Кружковщина и сила позитивизма

Сегодня рост кружков в левом движении выходит на плато, поэтому самое время подводить промежуточные итоги и попытаться подумать, что это было и к чему оно нас может привести.

При всех расколах и противоречиях есть один пункт, в котором сходятся любые левые кружки - неприятие позитивизма и использование этого слова как ругательного.

Действительно, практическая программа позитивизма выглядит крайне уязвимой для критики. Лучше всего эту программу изложил Бинсвангер (она хорошо подытожена в 5-ой главе “Исторического смысла психологического кризиса” ). Вкратце ее можно выразить так: есть уже исторически созданные теории - они формируют уже сложившийся научный консенсус. Этот консенсус всегда внутренне противоречив, поэтому исследователь, критически изучив всю историю развития теории, может вскрыть эти внутренние противоречия, тем самым создав новую логику изучения исследуемого им предмета. Затем, используя эту логику, по-новому исследовать предмет и получить новое знание о нем, которое перекроит текущий консенсус и создаст новый. Венчает этот процесс поиск возможности фальсификации новой теории: такая возможность внутри самой теории создает задел на будущее и включает эту теорию во всемирно-исторический процесс развития знания как некое “звено в цепи”.

Конечно, очень часто критики позитивизма обходятся чисто внешней стороной дела. Например, говорят, что помимо исследования теорий надо исследовать условия их возникновения. Или, что помимо предшествующих теорий, надо или сразу смотреть и на реальность, и сопоставлять свою критику с ней. Эта критика бьет мимо цели. Такой отец позитивизма как Дильтей, изучая некоторую предшествующую теорию, всегда обращал свое внимание (или даже переносил все внимание) на фигуру теоретика и его автобиографию (то есть по факту на условия возникновения теории). Смотрение на реальность же невозможно без использования какой либо теории - то есть мы всегда смотрим на реальность сквозь какую-то теорию, и когда мы собираем эмпирические данные, они всегда уже “облизаны” теорией. Поэтому изучение реальности включается в процесс изучения предшествующих теорий. В конечном итоге, пока мы не создадим новый взгляд на реальность, мы вынуждены довольствоваться старыми.

Реальная критика такого подхода к выработке нового знания обычно обращает все свое внимание на иллюзию того, что процесс выработки теории - это “чисто теоретический” процесс: чтение книжек, обсуждение, споры, написание статей и прочее, чем занимаются академические ученые. В реальности, новое знание приходит в научный консенсус уже готовым и вырабатывается оно в реальной общественной борьбе в процессе создания или изменения общественных институтов. Вся чинная академическая движуха служит лишь апостериорным “оправданием” для уже произведенного переворота в общественном производстве и получает хоть какой то смысл только после такого переворота. До него любые споры в рецензируемых журналах не имеют никакого смысла и не способны изменить сложившийся консенсус.

Во многом ситуация похожа на судопроизводство, как заметили правоведы еще в начале прошлого века:

По словам Фукса, «любой юрист, который на практике столкнулся с реальной природой права, испытывает подлинное отвращение. видя как вся наша «гражданско-правовая литература и судебная практика бесконечно ковыляют по филологическому и диалектическому лабиринту». На самом деле, многие судьи, по его замечанию, вначале находят решение путем балансирования реальных интересов, а потом облекают полученное таким образом решение в оболочку формально- догматических причин. Такие судьи, по его словам, втайне «пьют вино» методологии балансирования интересов, но при этом на публике продолжают «проповедовать воду филологического толкования».

Понимание этого факта объясняет почему суды (как и академия) оказываются мало востребованы сегодняшними общественными отношениям. Большая часть дел что в России, что за рубежом проходит без настоящих судов и заканчивается тем или иным видом сделок с правосудием, а финансирование науки закономерно снижается.

Мы видим, что с правосудием происходит то же самое, что и с академическим процессом познания: сначала находится какое-то решение внутри общественного производства, а затем некоторая инстанция (суд или научное сообщество), оформляет его в новый консенсус, легитимизируя его. Совпадение логики академического сообщества и судопроизводства во многом неслучайно, поэтому к этому мы еще вернемся.

Cамо положение академии в обществе объясняет ту идеологию позитивизма, которая возникает внутри нее: иллюзию того, что изучение теорий и их критика, и обсуждение само по себе, создает новое знание. Подобные отчужденные от высокоразвитых общественных отношений, общественные “анклавы”, в буквальном смысле порождают внутри себя докапиталические отношения. Отсюда возникает и соответствующий им схоластический метод мышления.

В этом нет ничего нового для людей, которые считают себя марксистами и состоящими в кружках, это основная мантра материализма: “Форма отношений между людьми определяет форму их сознания”.

Однако сложности начинаются, как всегда, когда мы пытаемся начать применять некоторую теорию к самим себе. Также получается и с современными материалистами. Дело в том, что кружки по своему положению, полностью совпадают с академией: они также отчуждены от капиталистического общества и его практики, воспроизводят докапиталические отношения внутри своих сообществ. Более того, артикулируемая ими программа, практически полностью совпадает с программой позитивизма: мы будем критически изучать всю предшествующую историю развития теории, выработаем новую логику познания и, применив ее к текущей ситуации, получим адекватную ситуации программу действий (то есть вернем выработанную логику обратно в высокоразвитые капиталистические отношения).

Конечно, обычно простоту и незамысловатость этой программы маскируют “диалектичностью”. Например, говорят, что выработка новой логики и применение ее к современной общественной практики будет “совпадать”. Конечно, это лукавство, ведь выработка новой логики может происходить только в кружке, а в кружке нет никаких современных отношений, нет реальности в чистом виде, все они находятся за пределами кружка и доступны только в теоретической форме, а не практической (даже если это самые-самые “эмпирические” данные). А 11 тезис Маркса о Фейербахе говорит нам, что подобная “теоретическая”, “созерцательная” форма познания всегда крайне абстрактна и всегда неполна.

Подобная увертка скорее приводит к вредной иллюзии и курьезам, из-за которых на людей из кружков зачастую смотрят как на далеких, оторванных от жизни людей. Подобная абстрактность приводит к идеям о том, что разработка “open-source” ПО- это свободная коммунистическая деятельность. Хотя в реальности это конечно же все тоже проявление докапиталистических практик внутри самого капитализма, как и кружки, и другие формы самоорганизации, не завязанные на стоимость. Или когда выясняется, что популяризация SQL и реляционных РСУБД- это столбовой путь развития информационных систем и их демократизации. Все это конечно вызывает снисходительное отношение со стороны людей, которые участвуют в процессах производства ПО и скорее работает во вред кружкам. То же самое обычно происходит, когда люди из кружков начинают рассуждать о политической сфере общественного производства и других.

Тут также может быть применено много диалектических трюков и ходов, вся суть которых будет сводится к тому, что кружки и академия (а это есть и позитивизм), это “разное”. Однако, все они не существенны и относятся к степени изящности позитивизма. Здесь мы могли бы закончить свой анализ и просто признать, что кружки воспроизводят программу позитивизма и попросту не работают. Вот так кружки, как рыцарь пытающийся убить дракона-академию, сами им становятся.

И все таки она вертится...

Однако, есть проблема. Она состоит в том, что несмотря на то, что кружки воспроизводят неработающую программу позитивизма, они работают. Вместе с выше приведенными случаями неудач кружков, практика показывает большое количество успехов кружковой деятельности. Обычно это выражается в том, что человек прошедший школу кружков, “возвращается” в буржуазные институции (образования, политики, гражданского общества, медиа и другие) и делает там что-то радикально новое, что до него никто не мог сделать:

Возвращаясь к вопросу о соотношении «кружковости» и «институциональности» в деле образования, хочу обратить внимание на тот факт, что С.Х. Чавдаров в книге «Педагогические взгляды Т. Шевченко» очень тщательно исследует роль студенческих кружков в становлении воскресных школ для взрослых из «ремесленного класса» и «детей из бедных классов» в г. Киеве. Он обращает внимание на тот факт, что сами по себе воскресные школы для рабочих кое-где появились на год раньше, а некоторые буквально параллельно с киевскими, но именно школы, созданные членами киевского студенческого кружка дали начало мощному движению, которое выходило далеко за рамки вопросов образования, что очень встревожило царское правительство, поспешившее эти школы закрыть.

