Нужны ещё примеры? К сожалению, основная масса подобных случаев имеет слишком явный характер – прежде всего по причине активной работы СМИ. Теперь вопрос: какие особые заслуги дают Магиду право предполагать, что, повторяя аргументы из идеологического арсенала указанных нами его соплеменников, полностью соглашаясь с ними в отношении к чеченскому сопротивлению, он застрахован от обвинений в русском шовинизме? Тем более, что неоднократно уже отмечалось – в России наиболее одиозными шовинистами слишком часто оказывались именно представители национальных меньшинств. Евреи, безусловно, не исключение – напомним и В.И.Даля, и Сталина, и Гоголя с Достоевским. Последних, между прочим, их польские земляки абсолютно обоснованно воспринимали как врагов. А они, видимо, обоснованно могли гордиться ненавистью со стороны разнообразных “националистов”?

Можно добавить ещё – для тех, кто не вполне понял актуальность в данном случае темы сионизма, что чеченская проблема для РФ в принципе аналогична палестинской проблеме для Израиля. И там, и здесь идет речь о праве самоопределения народов. И в арабском, и в чеченском движении, конечно, существует множество неприемлемых для анархиста моментов (вождизм, религиозный фанатизм, сильная государственническая ориентация) – но вопреки этому, они остаются всё-таки прежде всего народными движениями, движениями освободительными! И прежде всего против этих движений направлен тезис, отрицающий самоопределение! Обратим особое внимание – Магид как бы отталкивается от противного, вроде бы пытается даже доказать, что создание израильского государства было ошибкой, – но это относительно прошлого, а вот что делать арабскому населению нынешнего Израиля в настоящем? Признать, что права на самоопределение не существует – и отказаться от борьбы? Не подставлять 14-летних мальчишек под пули? Общее впечатление – борьба палестинцев для Магида –это прежде всего трагедия еврейского народа. Увы, настроения, превалирующие у сегодняшних израильтян применительно к арабам, очевидно ещё хуже, чем отношение среднерусского обывателя к кавказцам. Массовые митинги с требованиями силового решения проблемы - требованиями, адресованными властям, - это Израиль, а не Россия. Здесь, несмотря на все усилия правительственной пропаганды, до такого дело не дошло. Здесь массовое отношение к Чечне проявляется иначе. Это отношение и выразил, собственно, М.Магид: “мне, лично, наплевать … на независимость Чечни”. “Наплевать” – очень удачно сформулировано! И не за, и не против, и не я решаю. Миллионы обывателей относятся к этому аналогично. И на войну им – тоже, в общем, наплевать. Причем наплевать именно “лично”. Но, позвольте, разве т.Магид и его товарищи уже настолько слились с массами, что готовы разделить их сегодняшнее отношение к войне? “Революционным либертариям” на войну – тоже наплевать? Какое антивоенное движение, зачем оно? Когда Магид последний раз участвовал в антивоенной акции – не весной ли? И что он там говорил – что: “Басаев – фашист”?

Что же касается вопросов культуры и их сопряженности со свободой и самоуправлением, то не всё так просто. После с редкостной тупостью повторенного перла: “национальное освобождение не способствовало расцвету культуры” - Магид сам же приводит пример, который в этом смысле для него едва ли ни самоубийственен:

“Да уж, христианская культура в Испании прямо-таки процветала после завершения реконквисты!” Так что, не процветала? Что - Кальдерон, Эль Греко, Сервантес, Веласкес, Мурильо, Магеллан, Лопе де Вега – эти имена для всемирной культуры значения не имеют? На это, пожалуй, можно возразить уже только нашим аргументом – отнести указанных деятелей по линии “песни и пляски”, определить это как культуру “верхов”, попытавшись противопоставить это культуре народа (хотя, видимо, Сервантес оказал определенное влияние на развитие испанского языка?), а дальше проанализировать, каким образом испанское государство в это же время не только уничтожала евреев и морисков, но и ликвидировало городское и сельское самоуправление в Андалусии и Каталонии. Однако совершенно выбрасывать Сервантеса из области культуры – это уже как-то слишком. Видимо, следует признать хотя бы неоднородность, неоднозначность культурных процессов? Очевидным для нас представляется, что в определенные периоды и национальное (даже не только национально-освободительное) движение, и, более того – даже государство! - всё же могут оказывать положительное влияние на развитие определенных областей культуры. Другое дело, что для анархии главная цель – не развитие культуры любой ценой, а свобода человека от принудительных отношений, унижающих его достоинство. Даже есть вопрос, может ли поступиться отдельный анархист своей свободой для реализации неких культурных проектов (останется ли он после этого – анархистом?), но уже совершенно бесспорен факт невозможности для нас распространения и подъёма того, что мы воспринимаем как культуру – принудительными методами.

Теперь – несколько слов по поводу общины. Мы, собственно, нигде не утверждали, что крестьянская община на Екатеринославщинеполностью отсутствовала. Мы лишь обратили внимание на то, что этот район практически не имел традиций общинного землепользования – как “зачатка социализма”, - включая регулярный передел крестьянских наделов общинной земли – на чем преимущественно основывалась народническая, а впоследствии – эсеровская концепция. Что области, где такая общинная традиция была выражена гораздо отчетливее, – скажем, Тульская или Тверская губернии – как раз и не дали сопоставимых с махновским примеров сопротивления государственной политике. Что у самого Махно в его воспоминаниях слово “община” действительно не встречается НИ РАЗУ! (для историка это что-нибудь да должно значить!). С другой стороны, Махно несколько раз упоминает сельские сходы. Но только в одном случае в его “Воспоминаниях” сход действительно рассматривает по инициативе крестьян реально стоящую перед ними проблему – конкретно в том случае – экономическую, связанную с правом собственности на маслобойни и мельницы в селе Времьевка и уровнем платы за помолы и выделывание масла. И причём даже здесь решение принимается не то, к которому склонялось большинство крестьян (уничтожение этих предприятий), а компромиссное, предложенное Махно (оставление мельниц во владении кулаков при условии снижения платы за помолы). Во всех остальных эпизодах сельские сходы созываются лишь очередными властями военного времени – гетманцами, австро-германцами, самими махновцами – с целью оповещения селян о новых решениях этих властей и с намерением выявления зачинщиков предшествовавших выступлений против власти. Таким образом, говорить о том, что осенью 18-го года (именно в период массового подъёма крестьянского повстанческого движения на Украине!) “суверенные” по определению Магида сельские сходы играли существенную, определяющую роль, “Воспоминания” Махно не дают ни малейшего основания. Непосредственно же формированию первой боевой махновской группы предшествовало совсем другое собрание: “Собрание имело место … во дворе, в большом крестьянском сарае. Посреди сарая стоял большой и низкий стол. Вокруг него сидела молодежь. А сбоку, прямо на застланной рядном земле, по-цыгански сидели крестьяне постарше, лет по 30-40. Первые выпивали и пели песне о крестьянской доле. Вторые играли в карты … и т.д.” - далее Нестор Иванович подробно рассказывает, каким образом собравшиеся терновские крестьяне пытались убить его (поскольку он был принят ими за шпиона) и как он едва ли ни случайно этого избежал, неожиданно для самого себя начав среди них революционную агитацию. Но что же это за собрание терновских крестьян? Сельский сход? Нет. Простая “неформальная вечеринка”. Только одному нашему знакомому историку, интересующемуся вопросами местной самоорганизации и структурами традиционного общества, этоттерновский сарай напомнил – и не без оснований – полинезийский мужской дом! Или – кавказский? По поводу последнего можно рекомендовать этнографическую работу Ю.Карпова, посвященную северокавказским мужским союзам. Впрочем, в этой книге рассматриваются не только мужские союзы, но и кавказская земельная община: “Хорошо известны примеры сдерживания о б щ и н о й процесса экономического расслоения своей среды, во имя чего из о б щ и н н о г о ф о н д а (разрядка везде наша – П.Р.) малоимущим семьям выделялись дополнительныез е м е л ь н ы е н а д е л ы и т.п. Иногда предпринимались акции экспроприации наиболее состоятельных, резко выделявшихся на общем фоне экономическим достатком лиц. … В чеченском обществе Малхиста даже в начале XX в. случались прецеденты умышленного убийства молодца, особо прославившегося своим удальством.… Как выражение этой же тенденции можно оценивать достаточно популярные в Чечне предания об изгнании местных или пришлых князей, в значительной степени соответствующие действительно имевшим место событиям. В одном из преданий содержатся следующие строки: “И с тех пор… если кто-нибудь из нашей среды желает возвыситься и заделаться князем, находится всегда человек, который убивает его” (Карпов Ю.Ю., “Джигит и Волк”, СПб, РАН, с.132). Напомним, что разговор об общине был начат Магидом с намерением противопоставить “либертарно-общинные” движения 21-го года кавказскому сопротивлению, роль общины в котором, по его мнению, пренебрежимо невелика. Позволим себе заметить ещё, что горские сообщества вообще достаточно социально и экологически сбалансированы - и в силу этого консервативны; исторические и этнографические традиции их достаточно устойчивы, и обычаи, широко распространенные лишь столетие назад, не могли бесследно исчезнуть за относительно краткий временной промежуток.

Что же касается украинской общины, то ссылка Магида, как бы подтверждающая её решающую роль в махновском движении: “об этом подробно говорится в эсеровских документах”, слишком мало о чем говорит. Практически с таким же успехом можно провозгласить, что в эсдековских документах содержится нечто совершенно противоположное. Вообще же предлагается вдуматься в смысл следующей фразы:“Крестьянская община, как культурный феномен существовала в то время почти везде, даже в Сибири, где формально ее не было”. “Культурный феномен”, в который таким образом община превратилась, оказывается столь растяжимым понятием, что, пожалуй, действительно смог бы существовать и там, где крестьянской общины не было не только “формально”, но и фактически – “Даже в городе!”. Если под определение общины подводить уже и ФЗМК, то, спрашивается, к чему тогда вообще рамки терминов? МПСТ или “Хранители”, очевидно, тоже не более чем разновидности крестьянской общины как “феномена”?

Далее у нас речь пойдет о ярлыках и этикетках. Магид в своем опусе первоначально как-то слишком резко протестует против практики “развешивания ярлыков”, и особенно ему здесь дороги Ганди и Бакунин: нехорошо, оказывается, их “записывать в какую-то партию, приклеивать к ним этикетки (например, националиста или анархиста) и говорить о них как об этикетках, а не как о живых людях”. Ещё раз – оказывается, Бакунина нельзя определять как анархиста и говорить о нём как об анархисте! И Платона неверно воспринимать как тоталитарного философа – видимо, его идеи были по преимуществу “либертарны”? И сотрудничество Мартина Хайдеггера с нацистами не имеет существенного значения: “Да, Хайдеггер сделал гадость, но спустя 10 месяцев ушел со всех университетских постов, заперся у себя в доме”.Образцовое покаяние! И опять же: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасёшься! Но, оказывается “покаяние” не всегда было столь пассивным: “ Он (Хайдеггер) написал впоследствие несколько замечательных работ против тоталитаризма и национализма - этим он нам и интересен”. А не интересен ли Вам Гитлер как художник? Может, и на него не будем никаких ярлыков вешать? Если уж Бакунина анархистом не стоит называть, так и Гитлера с тем же основанием можно не называть нацистом!

