Альберт Либертад «Индивидуализм»
Все читатели «L'Anarchie» (рус. «Анархия») знают, что я парень на костылях. Испытывая явную неприязнь ко всякой вычурности, я люблю действовать по делу. Я с трудом читаю книги по социологии и стараюсь не обращать внимания на заявления депутатов, трёп сенаторов и сочинения выдающихся людей. Относясь к таким вещам подобным образом, я имел удовольствие не испытывать ни малейшего разочарования, когда Клемансо назвал себя главной коровой Франции [1], Бриан стал твёрдым сторонником отечества и церкви, а Урбен Гойе связался с Бюно-Варийей из «Le Matin» (рус. «Утро»). Когда Рошфор связался с Мерсье из военного штаба, я просто улыбнулся, посмотрев в опечаленные лица анархистов.
Как я сам люблю признавать, что и делает меня немного придурком – не думайте, что я могу довести все свои мысли до конца. Для того, чтобы как-то существовать в обществе, мне приходится делать не мало глупостей: дружить с контролёрами, знать, что Лубе больше не президент Республики и, да, я только что прочёл книгу по социологии на 600 страниц. Пятьсот девяносто страниц в 18 томах, если быть точнее, и это сразу после прочтения ещё пятисот пятидесяти страниц тоже в 18 томах. Уточняю я это лишь в одолжение библиографу, заявляющему о своей заваленности книгами. Так или иначе, есть, всё же, некое основание для беспокойства и непонимания того, что и о чём думать среди всех этих разнообразных экономических систем, будь то индивидуалистических или социалистических.
Эти книги, которые я прочёл, пришли из «Арман Колин» – издательства, специализирующегося, кажется, на жанре честной социологии. В этом издательстве печатаются и серьёзные либеральные академики. Получив их сразу, как только деньги были уплачены, редактор, кажется, особо и не беспокоится о критическом обзоре в нашем журнале и не считает даже необходимым оказать нам одолжение после того, как мы попросили отправить нам один экземпляр. Несмотря на все сложности, рецензия всё же вышла в трёх колонках.
Итак, я быстренько пройдусь по первой книге. Она называется «Les systèmes et l'évolution économique» (приблиз. рус. «Социалистические системы и экономическое развитие»). Автор книги Морис Бурген, профессор в одном юридическом университете. Эта работа, хотя и заявляет, что написана «для людей, интересующихся социальными вопросами и искренне ищущих истину», откровенно посредственна и лицемерна – это чувствуется с первой строчки до последней. Социалистические системы, с которыми я и сам яростно борюсь, представлены там в наиболее лживом свете. Всё, что касается сути рабочего класса и его возможностей действительно пошатнуть основы капитализма или собственности, изложено автором нелепейшим образом. Все полумеры, золотые середины и правительственные коварные уловки показаны им таким образом, чтобы лишь подчеркнуть все те выгоды, которые получает рабочий класс от всего этого. Прикрываясь риторикой об использовании научного метода, автор оперирует статистикой и цифрами, которые вообще ничего не доказывают. В других же случаях, когда Бурген не знает, что написать, он прибегает к разного рода документации, которая тем не менее может быть полезной, если окажется правдивой. Но на этом всё и больше ничего. Преимущество этой книгой для нас в том, что она «неопасна» – она всего лишь отвратительна и однообразна. Даже наименее проницательный читатель увидит всю предвзятость этой книги, а её цена сама по себе оттолкнёт нас от неё куда подальше. Эта книга затрагивает тех людей, которые любой ценой стремятся найти аргументы, при том что вряд ли они там есть вообще. Очевидно, пишет автор, что «анархизм и коммунизм не попадают в поле данного исследования». Что ж, и на этом спасибо.