Грамши назвал этот процесс проникновения людей, с отличающимися от господствующих взглядами, установлением “гегемонии”. История 20 века показала, что это реальный процесс, благодаря которому общество вообще только и может развиваться.

Показательным в этом плане является состояние общества накануне русской революции. Особенно, если сравнить его с текущей ситуацией. Для примера достаточно посмотреть политические судебные процессы, происходящие сейчас в РФ и так называемые нечаевские процессы в конце 19 века.

Возможно, мое мнение будет слишком поспешным, однако сегодня такие процессы закончились полным провалом для всех “левых” сил. Это провал и в медийном, и в правовом, и в моральном плане. Во многом эти процессы еще больше раскололи левых, показали их беспомощность и моральную неприглядность.

В сравнении с этим провалом, нечаевские процессы можно считать просто феноменальным успехом революционеров: изначальный план государства представить революционеров страшными заговорщиками, которые хотят уничтожить общество со всеми его скрепами полностью провалился. Суд оправдал большую часть фигурантов, кроме непосредственных участников убийства. Большая часть общества также скорее встало на сторону обвиняемых, не смотря на все потуги царизма. В чем же отличие между этими двумя ситуациями?
Дело в том, что адвокатура, пресса, литература и даже обвинители, уже тогда либо сами были “новыми” людьми(по Чернышевскому), либо сочувствующими им. Многие из них или сами появились из своеобразных кружков и клубов, или были “учениками” вышедших оттуда. И то же было со многими другими делами: дело Веры Засулич, делах о стачках рабочих. Правые иногда любят рассуждать про мягкость режима царизма, но эта была не мягкость, а не способность жесткого режима действовать против хорошо организованного общества, которое все, а особенно юридические институции, было пропитано сторонниками перемен: Плевако, Спасович, Кони и другие. Право было “манифестом” приходящего в страну капитализма и, можно сказать, передовой его частью. При этом, все насквозь было пронизано прогрессивными идеями, сильно выходящими за планы царского правительства.

Не отставали в плане насыщения "новыми людьми" и другие институты - образование, публицистика, искусство, и даже статистика.

Показательным в этом плане также является и первая существенная работа самого известного юриста РИ В. Ленина. “Развитие капитализма в России” во многом использовала в качестве материала для себя с одной стороны, материалы русской публицистики, а с другой - результаты земской статистики. Русская публицистика фактически была создана выходцами из различных литературных кружков, большая часть которых была настроена крайне революционно: Успенский, Чернышевский, журналы “Отечественные записки” и “Современник”, не дают в этом усомнится. Со статистикой все сложнее, однако и там не обошлось без влияния “новых людей”. Помимо большого количества народников был к ней причастен и Д. А. Тимирязев, на которого опирается Ленин в своем анализе искажений статистики. На первый взгляд он был вроде политически нейтральным человеком, однако его брат К. А. Тимирязев одним из первых, прочитал Капитал Маркса и стал считать себя “марксистом”.

Таким образом, работа Ленина не была “написана” индивидуально, а является результатом сложной “производственной цепочки”. именно, наличие таких производственных цепочек отличает теорию, адекватную капиталистическому способу производства, от докапиталистических форм теоретизации.

Хорошим примером описания такого уровня развития теории служит работа А. Платонова “Фабрика литературы”: в ней он описывает вариант “фабричного” производства литературы, выстроенного в длинную и сложную производственную цепочку. То же самое пишет например и Л. Выготский в статьях, посвященных вопросам организации исследования педологии национальных меньшинств. Из этого мы можем сделать вывод: когда мы говорим о теории адекватной современному высоко развитому капиталистическому обществу, мы должны в первую очередь думать не о количестве прочитанных книжек тем или иным человеком, а о том насколько хорошо выстроена наша организация, насколько развита вся цепочка производства знания в целом.

Очевидно, что для такого уровня развития теории, революционерам необходимо сначала создать или изменить те общественные институты, которые позже станут первыми звеньями этой цепочки (публицистику, статистику, лит корреспонденцию, педологические службы в школах итд). В целом, для создания людей, которые будут этим заниматься, и нужны кружки. Именно в этом реальный смысл гегемонии по Грамши(хорошо на текущий день ее раскрывают левые акселерационисты), а не в том что надо сделать много ютуб каналов и кричать из каждого утюга, как прекрасен коммунизм и плох капитализм. Конечно, создание новых форм медиа это прекрасная точка для приложения сил(пусть она и не может быть единственной), однако левые сегодня не создают никаких новых форм, а паразитируют на тех формах, которые уже стали популярным на ютубе (диссы, новости, дудь-формат, разборы разборов, лекции итд).

Кризис “кризиса рациональности”

Итого, нам необходимо понять “необъяснимую эффективность” кружковщины. И первым ответом для нас станет теория “кризиса рациональности”. Она крайне хорошо проработана и заверена огромным количеством цитат классиков. Сразу скажу, что я не отважусь с ней спорить, скорее только попытаюсь развить ее и представить в истинном свете.

В общих чертах ее можно представить в такой схеме: в тот момент когда капитализм переходит от производства вещей к непосредственному производству человека как производителя и потребителя (то что автор называет “виртуализацией”, а в западной традиции это называется биополитикой), целостная рационалистическая логика “ломается” - она не способна вместить в себя такой способ производства. С другой стороны, не происходит преодоления этой рациональной логики - общество оказывается неспособно освоить то, что явилось результатом его же развития:

“И это диктуется самим характером производства, которое в полной мере не осуществляется ни по логике производства вещей (а значит и логике управления вещами и вещными процессами, где человек выступает как вещь), ни по логике производства человека как определённой целостности. Частичное освоение социальной формы движения материи предполагает целенаправленное производство определённых качеств, состояний индивидов, производящихся в фрагментарных коллективах, но не производство человека как общественной целостности. Отсюда и клиповость (фрагментарность) сознания.”

Такой уровень сознания, по мнению автора, выражается в “информационности” нашего общества, его фиксированности на отдельных единицах информации и их контексте, а не на формировании цельной и рациональной картины мира, то есть цельного мировоззрения:

Производство целостной картины мира становится не выгодным и не нужным в системе виртуализированного капитализма, а потому излишним. Оно отмирает. Его заменяет производство способности восприятия и переработки информации определенного рода, способность проводить операции над ней и самому операционализироваться с её помощью. Требуются только общие навыки, необходимые для восприятия любой информации, без которых индивид не смог бы функционировать в системе производства образа жизни, и частичная компетенция, позволяющая быть рабочей силой в определенной отрасли.

Такой крутой поворот от рациональности к ее отмиранию автор связывает с развитием империалистического капитализма. Чтобы глубже понять мысль автора, нам самим придется вернутся к истории развития капитализма и глубже рассмотреть истоки идеи рационализма.

Святое средневековье

Сам автор тоже акцентирует свое внимание на различии докапиталистической формы сознания и капиталистической:

Это приводит к отсутствию мировоззрения, то есть целостной картины мира и потребности в нём. Этим современный фрагментарный индивид, произведённый на конвейере людей и сам являющейся частью его механизма, отличается от людей предшествующих эпох. Каким бы тёмным не был крестьянин или рабочий, какой бы убогой не была его картина мира, она должна была быть в наличии, чтобы он мог существовать в качестве члена общества. Целостная картина мира непосредственно не производилась ими, а определялась степенью их отношения к общественным и общественно-значимым формам воспроизводства сознания. Тем не менее, каждое событие и каждое знание должно было найти свое место в картине мира. То же самое можно сказать о представителях всех классов.

Капитализм же приводит к разрушению подобной формы сознания:

Самим характером производства мышления отрицается образующий мировоззрение (то есть целостную картину мира) принцип всеобщей связи, какие бы формы он не принимал. Место картины мира занимают сменяющиеся информационные картинки, предназначенные для одноразового, пусть даже и повторяющегося потребления. Единственное, что остается – контекст и поликонтекстуальность, то есть различный характер потоков информации, позволяющий отличить один поток от другого.апример, спортивные новости от прогнозов погоды.

