"captain's night"
Задорный смех, несмолкающие песни и шум всплесков въелся под кожу участников труппы, как запах моря в каждый уголок их корабля, рассекающего по необузданным и свободным волнам навстречу новым выступлениям. Стал он для них домом родным – для всех тех, кто когда-то был отвергнут Орденом, скитальцев, не принятых другими. Ведь здесь нет места осуждению да презрению, здесь все «свои», такие как есть – с изъянами внешними и внутренними, с душой обнаженной и израненной, что мало-помалу исцеляется в месте правильном, с людьми «несовершенными». Пляс заводной гимнастику здесь заменяет, посиделки в кругу родном ночью тёмной под взором луны полой – вместо тысячи сеансов с мозгоправом, а вина пенистые душу лечат не хуже таблеток.
Рекой они льются в дни празднеств важных! Победы маленькие и большие, дни рождения, годовщины. Но по правде говоря, повод «дуракам» не нужен, ведь сумеют даже в шторм смертоносный сохранить настрой бравурный, что разгонит тревоги и переживания лучами солнца сквозь плотные облака, от чего сердце ритм свой дикий успокаивает. Тормозит аккуратно, как коня неугомонного – спешить незачем. «Время нам дано для жизни в удовольствие, никак иначе. И тратить его в душевных стенаниях – страшное упущение, друг мой» – так сказал Капитан Брант в вашу первую встречу. Появился будто из ниоткуда – драматично и броско, точно весь мир для него сцена, – выручая девицу из беды. Руку помощи протянул изящно, глаз-фианитов не сводил, пока уголки губ расплывались в улыбке чарующей. В нём не было напора, но манил он магнитом; располагал так тепло всем своим видом, что не довериться ему не представлялось возможным. Да и ярлык «незнакомца» совсем не подходил, пусть ты и видела его впервые. Что-то невидимое взору обычному шептало в воздухе, что довериться ему можно, кружило вокруг, точно подталкивая ухватиться за протянутую руку.
И кому бы тот голос ни принадлежал, он не соврал.
Грань «незнакомцев» стёрлась меж вами так же быстро, как нос корабля разрезал ветровые волны. Так же быстро, как нечто ранее чужое появилось в твоей жизни, то, что больше не заставляло горло сжиматься болезненно при произношении простого, и одновременно такого сложного слова, как: «семья». Вместе с началом новой жизни Капитан подарил не только место, что с уверенностью можно было назвать домом, но и людей, ставших настоящей семьёй для тебя. Каждый в труппе был важен не только как артист, но и человек со своими особенностями, и Брант всегда замечал их. Например, то, с каким трудом Рочче давались знакомства с новыми людьми – малышка застенчивая прятала «изъян» свой в чемодане волшебном, незнакомцам показываться не хотела, – на что Брант лишь тихонько посмеивался по-доброму. Заставлять через силу коммуницировать никогда бы не стал, вместо этого гостю представлялся за неё, говоря, что ей нужно какое-то время дабы открыться. Чемодан, в котором пряталась, аккуратно поглаживал, а после ступал себе дальше, не желая беспокоить. Будучи Капитаном не только труппы, но и самого корабля, он не раз марал руки, выполняя работу как машинного экипажа, так и палубного, если того требовали обстоятельства. Испачкаться не боялся, принимая все трудности, какими бы они ни были, с улыбкой на лице, от которой сердце сжималось предательски каждый божий раз.
