September 28

"рассвет"

«Доля Ангелов» – место, где ночная жизнь свободолюбивых мондштадцев пролетала по щелчку пальцев так же быстро, как и дуновение ветерка, что игриво касалось румяных после выпивки щёк. Здесь-то она текла ручьём – весенним, задорным. Яблочный сидр, пиво, эль – пена окрашивала бороду и усы здоровяков, стекая вниз по подбородку и рабочей форме, – и, конечно же, вина. Казалось, весь Тейват объедь – нигде не найдёшь вин вкуснее мондштадтских! Глинтвейн, бренди, медовое… Манящий запах ударял в нос, стоило только переступить порог уже давно породнившейся таверны. Всё в ней по-домашнему располагало – начиная от атмосферы и заканчивая постояльцами с персоналом, которые знали друг друга поимённо: старина Чарльз, Паттон, Лука, завсегдатай-бард и Дилюк.


Дилюк…


Рагнвиндра не каждый день можно было увидеть за стойкой, но когда это случалось, посетителей становилось в разы больше. Новость о том, что молодой господин заменяет бармена, быстро разлеталась по всем уголкам города, созывая одиноких юных особ, которые тут же бежали в таверну, дабы воочию поглазеть на самого богатого холостяка Мондштадта; гадали, не улыбнётся ли им этим вечером удача удостоиться взгляда огненно-алых очей. Но каждый раз те уходили ни с чем – одни только разочарованные вздохи сопровождали их на выходе из бара.


Напускной пафос, резко изменившийся голосок на приторно-сладкий, глуповатое выражение личика и хлопающие глазки, что то и дело раздевали Рагнвиндра взглядом, – последнее, что могло бы заинтересовать такого мужчину, как он. На всё это Дилюк даже носом не вёл. Обслуживал их напитками, как и положено, а после возвращался к натиранию до блеска бокалов, в мыслях думая о своём.
Каким бы привлекательным он ни был, его холод и отчуждённость ощущались на расстоянии, держали поодаль, не давая и возможности сблизиться. Иронично, правда, учитывая, что глазом бога он был благословлён именно огненным. Возможно, раньше пылкого и неугомонного к жажде всему новому юношу можно было со смелостью сравнить со всеми другими обладателями Пиро-глаза, однако сейчас… Единственное, что выдавало в нём стихию, – огненно-яркие волосы цвета осеннего заката.


Движимый одним лишь чувством долга и семейным делом, Рагнвиндр редко обращал внимание на что-либо другое. Весь в работе да делах. Не сказать, что он горел тем, что ему досталось от отца, – более того, в большинстве случаев Дилюк предпочитал виноградный сок вину, – но, несмотря на это, в этом деле он преуспел и разбирался как никто другой. Именно поэтому зоркий глаз пламенного феникса невольно обращал своё внимание на то, с чем посетители вкушали вина его винокурни. Кто-то запивал элем, набивая рот копчёными закусками, кто-то напивался им просто так, после чего в пьяном бреду просил добавку за добавкой, что вызывало лишь подёргивание глаза Рагнвиндра, а кто-то смаковал напиток по всем восьмидесяти девяти правилам искусства, дабы раскрыть все нотки пенящихся вин. Это не могло укрыться от него!


Каждый раз, приходя в таверну расслабиться, выбор твой падал на самые разные закуски к имеющемуся ассортименту вин, и каждый раз Дилюк с интересом исполнял его, искренне удивляясь твоим вкусам. Отдавая заказ, твой взгляд на нём не задерживался дольше нужного, а он не говорил больше обычного.


Тебе это было ни к чему, какой бы манящей его внешность ни была. Шестипалый Хосе был прав, когда пел о нём в своих песнях: «Господин Дилюк словно бокал дорогого вина, под завязку набитый льдом. С первого глотка — божественный вкус, но чем дальше, тем больше мёрзнет мозг». Трезво оценивая свои шансы, ты даже не думала о Рагнвиндре в романтическом плане.


«Архонт милостивый, куда мне до них?!» – крутилось в мыслях, глядя на девиц у стойки, вечно ошивающихся вокруг Дилюка. Все они были как на показ: пышная грудь, длинные локоны по пояс и до идеала стройные. Тоненькие запястья и талия, аккуратная грудь и бёдра… В то время как твои параметры были куда внушительнее.