То есть религиозное сознание, несмотря на свою архаичность все же имеет некоторые преимущества перед сознанием эпохи капитализма. Это довольно интересный момент, который плохо вписывается в типичную для позитивизма идею о линейном поступательном прогрессе. С другой стороны, здесь есть опасность простого переворачивания этой идеи. Можно представить все дело так, что развитие капитализма просто ведет к поступательной деградации. Все увеличивающееся разделение труда просто разрушает все достижения культуры: философию, науку, искусство. Подобную логику очень любят многие марксисты(сам таким был, чего греха таить), которые считают что “после Гегеля и Маркса теория уже не развивалась” и “только дедушка Ленин был хороший марксист”.

Чтобы выбраться за пределы подобной линейной логики прогресса-регресса, нам необходимо заново разобраться с тем как происходил отказ от религиозного мировоззрения.

Стоит заметить, что сама противоположность капитализма и религии не абсолютна, многие теоретики даже отождествляли капитализм с религией, либо устанавливали между ними генетическую связь. В подобных параллелях много правды, так как изначально делались попытки “реформировать” религию и приспособить ее для нужд нового способа производства:

Скроенное по мерке феодализма католическое мировоззрение не могло больше удовлетворять этот новый класс, так как оно не соответствовало созданным им новым условиям производства и обмена. Тем не менее, и этот класс еще долгое время оставался в оковах всемогущей теологии. Все реформационные движения и связанная с ними борьба, происходившая с XIII до XVII столетия под религиозной вывеской, были по своему теоретическому содержанию лишь многократными попытками бюргерства, городских плебеев и поднимавшегося вместе с ними на восстания крестьянства приспособить старое теологическое мировоззрение к изменившимся экономическим условиям и жизненному укладу новых классов.

Несмотря на то, что протестантство очень сильно видоизменило христианство и сделало его более адекватным капиталистической этике, его оказывается недостаточным для того, чтобы стать полноценным мировоззрением эпохи капитализма.

Реальной силой, которая помогла так быстро преобразовать феодальное общество стала не религия, а право(Гроссман, Стучка):

Люди, изгнанные вследствие роспуска феодальных дружин и оторванные от земли то и дело повторяющейся, насильственной экспроприацией, — этот поставленный вне закона пролетариат поглощался нарождающейся мануфактурой далеко не с такой быстротой, с какой он появлялся на свет. С другой стороны, люди, внезапно вырванные из обычной жизненной колеи, не могли столь же внезапно освоиться с дисциплиной своей новой обстановки. Они массами превращались в нищих, разбойников, бродяг — частью из склонности, в большинстве же случаев под давлением обстоятельств. Поэтому в конце XV и в течение всего XVI века во всех странах Западной Европы издаются кровавые законы против бродяжничества. Отцы теперешнего рабочего класса были прежде всего подвергнуты наказанию за то, что их превратили в бродяг и пауперов. Законодательство рассматривало их как “добровольных” преступников, исходя из того предположения, что при желании они могли бы продолжать трудиться при старых, уже не существующих условиях.
Деревенское население, насильственно лишенное земли, изгнанное и превращенное в бродяг, старались приучить, опираясь на эти чудовищно террористические законы, к дисциплине наемного труда поркой, клеймами, пытками.

Именно структурирование поведения людей юридическим правопорядком дает ответ на вопрос Вебера: “Каким образом большое количество людей так быстро оказалось вовлечено в капиталистическую мануфактуру?”

Таким образом, правовое сознание - то есть поведение и мышление людей структурированное как право - является сознанием эпохи капитализма, сознанием отвечающее его функционированию. Тогда откуда же берется фрагментарное информационное сознание? Чтобы это понять, нужно понять глубочайшее различие между правовым и религиозным сознанием. Вместе с этим нужно понять и специфику социальных отношений, принявших правовую форму.

С чего начинается право?

Здесь необходимо разбить некоторые представления об этой самой правовой форме.

Зачастую считается, что сущность права - в нормативности. Отношения между людьми являются правовыми так, как они регулируются некоторыми нормами установленными некоторыми суверенным авторитетом(обычно подразумевается государство):

Не потому существует норма о праве требовать возврата долга, что кредиторы обыкновенно требуют, а, наоборот, кредиторы требуют своего долга потому, что существует такая норма; не путем отвлечения от наблюдаемых случаев устанавливается право, а путем вывода из правила, кем-то установленного

(Шершеневич — «Общая теория права», 1910, стр. 274).

У такого взгляда есть две проблемы.
Первая: сами юристы достаточно часто убеждали друг друга, что совокупность норм, записанных или не записанных, сама по себе скорее относится к области литературного творчества: «Нужно иметь в виду, что законы лишь постольку порождают право, поскольку они осуществляются, поскольку нормы покидают свое “бумажное” существование и проявляют себя как сила в жизни людей». A. Ferneck — «Die Rechtswidrigkei», 1903, стр. 11.
Вторая: такой взгляд не позволяет понять право как специфическое изобретение буржуазного общества, не характерное для других периодов истории человечества. Ведь именно подчинение высшему авторитету является основной чертой трудовой дисциплины феодального общества. Четкая иерархия авторитетов, нормирующих поведение своих вассалов, выстроенная от крестьянина до монарха и самого Бога определяла функционирование общества в тот период. Право феодального периода - кулачное право, право сильного.

Идея личности вообще является ключевой для религиозного сознания. Античность позволила отделить свойства присущие вещам от того что в них приносит человеческая деятельность. Благодаря этому личность в средневековье стала восприниматься как главный творческий субъект. Однако “сила личности” воспринималась с одной стороны слишком конкретно - как способности присущие конкретному человеку(великому монарху, воину итд), а с другой слишком абстрактно - в отрыве от его связей с другими людьми.
Право же ставит в центр совсем другую личность. Ключевой категорией права является субъект права, но несмотря на то, что зачастую это реальный человек из плоти и крови, эта категория подразумевает не этого человека, а скорее “весь ансамбль общественных отношений”, который представлен некоторым лицом(физическим или юридическим). Личность в праве рассматривается как некоторый узел, пересечение общественных связей. Короля играет свита, великий ученый никто без всей системы производства знания. Это подтверждает и приводимый самим автором пример “автора как функции текста” у Фуко - сегодня личные способности автора не так важны как то какую роль он играет в обществе. Конечно, для Фуко общественные связи - это в первую очередь, дискурсивные связи, но это скорее особенности французской гуманитарной школы.

Получается, что производство мышления при капитализме(а именно правовое мышление есть мышление отвечающее капиталистическому производству), никак не отрицает “принцип всеобщей связи”, несмотря на мнение автора теории “кризиса рациональности”, а наоборот базируется на этом принципе. Иначе и не может быть, ведь само капиталистическое производство базируется на этом принципе:

Поэтому некая “организация труда” есть противоречие. Той наилучшей организацией, которую может получить труд, является его теперешняя организация, свободная конкуренция, разложение всех его прежних мнимо “общественных” организаций.

Капитализм производит действительное обобществление производства - частная собственность полностью отрывается от личного владения. Наиболее очевидно это становится на рынке земли:

Нет, по-видимому, более яркого примера иллюстрации классового характера права, чем именно развитие земельной собственности, превращенной законодательством буржуазного общества в простой безыменный титул на земельную ренту, в форме закладных листов и т. п. бумаг на предъявителя. Как я уже указал в одной из предыдущих глав, эту тенденцию к «бумаге на предъявителя» имеет всякая власть в буржуазном обществе вообще. Характерным для этого явления обозначением служит сочетание слов: мобилизация иммобилий, «превращение в движимость недвижимости». А Маркс еще 50 лет тому назад отметил, как одну из главных заслуг капиталистического способа производства, что он довел до абсурда самое понятие земельной собственности.

