– Да знаю я, откуда Ванька кур принес! У соседей спиздил!
Рука с колодой карт замерла. Девочка лет одиннадцати раскладывает пасьянс «Косынка» на небольшом столике. Столик стоит у окна, в просторной комнате. В комнате, напротив друг друга, две кровати, большая книжная полка, шкаф, два окна. Окна выходят во двор с большим абрикосовым деревом. Абрикосы падают с высоты, разбиваются и превращаются в грязные пятна, больше похожие на раздавленное собачье говно, чем на аппетитный фрукт.
– Ну, спиздил, и что? Ну в благодарность же! Не может он с пустыми руками в гости приходить! Воспитан так! Он хороший человек, пусть и сидел. У нас полстраны сидело!
Пиковый валет ложится на червовую даму. Дама поглядывает вверх, на крестового короля. Король спокоен и невозмутим.
–Воспитан? Он убил кого-то, по пьяни, и теперь скрывается. Мы самые дальние родственники, до нас еще просто менты не доехали…
Хлопнула тяжелая дверь. Дверь заглушила спор. Спор продолжался, но девочка уже не разбирает фразы и слова. Слов, уже услышанных, было достаточно. Достаточно, чтобы вызвать беспокойство по поводу человека, появившегося на пороге сегодня утром.
Утро, спокойное и размеренное, было прервано стуком двух куриных тушек по крышке стола. Стол покрылся мелкими перышками, а в воздухе разлился запах самокруток и вчерашнего алкоголя. Алкоголь – привычное дело в этом доме, отец пьет часто и запоями. Но запоями безопасными для окружающих. Окружающая же гостя угрожающая аура, его пронизывающий взгляд, грубые руки с ногтями, изъеденными грибком, отборные ругательства через слово и смачные плевки в пустую банку из-под зеленого горошка, заставили девочку спрятаться в комнате. В комнате, которую она делила с младшей сестрой. Сестре восемь лет и она ничего не понимает в пасьянсах и больше любит проводить время на улице.
Улица покрылась фонарями, они перекрасили мир своим светом. Свет золотил серый асфальт, заборы превращал в ряды богатырей в остроконечных шлемах, а кусты в убежища для монстров из твоей головы.
Головы девочек лежат на подушках. Подушки свет не затронул, путь ему преграждают плотные шторы. Шторы задернуты, но дверь неплотно прилегает к косяку и пропускает под собой синий свет работающего телевизора. Телевизор транслирует белый шум. Шум означает, что вещание уже закончились. Как закончилось и спиртное в бутылках, стоящих вокруг дивана. На диване двое, спят пьяно и крепко.
Крепко вцепились пальцы в одеяло. Одеяло тянет на себя темный некто, на коленях стоящий рядом с кроватью. Кровать предательски молчит, хотя обычно скрипит от любого движения. Движение руки с почерневшим ногтем, от лодыжки к колену, от колена по бедрам. От бедер в трусы, кожа как наждачная бумага, обжигает стыдом и позором. Позор переходит в ужас. Ужас поднимается выше, и хватает за горло, умоляя не думать о том, что будет дальше.
– Крикнешь — убью.
Он знает, что в этой комнате никто не спит, но все будут молчать. Молчит и сам, только дыхание частое и хриплое. Хрипло откашлявшись, скользит к другой кровати, напротив, чтобы и там сделать то, о чем рассказать еще 20 лет никому будет нельзя.