Я бы не стал обременять своего читателя разбором ещё одной книги, если бы она в точности была такой же, как и предыдущая, но поскольку она отличается – мне придётся. Она называется «Экономический и социальный индивидуализм». Написал её Альберт Шац, тоже профессор в одном юридическом университете. Его стиль изложения ясный и приятный. Описание им разных учений сделано с умом. Сам автор пытается глубоко вникнуть в образ мышления каждого из рассматриваемых им по порядку экономистов и, должен признать, ему это удалось. Но, возможно, он только отобрал материал таким образом, чтобы он подтверждал его суждения? Даже если и так, то, по крайней мере, у него есть преимущество в том, что он знает как приукрасить и представить свои размышления в положительном свете. Когда мы окунаемся вместе с автором в прошлое, то мы, если немного задержимся и почитаем произведения индивидуалистов, критикующие государство, не можем не придать их словам новой силы. Такое же впечатление у меня было и тогда, когда я посещал академические лекции Виктора Баша, посвящённые тому же предмету. Но это впечатление лишь чувство, развеивающееся после суждений разума («Ах, этот проклятый разум!», – сказал бы Альберт Шац). Тем не менее не трудно догадаться, что в конечном итоге автор хочет привести нас к одному: принятию знаменитой теории индивидуализма – классической... и либеральной.
Мы не станем отрицать ни ценности этих индивидуалистических теоретиков, о которых он нам повествует, ни его умения повествовать. Но в то же время мы знаем, что во все времена труды лучших представителей интеллектуальной элиты использовались в корыстных целях имущих. И часто даже самые смелые идеи, подвергнувшиеся предварительно определённым поправкам, становятся наиболее почитаемой собственностью «порядка» [2], а самые влиятельные умы – его слугами!
Перейдём же теперь к самой книге. Автор пишет, что его труд является кратким изложением курса по истории экономических учений. Если быть точнее, то там излагается история, принятая и представленная имущими для неимущих или же для тех, кто хочет иметь «больше», с целью обезопасить первых от посягательств вторых на собственность.
От антимеркантилистов до Спенсера, затрагивая мимоходом и представителей английской моральной школы, Мальтуса и его теории народонаселения, теории ренты Рикардо и Дюнойе с его абсолютным либерализмом до ортодоксальной школы Бастиа, исторической школы Тэна и христианского либерального течения во главе с Ле Пле. Всё это лишь только различные формы либерально-буржуазной мысли – и именно именующей себя «либеральной», что не лишено своей доли иронии.
Либеральное прославление личности, её апология и история различных учений представлены автором друг за другом как то, что лучше всего препятствует большинству людей в достижении свободного развития их индивидуальности. Верно, что это индивидуализм... Но индивидуализм для «успешных».
Эти разные индивидуалистические учения, не желающие признавать господства, законов или каких-либо ограничений, которые могут посягнуть на волю личности, принимают в то же время существование земельной собственности и промышленного богатства как данность и священный факт. Эти теоретики индивидуализма потакают лишь имущим и их лакеям.
А потому в таком случае возможность человека утверждать свою волю зависит от того родился ли он в семье собственника или нет. Во имя величия одной личности, другие вынуждены работать на то, чтобы первые могли наращивать и утверждать собственное могущество. Одни должны сделать всё возможное, чтобы обеспечить неприкосновенность своего состояния, другие же сколотить своё собственное, но не посягая при этом на сами основы собственности, поскольку они священны! Либерализм, таким образом, скрываясь под маской индивидуализма, отрицает возможность развития большинства личностей ради выгоды меньшинства.
Хотя и личность вынуждена активно преуспевать в том, чтобы овладевать «ситуациями», в которые она попадает, или способствовать развитию самой себя, она тем не менее всё же должна соблюдать определённые границы – проявлять «уважение». Любое проявление и наращивание могущества теми, кто был им обделён, способное пошатнуть гегемонию власть имущих, рассматривается как покушение на права последних. Стоит этому случится, и наши либералы уже вопят! Если автору кажется, что некий закон каким-либо образом благоприятствует слабым, то есть тем, кто был рождён без каких-либо экономических средств, то он тут же стремится показать нам, что этот закон антииндивидуалистичен, забывая при этом упомянуть все те немейнстримные труды в области морали и философии, а также общественные практики, благодаря которым социальное возмещение богатств стало признанным и незыблемым фактом.