Другой вопрос, что сам “принцип всеобщей связи” в реальности никак не обязывает к наличию “целостного мировоззрения и картины мира”. Скорее наоборот, противоречит такой целостной картине. Буржуазные революции показали, что феодальный способ мышления, требующий, чтобы “каждое событие и каждое знание должно было найти свое место в картине мира”, всегда оказывался крайне ограниченным. Он являлся отражением действительной феодальной ограниченности, которая делала невозможным формирование национальных государств и мирового рынка.

Так как любая мировоззренческая картина мира всегда меньше самого мира из которого она появилась, - значит она должна включать в себя свое отрицание и быть противоречивой. Поняли впервые это еще церковники утверждавшие: “Верую, ибо абсурдно”. Однако они пытались решать это противоречие не практически, а при помощи смирения и прочих духовных практик.

Капиталистический тип мышления не требует существования подобной мировоззренческой картины мира. Скорее, он утверждает принцип всеобщей связи в решении конкретных ситуативных проблем через согласование их с всеобщей необходимостью. К примеру, несмотря на свою всеобщность, закон никогда не претендует на полноту, то или иное правовое решение невозможно вывести напрямую из буквы закона (я уже приводил слова Э. Фукса об этом). Несмотря на то, что делались попытки многочисленных дополнений закона, он никогда не станет полным и охватывающим все многообразие жизни (например лейбористы в Англии предлагали создать документ который явно показывает на каких ценностях и принципах основана Конституция страны).

Более того, подобная неполнота закреплена и в самом законе: в законодательство включается так называемый «принцип добросовестности». Он гласит о том, что «при установлении, осуществлении и защите гражданских прав и при исполнении гражданских обязанностей участники гражданских правоотношений должны действовать добросовестно». Под этой абстрактной доброй совестью кроется лишь та самая объективная действительность, исходя из которой судья и трактует закон:

Что принцип добросовестности предписывает и что запрещает, не может основываться на субъективном взгляде и опыте конкретного судьи. Это должно определяться реальными, одобряемыми в социальной действительности масштабами нормального корректного поведения, которые могут служить для соответствующего лица образцом его поведения, его действий. Там, где такие социальные нормы установить не удается, судья также не свободен в своем усмотрении, а должен ориентироваться на общепринятые в текущий период времени представления о ценностях. Если же и такие представления недостаточно оформлены, то ему следует исходить из того, какими бы следовало быть общепринятым представлениям

Подобная бессистемная системность становится возможной, поскольку мышление при капитализме приобретает институционально-фабричную форму - благодаря тому, что человек воспроизводится институционально(через образовательные, медийные и корпоративные структуры - примеры фабричного производства теории я приводил в начале статьи, но чтобы никто не подумал что это строго нечто хорошее, то можно еще привести в пример k-pop или работу СМИ - отчасти возможно поэтому левые так любят идею “ленинской газеты”) и для подчинения обществу ему нет необходимости иметь некоторую одобряемую точку зрения, верить в определенные идеалы, иметь определенное мирровозрение итд. Главное, чтобы он делал то, что требуют от него общественные связи. Как он при этом будет объяснять это себе - только лишь его проблемы. Такая институциональная форма подчинения индивиду всеобщей общественной необходимости была отражена в концепциях “биовласти” Фуко и капиталистический реализм М. Фишера и Ф. Джеймисона. Также этот факт усмотрел Гегель в “Йенской реальной философии”:

Не искусственность законодательного и т. п. насилия — самость — вот что является высшим.
Насилие свободно предоставляется своей судьбе, необходимости.
Хитрость состоит в том, чтобы предоставить отдельному <индивиду> действовать, заботиться о самом себе, — стекается во всеобщее — высшее рефлектированное в себе (бытие) духа.
Гарантия против произвола; всеобщая конституция сословий — не только сословное собрание; всеобщий разум — текучесть своего единичного. Разум народа умен настолько, насколько (разумны) его учреждения.

Все это показывает, что реальное установление всеобщей связи на уровне общественной практики через институционализацию мышления и обобществление труда, требует отказа от целостного мировоззрения и делают его пережитком феодализма. Капитализм показывает, насколько иллюзорно зачастую подобное мировоззрение, как бессильны в практической жизни подобные “картины мира”. То, что не входит в чувственную практику человека не может быть и надлежащим образом познано.

Почему же для нас таких современных и прогрессивных, подобный феодальный пережиток выглядит крайне заманчиво по сравнению с окружающим нас способом мышления?

Мифология древняя и современная

Картина теоретической и культурной разрухи современного общества, рисуемая автором, выглядит очень правдоподобно:

Клиповое сознание предполагает разобщенность и несвязность взглядов на мир. Индивид верит в самого примитивно представляемого бога (по религиозным праздникам) и в науку одновременно, разделяя единицы информации, относящиеся к науке и к религии, но не связывая их между собой. Наряду с этим существуют и функционируют политические, экономические и т.д. мемы-клипы. Их объём может быть больше, может быть меньше. Всё для него выступает как единица информации – мем, не связанный с другими мемами. Они существуют как бренды, рассказывающие о неизвестных или маркирующие старые определённые «практики», которые должны быть воспроизведены, раз информация поступила.

Современный фрагментарный индивид может обладать знанием массы отдельных фактов, которые не связаны между собой, ибо относятся к разным контекстам. Например, представление о боге никак не связано со сведениями о медицинских новинках или информацией о том, что Волга впадает в Каспийское море, если только Волга попала в поле зрения. Всё это может быть одинаково хорошо воспринято. И одинаково легко индивид переходит от восприятия одной к восприятию другой, даже самой невероятной информации. Ничто не рушит его картину мира потому, что её нет, могут быть разрушены только отдельные мемы, но наибольшую разрушительную силу на них оказывает простое забвение при переходе к другим мемам, актуализирующимся и распространяющимся во фрагментарных коллективах. Есть механизм восприятия и переработки информации, а поэтому и фрагментарный индивид, например, может воспринимать информацию о количественных показателях ВВП, даже не зная, что такое ВВП. Такой индивид не только может быть потреблен капиталом как потребитель, а исключительно пригоден для того, чтобы быть потреблённым таким образом, воспринимая этот акт как акт личной свободы.

Ту же критику мы встретим и у Адорно, критикующего фабричное производство культуры. Почему, несмотря на всю прогрессивность капитализма как способа организации труда и соответствующего ему способа мышления, мы имеем подобную картину разрухи? Более того, эта разруха всеми своими признаками (разорванность сознания, вещизм и фактичность итд) скорее напоминает мифологическое сознание.
Ответ на этот вопрос кроется в понимании постоянного разрыва между уровнем развития культуры и уровнем ее освоения индивидами:

В действительности дело обстоит, как понял Гегель, таким образом, что огромные массы людей, живущие в XVIII – XIX веках, достигают лишь того уровня, который культура в целом успела пройти и превзойти уже в III или даже IV веке до нашей эры. Будучи современниками Декарта и Канта, Рафаэля и Моцарта, огромные массы народа, целые классы этого народа, остались в отношении развития способности мыслить и силы продуктивного воображения современниками библейских пророков, авторов Ветхого завета. Даже до уровня древних греков они не доросли, а застряли на младенческом уровне Моисея и Христа.

Тем не менее, телесно они живут в условиях современной культуры, которую они не в силах ни постигнуть, ни усвоить. И культура мышления как и культура силы воображения, в их современных формах так и остаётся для них чем-то «чуждым» и даже враждебным, чем-то таким, что противостоит им всю жизнь как внешняя, посторонняя и совершенно безличная «сила» – как сила «науки», сила «государства», сила «искусства», персонифицирующая себя в лице «всемирно-исторических личностей» ранга Наполеона, Канта, Рафаэля, Ньютона и прочих «героев духа»... Большинство людей – притом подавляющее их большинство обречено всю жизнь оставаться объектом этих безличных сил, персонифицированных в немногих индивидах, и никогда не превращается в субъекта, в носителя всеобщечеловеческих способностей.”

Освоение же человеческой культуры всегда происходит по логике ее воспроизводства:

Индивид должен «присваивать» не готовые результаты развития культуры, а только результаты вместе с процессом, их породившим и порождающим, т.е. вместе с историей, их созидающей. А эта история от начала до конца исполнена чрезвычайно напряженной диалектикой, т.е. эволюционирует через возникновение противоречий между людьми (соответственно между отдельными способностями, между отдельными способами общественно-человеческой жизнедеятельности) и их разрешение в некоторый «синтез», в некоторые более высокие исторические формы.