Но, оказывается, в отличие от нашего метода “чистой софистики”, “грязная диалектика” Магида в лучших гегельянских традициях обращает тезис – в антитезис. Видимо, Магид у кого-то прикупил патент, предоставляющий ему монопольное право делать то, чего другим делать не следовало бы - “Что позволено Юпитеру, не позволено быку”? Потому что как иначе объяснить, что некто, только что выступавший против “развешивания этикеток”, начинает с поистине кавалерийской лихостью штамповать собственные ярлыки: “Если кто-то входит в село, когда жители умоляют его этого не делать, а потом уходит, оставляя народ под бомбами - он подонок… Если кто-то взял в заложники беременных женщин - он подонок и тут вообще не о чем говорить. Если уж человек радуется разрушению Грозного, или (как Басаев) обосновывает свою борьбу ссылками на Макиавелли - это фашист. И тут тоже не о чем говорить”. На самом деле есть о чем. Начнем сМакьявелли. Да, Макьявелли, конечно, не анархист. Да, Басаев на него ссылался. Но только ли Басаев? “В мышлении Макьявелли … содержались элементы интеллектуальной и моральной революции” (А.Грамши). “Мы должны быть благодарны Макьявелли и другим подобным ему писателям” (Фрэнсис Бэкон). Маркс называл “Историю Флоренции” шедевром, а Спиноза рассматривал Макьявелли как автора республиканских, демократических произведений и врага тиранов (см. В.И.Рутенбург “Жизнь и творчество Макьявелли”, цит. по книге:Макьявелли Н., “История Флоренции”, М., “Наука”, 1987). Неплохая компания “фашистов”! И мы в неё тоже попали, поскольку, в отличие от Магида, дали себе за труд привести соответствующую ссылку. Теперь – о “радости” в связи с разрушением Грозного (Магид имел здесь ввидустатью Хож-Ахмеда Нухаева). Вот она, эта “радость”: “Из эпицентра войны … место отвлеченных понятий, абстрактных этикеток и стереотипических обобщений заполняют прямые, чувственные, насыщенные конкретными звуками, образами и запахами ассоциации с пикирующими над головой самолетами, со взрывающимися рядом бомбами, с истекающими человеческой кровью руинами улиц, с гниющими трупами солдат, разрываемыми на куски одичавшими собаками”. Или вот ещё, из той же статьи, другой фрагмент “радости”: “Образы разрушенного до основания Грозного, у одних вызывающего перед глазами Гернику, у других – Берлин, а у третьих – Хиросиму. Именно эти образы уничтожаемого ковровыми бомбардировками, превращенного в руины, европейского, вполне цивилизованного города, вызвали у телезрителей в цивилизованном мире, привыкших чувствовать себя в своих цивилизованных городах уютно и безопасно, шок, выливающийся в удивленные вопросы: “Неужели это делает Россия?”. Да, автор этих строк – безусловно “фашист”! Ведь только “чеченский фашист” может утверждать, например, такое: “Чеченцы никогда не знали государственности, всегда жили родоплеменной общиной. В восприятии чеченцев “жить свободно” означает “жить по своим традициям”. Только “фашист” способен заявлять: “Государство является хорошим механизмом для экспансии против слабого, но никудышным механизмом для защиты от более могущественного противника”. А как Хож-Ахмед Нухаев мог говорить о “метастазах государственности” и выступать – в принципе против государственной системы! Ведь Магиду должно быть отлично известно, что именно “фашисты” всегда отличались антигосударственными стремлениями!

С беременными женщинами, конечно сложнее, – но даже в этом случае, на наш взгляд, сохраняется разница между Басаевым, который брал людей в заложники, чтобы остановить войну – и тем русским лётчиком, который выпустил ракету “воздух-земля” в Грозненский роддом. Наконец, по поводу вхождения в населенные пункты и их последующего обстрела и бомбардировки. Во-первых, во время войны у мирного населения никакие военные обычно никогда не спрашивают, входить им в то или иное село или нет. Если же жители имеют возможность обращаться к воюющей стороне с такими заявлениями, это является показателем и очень сильной традиции самоуправления в регионе, и, с другой стороны, того, что отношения между боевиками и мирным населением – совершенно исключительные, а обращение к боевикам может быть услышано.

Но вот, однако, в связи с обстрелами вновь упоминается Махно: “Если бы Махно так делал, он бы не имел той огромной поддержки от … крестьянства, какую он имел. И, кстати, после того, как крестьяне решили выдать его властям, после одного такого эпизода, он принял решение прекратить вооруженную борьбу и ушел за границу”. Магид в очередной раз высек сам себя. Как же так? Как же какие-то крестьяне решили сдать его властям (это общинные-то, “либертарные” крестьяне – и сдать властям! Да лучше б убили!), притом что он никогда так не делал? Да ещё и “после одного такого эпизода” - что с необходимостью должно означать, что были и другие “такие” эпизоды, что этих эпизодов было много! Это – мелкие не придирки к словам. Просто Магид, видимо, заврался уже до такой степени, что начало предложения здесь у него противоречит окончанию! Попутно создан ещё один миф – миф о причине ухода Махно в Румынию (правда, смысл этого мифа диаметрально противоположен тому, что Магид первоначально собирался сказать, но для нашего носителя диалектического метода это не проблема!). Но оставим вымыслы. Фактически – нам совершенно непонятно, откуда взята история с попыткой крестьян сдать Махно властям – поскольку имеется ввиду явно 21-й год, то, может быть, это тоже – деревня глазами ГПУ? Или Герасименко? Не из фильма же “Красные дьяволята”! По крайней мере, сам Махно ничего подобного в своём “Письме к другу”, где излагаются события последнего периода борьбы против большевиков, не писал. По поводу же обстрелов, бомбардировок и прочих военных “неприятностей”, ожидавших местных жителей в связи с тем, что махновцы входили в те или иные населённые пункты, приведём несколько фрагментов:

“Чаще всего деникинцев сменяли махновцы и наоборот. Всю вторую половину 1919 года население Екатеринослава провело в обстановке непрерывных боев. Город обстреливался сначала наступающей стороной, а затем – отступившей на противоположный берег Днепра или в степь. Снаряды, нащупывая расставленные на улицах батареи, рвались не только в районе таких обреченных пунктов, как вокзал, но и по всей территории города, в особенности – на Соборной площади… Разумеется, были человеческие жертвы и на улицах, и в домах, пронизываемых снарядами… самое продолжительное пребывание в городе “батьки” Махно, длившееся шесть недель… в атмосфере … грохота разрывающихся снарядов, усердно посылаемых деникинцами из-за Днепра в истерзанный город” (из воспоминаний М.Гутмана)

“Екатеринославцы, что называется, диву давались. Ведь о махновцах они наслышались всяческих ужасов… Теперь же они как будто переродились. Прошла неделя мирного жития екатеринославских обывателей, которая лишь отчасти омрачалась беспрерывно рвавшимися на улицах снарядами, которыми буквально засыпали город засевшие в Нижнеднепровске добровольцы” (из воспоминаний Р.Кургана)

Оба отрывка приводятся по сборнику “Нестор Иванович Махно. Сост. В.Ф.Верстюк, Киев, РИФ “Дзвiн”, 1991г.

“Махно открывал по правому берегу Днепра артиллерийский огонь и тогда в ужасе и неописуемом страхе, раздетые люди, матери, хватавшие из кроваток спящих детей, падая и разбиваясь на тёмных лестницах, устремлялись в погреба, так как добровольцы тотчас же отвечали, посылая в темноту в густо заселенный город десятки шестидюймовых снарядов, многим принесших неожиданную и страшную смерть. Эта пальба по городу вызывала только проклятия на жалкие остатки деникинцев, которые не могли не понимать, что, стреляя темной ночью по городу, они никакого вреда своему противнику Махно не принесут, и в то же время должны были знать, что эти снаряды падают на дома, влетают в квартиры, разрывая целые семьи на мелкие куски… В неустанном артиллерийском поединке прошла первая неделя пребывания Махно в городе” (З.Ю.Арбатов, “Екатеринослав 1917-22гг.”, цит. по книге “Архив Русской Революции” изд. И.В.Гессеном, т.12, “ТЕРРА”-“TERRA”, Москва, 1991, с.97)

Ну так и что же - “если кто-то входит в село … а потом уходит, оставляя народ под бомбами - он подонок, такой же подонок, как и те, кто бомбит это село”? И Махно ничего подобного не делал? Или дело в том, что Екатеринослав – не село?

Дадим другие примеры. Из воспоминаний самого Махно:

“Как только мы оставили деревню Марфополь, туда прибыли войска. По вступлении в деревню они сразу же расстреляли старшего из хозяев той квартиры, где я с Марченко и Лютым сутки помещались. Затем согнали сельский сход(!). Перепороли шомполами тех из крестьян, чья физиономия не нравилась озверевшим офицерам. Кое-кого из крестьян арестовали и отправили в Гуляйполе в штаб, где их пытали и истязали при допросах. И потом уже наложили на всю деревушку непосильную, в шестьдесят тысяч рублей наличными, контрибуцию, которую крестьяне в течение суток должны были собрать” (шомпола – не бомбы?).

“Следуя увлечению, мы должны будем призвать всех крестьян и рабочих Гуляйполя к тому, чтобы дать решительный бой врагу, какие бы силы ни наступали на Гуляйполе. Однако боя до конца мы не выдержим. А поражение наше создаст катастрофические последствия для дальнейшего развития наших повстанческих групп… И я говорил: - В случае решительного наступления врагов на Гуляйполе мы и на этот раз сейчас же оставим его. Притом мы должны оставить его так, как будто население только слушало нас, но не оказывало нам активной поддержки” (и входит – и потом уходит).

“Я товарища Щуся вполне понимал. Сам он был бесстрашен, но он жалел раненых, жалел село, которое (мы все сознавали) должно будет жестоко поплатиться. Из-за этого он и стоял на том, чтобы попрятаться в вырытые им действительно неприступные норы… Товарищ Щусь отказался прибыть к воротам и приглашал меня со всеми бойцами прийти к его блиндажу… Я нашел в себе волю сдержать гнев и послал… записку Щусю. Содержание записки было таково: “Товарищ Щусь, не будьте малодушным мальчиком. Человеку, приобщившемуся к идее революционного восстания, занявшему серьёзное и ответственное место в его передовых рядах, это не подобает… Я, Вам не льстя, говорю прямо и требовательно: сейчас же прибыть… Ваш Нестор” (Щусь, житель этого села и партизанский командир, был против – но села всё-таки не пожалели! – а что в результате стало с Дибривками?)

Надеемся, что пока примеров достаточно. Ни за один перечисленный случай мы не можем упрекнуть Махно. Но раз Магид при всей круглой оригинальности своего мышления, не понимает, что такое вообще партизанская война и военная необходимость, стоило ли ему вообще обращаться к этой теме?

Возможно, кому-то осталось неясным, считать ли нас после этого сторонниками “навешивания ярлыков”? Безусловно, да! Только целью этого должен быть не столько срыв моментальных эмоций или стремление кого-то задеть, а прежде всего констатация СУЩЕСТВЕННО ЗНАЧИМОГО. Так, для характеристики Бакунина существенное значение имеет его анархизм и прославянская ориентация (а, скажем,антиеврейские выпады – как раз частность, не имеющая принципиального значения в контексте той ситуации). Для Писакане итальянский национализм и анархизм (в их синтезе) – не мелочь, а дело, за которое он отдал жизнь. И Платона с достаточным основанием можно назвать тоталитарным философом. Равно как и его продолжателей – Мора и Кампанеллу. Нужно ли это доказывать, цитируя “Город солнца”? Вообще, неплохая критика в адрес Платона должна содержаться у столь ненавистного Магиду Хайека (с которым мы в некоторой степени согласны, хотя его позиция, как любой либерализм, недостаточно последовательна). Но вот что касается ярлыка “фашизм” и прямых оскорблений – этим разбрасываться как раз не следует. Тем более так, как это делает Магид. Ведь люди существуют не только в виртуальном пространстве, и за слова вообще-то следует отвечать.