Маски тебе приходилось надевать не только во время выступлений, но и за их кулисами. Но в отличие от реквизитов сценических – ювелирно изготовленных, – твои собственные паутинкой на фарфоре мнимого безразличия трескались, стоило Бранту в своей привычной манере подшутить, нарушая личные границы. Казалось, он и вовсе не знал об их существовании с тем, как легко сокращал дистанцию, без стеснения приобнимая тебя в самые неловкие моменты. Беседу ведёшь с кем-то? Это не мешает ему подойти к тебе со спины, своей широкой от ветров холодных защищая. Небом ночным любуешься? Брант уже рядом – накидывает на плечи твои плед тёплый и становится подле, в восхищении глядя на усыпанное звёздами небо. Подходит всегда сзади – по-кошачьи тихо, грациозно в манере своей, – и притягивает за плечо непринуждённо, будто подобное для вас в порядке вещей. Для него так точно. Для всех остальных членов экипажа? Они давно перестали обращать внимания на приступы тактильности своего Капитана. Для тебя же...
Тело твоё напряглось стоило рукам сильным опуститься по-хозяйски на плечи – нежданно-негаданно выбил он воздух из лёгких своим присутствием, даже не догадываясь об этом. Ароматом рома, будто шарфом, обвился вокруг тебя, позволяя на кончике языке распробовать сладкие нотки шоколада да пряностей экзотичных, что таились во многолетней выдержке напитка. Брант нависал сверху, одной рукой упираясь в спинку стула, второй же сжимал плечо твоё, но несмотря на состояние одурманенное пойлом, силу хватки контролировал всегда. И никогда не позволял себе большего, боясь боль причинить ненароком. Нежным был, а порой даже робким в присутствии твоём. Мальчишка в его душе наружу вырывался, выплясывая пред тобой без масок и грима, настоящим хотел показаться тебе, сделать всё, чтобы увидеть улыбку на твоём лице. И у него получалось.
Каждый день в Труппе Дураков как праздник, и этот вечер не был исключением. Гирлянды и фонари, украшающие сцену палубы, в темноте ночи были похожи на тысячи светлячков – сощурь ты немного глаза и увидишь их рой, простирающийся над чёрным, как смоль, океаном. Несмотря на час поздний корабль гудел: разговоры, пляс и песни под покровом луны были оживлённее, чем под лучами обеденного солнца. А всё потому, что тур подошёл к концу. Последнее выступление сезона сопроводило артистов в путь громкими аплодисментами и десятками подаренных букетов. Их сладкий аромат витал в воздухе, смешиваясь с морским и алкоголя, разбавлял его, вытесняя уже породнившийся запах бриза. Но отчего-то чудилось, будто совсем рядом он; будто бутон точно под носом...
— Так тебе идёт больше, – над ухом вдруг раздалось и ты почувствовала, как что-то коснулось волос – вопрос твой тотчас нашёлся ответом, заставив по инерции потянутся к макушке, пока подушечки пальцев не ощутили под собой тонкие лепестки.
— Снова ваши проделки, Капитан?
В груди тепло приятное разлилось. То ли от вина, то ли от внимания Бранта – неясно. Вставил он цветок в пряди, довольный собой и тем, что видел перед собой, когда взгляд на него свой подняла ты. Цвет глаз, сверкающих под балдахином звёзд, был так же красив, как и бутон раскрывшегося цветка у твоего виска.
Что ему было ответить? Сознание помутнённое ответом не нашлось, хихикнуть только побудило, глядя тебе прямо в лицо. Разглядывал тебя Брант бессовестно! Глазами пьяными бродил по каждой родинке и горбинке, так, будто перед ним самое настоящее сокровище Ринасситы, когда-то затерянное в глубинах морей. А ты? Смущённая столь пристальным вниманием убирать «подарок» не стала, поверила капитану на слово, но взгляд быстро отвела, не выдерживая натиска фианитов блуждающих.
Лучшие вина Рагунны и самые свежие лакомства сейчас украшали банкетный стол, гордо расположившийся в самом сердце корабля – палуба, сцена ваша, до сих пор была заставлена атрибутами минувшего выступления, и потому атмосфера ощущалась куда более праздничной. Напитки лились рекой, стекая вниз по одеждам в угаре пьяном, но до этого никому не было дела – все члены труппы жили моментом и умели им наслаждаться. Не мудрено, ведь пример им подавал сам Капитан! Даже сейчас, пошатываясь неуверенно позади тебя, он победоносно поднял вверх чару с тягучим пойлом, громко огласив ещё один тост:
— Друзья, давайте поднимем бокалы за огонь в наших сердцах! Пусть страсть пылающая в них никогда не стихает, а разгорается лишь сильнее! До дна!