Что же тогда будет наиболее ранней ступенькой развития сознания, соответствующей самым примитивным способам освоения культуры? Конечно, таким самым неразвитым способом будет мифологическое сознание, раздробляющее целостную культуру на множество не связанных кусочков, и нивелирующей все достижения капитализма в обобществления процесса труда в сфере мышления. Картина разрухи информационного общества, нарисованная в теории “кризиса рациональности”, описывает именно такой неразвитый способ освоения высокоразвитого способа производства. Из-за чего возможно такое неразвитое освоение - это вопрос для отдельного большого разбирательства. В общих чертах, мы можем признать подобное свойство деградации характерным для любого развития: там где нет движения вперед(то есть продолжения революционной борьбы), обязательно есть топтание на месте, вызывающее пресыщение и потерю контекста для уже достигнутого, что конечно вызывает определенный откат в развитии. В психологии пресыщение выявляется эмпирически как деградация определенного навыка, в результате его крайне долгого практикования, хотя логически кажется, что от практикования чего либо мы должны уметь это делать все лучше и лучше.

Отсюда становится понятна наша очарованность феодальными способами производства мышления(то есть религиозным мышлением), ведь по сравнению с мифологическим мышлением, религиозное крайне прогрессивно.

Несмотря на то, что мы поняли освоение общественных отношений “формационно” как развивающиеся исторически и имеющие определенные ступени, нам необходимо показать возможность переходов между ними и тем самым привести их в движение. Давайте попробуем посмотреть, как возникают кружки и сопоставить это с тем, как возникало религиозное сознание.

Скромное обаяние маргинализации

В свое время Маркузе, в эпоху исторических поражений рабочего класса, возложил всю надежду в революции на маргиналов. К сожалению, он не дожил до расцвета кружкового движения и не увидел торжества своих идей. Если использовать слово “маргинал” не как оскорбление, а понимать под маргиналом человека, потерявшего все возможности действовать в обществе и утратившего веру в любые общественные практики, то кружки и будут примерами объединения таких людей.

Не случайно наибольший всплеск кружкового движения случился после радикального разочарования людей в существующих политических практиках - после Болотной (тогда вышла важная статья Тарасова) и Донбасса(тогда кружки стали проявлять публичную активность). Большое количество активистов различных движений или просто сочувствующих, оказалось в ситуации, когда все привычные формы деятельности показали свою неработоспособность, а других способов взаимодействовать с миром активисты не знали. Именно такая ситуация выталкивает человека из общественных отношений, он понимает что его место в мире не соответствует желаемому, но и как-то изменить его он не может.

Во многом данная ситуация похожа на ту, которая привела к появлению христианства:

Так вот, радикализм христианства заключался в том, что в условиях, когда что-то изменить в существующем мире невозможно, оно объявило этот мир «недействительным». Авторы Евангелия достаточно точно определяют основную причину земных несправедливостей - частную собственность, и поэтому первые христианские общины носят принципиально коммунистический характер. В основе идеологии этих общин лежит полный отказ от частной собственности, а в некоторых даже отказ от труда, поскольку труд порождает богатство. Этим же объясняется и недопущение в некоторые общины женщин, поскольку в то время женщина не могла восприниматься иначе как частная собственность. Член такой общины должен был сосредоточиться исключительно подготовке к «настоящей жизни» на небе.

Как правильно показывает автор данной статьи, первые христиане были достаточно умны, чтобы, несмотря на свое неприятия общества во всех его проявлениях, понимать, что человек не может существовать вне общества. Выходом становится попытка создания нового, альтернативного старому, общества - общины. Однако такое “общество” получается несколько перевернутым. Так как действительность признается им недействительной, то действительным оказывается нечто воображаемое, некая идея. То есть то, чего нет в действительности, то, что “должно” быть. Соответственно и отсылки к действительности, то есть наивный эмпиризм, полностью отвергается таким сознанием. Никакой факт не может опровергать идею, ведь вся действительность лишь неправильное и кривое отражение идеи. Любое несоответствие действительности идеи лишний раз подчеркивает неправильность и несправедливость реального мира и необходимость построить новый. Антиэмпиризм, характерный для всей античной философии от Гераклита до Аристотеля, приобретает здесь свое истинное значение.

Подобное отношение к идеям мы видим и в кружковой среде. Для участника кружка действительность воспринимается неизбежно, как нечто ложное. Это происходит потому, что в ней он не находит ни единого способа достижения своих целей (обычно подразумеваются политические или культурные цели). Кружок же становится своеобразным безопасным местом, в котором можно экспериментировать “малым обществом”, некой неполноценной заменой “большого общества”.

Политические кружки не единственные общественные объединения, живущие по логике, созданной еще первыми христианами. В первую очередь, вспоминаются, существующие намного дольше, группы психологической помощи. Подобные коллективы также собираются из людей, которые полностью исчерпали все известные им способы существования в обществе и достижения своих целей. В основу такой группы обычно ложится принятие друг друга, безоценочность восприятия и прочие терапевтические ценности - идеи, безусловно, слабо относящиеся к реальной жизни и жизни в реальном обществе.

Таким образом, любой коллектив людей оказавшихся вытолкнутыми из общественной жизни воспроизводит логику религиозного сознания. Если это так, то и преодолеваться эта общественная форма должна по той же логике, что в свое время преодолевалась религиозная форма сознания.

Давайте посмотрим в чем была наибольшая сложность преодоления религии и как она все-таки была преодолена.

Первое, что бросается в глаза, когда мы говорим о религии, - это конечно фундаментальная фиксированность на некоторой идее, тот самый антиэмпиризм, о котором мы уже говорили. Он же является основополагающим для работы кружка: логика познания позитивизма (она же логика познания принятая в кружках), с которой я начал статью, есть лишь следствие такого антиэмпиризма.

Несмотря на внешнюю не приглядность у этого принципа есть и положительная сторона. Подобная установка рассматривать жизнь только постольку, поскольку она становится представленной в некоторой системе знаний (теории) позволяет сформировать целостную картину мира, сделать шаг от мифологического сознания.
В этом плане неправильно было бы рассматривать левые кружки и блогосферу, как некий исключительный феномен. Автор теории “кризиса рациональности” верно заметила, что капитализм сам по себе никак не определяет способа создания человеком целостной картины мира. В рамках капиталистического способа производства пытаться определить за человека некоторую единую заданную картину мира было бы полным безумием (опыт СССР отлично это показал). Однако уничтожает ли это общественную потребность в формировании мировоззрения? Конечно же нет, ведь рано или поздно, в освоении общественных отношений любому человеку придется пройти религиозную стадию (покуда он будет их осваивать конечно же).
И естественно, что сохраняется необходимость в организациях которые этим будут заниматься. Для примера можно посмотреть на рынок научной журналистики, критического мышления и пр. который даже в РФ оценивается в миллионы долларов (один красноречивый пример).

Автор знает об этом рынке мирровозрений и важности его для системы капитализма, но смотрит на него только с точки зрения анализа потребления. В результате, у автора получается, что это некий “посткапиталистический” процесс, хотя в реальности это наоборот более примитивные относительно капитализма формы.

Конечно проблема в том, что увидеть необходимость мировоззрения для производства намного сложнее, чем для потребления. В реальности само производство ставит такие задачи, которые нельзя решать довольствуясь мифологическим и разорванным сознанием. Развитие структуры потребления только обслуживает развитие структуры производства: оно ставит такие задачи, восполнение затрат после которых требует иной структуры (не мифологической, а религиозной) для свободного времени человека, - соответственно меняются и формы досуга. Причем содержание этой “религии” т.е мировоззрения, не обязано быть связано с работой - как и в полноценной религии - мирская жизнь не имеет к ней никакого отношения. Поэтому в топе научпопа обычно далекие от жизни человека физика и история.