Несмотря на всё вышеизложенное, мы рады, что с некоторыми нашими соображениями Магид согласен. Так, например, признано “консенсусом”, что движения 21-го года имели множество недостатков, в ряде случаев страдали шовинизмом и национальной ксенофобией – и всё же, вопреки этому, и нами, и тт. “либертариями” оцениваются положительно. То есть, в принципе идеализации крестьянского сопротивления со стороны Магида уже нет. Этот отдельный вопрос вроде бы закрыт, но нам нужно поправить одну неточность, действительно нами допущенную (и которую Магид немедленно обозначил как “враньё”). Действительно, лично Антонов в положительном контексте Магидом нигде не упоминался – только антоновское движение. За это – и пока ни за что более! – приносятся извинения. Однако остается вопрос о связи вчерашнего дня с настоящим временем. Или: “они любить умеют только мертвых?” Или дело в том, что элементы национального в 21-м году действительно не носили решающего характера, а в чеченском движении это – именно то самое СУЩЕСТВЕННОЕ, что и создаёт идейную основу сопротивления режиму РФ (ислам – это не идеологическая основа движения, а его религиозное оформление, его знамя)? С этим согласимся. Но вот последний пример для Магида – именно тот, который ему будет ближе – восстание против нацистов в еврейском гетто! Пусть он представит себе, что оно происходит в данный момент. Пусть поймет, что его причина – национальное угнетение и геноцид (а не государственнические устремления сионистов, некоторые из которых – входят в число повстанческих активистов; и уж, наверное, не борьба за ближневосточную нефть!). Ну, вот оно – национально-освободительное движение! Так вот на наш взгляд, в такой ситуации открытая критика “сионистского актива” повстанцев морально оправдана лишь при условии того, что мы непосредственно участвуем в боевых действиях по одну сторону фронта с ними (насколько бы плохо мы ни относились к сионизму, бывают ситуации, которые диктуют определенную тактику). И смеем заверить – для этого вовсе необязательно становиться еврейскими националистами. Достаточно – смертельной ненависти к фашизму. А рассуждать в такой момент, сидя в тёплой московской (берлинской) квартире, на тему о том, что “сионизм – это еврейский фашизм” – а тем более выступать перед общественностью с докладами соответствующего содержания - дело самое последнее.

Прямое действие, месть, террор

Слова, вынесенные в заголовок, воспринимаются обычным сознанием в одном ряду. Продолжить ряд можно насилием, экстремизмом и, в пределе, "хаосом и анархией". Силой, объединяющей эти понятия, становится ощущение решимости и волевого импульса вне обыденного контроля - того, что кратко обозначается: "круто". В таком подходе изначально заложено ошибка. "Это же яйца! А где бомбы?" - "Зато как круто!". Удачи в бою тем, для кого разница не имела значения! Они обречены забивать гвозди ножовками (тоже инструмент), мы - попытаемся определить способы и средства.

Некая фашистская "газета прямого действия", попробовав определиться лаконичным лозунгом, сформулировала: "Купи и взрывай!" Однако после того как проницательные читатели, купив газету, буквально последовали ее совету и взорвали помещение редакции (прошедшим летом), издатели резко утратили способность к емкой фразе. "Пропагандисты прямого действия" проявили себя полностью, опубликовав открытый донос в ФСБ с истерическим призывом к "органам": "Защитите нас от политического терроризма!" Забавно, что в том же номере той же газеты опубликовано и заявление московской террористической группы, к которой издатели относятся положительно. Где логика? Похоже, в том, чтобы называть "свой" террор "прямым действием", а "чужое" прямое действие террором. Подход не содержит ничего нового ("свои" разведчики и "чужие" шпионы), ничего не разъясняет и не определяет. Понятно лишь, что издатели "Лимонки" к реальному прямому действию относятся не иначе как осведомители ФСБ. Но какой смысл заключается в словах "прямое действие" для нас?

"Прямое" - значит, непосредственное. Действие, результат которого достигается самим человеком (или группой людей), для кого инициатива переходит в личное участие. Промежуточные инстанции выпадают. Я хочу - я делаю сам. Внешние эффекты не имеют значения. Прямое действие может быть вполне мирным. Если мы хотим заявить о своей позиции, мы делаем это, не спрашивая разрешения (несанкционированные митинги, незарегистрированные издания). Если возникают экономические проблемы - решаем их своими силами, а не добиваемся принятия новых законов и выделения правительственных субсидий. Люди, самоуправным образом занимающие и обрабатывающие землю, отказывающиеся платить налоги, арендную и квартирную плату, создают практику ненасильственного прямого действия. Те, кто без обращений в милицию, прокуратуру, суд, реализуют свои представления о праве, поступают не менее прямо. Государство пытается регламентировать все случаи, ключевые для взаимоотношений между людьми - но при нарушении предписанной процедуры углы срезаются прямыми линиями.

Отсюда, конечно, не следует, что всякое прямое действие есть анархия. В случае грабежа или убийства нападающий тоже поступает "прямо" - но тем самым устанавливает власть над жертвой. С ношей точки зрения такого рода прямые действия можно признать анархическими лишь для акций возмездия, проще - для случаев мести. Это - именно то отношение обычного права, которое наиболее ожесточенно истреблялось государственной карательной системой. Кара - всегда налагается "сверху", месть осуществляется между теми, кто имеет равные права. Функция кары - подавление, - подчинение. Задача мести - компенсация, восстановление равновесия, "возмещение", ставящее все на свои места. Конечно, анархия не возводит месть в закон, не вменяет ее в обязанность - но не может и лишать права на возмездие. Тот, кто волен, простить, волен и нанеси ответный удар. Напомним еще раз - поскольку никакого государства анархическая идеология не допускает, задача исполнения права должна решаться лишь силами добровольных союзов, самими людьми, а не судом "свыше". Необходимость крайней осторожности здесь понятна. В то же время в условиях господства казенных реалий месть приобретает особое значение. Возмездие вне рамок закона - часто единственный действенный способ привлечения к ответственности должностных лиц, которые, хотя и очевидно выступали организаторами убийств и грабежей, в то же время не нарушали никаких законов, либо по закону неприкосновенны. С анархической же позиции привлечение носителей власти к ответственности перед законом - не только малоэффективно, но и прямо ошибочно, поскольку, таким образом, мы делаем законы работающими (в то время как принципе следует добиваться прекращения исполнения всех государственных законов с заменой их в необходимых случаях добровольными соглашениями). Месть дает ответственность не перед законом, а перед людьми.

Особенность мести в традиционном обществе - ее родовой характер. Однако в сегодняшних сообществах это свойство ответного действия вытесняется, сменяясь либо ответственностью корпорации, группировки за "своего" товарища - либо ответственностью индивидуальной. Но имеют ли такие частные случаи возмездия отношение к сопротивлению системе? Когда речь идет об убийствах лиц из высших эшелонов власти - безусловно, да, хотя формы влияния здесь очень неоднозначны. В общем и целом следует понимать, что от физического устранения какого-либо вполне "заслуженного" руководителя ему (предположительно) становится хуже - но наше положение в лучшую сторону не меняется. Акты возмездия не могут освободить нас от системы - это способна сделать только революция (массовый отказ подчиняться). Но, может быть, осуществляя возмездие, мы хотим повлиять на политику властей, добиться их отступления, смягчить режим?

При постановке этого вопроса отход от принципа прямого действия очевиден. Появление умысла на "принуждение принуждающих" приводит к террору. Терроризм есть идеология действия "чужими руками". Ставка делается на подавление воли противника, поскольку террор - тактика запугивания. Неважно для принципиальной оценки, как именно производится устрашение. Государству для этого бывает достаточно просто показать наличие у него вооруженной силы (милицейское патрулирование, ясное дело, терроризирует население); противники режима тоже используют розные формы - от устных угроз до взрывов. Конечно, террористические акты в чистом виде встречаются нечасто, обычно соединяясь с возмездием, саботажем и т.п. Революция, война также несут в себе элементы террора.

Примеры "террора без примесей" можно, однако, привести: в частности, это два последних взрыва, осуществленных в Москве "Новой Революционной Альтернативой" - у здания Главной Военной прокуратуры (летом) и у помещения ФНПР. И в том и в другом случае жертв не было, работа учреждений не нарушена. Акции свелись к "моральному" давлению, по существу оказавшись направленными на реформирование политики структур, ставших объектом устрашения. На наш взгляд, такой путь сомнителен, особенно - в случаях, когда терроризируемых побуждают к действию. Разве можно террором добиваться того, чтобы профсоюзы защищали рабочих? И если месть представляется прямым путем решения частных проблем (хотя и крайне рискованным), то террор, вынуждающий режим к реформам, практически всегда - тупиковый путь. Жаль - потому что часто на этот путь встают люди абсолютно честные, люди действия. Одиночные акты "устрашения", требующие больших усилий, государственную власть не беспокоят. Надежды заставить режим "исправиться" в основе нелепы.

Увы - поскольку против нас используют террор, мы не можем полностью отказаться от его применения как ответной меры. Но для того, что применять силу, нужно ее иметь. Вместе с тем представляется, что в борьбе за уничтожение государства элементы террора имеют второстепенное значение в сравнении с прямым действием. Не потому, что террор - "слишком экстремистская форма". Как раз напротив - недостаток терроризма в том, что он является основным методом реформ, в то время как казенную систему подавления следует полностью ликвидировать.