Наш индивидуализм не имеет никакого отношения к этому недоиндивидуализму, специально препарированному для использования в сегодняшнем капиталистическом обществе. Это «Я», «личность», которую мы хотим освободить от других людей, должна пользоваться и располагать теми же средствами, что и другие «Я». Было бы крайне нелогично стремится сохранить современные механизмы перераспределения «духовных» благ и материальной прибыли и говорить в то же время о «развитых» или «неразвитых» личностях, потому что мы видим, что суть заключается лишь в том, кто более или менее привилегирован. Не желая, чтобы все люди были одинаковыми, мы в то же время хотим, чтобы все они были равны экономически и социально. Именно поэтому мы стремимся положить конец неравенству между богатыми и бедными, поскольку оно способствует увеличению могущества не отдельных личностей, а власти богатых.
Нет ничего более любопытного, чем невежество классиков социологической мысли, когда они пишут о современном анархизме. Копаясь в своих различных источниках информации и книгах, они не могут постичь ни процесса формирования личности, ни жизни людей, ни сути реальности. Они не способны постичь и увидеть ничего, кроме того, что им велено увидеть и понять.
Когда Шац пишет об индивидуализме, он мимоходом вынужден затронуть и анархизм, избавляя себя от бремени тщательного исследования этой темы всего лишь несколькими словами. Существует, он пишет, два анархистских учения: социалистическое и индивидуалистическое. Представителем первого является князь Кропоткин, а представителями второго – Штирнер и, в меньшей степени, Прудон. Затем он начинает обозревать этих двух теоретиков.
Если бы он, вместо того чтобы обращаться к Эльцбахеру, попытался собрать информацию сам, ему, возможно, удалось бы обнаружить новое течение в анархизме, которое привело бы его в замешательство. Честно говоря, это течение, однако, не ново: оно является естественным результатом в развитии анархической мысли. Сторонники этого течения, защищающие его, обычно зовут себя просто анархистами, но когда они вынуждены конкретизировать свою позицию, то они объявляют себя «анархо-коммунистами», и, порывая с утопическими представлениями, которые обрисовывает нам Шац, они стремятся воплотить свои идеи в жизнь, реализуя их на практике.
Эти люди, мой дорогой Шац, могут ссылаться на Мандевиля, а также на таких физиократов, как Мальтус и Стюарт Милль, оставляя вас искренне в распоряжение Бастиа, Ле Пле и Санье. Они могут заимствовать что-то у Дюнойе или у Спенсера, но они не понимают, что подчинённое состояние личности обусловлено повиновением воображаемому Богу и уважением к отнюдь не воображаемой собственности.
Если аристократизм Ницше или Ибсена, бунтарская страсть Штирнера или Прудона привлечёт их внимание, то они не в меньшей степени придут к выводу, что реальность более интересна, чем утопия.
К вашему превеликому сожалению, я уверен, что те, кому не импонируют либеральные индивидуалисты, больше не заинтересованы во всей этой парадоксальной риторике о «Я» или «единственном», собственность которых будет причиной их смерти от голода.
В своём предисловии автор сказал, что написал этот обзор с целью охватить как можно более широкую аудиторию. Вывод, к которому он приходит, позволяет мне почти с полной уверенностью понять, что эта книга должно быть претендует на то, чтобы угодить практическим стремлениям современной молодёжи. Но анархистов подобными заигрываниями не провести.
После того, как автор рассмотрел все аспекты индивидуализма, точнее, в его католической и папской версии Ле Пле, Санье и Льва XIII, и превознёс идеи морального и экономического развития личности Мальтуса, Стюарта Милля, Ницше и Ренана, он делает вывод, который может показаться полностью противоположным его изначальным тезисам, поскольку вывод этот является откровенно расплывчатым и неубедительным. В то же время этот вывод абсолютно логически вытекает из того вида индивидуализма, который он восхваляет. Такой метод апологии подобных идей не может привести ни к чему, кроме как утверждению порядка, где есть хозяева и рабы, но никак не свободные люди.