Левая блогосфера и кружки отлично вписались в этот рынок мировоззрений, в качестве небольшого сегмента и обслуживают развитие производства при капитализме. В этом нет ничего плохого. Капитализм закрытая система - что либо делать в нем возможно только обслуживая какую-то потребность производства. Собственно пресловутая “организация рабочего класса” есть просто развитие рабочей силы, которое, в конечном счете, возможно постольку поскольку капитализм страдает от ее деградации. Это не плохо. Наоборот, это показывает, что мы можем использовать тенденции внутри капитализма для борьбы. Главное, помнить, что нет никакой тенденции, которая сама по себе выведет нас за его пределы, и вовремя “спрыгивать” с этих тенденций.

Сегментация рынка мировоззрений

Спрыгивать, конечно, надо еще уметь, а для этого любую такую тенденцию надо доводить до конца, то есть до максимального напряжения противоречия, которая она в себе содержит. А для этого нужно овладеть логикой этой тенденции. В первую очередь отбросим тупиковые пути тенденций.

Например, таким тупиковым путем будет попытка монополизации рынка производства мировоззрений. Сам факт краха феодализма показал, что в рамках глобализованного мира невозможно создать единую и непротиворечивую картину мира. Здесь обычно пытаются идти двумя противоположными путями: первый это максимальная универсализация мировоззрения (например от коммунистического мировоззрения к борьбе с неравенством и т д), второй путь, наоборот, подразумевает максимальную радикализацию и сужение мировоззрения (к примеру, от борьбы с неравенством к крайнему сталинизму). Что поразительно, оба этих пути по итогу приводят к расколам и дальнейшей сегментации подобных целостных картин мира. Практика как широко левых, так и ортодоксальных сектантов в этом плане одинакова: дикие сталинисты раскалываются так же активно, как прогрессивные левые. Естественно, что сегментация противоречит изначальной задаче построения целостной картины мира и, в целом, возвращает нас назад в пучину мифологического сознания.

Также легко, эти картины мира могут меняться одна на другую: фашисты становятся коммунистами, коммунисты либералами и так по кругу. Так как все это лишь различные содержания одной и той же универсальной формы - религиозной - это содержание может быть легко заменено в результате изменения внешних обстоятельств.

Очевидно, что в пространстве идеи за пределы религиозного мышления совершенно нету выхода. Здесь мы видим все проблемы религиозного сознания - невозможно никак доказать его ложность. Более того, его развитие и наполнение не ведет к повышению активности человека (которая могла бы помочь ему выйти за рамки первоначальной идеи), а, наоборот, все к большему смирению. Чем больше наполняется и систематизируется картина мира, тем больше человек уходит от реального мира. Чем больше он узнает причин, почему его положение таково (виноват капитализм и тому подобное), тем спокойнее ему становится жить и продолжать существовать в том месте, где он находится. Левая пропаганда вполне имеет не только радикализующий, но и, наоборот, успокаивающий эффект. Так, как объясняя мир, (при этом могут постоянно говориться слова про изменение этого мира) она позволяет снизить накал напряжения противоречия. Это общеизвестный в психологии эффект любой рационализации, несмотря на практическую беспомощность и бесполезность, она помогает сохранить спокойствие в ситуациях когда практическое решение невозможно.

Двойственная истина

Христианство выходило из этого тупика замысловатым способом. Преодоление религиозного способа мышление во многом произошло благодаря самой религии:

Но в любом случае, именно арабское Средневековье сохранило для истории очень много достижений античности и Древнего Востока. Именно благодаря арабам со многими из этих достижений ознакомились европейцы. И это не только медицина, навигация, алгебра, алхимия. Это и такая стратегическая идея как идея так называемой «двойственной истины». Благодаря ей во многом только и можно было в условиях господства церкви заниматься изучением природы. Суть этой идеи заключалась в том, что бог, мол, оставил не одну книгу - Священное писание, но и еще одну - книгу природы. Поэтому изучение этой «книги» с точки зрения теории «двойственной истины» - такое же богоугодное дело, как и изучение Корана (Библии).

Именно из этой концепции вышли все как естественно-научные, так и правовые течения, которые заложили основу капиталистического способа мышления. Попробуем применить тот же прием к современным кружкам, переведя с церковного языка на человеческий.

Начнем с того, что кружки появляются не просто так - они представляют группы людей, которые оказываются вытолкнуты из общественной жизни некоей общей проблемой. Например, невозможностью вести политическую деятельность сохраняя коммунистические ценности в текущей обстановке. То есть изначально люди приходят в кружки не для того, чтобы находиться в кружке, а для того, чтобы осуществлять свою деятельность. Кружок - средство поиска решения проблемы, которая мешает это делать.

Естественно, что решение некоторой проблемы возможно только через ее изучение. Именно на это направлена работа, связанная с чтением книг на кружке. Как мы уже выяснили, подобная работа в некотором смысле обречена на провал - сама по себе она не может приводить к решению проблемы. Я не говорю, что она совсем бессмысленна, а только акцентирую на том, что она бессмысленна сама по себе. Смысл ей придает нечто иное, что находится за пределами мира идей.

Если провести очень грубую параллель, зная что под Богом в христианстве подразумеваются общественные отношения, то теоретический багаж изучаемый в кружках, можно уподобить Священному Писанию, которое изучали средневековые схоласты. Только не стоит расценивать это, как оскорбление. Ведь, на самом деле, наиболее талантливые схоластики перелопатили большую часть всей созданной обществом до них философской и научной мысли (даже ненавидимые ими материалисты так или иначе были включены в их разработки).

Но что же тогда в нашей далеко идущей аналогии станет “второй” истиной созданной Богом - “Природой”? Общественные отношения создали не только книги посвященные решению проблемы, но и самих людей решающих эту проблему, тех самых людей которые объединились в кружок. Получается, что у человека в кружке помимо “первичной” истины текста, есть “вторичная” истина - другие участники коллектива. И эта вторичная истина намного важнее и именно она, то есть отношения с другими людьми, есть реальный двигатель кружка и поиска решения проблемы.

Логика христианства и есть, в конечном счете, логика любой коммуникации. Это логика любого отношения людей к друг другу вне общественного производства. Она до сих пор живет с нами в нашем высокоразвитом обществе в подобного рода коллективах. Это легко понять если почитать литературу по групповой терапии. Станет понятно, как основные стадии личностного роста человека в группе совпадают с основными стадиями пути к Богу в христианстве. В современной философии эта логика изучалась в рамках экзистенциального направления.

Как же коллектив помогает человеку найти решение общественной проблемы? Очевидно, что в любой общественной проблеме, дело состоит не в самом обществе, дело - в самом человеке. Буржуазная истина “начни с себя” абсолютно верна в этом плане. Ведь проблема не в том, что общество не в порядке, проблема в том, что ты не знаешь как привести его в порядок. Ведь все известные тебе способы менять его, показали свою ограниченность.

Как можно выйти за границу своих способов взаимодействия с обществом? Очевидно, что это просто не возможно сделать в одиночку, ведь твои способы рефлексии своего поведения ограничены твоими текущими способами существовать и взаимодействовать.

Как я уже сказал ранее, кружок можно рассматривать как лабораторную модель общества. Однако, если христиане рассчитывали вырастить в этой лаборатории замену старому обществу, то мы можем рассчитывать на постановку небольшого эксперимента. Он позволит нам понять, как мы существуем в обществе, как мы решаем стоящие перед нами задачи. В том числе, это касается и способов теоретического мышления и предпочтений в выборе практик политической борьбы. Работа в коллективе позволяет человеку наглядно увидеть, какое место он обычно занимает в отношениях с другими людьми. Знание этих особенностей позволяет человеку более осознанно встраиваться в общественные отношения, выбирая такое место, на котором не будут проявляться его слабые стороны и будут проявляться сильные.

Процесс формирования целостного мировоззрения в процессе чтения книжек отражает реальный процесс прояснения своего места человека в общественных взаимосвязях. Это мировоззрение также полезно не потому, что оно отражает некую “безграничность” человека, а только потому, что оно позволяет увидеть человеку собственные границы, вывести его на важные вопросы, которые он даже не мог поставить до этого. Именно наиболее четким указанием на пробелы и дыры, указанием на то, что не работает, полезна целостная картина мира. Однако постановка вопроса - еще не сам ответ и он лежит за пределами любой из идей.