«Новый свет» № 40, 1997

Психология ссученных козлов

На ссученных козлов из МПСТ не угодишь... Когда Ларису Романову и Губкина посадили, они, оставаясь на свободе и оплачиваемой из государственного бюджета службе, тут же стали верещать о том, что осуждённые - фашисты и провокаторы. Стоило только нацистам напасть на питерский Антивоенный пикет - они тут же откликнулись сожалениями о том, что нас не убили. Вышли в Москве правозащитники на антивоенную акцию - и тут же были названы "шизой", а сама акция - объявлена проплаченной Березовским. Акция солидарности с забастовщиками у французского консульства в Питере - члены из МПСТ тут же реагируют призывом вешать нас на фонарях. Погибшие чеченские лидеры ими всегда считались за агентов ГРУ - ведь ещё в 1999 году МПСТ "установило", что "Путин и Басаев - это одна и та же банда". Начинается забастовка на "Форде" - они лезут в неё со своими комментариями, пытаясь всеми правдами и неправдами дискредитировать организаторов стачки. Каким только дерьмом ни поливался эмпээстэшной сволочью субкоманданте Маркос! А какова была реакция на августовский арест Андрея и Дениса? Напомнить? И даже убийство Ильи Бородаенко - вспомните, товарищи, и посмотрите, на Индимедии это сохранено! - было использовано первоначально для того, чтобы обвинить организаторов экологической протестной акции в ошибочной стратегии и тактике, а вину за убийство - попытаться под сурдинку переложить с государственных спецслужб и нацистов - на местных бандитов. Только потом позицию чуть подкорректировали - добавив к сказанному лирический стишок. Посадки в тюрьму и убийства противников фашистского режима - похоже, единственная вещь, способная доставить радость Платоненко и Ко. Как они радовались аресту Стомахина! И, наверное ещё больше - убийству Литвиненко? А радостные повизгивания и всхрюкивания Платонеко при получении вымышленного изветия о моей смерти! О, это незабываемо...
Теперь - посмотрим на их собственные "заслуги". Кроме спровоцированной самим Платоненко стычки с нацистами в октябре 93-го у Белого дома (стычки, которая объективно была полезна прежде всего тем, кто этот Белый дом чуть позже расстреливал) - чем они вообще занимались? Где хоть одна акция, направленная непосредственно против режима и власти - а не против тех, кто этой власти противодействует? Газеты, листовки? Так в них, кроме малоприменимых на практике руководящих инструкций, основное содержание составляют помои в адрес "конкурирующих" движений! О, да - разумеется, там есть ещё передовой иностранный опыт: "Сделаем как в Албании!", "Сделаем как во Франции!" и т.п. Ну так - не говоря уже о сделанном - что делали-то? Занимались публичной мастурбацией во время заграничной поездки, "укрепляя" таким образом связи с иностранными товарищами? Для тех, кто не в курсе - имеется ввиду мастурбация не в переносном смысле, а в самом что ни на есть прямом!
Справедливости ради - нельзя не сказать ещё о книге "Забытый интернационал", написанной одним кабинетным теоретиком из той же группы. Книга, действительно, исключительно хороша - материал переведён, собран и переработан громадный и уникальный. Он говорит сам за себя и позволяет каждому делать собственные выводы. Однако относительно авторских оценок и практического использования аккумулированного опыта дело обстоит гораздо хуже. Скажем, тот же сюжет об обстоятельсвах разгрома аргентинской ФОРА - казалось бы, должен однозначно ориентировать на активное отношение к политическим вопросам и отказ от сектантства. Но "линия" МПСТ на практике как раз выглядит диаметрально-противоположной.
Однако вернёмся от одиного "теоретика" - к группе, которая сложилась под его "авторитетным крылом". Группе этой более 10 лет. Эта "пропагандистский коллектив" довольно давно присвоил себе право представлять в АИТ - Анархо-синдикалистском интернационале - нет, даже не Россию, а ВСЕ страны бывшего СССР! Это замечательно гармонирует с утверждением о том, что "либертарии никогда не могут поддерживать так называемое право народов на самоопределение". Отсюда - и ИМПЕРСКО-ФАШИСТСКОЕ отношение к оккупации Кавказа, и ненависть к Украине, и соверщенно уже нацистская мания обвинять всех вокруг в "русофобии".
Хуже всего то, что основой деятельности МПСТ - как правило является ложь. Они представляют себя как "железобетонных" анархо-коммунистов - но это не мешает состоять в их группе православным шовинистам и агрессивным гомофобам. Они постоянно напирают на свой "антикапитализм" - но большинство из них при этом ведёт вполне буржуазный образ жизни, имеет неплохой доход - а выпуск книги, о которой шла речь выше, был проплачен совладельцем "Норильского никеля" олигархом Прохоровым! Они заявляли, что питерских анархистов надо вешать за "сотрудничество" с троцистами - а сами содействуют публикации троцкистских текстов. Что ни слово - то ложь.
Так вот ещё - если применить методику автора, "задавшегося простым вопросом", к нему и его сослуживцам - что получим на выходе? Им-то ведь никто и не пытался двери ломать. И на допросы в наручниках не возили. И не задерживали их регулярно на протестных акциях. И с нацистами в уличных стычках - сколько раз каждый из них участвовал? Большинство - НИ РАЗУ! И не избивали их омоновские прапорщики по пять минут в зашторенных автобусах. С одной стороны, вроде бы и не за что было - ведь они ни в чём таком не участвуют, на протесты против "восьмёрки" не ездили, в списках экстремистов не значаться. Но это - по обычной логике. А по их собственной, развиваемой в конспирологическом посте от Платоненко - все они должны быть давно уже офицерами ФСБ, в званиях не ниже капитанских! Впрочем, не исключено, что я ошибаюсь - и мы имеем дело с сексотами более мелкого раэбора? Или просто с бескорыстными помощниками ФСБ - этакими "тимуровцами", которых вдохновляет лишь конформистско-стукаческая брежневистско-фашистская идеология?
Удивительнее и печальнее всего в этой истории то, что, хотя "заслуги" этой компании множеству людей прекрасны известны, никто из нас до сих пор не нашёл возможности решить вопрос в принципе и окончательно. В революционном движении России XIX - начала XX веков в этом смысле накоплен достаточный опыт. Его бы и использовать.
Январь 2008

Сектантство как контрреволюция

Насколько я понимаю, МПСТ за всё время своего существования не инициировало ни одной массовой акции, не то что движения. И очевидно, что на данный момент не способно это положение исправить. У других анархических объединений в России дела обстоят не многим лучше. Соответственно, вопрос о том, как относиться к массовым акциям против режима Путина, которые устраивают не анархисты, теоретически имеет несколько вариантов ответа:

– участвовать на стороне протестующих на тех условиях, которые предлагаются организаторами, не акцентируя внимания на разногласиях;
– участвовать на стороне протестующих, в большей или меньшей степени подчёркивая при этом свою, анархическую позицию испособствовать таким образом радикализации и анархизации движения, воздействуя на него изнутри;
– игнорировать не анархические движения и не участвовать в них вообще, собирать силы, рассчитывая на будущее;
– воспринимать инициаторов всякого протестного неанархического движения как зло, по меньшей мере такое же, как существующий режим, или большее – и подвергать их акции обструкции (помогая тем самым "меньшему злу" де-факто).

Понятно, что я излагаю эти варианты небеспристрастно; при таких формулировках вроде бы должно быть очевидно, что третий вариант, например, малоперспективен, первый – имеет ввиду перспективы не совсем (или совсем не) анархические, а предпочтительным кажется – второй. Последняя же, четвёртая комбинация, здесь приводится вроде бы только "для полноты спектра", поскольку анархисты на стороне властей вообще нонсенс (а в случае с режимом Путина это просто странно доказывать). Тем не менее МПСТ 10 декабря отказалось от традиционного практиковавшегося им ранее неучастия – в пользу публичного выхода в последней, четвёртой, форме. Обвиняющие АД в "либерально-сталинистском хвостизме" враги неанархических оппозиций решили по сути помочь Путину. Их аргументация при этом в основном оказалась заимствована из арсенала властей и фашистов (границу проводить здесь непросто – но и не всегда нужно).

оборонявшие в августе 1991-го баррикаду с символическим номером "6" у Белого Дома … поспособствовали приходу к власти Ельцина и команды, уничтоживших своими неолиберальными реформами миллионы людей.
Писавший эти строки воспринимает события 1991 года как угодно, но только не в качестве революции, с которой, между прочим, берёт своё начало возобновлённое в России анарходвижение. Интересно, а события 1917 года с его точки зрения тоже не более чем дерьмо, поспособствовавшее приходу к власти Сталина?

Возвращаясь к баррикадам 1991-го. Что, более правильно поступил тогда В.Дамье? Он не был на баррикаде номер 6, зато летом того же года принял участие во встрече лидеров неформальных организаций с тогдашним Председателем Верховного Совета СССР А.И.Лукьяновым. Встречу тогда показывали по телевидению. После того, как советские танки давили на площадях Вильнюса людей, власть объясняла народу, как хорош союзный центр. Наверное, чтобы помешать приходу к власти Ельцина, стоило поддерживать тогда Горбачёва? Или ГКЧП? Не на баррикадах, конечно, а в кабинетах. Единственное, что не укладывается в эту схему – поведение Платоненко в октябре 1993-го. Или он там был не для того, чтобы защищаться от Ельцина, а, наоборот, помогал Ельцину, бросаясь с ножом на оборонявших баррикады баркашей?

Про "миллионы людей", уничтоженных якобы "неолиберальными реформами", особенно хорошо. По-прохановски, от души.

разоблачались организаторы митинга, лидеры либеральной "оппозиции" (Березовский, Хакамада, Явлинский).
мы разъясняли... что митинг организован либеральными фашистами, русофобами, сторонниками... Масхадова... и прочей мразью... собравшиеся... на площади хотят... "неолиберальную троицу" – Хакамаду, Явлинского и Березовского.
Реакция либерально-русофобской демшизы... была отрицательной.
"права человека" – обыкновенная буржуйская филькина грамота, призванная маскировать античеловеческую сущность западных империалистов и приход к власти либеральных фашистов...
У Кропоткина: "Права человека существуют лишь постольку, поскольку люди готовы их защищать с оружием в руках".
"Филькины грамоты" не защищают, рискуя жизнью. Кропоткин подчёркивал относительность прав и прекрасно понимал, что они не дарятся государством – но сами права для него были крайне значимы. Я тоже воспринимаю слово "права", как и слово "свобода", позитивно (несмотря на их относительность); полная же дискредитация этих ценностей прямо работает на руку врагам. Словечко "русофобия" тоже донельзя к месту.

Либералы дискредитировали себя в глазах российского народа – их совершенно справедливо воспринимают как... пособников исламских фашистов и чеченских националистов, проводников влияния западных империалистов.
Ющенко – ... подонок... вскормленный западными спонсорами, Масхадов – такой же ... как Путин.
Единственные, кто до сих пор не замарал себя сговором с либералами, это – фашисты. Именно национал-патриоты, когда придёт время, предстанут перед народом, как сила, ни при каких обстоятельствах не сотрудничавшая с Березовскими, Гусинскими и их пособниками на правом и левом направлении.
Под приведённым здесь текстом подписался бы чуть ли ни всякий русский фашист. Лексикон вполне их. Если империалисты – то непременно "западные", если на кого карикатуры рисовать – не придумать лучше, чем на Березовского и Хакамаду ("неарийские рожи!"), если чеченские – то непременно "националисты", а исламские – "фашисты".

Вот только почему-то вместо "русских людей" в положительном контексте фигурирует "российский народ" – но при учёте декларированного властями гонения на скинхедов так даже удобнее... и вполне патриотично... чтобы в ФСБ не обижались.

Согласно нашим действующим резолюциям, обязательным для каждого участника Ассоциации, "АДА выступает за право населения Чечни на самоопределение и независимость", "для населения и Чечни, и России ОСНОВНЫМ ВРАГОМ НА ДАННЫЙ МОМЕНТ ЯВЛЯЕТСЯ ОРГАНИЗОВАВШИЙ ВОЙНУ КРЕМЛЕВСКИЙ РЕЖИМ", "АДА заявляет решительный протест против черносотенно-шовинистическойантикавказской пропаганды", признаётся "недопустимым какое-либо содействие властям России в продолжении ими войны на Северном Кавказе" и заявлено, что "мы готовы к участию в совместных акциях со всеми противниками режима войны".

Далее: "Ситуация, когда эпизодически участвующие в антивоенных демонстрациях активисты воспроизводят пропагандистские установки властей РФ относительно чеченского сопротивления ("бандиты", "наёмники" и т.д.), акцентируя внимание на отрицательных составляющих национально-освободительной борьбы – как реальных, так и вымышленных, – рассматривается нами как полностью неприемлемая... категорические антиисламистские и антиваххабитские декларации играют прежде всего на руку государственной пропаганде... совершенно недопустимо ставить знак тождества между руководством РФ и лидерами чеченского движения".

Ещё раз из текста про 10-е декабря:

"исламских фашистов и чеченских националистов, проводников влияния западных империалистов.

