Воды Пактола. Глава 5
И вот они – в небе, на борту челнока «Зимородок». Полет напоминал экскурсию на фуникулере. Без рам, без линий изгиба, почти везде прозрачная кабина давала потрясающий обзор. ССВ, Москва и другие города Восточно-Европейской равнины были как на ладони. Человек заполнил поверхность планеты, как поля японского кроссворда: часть не тронул, пощадив природу, часть закрасил в техногенные цвета. Картинка получилась дробной, разрозненной. С набором высоты она одновременно сжималась и разворачивалась все дальше, закруглялась по краям с атмосферной каймой.
На самом деле корпус сстошки был глухим, без единого иллюминатора. Пол, стены и потолок представляли собой сплошной голографический дисплей, что дублировал панораму снаружи достоверно, за исключением платформы под ногами Тимофея – тут уже наложили компьютерную графику. Незатейливая уловка для восприятия, благодаря которой молодой человек не терял чувство опоры. Он, Эйнеко и Хильда занимали три слота из восьми, на которые условно делилось пространство внутри челнока. Ремни безопасности давно ушли в прошлое – команда сидела в упругих анатомических коконах. Именно так выглядели защитные капсулы в суборбитальной конфигурации. Каждая из них трансформировалась, автоматически фиксировала и оберегала организм от перегрузок, допуская некоторую свободу движений в текущей фазе.
Приборные панели отсутствовали вовсе. Скорость, перегрузка и прочие показатели передавались роботам и в мозговой чип детектива. Еще отображалась траектория, по которой ИИ-пилот выводил челнок на нужную орбиту. При необходимости и с разрешения капитана любой член экипажа мог перехватить управление с помощью нейро-ина.
То же самое относилось к «Алконосту», что казался тусклым маячком издали. По мере сближения все яснее проступала хромированная обшивка с текучим отражением Земли в ней. Раскалённый добела диск Солнца погрузился в нее, как в амальгаму, растворился в бликах, разлился ручейками отсветов по контурам. Вживую красавец-звездолет поражал своим великолепием. Когда подлетели вплотную, конструкция нависла громадой над «Зимородком», обвела космос собственным горизонтом, отчего стыковка стала похожа на посадку посреди лунной пустоши. В распахнувшемся туннеле из катушек модульный поезд левитировал неподвижно.
Где-то рядом зашипел воздух. Когда завершилась герметизация шлюза между SSTO и соседним вагоном, створки на корме разъехались. Коконы поплыли сквозь невесомость в спальный модуль, где сплошной экран отображал отделку из пластиковых панелей. Пустота Солнечной Системы развернулась лентой в широком окне. С помощью оптической маскировки убрали катушки снаружи.
— Вид, настроенный по умолчанию, – догадался парень. – На «Демиурге» был такой же.
Детектив нарисовал паттерн в своем воображении, перенес его в нейро-ин, а оттуда – в систему бортовой графики; та, в свою очередь, заштриховала помещение футуристичной зеброй. Теперь окна и стены чередовались поперечными кольцами толщиной в метр, с трапециевидными выемками по граням. Санитарная кабина в углу не изменила своего положения, как и серебристые шайбы на полу – магнитные якоря для защитных капсул, восемь в ряд. Над четырьмя уже реяли крохотные шарики. Оборудование для гибернации, предназначенное выжившим на Пактоле, хранилось в плотной упаковке.
Люльки замерли над свободными якорями. Команда растопырила пальцы веером. По этому жесту блокировка отключилась. Путы ослабли и отпустили всех вольно парить. Коконы у Эйнеко и Хильды съежились в комочки, как и остальные, а у Тимофея развернулся в капсулу для межзвездного перелета. Сначала он с сухим шелестом рассыпался волной на шестиугольные плитки, затем преобразовался в сферическую скорлупу радиусом в 1.3 метра, из графена, с текстурой мяча для гольфа. За метаморфозы отвечал материал с программируемой физикой – ксорум – тот самый, что победил в конкуренции с умным биополимером. Его назвали по сокращению от «XOR Universal Material». XOR, известный в информатике как оператор «Исключающее ИЛИ», отсылал к возможности задавать форму, химический состав и другие свойства субстанции по любому алгоритму. Многое состояло из ксорума, в том числе тактильная голограмма на даче у профессора.