И вслед за словами капитана гул людской да склянок звон разразил тишину океана. Труппа звякнула бокалами, разливая спиртное в радости своей. Гуляла будто в последний раз и гудела роем пчелиным. Грусти на борту не было места ни сегодня, как не будет её и завтра! Ведь, как и сказал Брант, огонь в сердцах членов экипажа освещал путь, каким бы порой он не был тёмным. Согревал их, и не давал другим потухнуть. Держались все крепко друг за друга, а некоторые даже чересчур, боясь вот-вот потерять равновесие.
— Капитан! – воскликнула ты, вставая резко с места, чем и «спасла» падение Бранта. Схватилась за него, торс крепкий рукой окольцевав, и помогла усадить пьяное тело на стул рядом. — Мне кажется, вам достаточно на сегодня... – на корточках сидя перед ним, пыталась незаметно, в доверие притеревшись, отобрать чару с ромом, однако рефлексы его были быстрее.
С хохотом разлившимся пролилось и пойло янтарное на грудь оголённую. Метку намочило, одежды эпатажные, будто намеренно сделал это, чтобы прилипали они к телу! Брант этого даже взглядом не окинул, потерянный в роме его разум блуждал где-то вдалеке, в то время как твои глаза изо всех сил старались не опускаться на облегающую его изгибы ткань. «Неправильно это» – в голове крутилось, когда ладони, точно щиты, накрыли лицо, не давая даже сквозь щёлочку взглянуть на сверкающую метку.
Но было твоё «неправильно» временным. Рабочие отношения рано или поздно дали бы трещину громкую с тем, как близки вы становились друг другу с каждым прожитым днём, хоть ты и старалась не принимать этого. Совместные выступления, тела, слитые в танцах под слепящим светом софит, негласная забота, переходящая черту простой платонической – когда спектакль длиною в несколько лет подойдёт к последнему акту и вправду было вопросом времени, и зрители, наблюдающие за вами, в предвкушении ставили ставки, перешёптываясь за вашими спинами. Все члены труппы видели как по началу слабые искры во взглядах разрастались фейерверками меж вами. Дураков играли не только на сцене, но и сходя с неё, сами того не осознавая, что маски так и не были сняты.
— Ты была великолепна... – признался Брант, блаженно смежая веки дабы придаться воспоминания о выступлениях, чем и заставил поднять на себя твой взор. — Твои движения... – смешок сорвался с его уст легко, но как только он открыл глаза, запрокинув голову на небо, тон его стих, будто говорил он о сокровенном. — Мне не хватит слов, чтобы описать насколько завораживающе ты выглядишь на сцене. Клянусь всеми богами морей, ты крутишь кольцом в воздухе, точно луной! Так красиво, что дыхание перехватывает, когда смотришь... Такая красивая... Как сама луна... Хотя нет. Ещё прекраснее.
Слова лились из уст Бранта так же свободно, как весенние ручьи. Так же чисто, без капли лести и лжи, развязанные высокоградусным алкоголем, но не в нём он искал утешения. Осознавал ли, что говорит тебе? Забудет ли о сказанном утром? Этого ты не знала, но точно знала одно, что после этой ночи прятать свои чувства станет ещё труднее. Стучали они в груди, заглушая своим грохотом гомон пира на корабле. Будто под воду нырнула – всё так приглушённо и размыто, а сердце бьётся как в лихорадке. Ни вырвать, ни угомонить.