Масхадов – такой же... как Путин".
Явно, что заявленная в письме Д.Солнцева (Дмитрия Рублёва) позиция находится в прямом противоречии с решениями наших съездов и с обязательствами по их выполнению, добровольно принятыми им на себя. Таким образом, Дмитрий Рублёв автоматически ИСКЛЮЧИЛ СЕБЯ ИЗ ЧИСЛА УЧАСТНИКОВ ОРГАНИЗАЦИИ. Пусть работает с теми, кто, как он считает, себя "не замарал". В случае возражений с его стороны дело рассматривается третейским судом.

декабрь 2004

Сон в красном тереме

Настоящий текст представляет собой ответ на ряд позиций, заявленных в статье т. Елены Кузьменок “Свобода или справедливость”. Товарищ Елена определяет себя как анархистка. Но сама статья, на мой взгляд, в постановке ряда проблем оказывается ближе к большевистской точке зрения. Возражения, правда, вызывает не столько “большевистский уклон”, сколько некие фактические и логические несообразности в содержании. Разделяя, в силу сложившихся политических обстоятельств, заинтересованность товарища Елены в скорейшей победе революции, я не буду отмечать в тексте то, с чем в принципе согласен. Далее будем разбираться лишь с вызывающими серьёзные возражения цитатами (выделены курсивом).

Начнём с заглавия. Содержащаяся в нём антитеза напоминает сталинскую постановку вопроса: “Анархизм или социализм?”. Обратим внимание: Сталин при написании своей статьи прекрасно знал, что те анархисты, против которых была направлена его статья, считали себя социалистами. На их взгляд союз “или” выглядел явно неуместным. Они ещё могли бы сказать “анархизм и социализм” - хотя точнее, вероятно, было бы выражение “анархизм как социализм”. Сразу оговорюсь, что я лично с отношением грузинских анархистов начала XX века к социализму не согласен. Но речь не обо мне, а об употребленном приёме, заключающемся в том, чтобы без видимых оснований и какой-либо аргументации противопоставлять друг другу понятия, прямой бинарной оппозиции между которыми нет. Сталин этот приём использовал для того, чтобы искусственным образом провести некое “идеологическое размежевание” (за счёт априорной аннексии идеологического пространства своих оппонентов). Т. Елена поступает иначе – произвольно создав смысловой антагонизм, она использует его скорее в риторических целях, выводя (мы увидим это в завершении статьи) из недоказанной правомочности теоретической антитезы – необходимость её практического преодоления:

- Вам мёда или варенья?
- И того, и другого! И можно без хлеба!
На самом деле никакого кролика, предлагающего совершить якобы неизбежный гамлетовский выбор, изначально и не предполагалось. Россия: кругом одни медведи! Проблема псевдодихотомии не возникала бы, используйся в заголовке нейтральный союз “и”, сразу ориентирующий на выявление точек совпадения (либо несовпадения). Но статья в действительности посвящена не соотношению свободы и справедливости, а чему-то совершенно иному.

Декларированные заглавием категории остаются (в тех случаях, когда остаются!) слишком абстрактными. В статье нет ни четких определений, ни их реального – исторического – бытия. Свобода – от чего? От власти? От собственности? От революции? От жизни и смерти? От реальности? Легко увидеть, что “свобода от”, чтобы не превратиться в абсурд, с необходимостью требует конкретизации. Добавим, что свобода может пониматься также как “свобода для” и “свобода как”. Ещё сложнее со справедливостью, которая вообще представляет собой категорию производную. Латинская этимология в данном случае мне слабо знакома, – я не очень хорошо представляю себе, как происходило словообразование, давшее в итоге термин “юстиция”. В русском же языке “справедливость” (синоним “правильности”) четко выводится из базовой категории “права”. Теперь и тут возможно, по аналогией со “свободой от”, провести выход на конкретику. Право – какое? Обычное? Естественное? Римское? Уголовное, гражданское, административное? Мёртвой руки и первой ночи? И – кто какое из вышеперечисленных вообще за право не считает? Ещё раз – предметности (если не считать за неё случаи прямой подмены) относительно свободы и справедливости в статье нет.

Вторая фраза, с которой ассоциируется заголовок, – знаменитая бакунинская: “Свобода без социализма есть привилегия и несправедливость, социализм без свободы – рабство и скотство”. Как анархист, к числу социалистов себя не относящий и с Михаилом Александровичем согласный лишь частично, не без злорадства замечу, что мне лично при этой фразе прежде всего вспоминается некий сукин сын (Андрей Константинович Исаев), очень любивший когда-то (в 1989 году) эту бакунинскую цитату к месту вставлять. Нужно ли напоминать, кем Исаев был тогда – и кто он сейчас? Конечно, с моей стороны это не самый сильный аргумент, и всё же он работает против бакунинской конструкции: будь она более точна, поставь Михаил Александрович вопрос более анархическим образом – и всяческим карьеристам следующих столетий сложнее было бы спекулировать на его идейном наследии…

Переходим непосредственно к тексту статьи. Начинается он с того, кто как относится к заявленным в заглавии абстракциям:

“Анархисты видят свою задачу в достижении первой [свободы]; коммунисты – второй [справедливости]… меня интересует… в большей степени второе”.
Я несколько перекомпоновал цитату – но, клянусь, это не искажает её смысла. Смысл же тот, что, во-первых, из заявленного логически следует: написавший эти строки скорее “коммунист”, чем “анархист”.

Во-вторых, опять вспоминается Сталин: “Анархизм имеет своим краеугольным камнем личность, в связи с чем его лозунг: “Всё для личности!”. Социализм имеет своим краеугольным камнем массу, поэтому его лозунг: “Всё для массы!”. Готовые с этим согласиться могут заглянуть не только в воспоминания Махно, но и в работы Кропоткина или Малатесты. И убедятся: Сталин лгал. О произвольных, “с потолка”, антитезах, уже говорилось. Представить же себе личность без общества существенно сложнее, чем понять, что анархисты могут, оставаясь сами собой, вместе с тем быть социалистами (и даже коммунистами!). Сюда же: а что, никто из коммунистов никогда не стремился к свободе? Или анархия – это воплощение несправедливости? А вот для Прудона, например, которого почему-то считают анархистом, справедливость просто была важнее свободы!

В-третьих: о каких это “коммунистах” у товарища Елены речь? Представляется существенным разброс от Ленина до Сталина – и далее до Брежнева и Зюганова. Отбросив же “ненастоящих” коммунистов и вернувшись “к истокам”, увидим, что для “классиков коммунизма” вопросы справедливости не были приоритетными. И Маркс, и Ленин постоянно подчёркивали, что представления о справедливости имеют классовый характер, определяются спецификой развития производительных сил и производственных отношений, что право есть лишь возведенная в закон воля господствующего класса и т.п. Весь марксизм может быть охарактеризован как правовой релятивизм – ничуть не менее чем релятивизм моральный. Если кому-то это слово кажется не вполне применимым, могу заменить его сочетанием “формально-классовый субъективизм”. Факт в любом случае в том, что “справедливость” (полагавшаяся как отнюдь не главный производный результат) марксисты к числу “краеугольных камней” никогда не относили, всегда предпочитая ей целесообразность. И практически действия Ленина-Троцкого-Сталина гораздо чаще выглядят как “целесообразные” (т.е. как ведущие к тем целям, которые они ставили), чем как “справедливые” (даже если понимать под “справедливостью” соответствие тому “праву”, на основе которого они действовали – применение же последнего было, мягко выражаясь, крайне изменчиво).

Едем дальше.

“Свобода у нас уже есть”. Автор издевается? Или разговор идёт о той “внутренней свободе”, которая неплохо показана в одной абсурдистской пьесе Славомира Мрожека? О той самой внутренней свободе, которой безусловно обладал каждый узник Освенцима и Соловков, а сегодня имеет каждый продвинутый тинэйджер, избиратель, потребитель и одномерный обитатель “пластмассовой Америки”? Похоже, что именно о ней, т.к. товарищ Елена отмечает “отсутствие её влияния на что-либо кроме себя”. Но стоит поставить вопрос о “внешней свободе” (например, народов Чечни или Палестины, или свободы как возможности избежать государственного налогообложения, призыва на военную службу, свободы от террора и репрессий со стороны власти, свободы от ежедневного грабежа, принудительной эксплуатации и т.п.) – и мы увидим, что нечему радоваться и есть за что воевать. К слову предлагаю цитату из Ленина: “Пока есть государство, не будет свободы. Когда будет свобода, не будет государства”.

Следующее замечание касается “сталинской пятичленки”, которая вдалбливалась в головы советских школьников с 1932 года. Товарищ Елена пишет об “обоих сменившихся за последнее время здесь формациях… СССР – я не считаю, что это “искажение социализма”, напротив, именно так должны выглядеть идеи при их воплощении в жизнь”. “Социализм” и “капитализм”, популярные персонажи концепции о пяти последовательно сменяющих друг друга в поступательном развитии общественно-экономических формациях (первобытнообщинной, рабовладельческой, феодальной, капиталистической и далее коммунистической). Концепция эта, в которую верит сегодня уже мало кто из специалистов, оказалась на удивление живуча в массовом сознании. Видимо, в силу примитивности – считать до пяти всякий умеет! То, что мы в 1991 году перешли “от коммунизма к капитализму” – общеупотребительный штамп. Однако когда Ульянов в своей лекции “О государстве” излагал студентам модель пятичленки, и речи не было о том, что формации способны циклическим образом повторяться. Подобный взгляд на историю был хорош для античной Греции или старого Китая, но к марксизму явно не имеет отношения. Смысл формационной концепции как раз состоит в констатации неумолимости законов общественного развития. ОЭФ – это не политические режимы, их существование обусловлено факторами, имеющими слишком продолжительные периоды действия. Марксистская теория не предусматривает здесь обратного хода. Наступивший коммунизм не может смениться капитализмом, – если же такая возможность признаётся, опрокидывается вся детерминированность истории, а “исторический материализм” теряет смысл. Отсюда в рамках формационной теории верными оценками будут либо констатация того, что социализм (как “первая фаза коммунизма”) не был построен в СССР вообще, либо – что он, построенный в 1936 году, сохраняется до сих пор! Впрочем, оставаться в рамках формационной пятичленки необязательно даже марксистам: известно, что основатель отечественной марксистской исторической школы М.Н.Покровский систематизировал историю совершенно не так, как это делали позднейшие авторы школьных учебников.

Но вот – приехали! Вот она, та самая подмена понятий! Что там у автора было в заголовке? Свобода или справедливость? А вот во что они конкретизируются у человека, считающего себя анархистом – или коммунистом: “Итак, государство или рынок?.. Государство (пролетарское), ставящее своей задачей немедленное достижение тотальной справедливости”.

Откуда это?! Из какого дурного сна выводится, что свобода тождественна рынку, исчерпываясь и ограничиваясь им?! Насколько надо быть “анархистом”, чтобы рассматривать государство как апофеоз справедливости?! Гибридизация Хайека с Бенкендорфом! Или всё же не с Бенкендорфом, а с Троцким? Но нет – это не из Троцкого. Да где, когда, какой марксист говорил о таких целях государства (пролетарского)? Даже для Гитлера такая постановка вопроса относительно государства (германского) была бы, пожалуй, слишком сильной поэтической гиперболой. Назад в реальность! Государство (пролетарское), как понимали его “красные классики”, было явлением, существующем во времени, было инструментом насилия и орудием классового господства, “машиной”, “дубиной”. Стремление же к “немедленному” достижению чего-либо тотального у тех же классиков могло вызывать, безусловно, лишь иронию – и, как правило, иронию не беззлобную. А ещё такие вещи – в силу их очевидной бредовой несостоятельности – классики очень любили приписывать политическим противникам (которые ни к чему подобному и не думали призывать) – для того лишь, чтобы создать у неосведомленных третьих лиц иллюзию, что противники невменяемы.