Поезд заскользил по дуге, медленно ускоряясь. Появилась искусственная гравитация. Сила притяжения возрастала до 1g плавно, поэтому человек на борту успел привыкнуть и приземлился без травм. Он убедился, что твердо стоит на полу, прежде чем вспышка боли заставила его пошатнуться. Что-то кольнуло в плечо. Капитан корабля поднял взгляд. Рядом суетилась Хильда с инъектором в руке.
— Я ввела тебе в кровь наномашины. Они будут отслеживать твое состояние, – пояснила рободевушка.
Перед глазами очертилось информационное табло.
— Это – ПМП. Панель Медицинских Показателей. Потом добавишь ее к себе в нейро-ин для быстрого доступа. Вот, смотри, пульс у тебя в норме. – Медсестра склонилась над столбцом с иконками и цифрами напротив. – Давление, гормоны, гемоглобин... Угу, никаких отклонений. Но лучше быть бдительным. Не все опасные изменения в организме чувствуются сразу. Я буду периодически снимать твои показатели и при необходимости окажу тебе помощь. Если заметишь первым, что какая-то из строк горит красным, приходи ко мне.
Она указала на дверь медицинского отсека впереди и ласково улыбнулась.
— Хорошо. Изучим обстановку, пока есть время.
Створка из ксорума повела себя тем же образом, что и капсула детектива: распалась на фрагменты, и, после того, как все трое вошли, собралась воедино у них за спиной. Хильда решила стилизовать свой кабинет под морской курорт. Порог – берег Черного моря. Надувной матрас на мелководье выступал кушеткой. Там, где начиналась глубина, волны качали буек с аптечкой внутри. Еще дальше дрейфовало судно скромных размеров. Его палубу загромождали томографы и роботы-хирурги с гибкими манипуляторами. Погода в модуле установилась ясная и безмятежная.
— Внушает спокойствие. Отличный выбор.
Отзывы от Тимофея и Эйнеко осчастливили медсестру:
— Э-хе-хе! Приятно слышать, что вы оценили мои старания.
Следующий отсек, рекреационный, пробудил у команды гораздо больший интерес. На «Алконосте» имелось все, что нужно для отдыха. Здесь бортовой ИИ предлагал меню настроек с почти бесконечным списком возможностей. Например, перевести модуль в режим бассейна, бани или массажного салона. Обустроить сцену для 3D-фильма или видеоигры с воздействием на все органы чувств. Трансформировать ксорум в тренажеры или в инвентарь для спортивных игр.
В нейро-ине парень долистал до раздела «Калистеника» и нажал кнопку с плюсиком в пункте «Турник». Из дозаторов в стене – такие же находились по всему кораблю – выделилась порция чудо-материала. Шестиугольные чешуйки вихрем пронеслись по горизонтали. Под потолком оформилась черная перекладина. Капитан зацепился за нее и подтянулся пять раз.
— О-о-о! Давай-давай! Молодец! – энергично поддержала Хильда.
Она захлопала в ладоши. Впрочем, активная поддержка не помогла. Исчерпав силы, парень уперся пятками в твердую поверхность. Эйнеко бросила без обиняков:
— Мышцы задеревенели. Давно не занимался.
— Потому что были другие дела, верно? Может, сыграем в настольный теннис? – Медсестре не терпелось опробовать разные варианты развлечений.