Как ни крути, конвенциальная красота всегда будет в выигрыше. Злости и обиды на тех девушек ты в душе не таила, только разве что чуточку зависти.
Но и та быстро развеивалась туманом по утру, когда дурные мысли вытряхивала из головы, вспоминая о любви к себе.


«Если ты не полюбишь себя такой, какая ты есть, не жди этого от других» – точно мантру повторяла себе раз за разом, стараясь даже не смотреть в сторону тех девушек. По тарелке бездумно водила вилкой, перекладывая вяленого окуня из стороны в сторону, пока в мыслях бушевал водоворот, пока чужой голос не вытянул на поверхность реальности.


— Мы закрываемся, – чётко раздалось над ухом, заставив в удивлении задрать голову вверх, чтобы увидеть, кому он принадлежал.


Рагнвиндр стоял прямо перед твоим столиком, а вокруг – ни единой души. Музыка больше не играла, одна лишь баллада сверчков, что вовсю пели за окнами таверны под взором полной луны.


— И-извините, – пробормотала ты, со смешком неловким отводя глаза. Казалось, ещё пара секунд – и твоё тело покроется мурашками от пронзительности его взгляда. Вставать собралась, как голос владельца опять заставил замереть.


— Вам не понравилось альбариньо? – спросил он, кивая в сторону бокала. Белое сухое вино, которое ты заказала по приходу в таверну, так и осталось недопитым. И будь ты посетителем на один раз, что в городе проездом, Дилюк и глазом бы не повёл. Однако, будучи постоялым гостем в «Доле Ангелов», это не укрылось от его внимания.


Возможно, в тот момент им двигало задетое чувство гордости: новый сорт вина только попал на прилавки баров, поставки в другие регионы уже в пути, – и тут он видит, как один из самых взыскательных посетителей таверны оставляет напиток почти нетронутым! А может, Дилюку было проще завязать разговор наедине, без лишних глаз и ушей.


— О, вы о нём? — Его вопрос сменил твой ступор лёгким удивлением. Ты повернула на бокал голову, провела подушечками пальцев по низу, но пить не стала. — Вкус чудесный. Немного необычный, но с правильно подобранной композицией он раскроется во всех красках. Новый сорт винограда? — ты говорила с таким воодушевлением и лёгкостью… И было это для него свежим глотком, лёгким бризом после всех тех сладких девичьих речей у бара.


— Да, новый, — ограничился краткостью. — Вы даже не прикоснулись к еде. Необычный выбор, отмечу. — Едва заметная ухмылка тронула его губы, а тон смягчился, когда взгляд метнулся на морепродукт в тарелке.


— Наверное, сегодня просто не тот вечер, — поджав губы в неловкой улыбке, ответила ты и наконец-то встала с места, поправляя струящийся подол платья. — Уже поздно. Наверняка я задержала вас. Я пойду. Доброй ночи, господин Рагнвин…

ᅟ — Я провожу вас, — перебил он тоном, не терпящим возражений, и оставил позади, забирая поднос с посудой. Слова не дал сказать. Казалось, взглядом своим заставил язык проглотить и покорно смотреть вслед широким плечам.


«Ночью ходить одной довольно опасно», «так будет надёжнее», — заверил холодно бывший офицер Фавониуса, провожая до дома. Многословным он не был, ограничился лишь двумя фразами, предпочитая сохранять молчание — неловкое для тебя, натянутое, как струна, от которого внутри всё сжалось, невольно перехватывая дыхание. Для Дилюка же? Вряд ли оно казалось ему таковым. Поглядывал на тебя украдкой, пользуясь преимуществом в росте: на то, как часто грудь вздымалась, как нервно ты играла с пальцами, сдирая кожицу вокруг ногтей, как избегала его взгляда, будто он и вправду был тебе неинтересен.


В новинку для Рагнвиндра это было. Так необычно и так притягательно.
Ты не старалась украсть его внимание, перетянуть на себя и стать единственной, на кого он будет смотреть. Но тем не менее у тебя это вышло.


«Не задерживайтесь допоздна», — сказал Дилюк тем вечером, стоя у твоей двери. В глаза смотрел внимательно, будто пытался выудить твоё обещание быть осторожней в ночи. Но всё, что ты могла вымолвить, — это тихое «угу», за которым последовало: «Ещё раз спасибо вам». Громкий хлопок двери, разделивший вас, — и ты тотчас накрыла горящие щёки ладонями, в надежде остудить жар смущения, в то время как Рагнвиндр в последний раз кинул взгляд на дверь, захлопнувшуюся прямо перед его носом, и ушёл, прокручивая вашу прогулку в голове.