Если же говорить не о красной теории, а о реальной чёрной практике, то большевистскую диктатуру нельзя признать пролетарским государством. По этому поводу с Лениным ругалась даже Роза Люксембург, не говоря уже о германских левых “советских коммунистах”! Тех самых, которым в “Детской болезни левизны” популярно разъяснялось, что массы делятся на классы, классы возглавляются партиями, а партиями руководят “вожди” – ergo, никакого противопоставления вождей массам быть не может. Вся эта ленинская демагогия (таким образом можно и нацизм защищать: “Человечество делится на нации, а во главе каждой нации стоит генетически-полноценная элита, которой руководит фюрер”) чётко демонстрирует, что и как отмирало у большевиков. Речь не о совести, конечно, и не о мозговых клетках Ленина в 1923 году. Отмирала революция. Рабочую Красную Гвардию разоружали, забастовки запрещали, лозунг замены армии вооруженным народом забыли за ненадобностью, положение пролетариата до 1921 года постоянно ухудшалось, рабочий класс размывался, численность его стремительно сокращалась, а в руководстве “пролетарской партии” не то, что рабочих – выходцев из них было наперечёт. Из того же Ленина: “В одном месте посадят в тюрьму рабочих, отлынивающих от работы, в другом – заставят их чистить сортиры, в третьем – снабдят их, по отбытии карцера, жёлтыми билетами, в четвертом – расстреляют на месте каждого из десяти, виновных в тунеядстве”. Какие, к чёртовой матери, всё это даёт основания для того, чтобы считать пролетариат после октября 1917 – господствующим классом? У В.Г.Короленко: “Они [большевики] объявили власть “пролетариата и крестьянства”, но это, конечно, только номинально. Фальсифицируя и насилуя выборы, они стремятся сделать всё декретами и приказами, то есть приёмами мёртво-бюрократическими… Они задавили печать и самоуправление (деникинцы признавали и то, и другое в большей степени), они чувствуют, что и рабочая среда далеко не за них”. Сюда же: “Ленин… писал… о мелкобуржуазной стихии, способной уничтожить революцию”. На самом деле революции происходят как раз стихийно (их делает народ) – и, наоборот, уничтожаются осмысленно и планомерно (государственными властями). Начиная с октября 1917 года основной контрреволюционной силой в России были как раз большевики во главе с Лениным! Причем эта сила была, бесспорно, более опасной, чем Колчак и Деникин, которых ни рабочие, ни крестьяне, естественно, никогда толком не поддерживали.

“Рынок – …то, во что утыкаются все утопические построения анархистов”. Что значит “утыкаются”? Следует ли в этой фразе полагать “рынок” как мешающую достижению цели преграду, которую на практике не получается преодолеть? Или “все” (!) анархические построения “утыкаются” в рынок как в некий идеал, некую цель стремлений? Последнее утверждение явно противоречит действительности. Фактически большинство анархистов как раз занимало – и продолжает занимать – скорее антирыночную позицию. К различным “утопическим построениям” также как правило испытывают стремление прежде всего “антирыночники”. Однако т. Елена, видимо, под “утопическими построениями” имеет ввиду п.6 программы ПЛА: “Наёмный труд и рыночные отношения не могут быть объектом запрета, если они носят добровольный характер – и в равной мере не должны внедряться насильственным путем. Допуская возможность существования автономных (самообеспечивающихся) хозяйств, не включенных в рыночные отношения, Лига в тоже время выступает за добровольный обмен товарами и услугами. Признавая товарно-денежные отношения, Лига ориентируется на уничтожение государственной денежной эмиссии”.

По-моему, фетишизации рынка в приведенном фрагменте нет. Настаивающие на необходимости принудительных запретов и выступающие против свободы обмена неизбежно скатываются к решению проблем посредством использования власти. Принудительная, навязанная “группой лиц, именующих себя государством”, редистрибуция – не может восприниматься как проявление анархии. С другой стороны, опыт жизни в Советском Союзе наглядно демонстрирует – “частнособственнические” умонастроения и вытекающие из них отношения не есть практика, искусственно навязанная народу “сверху”. Напротив: людям свойственно считать, что произведенные ими продукты “по справедливости” являются их собственностью. Никаких утопий! Нужно лишь вспомнить, как советская милиция отлавливала на вокзалах и у станций метро старушек, торговавших цветами – и понять, что эта рудиментарная “мелочь” имеет ту же принципиальную основу, что и действия большевистских заградотрядов 1918-21 годов. Тысячи “мешочников” тогда были расстреляны, но правомерен вопрос: а смогло бы вообще выжить население городов без хлеба, привезённого в столицы непойманными “спекулянтами”? К слову – одним из таких был анархо-коммунист Махно, прибывший в Москву 1918-го с чемоданом тамбовских белых булок…

Мистический ужас, испытываемый т. Еленой в отношении рынка, приводит её к тому, что обмен между людьми рисуется как нечто чудовищное:“Они, не имея иных механизмов хозяйственного урегулирования, конкурируют, торгуются и дерутся”. Но на самом деле для того, чтобы “конкурировать и драться”, совершенно необязательно находиться в отношениях обмена. В иерархических системах, не имеющих отношения к рынку (карьерная конкуренция государственных служащих, борьба за лидерство в коллективах, вообще столкновения по поводу влияния, авторитета и власти) всё это происходит в гораздо более резких, не сглаженных формах. Наоборот – декларированное для рынка “равенство” обменивающихся сторон (даже с учётом того, что “равенство” это в массе случаев имеет фиктивный характер) делает обмен не самой конфликтной областью отношений – во всяком случае до тех пор, пока не возникает попыток монополизации. Люди дерутся по преимуществу всё-таки не на базарных площадях, а войны, как правило, ведутся не за контроль над рынками сбыта. В этих процессах задействовано слишком много других факторов. Представлять основой нападения США на Ирак стремление к снижению цен на нефть – столь же неверно, как считать ту же нефть причиной происходящего в Чечне. Конечно, полностью отрицать эти факторы нельзя, – но не они являются ни единственными, ни главными!

Приведя ряд аргументов в пользу “рынка”, мы ни в коем случае не хотим выводить отсюда необходимость неких универсальных “законов экономики”. Из того, что добровольный обмен нельзя запрещать, отнюдь не следует, что его надо навязывать. Коммуны, внутри которых добровольным согласием уничтожена собственность их отдельных участников, вполне возможны. Возможно даже существование этих коммун в режиме полной хозяйственной автаркии. При этом совершенно не имеет значения, насколько такие системы будут “экономически эффективными”: эффективность для тех, кто не является марксистом, вообще может не относиться к числу решающих обстоятельств. Стоит вспомнить движение за сварадж в Индии, когда местные ремесленники по призыву Ганди объявили массовый бойкот дешёвым ланкаширским тканям – предпочитая им “нерентабельную” (но зато “свою”!) продукцию.

С другой стороны, “иные механизмы хозяйственного урегулирования” (не только в отрицательном, но и в положительном для нас значении) у людей, вступающих в экономические взаимоотношения, будут присутствовать неизбежно. Рынок может быть устроен очень по-разному, но он невозможен как универсальная тотальность: люди всегда сохраняют за собой то, что на продажу не выставляется. В этой связи примечательно, что для “неолибералистской рыночной модели” подразумевается необходимость государственной диктатуры (которая и устанавливает основы “их” рынка). Соответственно, никаких “экономических законов”, самих по себе, якобы объективно, диктующих единые и необходимые для всех “правила”, в действительности не существует.

Далее товарищ Елена утверждает, что “коммунисты… потеряли связь с базовой, на мой взгляд, потребностью человеческой личности – в мере и счете труда”. При этом поднимается целый комплекс проблем, которых я в своё время уже касался (см. статью “Коммунизм и Анархия”). Однако вновь приходится обратить внимание на разницу между принципом оплаты “по труду” и присвоением “по потребностям”. Если понимать коммунизм как уничтожение частной собственности, то из этого следует и невозможность распределения по труду. Мера и счёт труда здесь уже никак не будут касаться “справедливости” распределения. Для “плановой коммунистической экономики” такой “учёт и контроль” нужны по иным, чисто управленческим, соображениям. Скажем, в целях сбалансированности “народного хозяйства” количество пуговиц, предназначенных к пришиванию на одежду, должно соответствовать количеству этой одежды (чтобы не происходило нецелесообразной деятельности по производству излишних пуговиц). Настоящие коммунисты и считают пуговицы для этого, – а не для того, чтобы рабочему А., перевыполнившему план по пуговицам на 30%, заплатить на 30% больше. К перевыполнению “плана”, в котором всё рассчитано и сбалансировано, вообще не следует стремиться. Никем не предусмотренные стахановцы создают те же перекосы, что и недовыполнение плана. Но, чтобы не отклоняться – разве за эти “перекосы планирования” хотела т. Елена упрекнуть коммунистов? Почему-то кажется, что имелось в виду другое. Предположительно: тот факт, что, скажем, при Брежневе оплата работавшим производилась явно не по труду. Да, конечно! Вопрос только в том, нужна ли нам такая оплата – или нет? Создаётся впечатление, что сама т. Елена рассматривает как “справедливую” скорее оплату по результатам труда. Я готов согласиться. Но именно этот подход – согласно и марксизму, и анархическому коммунизму – следует понимать как частнособственнический, “мелкобуржуазный”! Таким образом, упрёк коммунистам более чем странен. По существу, Елена обвиняет их в том, что они отказались от “мелкобуржуазной” системы ценностей, обвиняет коммунистов – в коммунизме! Как ни парадоксально, беда на самом деле в другом – реальные “коммунисты” (даже троцкисты), имеющиеся в наличии сегодня, пожалуй, даже слишком буржуазны (в смысле их интегрированности в существующую систему).

Снова о труде: “Труд должен иметь реально ощутимый результат… Иначе – работа в никуда, в пустоту, без результата – то есть отказ от личности вообще. Это сильный ход, на этом всё христианство стоит”.

Вряд ли правомочно отождествление “личности” с результатами её “трудов”. И христианство, надо сказать, стоит всё-таки не на отказе от личности вообще, а на совершенно обратном – на идее личного спасения (хотя, конечно, цель эта достигается путём диалектического “отрицания отрицания”: стремящиеся душу свою спасти во что бы то ни стало неизбежно её губят, а спасаются предположительно как раз те, кто “во славу Божию” души своей не жалеет). Что же до труда, то работа без немедленного, физически ощутимого результата – тоже не обязательно работа в пустоту. Не говоря уже о том, что какой-то результат в любом случае налицо (чувство выполненного долга, например) – но даже если перекачиваемая вода уходит в песок, внизу есть некий водонепроницаемый горизонт. Вопрос лишь в том, на какой глубине? Однако всё это не должно, конечно, рассматриваться как утешение людям, месяцами не получающими заработной платы. Вода, уходящая в песок, упомянута по другому поводу: как аналогия нашей пропагандистской деятельности сегодня. Да и здесь, конечно, тоже хотелось бы более ощутимых результатов. К сожалению, желаемое достигается не всегда и не сразу, – но из этого не следует, что предпринимавшиеся действия были бессмысленны.

Реплика по поводу “завоеваний социализма”: “Одно из наиболее достоверных приобретений, переживших и Брежнева… - гарантированность существования. Что-то вроде физического бессмертия – уничтожающего физическую, телесную основу самоощущения”. Видимо, речь идет о десятках тысяч “врагов народа”, останки которых и по сию пору раскапываются в разных точках бывшего СССР обществом “Мемориал”?

