Виктор Серж «Индивидуализм как фактор прогресса» (1917)
Индивидуализм будет являться фактором прогресса, покуда мы воспринимаем его как средство, которое служит человеку в усовершенствовании и развитии новых сфер его деятельности, позволяя ему тем самым определить и разнообразить род своих занятий. Где бы личная автономия не становилась общепринятой и легитимной, всякой стабильности в работе различных институций тут же приходит конец. Поэтому те же грёзы греческих теократов о статичности общества совсем быстро теряют весь свой престиж. Если бы в этом была необходимость, история могла бы предоставить нам множество примеров, подтверждающих этот принцип. Так, например, в Египте, где правили фараоны, искусство достигло своего апогея лишь с упадком античной империи, когда традиции ещё не мумифицировали его. Или же как это было в пантеистической Греции, раздробленной на множество едва ли объединённых маленьких городов, где людской дух смог воспарить свободно. Столетие правления Августа в Риме (хотя это столетие вернее было бы назвать столетием Горация, Вергилия и Лукреция) было эпохой неудач и распада до такой степени, что мудрому Императору даже пришлось обратится за помощью к поэтам и членам законодательной власти с целью попытаться снабдить суверенные народы некоторыми добродетелями, благодаря которым им удалось сплотиться и обрести политическую власть.
Нужно ли мне доказывать, что искусство – это исключительно сфера деятельности индивидуальности, которой при этом она может в полной мере наслаждаться только тогда, когда свободна от рутины? Произведение искусства интересует нас не как простая копирка природы, но как то, что передаётся нам через интерпретацию мира другим человеком. Это форма языка, являющаяся в высшей степени индивидуальной формой самовыражения. Искусство передаёт нам глубокие эмоции художника, его усилие истолковать свою жизнь в соответствии с особенностями своего мировосприятия. «Художественное произведение, – где-то сказал Золя, – это уголок мироздания, увиденный сквозь призму определённого темперамента» [1]. То, что художник иногда выбирает лёгкий путь, когда он прогибается под определённые произвольные правила и вынужден следовать фактам науки, ни в коем случае не умаляет во всём его творчестве ту часть, в которой проявляется его фантазия и личные чувства.
Художник использует знание, а не знание использует его. Даже если и случается такое, то довольно редко и случайно. Знание помогает ему выражать себя, не помыкая при этом его талантом. Таким же образом художник пользуется в своих целях теми правилами, которым он решил следовать, особенно если они гармонично дополняют его личное мировосприятие. Всякий раз, когда произведение перестаёт быть выразителем духа личности – перестаёт быть строго личным, оно теряет свою ценность. Иногда преувеличенное следование правилам превращает произведение в нечто стандартное и упрощённое как по стилю, так и по содержанию, а безличная точность, «объективность» превращает его в почти что научный документ, обречённый оставить нас равнодушными к самому произведению.
Но, принимая во внимание в целом безличный характер науки («Закон сообщающихся сосудов остаётся таким же как для физика из института, так и для сдающего выпускные экзамены в старшей школе. Наиболее выдающийся геометр не вправе объяснять эквивалентность треугольников каким-либо отличным способом, нежели первоклассник из старшей школы», – П. Бурже), было бы ошибочно не признавать важность спекуляций и воображения в научных исследованиях. Именно здесь талант учёного как личности начинает играть важную роль, поскольку зачастую результаты, которые он получит, зависят от его смелости и свободомыслия. Большинство великих научных открытий делаются благодаря проверке тех предположений, которые часто считаются ошибочными. Вот почему долгое время человеческая наука была скорее химеричной, чем позитивной. Или же в процессе разработки философских концепций, даже если они являются всего лишь синтетическим продолжением науки, что, однако, существенно принижает их значение, мыслитель всегда вынужден оставить себе место для метафизической спекуляции, в которой личное себя проявит и продолжит созерцание в соответствии с своеобразием личности философа. Из-за этого среди мыслителей, оперирующих одним и тем же знанием, возникает множество различных точек зрения. В связи с этим, мы не можем отрицать полезность личностного в познании, поскольку нет лучшего стимулятора, побуждающего к непрерывному стремлению к истине.
В конце концов, каким образом развивается общество? Традиции стремятся поддерживать свою стабильность, беспрерывно расшатываемую новаторством личностей, которые освободились от предрассудков своей эпохи или вдохновились новыми смыслами. Предшественники, изобретатели, свободные духом люди, которые иногда кажутся совсем непонятными и причудливыми, сражаются, падают и поднимаются на бой снова. Их примеры собирает вокруг себя молодёжь – собирает и одерживает верх над тем, что стремится к самоувековечиванию. Завтра то меньшинство, которое когда-то было очевидно повержено, изменит настроения, если не существование, как своих врагов, так и друзей. Всё потому, что это меньшинство показало новые возможности, популяризировало открытие нового, выбрало новую свободу. Затем это новое станет общепринятым, превратившись в обычаи и традиции. После этого всё продолжится по той же логике. Следовательно, не существует более последовательного принципа развития, чем индивидуальная инициатива.
Человек хотел «овладеть природой». С каждый шагом, приближающим его к этой цели, он становился всё более сильным, гордым и счастливым. Но слишком часто он забывал овладеть самим собой, или, скорее, наивно думал, что он уже является хозяином самому себе, потому что не видит рук, которые управляли им. Мы увидели то, как этот человек, вооружившись заповедными знаниями, терял себя, предаваясь грехам своих предков, перенимая их ошибки, соблюдая их законы и набожно следуя их устаревшим истинам. Он не мог желать, он не может желать до тех пор, пока он не знает себя. Мы можем понять вселенную только тогда, когда ясно понимаем себя. Мы можем совладать с обстоятельствами и господствовать над вещами только тогда, когда мы обладаем самим собой. Человек, лишённый внутренней жизни, так же ничтожен, как и привидение. Что же нам действительно необходимо, так это суггестивное знание – глубокое понимание человеческого «я». Роль индивидуалиста заключается в том, чтобы всегда напоминать нам об этом.
1. Цитата Эмиля Золя взята из его литературно-публицистического произведения «Мой салон» 1866-го года: https://fr.wikisource.org/wiki/Mon_Salon_(1866)/Les_r%C3%A9alistes_du_salon