Детектив и его напарница согласились. Играли спокойно, с удовольствием, победы и поражения не учитывали – человеку все равно сложно тягаться с роботом по скорости реакции и точности движений. В итоге увлеклись настолько, что не успели исследовать кухню, цех и варп-терминал. Часы, отведенные на знакомство со звездолетом, истекли.
ЦУП предупредил, что капитану нужно перейти в гибернацию. Экипаж выдвинулся в обратную сторону. Хильда осталась у себя, а Эйнеко проводила хозяина до спального модуля и помогла раздеться. Капсула уже ждала своего владельца. В ее оболочке протаяло отверстие.
— Спокойных снов, – пожелала помощница.
Тимофей повернулся, положил руки ей на плечи. Вгляделся в лицо кошкодевочки, стараясь запомнить мельчайшие детали, будто хотел выгравировать ее портрет у себя в сердце.
— Я хочу видеть тебя после пробуждения, поэтому не забывай про техобслуживание, – вымолвил молодой человек.
Рободевушка обняла его. Коснувшись его, потеряла соприкосновение со временем, несмотря на часы, встроенные в собственный нейро-ин. Она не смогла бы сказать, когда именно парень мягко отвел ее руки, когда нырнул в сферу, как в берлогу, и когда матовая стенка сомкнулась вслед за ним.
Тактильная голограмма внутри – на морскую тематику, как и в медицинском отсеке. Детектив очутился на пляже из кварцевого песка. Начался прилив. Прибывающая вода, однако, ощущалась чересчур вязкой. В нейро-ин поступило сообщение:
«Пожалуйста, откройте рот шире. Жидкость пригодна для дыхания».
Разум принял совет, но тело подчинилось не сразу. Оно било тревогу, содрогалось от кашля, тонуло. Горло обволакивала тошнотворная густота. Желудок наливался ею, тяжелел вместе с другими органами. Восприятие угасало. Последний луч сознания выхватил из тьмы небытия пузырьки воздуха, что вырывались из легких и дрожали вверху, вне досягаемости, мерцали черными жемчужинами в наступающей долгой ночи. Очень похоже на тензионы...
История Вселенной продолжилась без Тимофея. Пока что – без него, как убеждала себя Эйнеко. Десятилетия спустя они обязательно воссоединятся. Опыт предыдущих миссий, включая полет «Демиурга», показывал, что сбой оборудования для анабиоза маловероятен. Капсула работала исправно, источая жуткий холод. Горничная вызвала голографическое окно с диаграммами и отдельными метриками. Судя по ним, температура упала до -160 градусов по Цельсию. Амортизирующий гель заполнил весь объем в графеновой скорлупе. Оставшуюся часть окна заняла сводка по трем компонентам геля.
Cпециальный белок для погружения анабиоз уже проник в живые ткани и застыл. Он одновременно усыплял и укреплял тело человека. Ученые, которые вывели формулу этого вещества, позаботились о том, чтобы иммунитет не «бунтовал» против него. Ключевую роль в исследованиях сыграли тихоходки – микроскопические животные, способные выжить даже в открытом космосе. Они переносят заморозку до абсолютного нуля, разогрев до +150 градусов и жесточайшую радиацию. Удивительные создания обезвоживают себя и впадают в оцепенение при экстремальных условиях. Белки группы CAHS D сковывают их клетки стекловидным каркасом, чтобы защитить от повреждений, и тем самым замедляют метаболизм. Данные соединения легли в основу первого компонента.
Концентрация перфторуглеродов держалась на оптимальном уровне. Несмотря на охлаждение, этот жидкий элемент не затвердевал и обеспечивал дыхание как хороший растворитель кислорода и углекислого газа.
За амортизацию отвечал слой из кварцевого песка и полиуретана. При ускорении звездолета он должен поглотить лишнюю энергию. Частицы подвергнутся трению и деформации, компенсируя давление.
После мониторинга капсулы кошкодевочка развернула ещё одно окно. В нижнем углу – дата и время: 26 июля 2212 года, 11:59:52. Пора приступить к обязанностям штурмана.