Если же отставить иронию и взглянуть на философскую проблему иллюзии бессмертия, то не могу не привести здесь цитату из тов. Маридзе:
“Внушив индивиду бессознательное представление о личном бессмертии, фашистское общество взамен требует жертвы. В жертве герой делается равный богам, обретает вечное блаженство в христианском раю, совершает подвиг, аналогичный “умному деланию” средневековых алхимиков и т.д. Так или иначе, фашистская идеология прописывает дозволительные ситуации гибели, накладывая табу на смерть, не несущую общественной пользы. При этом грозная реальность небытия заслоняется плодами земной жизни (дети, величие государства и пр.), или иллюзорным загробным бессмертием”.
Хотелось бы обратить внимание: бессмертие как “виртуальная реальность”, для т. Маридзе являющееся объектом антифашистской критики, т. Еленой преподносится как “достоверное приобретение”, пережившее не только Гитлера!

Ещё одна проблема – революция: “91-й год, “бархатная революция” – срань, а не революция – показала…люди не будут защищать не свою шкуру”. Вопрос: а чью шкуру фактически защищали рабочие в 1991 году – и каких успехов они на этом поприще достигли? Разве не факт, что жизненный уровень большинства, делавшего эту революцию, упал уже в следующем году – втрое? Это всё при том, что ни Березовский, ни Гусинский не бастовали в Воргашоре и не строили баррикад в Питере и Москве. По-моему, не может быть более наглядного подтверждения тому, что революция является процессом стихийным и по большому счёту “бескорыстным” – даже слишком! То есть проблема опять не там, где она видится т. Елене, а в обратном. Нужно как раз стремиться к тому, чтобы люди учились осознанно защищать свои интересы, и вряд ли стоит пренебрежительно разбрасываться определениями типа “шкурник”. Как правило, к альтруизму масс взывает как раз тот, кто предполагает с этого что-нибудь урвать: “Честность – превосходная вещь, когда все вокруг Вас – честные люди, а Вы один среди них жулик”. Впрочем, 1991 год как год обманутых надежд не представляет собой исключения. Аналогичные итоги 1917-го существенно хуже: поскольку движение тогда было в несколько раз сильнее и возможностей открывалось значительно больше. Тем тяжелее были отдача и последующее разочарование. Во всех остальных случаях (предлагается обратиться к революционному опыту других стран) результаты сопоставимы. Государственная система революциями отнюдь не разрушалась: “Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать её” (Маркс). Всё это говорится, конечно, не с целью “доказательства” тезиса о “бессмысленности” революции: каковы бы ни были издержки, другого пути слома системы изнутри просто не существует. Практически каждый раз революционные выступления ставят в повестку дня вопрос о ликвидации всего комплекса иерархически организованных отношений принудительной эксплуатации. Проблема лишь в том, что до сих пор ни разу не удавалось должным образом организовать силы, поднявшиеся на восстание. В этой связи мне не кажется, что фактор личной заинтересованности относится к обстоятельствам, заслуживающим пренебрежения.

Худо-бедно разобравшись со сранью-революцией, посмотрим, каковы могут быть её желательные последствия: “Выход брезжит на стыке двух идеологий… коллективизация (не национализация!) предприятий… при сохранении экономически-координационных структур, аналогичных властным, даже вхождении анархистов во власть… нужно, чтобы коммунисты и анархисты пошли на сотрудничество уже сейчас (“а потом будем делить портфели”)”.“Речь идет о глубоком врастании друг в друга, напряженном взаимодействии-отталкивании; видимо, об относительном равенстве сил… в концепциях, во всяком случае, я эти силы наблюдаю”.

Т.Елена предлагает беспрецедентный “исторический компромисс”: “нерушимый блок” анархистов и коммунистов формируется за счёт сбалансированной системы взаимных уступок. Коммунисты в этом смысле должны отказаться от национализации в пользу коллективизации – т.е., по всей видимости, им предлагается признать за трудовыми коллективами право частной собственности на отдельные предприятия? Мы уже замечали, что в коммунистах у т. Елены симпатий не вызывает лишь одна мелочь – а именно тот скромный факт, что они считают себя коммунистами. И с анархистами та же история – по мнению т. Елены, требуется вхождение анархистов во власть! Такая глубина врастания воодушевляет – и, главное, не вызывает никаких опасений. Действительно, стоит ли опасаться “коммунистов”, ведущих борьбу за священный принцип частной собственности? И чего достойны “анархисты”, распределяющие между собой министерские портфели?

Я предполагаю, конечно, что сказанное о портфелях – юмор. Однако шутка не из числа удачных, поскольку про “вхождение во власть” говорится совершенно серьёзно. И вот здесь, мне кажется, стоит вспомнить, как т. Елена, говоря об издержках существовавшего в СССР режима, предложила не заострять на них внимания: “счёт потерям безусловно должен быть произведён – в другом месте и в другое время”. По-моему, настало время для того, чтобы восстановить потерянный смысл некоторых слов, вернув его на надлежащее место. Чтобы из лозунга: “Не будет свободы без справедливости” не получилось потом: “Не будет рынка без государства (пролетарского)”.

P.S. В своё время Конфуций уделил немало внимания проблеме “исправления имён”. Следуя ему в этом, мы попытались уточнить некоторые формулировки. Ясность не повредит делу. Что же касается взаимоотношений с коммунистами, придётся их строить с учётом всего предшествовавшего опыта (преимущественно, увы, опыта негативного). Конечно, анархизм (как идеология отрицания власти), может совпадать с коммунизмом в подходе к решению отдельных проблем – но он не может быть слит с большевизмом в единое целое. И 1921, и 1991 год давно закончились – “счёт потерям” подведён много лет назад. Прошлое не забыто и не подлежит изменению. Да, главный враг на данный момент другой. Да, революция без “красных” – как бы мы к ним ни относились – невозможна. Да, в сегодняшних условиях периодически оказывается нужен тактический союз между анархистами и большевиками – но всё это не должно восприниматься как повод для перехода на чужие позиции. Ни к чему хорошему не ведут ни попытки отдельных “анархистов” выстроиться в систему марксистской идеологии, ни заимствование принципиально-вражеского организационного опыта, ни смазывание расхождений. Тем более не стоит, сдавая собственные принципы, добиваться тотальной интеграции с сегодняшними большевиками. Существующего совпадения подходов к решению вопросов, не вызывающих пока острых разногласий, достаточно. В этих случаях и нужно отрабатывать практику совместных действий.

Ядерная реакция

"В потолке от взрыва большая дыра образовалась: это было со стороны двери, которая выходит во двор школы. Это я сама видела. И вот эта дыра стала разгораться с очень большой скоростью. Сверху начал капать вниз пластик и огонь стал распространяться очень быстро, прямо на глазах... Очень много людей сгорело заживо. Ведь кто был с брюшным ранением, у кого ноги не было, а кто был оглушён. Люди не могли подняться и начали гореть. Я своими глазами видела, как люди горели. И никаких спасателей, никаких пожарных, никакого спецназа - никто в зал не входил! Потом только появились ополченцы из Ногира. Вот они под пулями стали выносить, в основном детей. Это было под шквальным огнём".
Отрывок из показаний Ларисы Томаевой приведён по второй части доклада "Беслан: правда заложников". По официальным российским данным в сентябре 2004 года в Беслане число погибших составило 331 человек. Позже умерли ещё двое, и теперь официально признанных жертв – 333. Но мало кто задумывается о том, что спецслужбы РФ, от которых исходят эти данные, сосчитали своих офицеров, уничтоженных при штурме школы № 1, и отказали в праве считаться людьми боевикам из отряда Руслана Хучбарова. Если не следовать логике ФСБ, погибших окажется больше, ближе к четырём сотням. Возможно, и это число будет заниженным - ручаться за достоверность подсчётов невозможно. А вот информационную "войну за Беслан" власти РФ, пожалуй, выиграли. В массовом восприятии заложники погибли "в результате захвата школы террористами". На самом же деле - вследствие спецназовского штурма. Пожар, в огне которого сгорели дети, возник из-за поджога школы федеральными гранатомётчиками и огнемётчиками. Пожарные машины не выезжали на тушение огня более двух часов – запрет на их выезд был наложен Центром Специального Назначения ФСБ. Заложников, не сгоревших в спортзале, добивали огнём танковых орудий, прямой наводкой по окнам, на которых стояли женщины с детьми. Однако про это знают лишь те, кто занимался анализом случившегося целенаправленно. Таких и три года назад было немного, и сейчас не стало существенно больше. И даже многие из понимающих, что большая кровь Беслана - на властях России - зажгут в годовщину убийства 333 свечи, объединяющие жертв с их убийцами...

Главный организатор массового убийства осетинскую трагедию особенно важной не считает. Действительно - всего сотни погибших. В сравнении с двумя с лишним сотнями тысяч убитых за время Второй российско-кавказской войны получается совсем немного. Кроме того, чувство трагического у президента Российской Федерации своеобразно. В выступлении, продемонстрированном России по свежей крови Беслана, бывший полковник КГБ высказался по этому поводу вполне определённо. Для тех, кто в своё время не обратил внимания, напомним: «первое лицо» России, использовав случившееся в Беслане для замены выборов глав администрации регионов РФ их назначением (под предлогом «необходимости усиления борьбы с терроризмом»), попутно определило «главную историческую трагедию XX-го века». Помните, какую? Нет, не вторая мировая война. И не геноцид, организованный нацистским или сталинским режимами. Самой страшной трагедией Путин объявил распад Советского Союза. И тут же оговорился: «Ядро этого гиганта нам удалось сохранить». Жизни не то что сотен тысяч, а десятков миллионов людей – президенту России кажутся пылью в сравнении с интересами Империи. На основной части территории которой породившая Путина структура ощущает себя хозяйкой – более, чем когда бы то ни было.

«Сохранив ядро», ФСБ РФ постоянно предпринимает поползновения, направленные на восстановление трагически утраченного имперского величия. Правда, имперским чекистам ощутимо не хватает сил. Не только для успешной борьбы за мировое господство, но и для решения такой, казалось бы, локальной задачи, как окончательное уничтожение чеченского Сопротивления. Однако им, очевидно, известно, что проблему завоевания Кавказа на протяжении всей первой половины XIX-го века не могла решить и Российская империя – что не мешало последней быть «мировым жандармом». От Стамбула, Будапешта и Варшавы до Парижа и Мадрида. И сегодня, не вполне освоив кавказский ареал и периодически получая болезненные ранения, двуглавый орёл не утратил ни привычки к кровавой пище, ни высоты полёта. Не только в аллегорическом, но и в прямом смысле слов. Возобновлены полёты стратегической авиации РФ над Тихим, Атлантическим и Индийским океанами. О, официальные лица России, конечно, заверили своих западных партнёров том, что для тех это вполне безопасно – ядерным оружием российские бомбардировщики не оснащены. Но и эти «успокоительные» заявления умышленно пропитаны ядом. Не оснащены самолёты ядерным оружием – а могли бы. Вопрос-то организационно и технически решается за считанные часы, если не минуты. Президент отдаст команду – тут же оснастят. Сюда же – вспомним, что Россия, во-первых, отказалась от военной доктрины, предусматривающей неприменение первой ядерного оружия. Во-вторых, вдохновлённые примером американской администрации российские власти давно уже объявили, что в случае «террористической угрозы национальным интересам» вооружённые силы могут использоваться ими без предупреждения в любой точке земного шара. В-третьих, «точечные» убийства «врагов России» с применением как взрывчатки, так и радиоактивных материалов уже производились (гибель семьи Зелимхана Яндарбиева в Катаре, смерть Александра Литвиненко в Лондоне). Британские истребители имеют основания подниматься по тревоге…

Не нужно быть психоаналитиком, чтобы определить узловую причину демонстративной агрессивности российских властей. Французский правозащитник Андре Глюксманн в интервью газете “Corriere della sera” в значительной мере прав, утверждая, что «новая агрессивность Кремля рождается из страха. Восстановление контроля и запрет на НПО, запугивание террористической угрозой в СМИ, угрозы в адрес защитников прав человека, убийства журналистов или перебежчиков КГБ, которые могли бы "заговорить", и продолжающиеся репрессии на Кавказе свидетельствуют о его тревоге». Однако объяснение мотивов поведения загнанной в угол крысы не лишает её возможности наносить укусы. Похоже, правда, что многие иностранные, преимущественно американские и западноевропейские, политики как раз и строят свою стратегию в отношении Путина на том, чтобы не делать раздражающих его резких движений. При этом упускается из вида разница между крысами обычными и кремлёвскими. Первые не ведут осознанной целенаправленной борьбы за мировое господство. Последние же помимо ядерного оружия обладают и абстрактным мышлением, позволяющим в нужный момент ощутить себя в воображаемом углу несуществующей комнаты. Кроме того, российские спецслужбы избалованы властью над подконтрольным им населением страны. Корпоративные гарантии безнаказанности дополняют их страх доходящей до маниального уровня самоуверенностью.