И это было далеко не единичным случаем.


Немного погодя он вновь вызвался проводить тебя до дома — непринуждённо, легко, будто вам было по пути; сумки твои по-хозяйски взял в руки и пошёл вперёд уже по знакомой дороге, игнорируя ошарашенные взгляды девиц. Случайные встречи в баре стали чаще, а в мимолётных разговорах ощущалась настойчивость, что с каждым разом всё сильнее била под дых. Растущий интерес Рагнвиндра был для тебя такой же неразгаданной диковинкой, как и твоя позиция в обороне для него. Держалась особняком долго, не понимая, к чему это внимание, к чему все усилия с его стороны, что со временем становились лишь напористее.


Взгляды задерживались дольше приличного на изгибах твоего тела — хотелось ему запечатлеть их не только в памяти, но и оставить на мягкой коже отметины от ногтей, что до приятной истомы вонзались в мякоть пышных бёдер. Сыграть на твоём теле, как на гитаре, умело проводя кончиками пальцев по всем нужным струнам. Зарыться лицом в изгиб шеи и обхватить талию крепкими руками, наслаждаясь теплом и мягкостью тела.


Разговоры становились всё откровеннее, раскрывая перед тобой Рагнвиндра как книгу — страницу за страницей, чьи строки ты впитывала в себя с затаённым дыханием. Он не боялся открыться и хотел от тебя того же, но торопить отнюдь не собирался. Смаковал ваше сближение, будто вино многолетней выдержки, — неторопливо, с удовольствием, пока серьёзность поступков не перешла на другой уровень. Ты поняла это, когда Дилюк пригласил тебя в «Рассвет»; не просто на винокурню, а в дом, где вырос; место, чьи стены хранили воспоминания прожитых лет, видели взлёты и падения молодого феникса, в чьём сердце огонь никогда не затухал.


Под предлогом экскурсии он держал руку на твоей пояснице, расхаживая по территории поместья. Сладость спелого винограда витала в воздухе, медленно, но уверенно одурманивая, в то время как лучи уходящего солнца играли на твоих щеках. Они ли согревали их, придавая лицу румянец, или всё же горячие прикосновения Рагнвиндра, от которых мурашки бесстыдно пробегали по коже? Большая ладонь, покрытая мелкими шрамами и огрубевшими мозолями, с нежностью скользила вверх по пояснице — едва ощутимо, без единого намёка на что-то большее, несмотря на то что желание уже давно томилось в ваших душах. Спугнуть боялись: ведомые страстью, не решались сделать шаг вперёд. Всё ждали подходящего момента, с нетерпением предвкушая усладу от неизбежной близости.


От неё было не сбежать. Точно не тогда, когда твой взгляд во время ужина задержался на губах Дилюка чуть дольше обычного — скользнул пытливо по крошкам в уголках уст и тут же вернулся к своему блюду, как только тихий смешок вырвался из груди Рагнвиндра. Твоё смущение, вспотевшие ладошки и робость были для него слаще яблочного сидра — он упивался твоими эмоциями, закусывая кровавым стейком. Мягкость мяса таяла у него во рту, но мысли были заняты совсем другим…


Тебя бы попробовать на вкус. Между мягких бёдер устроиться, проникнуть глубже, толчками будоража податливую кожу, что содрогалась волнами под хищным взором феникса. Точно на добычу он накинулся, как только вечеря в главном зале, украшенном свечами, наскучила обоим. Притворяться больше было незачем, беседовать о винах и блюдах — вас тянуло друг к другу магнитом. И когда Дилюк встал из-за стола, с громким скрипом отодвинув назад стул — резко, без промедлений, — голод ещё никогда не ощущался так болезненно. Тело ломило от желания, до дрожи в руках и до гортанного рыка, который он всеми силами подавлял, сокращая расстояние меж вами. Шаг за шагом, твёрдой поступью он подходил всё ближе, пока не накрыл твоё лицо ладонями, в долгожданный поцелуй завлекая.


Осадок вина танцевал на ваших губах — так сладко и мягко, что стоны невольно сорвались с них, разбиваясь о стены «Рассвета». Прислуга давно распущена, никто не смущал и не сковывал, когда тишина поместья стала сменяться нарастающими всхлипами. Сначала — немного скованно и прямо в холле, а после — громко и бесстыдно, на атласных простынях спальни Рагнвиндра.