— «Алконост», следуйте протоколу «МС-2/32», – распорядился ЦУП по громкой связи.
— Принято, – произнесла Эйнеко.
Предстояло управлять квантовыми семплерами. После подготовки горничная знала, как они устроены. Ее скиллсет содержал подробную документацию. И все же, чтобы попроще истолковать себе, как все работает, кошкодевочка вообразила глокеншпиль – музыкальный инструмент, похожий на ксилофон, но с металлическими пластинами. Затем начала играть. Каждая пластина вибрировала от удара, заставляя воздух рядом колебаться. А колебание воздуха – это не что иное, как звуковая волна.
На квантовом семплере тоже можно «сыграть». «Музыкой» являются протоны, электроны, тензионы – все, что угодно на субатомном уровне. Как известно, любая элементарная частица имеет природу волны. Для создания частицы нужно вызвать возмущение квантового поля.
Мейда представила, что отложила глокеншпиль в сторону и направилась к озеру. У кромки берега она подобрала подол платья, села на корточки и тронула пальцем безупречную гладь. По воде пошли круги. С помощью своего компьютерного зрения она измерила, насколько быстро разбегаются волны. Но, дабы сфотографировать узор, возникший на поверхности озера, ей пришлось взять в кадр значительную площадь. Эйнеко не сумела бы схлопнуть весь пейзаж в крохотную точку, которая передала бы информацию и о самих волнах, и их источнике.
Принцип неопределенности Гейзенберга гласит, что о частице достоверно известно только одно: либо ее скорость, либо положение. Поэтому поведение каждого вида материи описывается волновой функцией, где параметрами служат не просто числа, а вероятности. Устройства в двигателе звездолета исполняли ту или иную функцию, как программу, порождая своего рода «круги на воде».
Рободевушка понимала, что сравнения довольно грубые. Механические колебания, такие как звук и озерная рябь, совершенно предсказуемы. При неизменных исходных условиях получаются неизменные результаты. Но ситуация с семплерами сложнее. Квантовым шум мешает устойчивости системы. Ученые и конструкторы положили годы на борьбу с ним, и все-таки справились. Технологии для межзвездных путешествий опирались на высочайшие из достигнутых вершин интеллекта.
Внимание кошкодевочки переключилось на окно, где светилась тепловая карта корабельных агрегатов. Чем ближе цвет к красному – тем больше энергопотребление. Зеленые узлы, связанные с катушками, чуть пожелтели. Нагрузка на реактор достигла двух процентов от максимальной.
— Магнитосфера активирована, – отчиталась Эйнеко.
— Пууу. – с низкочастотным гулом включилась защита от радиации.
От столкновения заряженных частиц с магнитными полями эстакада окуталась призрачно-голубым саваном.
— «Алконост», активация подтверждена. Двигатель разблокирован. Открыт доступ к каталогу волновых функций.
По воле ЦУПа окно дополнилось колонкой с новыми объемными фигурами. Полупрозрачные шарики, гантели, бабочки и орехи кешью вращались, пронизанные трехмерной сеткой координат. Из списка волновых функций горничная выбрала ту, что напоминала пончик.
— В семплеры загружена функция тензиона. Создаются топливные норы, – оповестила она.
Реактор и двигатель на схеме слились в единое зарево. Алое, округлое, будто китайский бумажный фонарик. Сердце корабля, пылающее от термоядерных реакций, напряглось. Корпус отозвался легкой дрожью. «Алконост» по-настоящему очнулся от долгой дремы на орбите.
Вместо тепловой карты отобразилась компьютерная модель кротовой норы. Каждый семплер создал тензионы. Из-за отталкивания тензионов пространство исказилось так, что промялось само в себя. Получились замкнутые кротовые норы – нечто вроде мешочков, слишком малых, чтобы разглядеть их невооруженным глазом. Их горловины натянулись на рабочие тела семплеров. Все, что будет синтезировано потом, сразу окажется внутри. Так образовались «баки» для материи и антиматерии. Когда ЦУП запросил статус топливных нор, то услышал в ответ:
— Готовы. Форма одинаковая, правильная, стабильная.