Рождённые на внутриполитическом уровне проблемы экстраполируются на политику внешнюю. Что периодически даёт трагокомические с правовой точки зрения ситуации. Власти РФ показывают исключительную способность считать внешнее – внутренним. Так, известного нам по Беслану гражданина Колесникова в бытность его первым заместителем Генерального прокурора РФ хозяева откомандировали в Абхазию с тем, чтобы он разобрался с конфликтом среди полумарионеточных по отношению к Москве лидеров сухумских сепаратистов. И за соблюдением какого же законодательства должен был следить посланный в Абхазию русский прокурор? Разумеется, российского – о чём Колесников и сделал соответствующее заявление в Сухуми. То обстоятельство, что формально, несмотря на российскую оккупацию, и Абхазия, и Южная Осетия считаются частью Грузии и в состав РФ не входят, был российским «юристом» тактично упущено. Очевидно, представься такой случай – и прокуратура России непрочь «в соответствии с российским законодательстом» регулировать избирательный процесс и в Крыму. Да мало ли где ещё будут обнаружены «национальные интересы России»?

Грузия, правда, занимает в этом отношении исключительное положение. Именно на неё направлено острие российской агрессии. Играют роль тут и плацдармы, захваченные российскими интервентами-«миротворцами» в Южной Осетии и Абхазии ещё в начале 90-х, и близость Чечни, и множество других факторов. Не исключено даже, что соответствует действительности история о грузинском (не этнически, а территориально) происхождении Путина. Трогательная история о том, как у незамужней русской женщины в грузинском селе родился мальчик от проезжего молодца Платона Привалова. О том, как мальчика постоянно обижали сверстники, а потом усыновили питерские родственники матери. История эта, апокрифическая и вроде бы сугубо личная, в России с её уровнем концентрации власти для понимания происходящего небесполезна. Однако мы всё же перейдём от реальных либо гипотетических предпосылок происходящего - к фактам. Фактом, например, является прошлогодняя истерическая антигрузинская кампания, развязанная российскими властями. Помимо общеизвестного запрета на ввоз в Россию грузинского вина и минеральной воды "Боржоми", кампания включала массовую депотацию из страны тысяч граждан Грузии. Депортация производилась принудительно, силовыми методами. В её ходе несколько человек погибли от жестокого, граничащего с пытками, обращения со стороны российской милиции. В некоторых случаях люди были просто умышленно убиты. О том, что кто-либо из милиционеров за эти убийства привлечён к ответственности, в СМИ не сообщалось. Зато известно, что зачастую жертвами преследований становились грузины, имеющие российское гражданство. В Москве и других российских городах милиция вместе с РОНО проводила в школах учёт детей с грузинскими фамилиями - с последующими "проверками" и допросами. Речь, таким образом, уже не о "борьбе с нелегальной миграцией", а об этнических "чистках" в почти нацистском формате. Фактом, относящимся к числу совсем недавних, является сброс в августе 2007 года с российского бомбардировщика 700-килограммовой бомбы на грузинской территории, в 60-ти километрах от Тбилиси. Заключение комиссии международных экспертов о том, что и самолёт, и бомба были российские, дальнейшие провокации не прекратило. Через несколько дней самолёты "неустановленного происхождения" вновь появляются в небе над Грузией. А потом грузинской стороной один из этих самолётов был сбит. И российские генералы факт падения самлёта потвердили - заявив при этом, что самолёт был не их, а, по всей видимости... американский. Идиотизм подобных заявлений напоминает анекдот семилетней давности. Тогда, после катастрофы "Курска" и пожара на Останкинской телебашне, ходили слухи, что башня вовсе не была объектом диверсии со стороны чеченцев. Нет - пожар на ней начался в результате случайного столкновения с другой телевизионной башней. Иностранной, предположительно тоже американской.

Одна из возможных перспектив начавшейся осени - обострение угрозы широкомасштабной российско-грузинской войны, которая может затронуть и другие страны. На сайте "Кавказ-центр" довольно давно размещён текст с описанием одного из предполагаемых сценариев развития событий: "Украина декларирует свою полную поддержку Грузии... Украинские части входят в международные миротворческие силы, которые должны обеспечить безопасность кавказских трубопроводов от действий террористов... После столкновений российских войск с грузино-украинскими частями Россия заявляет, что ее войска действовали независимо от центрального командования. Тем не менее, вооруженные столкновения продолжаются, а диверсионные группы проводят несколько успешных диверсий на трубопроводах, что ставит регион на грань экологической катастрофы. Украина и Грузия обращаются в НАТО с просьбой ввести в регион миротворцев". А вот из материалов последних недель: "По мнению грузинских экспертов, в настоящий момент ситуация между двумя странами столь же напряженная, как осенью 1991 года... За два последних столетия Россия подписала с Грузией около 70-ти соглашений, примерно 80% которых она не выполняет. Подобный стиль поведения России ясно говорит о том, что от Москвы можно ожидать все, что угодно. Общая ситуация усугубляется предвыборной кампанией в России." И ещё: "Москва подготовила несколько сот кадыровцев для участия в войне против Грузии на стороне Южной Осетии. Сам Кадыров в своем окружении неоднократно заявлял, что у него есть некий приказ Путина по защите интересов России в Южном Кавказе, и что ему нужны верные люди, которые выполнят этот приказ. Известно, что формирования кадыровцев, которые в случае необходимости должны быть переброшены в Цхинвали, определены и они находятся в режиме ожидания. Весной и летом 2007 года командиры этих формирований не менее 2–3 раз бывали в Южной Осетии в сопровождении высших офицеров ФСБ".

Истоки напряжённости в российско-грузинских отношениях искать следует, конечно, не в Грузии. Хотя в СССР традиционно считалось, что инициатором советско-финской "Зимней войны" 1939-40 годов была Финляндия, сегодня отрицать факт агрессии со стороны Советского Союза могут лишь люди, разговор с которыми смысла не имеет. А "правопреемственность", провозглашённая Россией в отношении СССР, касается не только постоянного представительства в Совете Безопасности ООН и ядерного оружия, но и исторической специфики внешней политики. Если что и изменилось, то не в лучшую сторону. Касается это не только Грузии. Можно вспомнить, как в 2004 году российские спецслужбы вмешивались в украинские события, истратив колоссальные суммы из награбленного внутри страны и полученного с экспорта углеводородов - для поддержки Януковича, открыто выступавшего тогда в роли лидера "пятой колонны" Кремля. Личное поздравление от Путина в связи с "избранием на пост президента Украины" было тогда получено анекдотичным образом четырёхкратно. Тогда же российские власти, более десяти лет ведущие войну против сепаратизма в Чечне, истратили миллионы для того, чтобы инспирировать сепаратистские движения на Востоке Украины. Нет никаких оснований предполагать, что сегодня ФСБ изменила своё отношение к украинской проблеме. Ввиду сложностей, делающих захват всей Украины невозможным, российские власти по-прежнему делают ставку на её расчленение. Тема эта периодически зондируется обслуживающими ФСБ российскими политтехнологами.

"Национальные интересы России" как великой державы не могут, разумеется, ограничиваться направлениями курортов Кавказа и Крыма, на которых традиционно отдыхали советские вожди. Не менее традиционным, со времён Петра Великого, было юго-восточное направление. После неудачного похода атамана Платова и провальной хивинской экспедиции Игнатьева россияне приобрели определённый опыт, позволяющий им в целом контролировать ситуацию в Средней Азии. Присоединять этот регион, несмотря на декларируемую любовь к советскому прошлому, Кремль, видимо, не собирается - демографические последствия этого слишком взрывоопасны для русских нацистов. Но Ислам Каримов - безусловный друг и союзник Кремля, а российские пограничные войска на таджикско-афганской границе чувствуют себя не менее привычно, чем французские парашютисты в Центральной Африке. Что, видимо, должно свидетельствовать - от СССР сохранилось не только ФСБ и атомная бомба, но и кое-какие границы... От Бадахшана до Бреста. А вот чего нет - так это недостатка в людях, желавших бы эти границы несколько раздвинуть вовне. Расширяя таким образом территорию "либеральной" Империи. Впрочем, взятый в кавычки префикс-эпитет характерен лишь для незначительной части российских империалистов. Множество других открыто ориентируется на строительство "Славянского Рейха".

Вхождение той или иной страны в НАТО также не может дать гарантий безопасности от российской политики, примером чего является Эстония. Достаточно вспомнить весенний погром в Таллинне, организованный русскими нацистами под руководством российских спецслужб. Разумеется, погромщиков, выносивших из таллиннских магазинов ящики с пивом, в четвёртую очередь интересовал бронзовый солдат и в десятую - воинские захоронения. В эти же дни в Подмосковье могилы советских бойцов Второй мировой благополучно уничтожались. Зато на "патриотических" русских сайтах появились декларации о том, что все эстонцы - фашисты. А на кафе в Ярославле - наклейки: "Собакам и эстонцам вход воспрещён". И не случайно 16 июля в интернет-версии издания Eesti Pаevaleht бывший посол Эстонии в России Март Хельме прокомментировал решение России выйти из Договора об ограничении обычных вооруженных сил в Европе следующим образом: "Этот шаг российского президента абсолютно сравним с шагом Гитлера". Всё так. Напомним лишь ещё раз, что нацистская Германия не занимала первого места в мире по добыче и экспорту нефти и газа. И ядерного оружия у гитлеровских нацистов не было. Крайнюю, недопустимую неосмотрительность проявляют те, кто считает происходящее в России и исходящее из неё - не имеющим значения.

Киев, 3 сентября 2007 года

Что можно у него почитать ещё:

https://teletype.in/@c4ss/zoo - несколько слов о зоозащите

https://teletype.in/@c4ss/anti-obektivism - атиобъективизм

https://vk.com/topic-38821806_26489853 - абсолютно все его статьи в pdf-формате

О ком шла речь? Пётр Рауш - бывший участник Ассоциации движений анархистов https://dic.academic.ru/dic.nsf/ruwiki/616846