Это подводит меня к необходимости вывести эту статью за пределы мира идей. При этом, указав на неразрешенные еще вопросы, которые появляются у нас после того, как я смог нарисовать такую красивую и непротиворечивую картину, объясняющую существование и развитие кружков.

Действительно, что должно поменять в нашей практике подобный пересмотр теории объясняющей существование кружков? Глобальных выводов тут два: первый связан с внутрикружковыми практиками, второй - с тем, как кружки вписаны в систему общественного производства. В некотором смысле выводы на двух этих уровнях будут противоречить друг другу, но тем и лучше.

Групповая псевдодинамика

Внутри кружков на текущий момент полностью игнорируется важность групповой динамики, то есть того, как развивается коллектив. Основная сложность здесь вот в чем: несмотря на то, что кружок сводит очень похожих людей - как минимум людей с одной и той же проблемой - эта похожесть очень поверхностна. В реальности все люди очень разные и именно это различие - конфликт, противоречие - является движущей силой развития кружка. Именно оно позволяет человеку осознавать себя и тем самым развиваться.

Именно этому конфликту обычно и не дают никакого развития в кружках. Речь конечно не о тех спорах, которые возникают при обсуждении материала, с этим проблем нету - очень сильно в этом помогает сократический метод. Но в реальности противоречие между участниками скорее не в восприятии книжек, а в том, что лежит за процессом чтения (до и после него). В вопросах “Зачем мы это читаем?”, “Почему мы читаем именно это?”, “Что будет, когда мы это прочитаем?”, “Как это поможет решить мою проблему?”, “Зачем вообще нужен кружок?” итд, в большинстве случаев лежит некое необсуждаемое противоречие.

Когда это противоречие вырывается наружу, его пытаются тут же разрешить - запихав джина обратно в бутылку, чтобы вновь вернутся к привычному процессу чтения книг. Но ведь самая интересная книга, которую можно прочитать на кружке это книга “чужого восприятия мира”, “чужого опыта борьбы”, а не “Капитал” и не “Наука логики”.

Из-за этого большинство групп самообразования застревают на самом первом этапе групповой динамики - псевдосплоченности - когда люди обращают внимание только на сходства с другими и игнорируют различия. Конечно, зачастую эти противоречия обретают безопасную форму. Например, получается обсуждать подобные практические вопросы “контрабандой”, обсуждая материал текста (в этом отчасти успех кружков по Ленину).

Когда же у подобных групп не получается загнать джинна противоречия между людьми обратно в бутылку, они прибегают к старым добрым бюрократическим способам: либо отсылки к писанным правилам, либо голосованию. И то, и другое является ядом для кружка, заимствованием из мира отношений более высокого порядка (рабочих, то есть капиталистических отношений), в которых эти приемы необходимы.

Левые очень любят критиковать представительную демократию за формализм, не учет реальной жизни и разного положения людей имеющих равный по силе голос (у буржуя есть СМИ, а у рабочего нет времени разбираться). Но при этом в своих организациях они с удовольствием используют все тоже формальное голосование, которое совершенно не учитывает разницы положения участников. Один из участников может обладать большим влиянием и авторитетом, либо на него может быть завязано многое из-за чего его нельзя потерять. Либо же в кружке может быть создана негласная система ценностей, которая придает фору некоторым участникам и дает им больший вес и влияние. Например, самоценность теоретической работы и умения превращать свою позицию в рациональную схему. Естественно, что те, кто такого не умеют или умеют хуже, будут проигрывать во всех спорах.

Голосование не решает никакой конфликт, оно смазывает его, переносит решение на некий внешний авторитет - большинство. Решением конфликта будет развитие и доведение его до наибольшего напряжения, в котором обе стороны смогут узнать что-то новое о себе. Такое решение может быть долгим и болезненным, - как и любой настоящий процесс познания, но оно будет продуктивным. И как любой процесс борьбы он непредсказуем и не может быть сведен ни к какой схеме или алгоритму.

Перенос ответственности на внешний авторитет происходит и при апелляции к писанным правилам. Конечно, любая такая группа существует в обществе и есть некий минимальный набор правил, которым она должна следовать. Однако любая попытка создания регламентов и прочих кодексов есть лишь очередное проявление страха диалектиков перед реальным напряжением противоречия коллективной работы с живыми людьми.

Самое интересное, что в большинстве случаев, у подобного страха есть основания. Из-за того, что изначально на подобное расхождения целей людей в кружке не обращают внимания (либо о нем знают, но делают вид, что оно не важно), то это противоречие проявляется только в самых крайних и диких формах. Такое проявление пугает и вызывает еще большее желание решить все противоречия “заранее”, каким то бюрократическим приемом: регламентом, голосованием и тд.

Подобные бюрократические приемы поддерживаются иллюзией занятости кружков каким-то делом. То что “кружки ради кружков - это плохо” является непререкаемой догмой среди людей в кружках (это было еще в “Оргвопросе” Тарасова). Поэтому в них постоянно придумывается какое-то дело, вокруг которого якобы объединяется кружок.

Мой взгляд на кружки показывает, что специфика кружков - в отсутствии дела. Их реальное дело - коммуникация, изучение своих отношений с обществом через отношение к представителям этого общества - другим людям в кружке. Все остальное - чтение книг, написание статей, вылазки в реальный мир - лишь инструменты для того, чтобы сделать эту коммуникацию возможной. Это лишь поводы для нее. Так же, как для психотерапевта ваши сны/симптомы/проблемы, на которые вы жалуетесь, будут лишь поводом для разговора. Несмотря на всю иллюзию серьезности их толкования, реальная работа будет “здесь и сейчас” - в самой коммуникации с терапевтом.

Реальное влияние на общественные отношения кружок оказывает только за своими пределами, когда люди вышедшие из него, привносят что-то новое в общественную практику (то есть отношения людей организованных капиталом и по капиталистически). Перефразируя классика: там где есть общественная практика - нет кружка, там где есть кружок - нет общественной практики.

Однако, это “безделье” тоже надо уметь делать. Необходимо овладевать групповой динамикой как важным инструментом работы (намного более важным, чем монтаж видео или написание текстов). Проблема с изучением групповой динамики сейчас в том, что общественная практика связанная с ней, крайне слабо развита. Конечно, можно и нужно читать книжки всех, кто работал с ней: средневековая философия (особенно важны Августин и Ибн Рушд), Курт Левин (первый, кто научно подошел к группам и их динамике), британские группаналитики (Бион и др), постсоветские терапевты (Немиринский, Карвасарский).

Но все это лишь разные модели самой общественной практики, связанной с группами. Для того, чтобы перейти от познания модели к познанию самой действительности, необходимо иметь перед глазами достаточно развитую действительность. Иногда, чтобы изучить мир, нужно его немного поменять. Положение с групповой работой сегодня крайне печальное: в индустрии психологической помощи подобные формы работы только начинают набирать популярность, в образовательной же сфере подобных проектов вообще практически нет.

Как поменять ситуацию - это большой и интересный вопрос. Текущие события открывают для нас определенное пространство для возможностей (речь о карантине и проблемах с онлайн обучением у официальных институтов). Это обширный предмет для отдельного обсуждения.

Рыночек порешает

Как мы уже сказали, реального эффекта кружковая форма достигает за счет того, что конструируя модель общества, позволяет человеку практически понять особенности своих способов достижения цели в определенной деятельности.

Конечно стоит понимать, что модель общества не равна самому обществу и дальнейшее встраивание в общество будет происходить творчески, а не механически. Это некий длящийся во времени процесс. В группах взаимопомощи это отчасти разрешается через механизм создания коммьюнити. То есть полноценной кап. организации, которая вербует себе новых ведущих групп из их участников (например, так работают общества анонимных алкоголиков). Как я уже говорил, что-то похожее пытаются сделать и сами кружки.

Делом, которое должна делать эта организация, обычно становится пропаганда марксизма. Эта цель объединяет самые непохожие организации(например Engels или SM). Причин выбора такой цели на самом деле множество: от чисто исторических (ленинская газета из “Что делать?” не дает покоя многим поколениям левых) до организационных (это крайне абстрактная цель, под которую очень легко объединиться).