Автор предлагает педагогам выбирать среди своих учеников «того», в ком они видят «будущего народного лидера», являясь, по сути, теми, кто должен сказать такому «избраннику» следующее: «Всё твоё знание о мире взято из поэзии. Значит это лишь одно: что ты не знаешь его вовсе. Экономисты – вот, кто тебе нужен для того, чтобы стать поистине образованным человеком. Не думай, что изучение и принятие их теорий унижает тебя. Все эти люди не мало сделали для поддержки общественного благосостояния, созданного невидимыми массами рабочих. Люди не хороши сами по себе. Их корыстная заинтересованность друг в друге – вот что заставляет их жить в согласии между собой. Никогда не проси их об одолжении, если это тебе не выгодно. Уважение к естественному порядку вещей – вот что тебе следует считать своей первостепенной заботой. Если же твой разум побуждает тебя восстать против этого порядка, то не стремись к тому, чтобы разрушить его. Вместо этого тебе следует заставить свой разум понять всю необходимость в его существовании. Разум приходит по-настоящему к нам лишь в конце нашей жизни: это работник позднего часа, или, если угодно, птица позднего полёта. А потому остерегайся его неблагоразумных требований».
Я цитирую этот отрывок из его работы с целью подчеркнуть общую интенцию автора, отвергающую рационализм, о которой я забыл упомянуть. Именно с помощью таких коварных размышлений автор выстраивает свои определённые аргументы, обращая их против тех, кто их же и использует. Таким образом, заявив, что у человека нет прав, он приходит к выводу: «Всё, что тебе нужно – это не требовать своих прав, а покорно выполнять свои обязанности. Тебя не ждёт никакая радость жизни. Всё, что тебе остаётся – это быть сильным, наращивая собственное могущество среди горестей жизни. В этом ты найдёшь своё утешение. Так что развивай в себе не столько разум, сколько разумную волю, потому что разум слаб, несмотря на всю свою гордость. Не стремись изменить мир, даже если он тебе не нравится – ты только зря потратишь своё время. Прими с отвагой этот мир таким, какой он есть. Проси у него только то, что он может тебе дать. Свою же волю направь на то, чтобы храбро и упорно выполнять свои обязанности. Всё, что может быть изменено и должно быть изменено твоими усилиями – это ты сам».
Порывая, таким образом, с мышлением, подобным нашему – с идеями о культивировании собственного «я» или волей-к-тому-чтобы-быть, автор ловко приходит к совершенно противоречивым выводам. Я, которое необходимо изменить, и упорная воля, которой должен располагать всякий человек, служат в конечном счёте лишь тому, чтобы извлечь выгоду из любой ситуации, заняв своё место и укрепив своё положение в рамках современного порядка. Такова конечная цель в развитии личности по Шацу. Затем он продолжает, критикуя всё ловчее по мере того, как его задача становится всё проще, рабочие реформы, а также радикальные и социалистические обещания.
Давным-давно Анна Маэ рассказала в «L'Anarchie» о своём восхищении книгой «Путешествие двух детей по Франции». Она рассказала о том, насколько этот роман достиг цели автора, желающего морализаторски наставить, повлиять, одним словом, одурманить головы молодых людей из простых семей. Его умение внушать было столь проницательным, что заставило её отнестись со всем уважением к закону, справедливости, отечеству, собственности и т. д. Книга Шаца же обращается к представителям другого «класса» – детям буржуазии, функционерам, молодым людям, стремящихся, вероятно, к большей красоте и более логичному экономическому порядку во всём мире. Его книга как холодный душ. Реалистическая форма изложения, которой орудует автор, ложна, но читатель всё равно вынужден приложить усилия, чтобы раскрыть все его уловки, благодаря которым он может обмануть ещё немало людей.
Эта книга хочет подавить на корню, воспрепятствовать появлению новой силы, которая освободит людей, как только они поймут, как стать её повелителями.
Эта сила состоит из коммунистического и индивидуалистического течений, которые окончательно сливаются воедино и находят свой логичный конец в анархизме.
1. В сборнике, откуда взят текст, находилось примечание, утверждающее, что «vache», используемое в оригинале, которое переводится как «корова», является на самом деле арготизмом к слову «flic», которое, в свою очередь, может переводится как «полицейский», «мент».
2. Здесь используется слово «propriété», но, как отмечает Винсент Стоун (переводчик с французского на английский), может переводиться и как «узуфрукт», поскольку Либертад нередко использует это слово в его двух значениях, как и в этом случае.