На Земле проверили данные, посланные кораблем, после чего дали отмашку:
Нор насчитывалось 32. Столько же, сколько и семплеров, которые были пронумерованы. Инженер-штурман загрузила в нечетные устройства функцию нейтрона, а в четные – функцию антинейтрона. Началась выработка топлива. Его словно цедили по капле: одна частица, другая, третья. Бережливость перед пробной тягой уменьшала риск. Даже если реакция между веществом и антивеществом пойдет не так, как надо, то не причинит особого ущерба.
— Пробная тяга! – объявила мейда.
У топливных «баков» с номерами «1» и «2» открылась вторая горловина. Пара из нейтрона и антинейтрона вылетела в реакционную камеру. Рободевушка бросила все свои вычислительные ресурсы на анализ хода реакции. Люди на Земле, затаив дыхание, трепетно ожидали результата. Прошла наносекунда, и первая порция топлива, аннигилировав, высекла слабую искру в вакууме. Приборы в двигателе не зафиксировали никаких сбоев. В ЦУПе сдержанно обрадовались.
— Принято. Переходим на полную тягу.
Горничная отрегулировала интенсивность квантового семплинга. Компьютер построил график, где общая масса производимого вещества и антивещества начала резко возрастать. Аннигиляция усилилась. Столп переливчато-синего огня вырвался из сопла и расчертил пополам плоскость космоса позади корабля. Звездолет содрогнулся еще раз.
Комочки ксорума до сих пор спокойно висели над магнитными якорями. Один из них выпорхнул в медицинский отсек. Из другого вновь вытянулся кокон. Едва заметная паутина крепко оплела робота, чтобы предотвратить падение при разгоне. По тому, насколько туго нити впились в ее кожу, Эйнеко определила, что «Алконост» превысил вторую космическую скорость и покинул земную орбиту. Она открыла раздел со значком мозга в собственных настройках, замедлила свое когнитивное ядро и провалилась в полусон. Теперь мейда воспринимала реальность по одному снимку в секунду. Миссия стартовала штатно, и тщательного бдения за обстановкой не требовалось.
В течении пяти недель родная планета таяла кадр за кадром на голографическом дисплее, пока не превратилась в одну из бесчисленных звезд.
— Хай-хай! Смотри, как красиво...
Инженер-штурман очнулась, вернее, ускорила обработку информации обратно до 1024 FPS. Хильда, тоже обвитая с головы до пят, приспособилась к ходьбе. Паутина переместилась вместе с ней в спальный модель. Ее прямые волосы, точно расплавленная медь, струились каскадом по струнам из ксорума. Сбоку на фигуру медсестры ложились оранжево-золотистые отблески, придавая ей сходство с литой статуэткой. Горничная повернулась к источнику света. За прозрачным бортом отвесно простиралось Солнце. ИИ корабля настроил тонировку так, чтобы избавиться от жгучей белизны, поэтому роботы могли различить детали фотосферы. Потоки плазмы напоминали кипящее масло, а темные пятна кое-где оголялись окалиной. Колоссальный ночной пожар горел стеной всего в 800 тыс. км за бортом. Поверхность корабля, в свою очередь, пылала ровным серебряным жаром.
Окрестности Солнца посетили только по одной причине: удобство для навигации. Такому быстрому аппарату, как «Алконост», гравитационный маневр нес пользы не больше, чем попутный ветер – самолету.
Хильда приблизилась к капсуле капитана и вызвала ПМП. Беспокойство за его здоровье оказалось излишним.
— Может быть, у него во сне есть свое солнце, – задумчиво промолвила медсестра.