Всё, о чём он грезил, прямо сейчас было перед ним: уязвимая и обнажённая не только телом, но и душой, ты лежала под ним, крепко обвивая мощный торс бёдрами. Руками хваталась за плечи, прижимаясь к изгибу шеи в момент сладкой истомы.


Дилюк не был груб: в своём голоде он умел быть нежен. Держал рвущуюся страсть в узде, высвобождая её по чуть-чуть: покрывал влажными поцелуями с головы до ног, уделяя особое внимание всем тем местам, что когда-либо заставляли тебя испытывать неуверенность; сжимал и мял мякоть твоих форм, будто воздушное тесто; лёгкие укусы оставлял, в собственничестве желая пометить тебя «своей»; осыпал комплиментами, заставляя забыться в смущении и удовольствии, которое с каждым сказанным на ухо словом приближало вас обоих к экстазу.


Стоило ему один раз вонзить зубы в твою кожу — Дилюк уже ни за что бы не смог остановиться. Сама того не ведая, ты подлила масла в огненное сердце Рагнвиндра, и теперь пламя не угасло бы: кострище разгорелось пожаром, перекинувшись на тебя всепоглощающей любовью.


Его поддержка ощущалась мягким облаком, обвивающим твоё тело, даже когда Рагнвиндра не было рядом. Записки, оставленные на прикроватной тумбе по утрам, были не редкостью, а традицией для него: уходя на рассвете, задолго до твоего пробуждения, Дилюк непременно оставлял небольшие заметки с пожеланием доброго утра и напоминанием о том, как ты прекрасна. Видеть, как мирно ты спишь в его, а после твоего переезда — в вашей кровати, было для Дилюка одновременно одним из самых тяжёлых и завораживающих испытаний. Тяжёлым — потому что остаться в твоих тёплых объятиях подольше он не мог; завораживающим — из-за того, как спокойно вздымалась твоя грудь, как красиво и в то же время неряшливо спутывались непослушные локоны, как умиротворённо ты выглядела, когда спала, не беспокоясь ни о чём. Ведь любые твои комплексы и переживания он растворял в пылких поцелуях и объятиях, стоило ему лишь заметить хмурые морщинки на твоём лбу.


Дилюк сделает всё, что в его силах, чтобы оградить тебя от дурных мыслей. Но если кто-то осмелится нелестно отозваться о тебе?.. Ни один Архонт не поможет этому смельчаку перед гневом Рагнвиндра.

Платья из лучших материалов, свежий букет цветов каждый раз, когда старый увядает, изысканные блюда и ужин при свечах — язык любви Дилюка отнюдь не про слова. Он про поступки. Про заботу. Но это вовсе не означает, что на слова он скуп. Человек холодный может оттаять в моменты уязвимости, но сделает он это не на показ: бросит невзначай комплимент, закрепив его поцелуем в макушку, пока ты суетишься на кухне; прошепчет, как дорога ты ему, проводя огрубевшими подушечками пальцев по обнажённой спине под покровом ночи, когда спишь рядышком; защитит твою честь, если услышит оскорбления в твою сторону — рядом ты в этот момент или нет; и, наконец, скажет об этом, глядя прямо в глаза, увидев, как смотришь на себя в отражении зеркала.


— Не ищи в себе изъянов, когда ты так прекрасна, — скажет он и развернёт тебя лицом к себе, обхватив щёки ладонями. — И не позволяй словам других добраться до твоего сердца. — Рагнвиндр оставит поцелуй на лбу, медленно спускаясь к щеке. — Слушай только меня. Я никогда тебе не совру, — и закончит, запечатлев сказанное поцелуем. Нежным, чувственным. Таким, в котором ты точно почувствуешь весь тот трепет и ласку, которую Дилюк не в силах передать красноречиво.


С таким мужчиной, как он, тебе никогда не придётся ставить под сомнение чувство собственного достоинства, ведь Дилюк ни за что не допустит подобного. Неважно, в каком ты весе и какая у тебя фигура — до тех пор, пока ты в гармонии со своим телом, для него это не имеет значения. В тот вечер, в «Доле Ангелов», он обратил внимание совсем не на пышные формы, а на личность, которая так ярко выделялась на фоне всех тех девиц, гнавшихся за поощрением Рагнвиндра как самого завидного и богатого холостяка Мондштада, в то время как ты даже мечтать не смела о разговоре с ним.