Все эти причины вряд ли могут объяснить, почему именно на этой точке сходятся все современные левые. Конечно, это особенность религиозного способа мышления, который видит свое продолжение лишь в сфере сознания. Так, как идея и сознание более действительны, чем сама действительность, единственным способом изменение действительности оказывается изменение сознания, то есть различного рода проповеди. Даже грамшевская гегемония трактуется духовно, как "нравственная и идеологическая гегемония", а не как чисто практический “захват” буржуазных институций. Само “сознание” понимается как нечто идейное и содержащееся в текстах.

В целом, кружки постепенно из мест переосмысления своей практики превращаются в подобные площадки для пропаганды. Кружки в РФ оказались намертво связаны с левым ютубом (отлично видно это тут) и представляют единую производственную цепочку. Можно сказать, что кружки сегодня “продолжение левого ютуба другими способами”. Это накладывает свой отпечаток и на внутрикружковые практики. Из "коллектива равных" - людей с близким и богатым опытом(теоретически, политическим итд) за плечами, для которых вопросы поднимаемые на кружках являются вопросами "жизни и смерти", кружки становятся скорее местом для сократической "проповеди" ведущего. Конечно, как мы замечали раньше, левые не создали что-то принципиально новое, они лишь вписались в уже существующий рынок мировоззрений, заняв его определенный сегмент и привнеся в него некотрые относительно новые для него практики - как например сократический диалог(хотя рынок софизма существовал и ранее).

Это и не плохо и не хорошо - так сложились объективные обстоятельства. Однако проблема в том, что этот факт не подвергается на текущий момент никакому даже самому плохонькому теоретическому анализу. Постоянно идет разговор о “несении классового сознания”, “пропаганде”, но никогда речь не идет о конкретных вещах: “Как и через какие каналы будут распространяться идея?”, “Что случится с ней когда она пройдет через эти каналы?”, “Какое место эти каналы занимают во всей системе общественного производства, благодаря чему существуют?”, “Как донесения этой идеи или того, что от нее останется, повлияет на общественное производство?”

Левые очень любят говорить о плановой экономике, но в своих организациях мы не делаем того минимума планирования, который делает любая крупная корпорация: маркетингового исследования, анализа рынка и так далее. Конечно, этого не достаточно, но нет совсем ничего. Ни конкретного анализа, ни методологии, ни попытки их создать.

Поэтому в качестве примера такого анализа придется взять анализ либерального издания. Чем плох этот анализ?
Ответ будет азбучным: тем, что он “рассматривает явление само по себе, в отрыве от всеобщей взаимосвязи”(скорее всего это прямая цитата из какого-то плохого советского учебника).

Политический Ютуб существует не сам по себе, а лишь как небольшой сегмент остальной системы воспроизводства в обществе религиозного сознания, - то есть производства мировоззрения. Туда же входят и различные научпоп организации, психологи, коучи и прочее. Само существование этой системы опять таки не чей то частный произвол, а потребность производства. Развитие производства требует развития рабочей силы, а необходимый этап развития человека - это религиозная стадия. Поэтому обвинять левых в том, что они занимаются ерундой не получится: таков уровень развития сознания самих рабочих (речь не о всех, а о тех, с которыми могут/умеют/хотят работать левые), левые лишь подстраиваются под их потребности.

Здесь мы подходим к важному вопросу о развитии рабочей силы. Как известно, развитие человека всегда сводится к развитию форм коллективности, в которые он включен (так, как вне отношения к другим людям человека не существует), поэтому и “организация рабочего класса” совпадает с “развитием рабочей силы”.

При капитализме рабочее время организуется согласно правилу эффективности, то есть постоянного увеличения производительности труда. Все непроизводительные издержки, например, время на собственное воспроизводство рабочего, переносятся в свободное от работы время. Рабочее время становится временем пресыщения от работы - деградации рабочей силы, которую в наше время называют выгоранием.

Получается, что и свободное время не свободно от задач производства и полностью им подчинено. В свою очередь, в эпоху позднего капитализма, само свободное время тоже выстраивается капиталом и принимает фабричную форму с широкой системой разделения труда и совершенно разными видами производственных укладов. Производство свободного времени и его организация - это огромная индустрия, включающая в себя и государственные, и коммерческие организации, и различные организации “гражданского общества”.
Судьба любой организации, стремящейся изменить общество, будет связана с этой индустрией. На нее необходимо смотреть не идеологически (что есть “наши” и “их” организации), а, в первую очередь, политэкономически, как на
“цепочки производства” человека. Соответственно, искать, где эти цепочки дают сбой, где люди выпадают из уже существующей индустрии свободного времени и начинается процесс ее перестроения, создания чего-то нового внутри нее. Причем это новое неизбежно станет “старым” и, развившись до определенного состояния, перестает развиваться и начинает деградировать.

Однако, это не проблема. Для нас развитие определенных инициатив, организаций не самоцель. Для нас это всего лишь “школа”, в которой человек учится осваивать общественные отношения на практике, лично проходя разные ступени развития общества, воспроизводя мифологические практики в тусовках, религиозное мышление в кружках и так далее. Именно в этом реальный смысл фразы про “освоение всех богатств человеческой культуры”, а не в том что надо прочитать много хороших книжек (хотя и не без этого, конечно).

Наивысшей точкой развития свободного времени рабочего и освоения этих богатств - это способность рабочих создать формы самоорганизации, которые могут выполнять те же функции что современное государство и менеджмент современного капитала. Такое замещение, конечно возможно только в кризисные моменты - но без соответствующего уровня развития рабочих эти кризисные моменты пройдут впустую, если не пойдут во вред(увеличивая моральную и физическую деградацию рабочего).

При капитализме вопрос свободного времени всегда является вопросом классовой борьбы. Несмотря на то, что развитие рабочей силы в интересах капитала как общественного отношения, отдельный капиталист не может к нему стремится в силу частного характера присвоения и рыночной анархии. Только сторона труда, за счет общественного характера, может существенно изменять количество и структуру свободного времени, тем самым привнося сознательность в развитие общества:

“Фабричное законодательство, это первое сознательное и планомерное воздействие общества на стихийно сложившийся строй его процесса производства, представляет собой, как мы видели, столь же необходимый продукт крупной промышленности, как хлопчатобумажная пряжа, сельфакторы и электрический телеграф.”

Надо понимать, что борьба за свободное время - это не только борьба за его количество, то есть уменьшение рабочего дня. Например, когда рабочие вместо того, чтобы заниматься своим развитием для целей производства индивидуально, переходят к коллективной работе или например осваивают сократический метод обучения, они тоже меняют свою структуру свободного времени “увеличивая” его качественно. Развивая формы свободного времени, рабочий развивает и пространство для развития общества и культуры. Отсюда и мысль Энгельса: “Немецкое рабочее движение является наследником немецкой классической философии”.

Кружки, как и любые другие “левые” практики, вписаны в эту борьбу за свободное время. Вопрос в том, что у нас нет понимания, как именно они в нее вписаны. Текущий кризис открывает для нас много возможностей, как для теоретического анализа, так и вполне практических экспериментов внутри индустрии организации свободного времени и более конкретно сферы воспроизводства религиозного мышления.

Эти две сферы общественного производства, связанные с групповой динамикой и религиозным сознанием, на мой взгляд, являются самым важным объектом для воздействий в ближайшее время. Важно понимать, что цель этих воздействий в первую очередь - не привнести что-то, а скорее, наоборот, самим научиться новым трюкам или научиться новому, пытаясь что-то привнести. Как сказал один мой товарищ: “Левые постоянно отвечают на вопросы, которые их никто не спрашивал”. Для левых, как и для любого субъекта пытающегося изменить общество, характерна пресуппозиция обладания высшим знанием, которым надо лишь поделиться с остальными. Нам стоит перестать делать вид, что знаем об обществе больше, чем само общество и начать “учиться, учиться и еще раз учиться” не только у фолиантов на полках, но и у самих общественных отношений.