— Капитан, вы явно перепили, – натянутая улыбка и сощуренные глаза – излюбленная маска, одновременно твоя защита и гордость, ведь столько лет и ни единого прокола. Ты вновь надела её, поднимаясь с колен и протягивая Бранту руку. — Эта чара будет лишней, поверьте мне. Вы даже на ногах стоять не в состоянии.
— Так помоги мне закончить её, – то ли мольба, то ли приказ в его голосе был, но взгляд выдавал отчаянное желание провести в твоей компании ещё хотя бы несколько минут, пусть даже ценой за это станут головные боли по утру. Рукой потянулся к твоей, точно к якорю, и отпускать не собирался. Смотрел на тебя как утопающий на протянутый канат – с надеждой и трепетом, что ритм свой отбивал за меткой разрыва.
— Прошу, – Брант перебил, не дав даже закончить. Ладонь твою сжал крепче, подушечкой лаская костяшки. — И обещаю, что она будет последней на сегодня! Море этому свидетель.
Ты колебалась. С прищуром недоверчивым смотрела то на улыбку Капитана, то на чару, полную чёрного рома. Терпкого, вязкого как мёд, и чертовски крепкого. Её одной хватило бы, чтобы шкала твоего опьянения перепрыгнула со слабого к сильному. И всё же ты приняла его вызов.
— Смотрите мне, Капитан, – хмыкнула ты и вырвала из рук Бранта чару, на одном дыхании проглатывая обжигающую горло сладость. Слёзы на глаза от такого выступили, но ты лишь выдохнула резко, прижимая ладонь к носу. Быть может не лучший твой шот, зато выпит он был гордо! И если в капитанских планах было разделить чашу рома на двоих по всем канонам романтика, все они канули на дно, стоило ему увидеть твой перформанс. Зная твою нелюбовь к крепким напиткам, Брант даже подумать не мог, что ты поступишь так дерзко. Поддразнить хотел лишь немного, растягивая время до того момента, как разойдётесь по каютам. Не более. Но ты переплюнула писаные на песке ожидания, волной их смыла, не дав капитану и опомниться.
Только когда всучила ему чару назад, кривясь от пойла горьковатого, Брант опомнился, заливаясь смехом заливным.
— Даже не думал, что ты способна удивить меня ещё больше! Однако, сказать, что я впечатлён будет огромным преуменьшением. Браво, моя леди! – он хлопнул в ладони, не на шутку очарованный твоей бравадой. — Достойный ответ настоящего члена Труппы Дураков!
— Бар для вас на сегодня закрыт, – пропуская мимо ушей похвалу Бранта, констатировала ты сухо, корчась от послевкусия рома. По столу рыскала в поисках чего-нибудь, чем можно было закусить, в то время как Капитан ходил за тобой по пятам, всё посмеиваясь да посмеиваясь.
— Я думал, мы разделим эту чару на двоих... – под нос себе бормотал, в руке прокручивая теперь уже опустошённую. Отчасти обиженно звучал, по большей части пьяно, а если прислушаться, что-то ещё проскакивало в тоне его. Будто поступок твой согрел его как изнутри, так и снаружи, рассыпав на щеках, как на берегу ракушки, румянцем.
— Хватит с вас, – ты буркнула, пережёвывая конфету. И та была с ликёром, будь они неладны! Чувствовалось как жар поднимался вверх по телу, расслабляясь каждый его сантиметр, начиная с ног, что после целого дня и без того были ватными. Облокотиться об стол, дабы не споткнуться и не рухнуть плашмя, стало хорошим решением.
— Неужели так сильно переживаешь обо мне, что ни глотка не оставила?
— Капитан, мне кажется, вы слишком самовлюблённы и, уж тем более, пьяны для таких умозаключений, – ты парировала в ответ, пока сознание оставалось ясным, не желая признавать правоту Бранта, вновь сократившего расстояние между вами до неприличного. Руками по обе стороны от тебя в стол упёрся и теперь взгляда не сводил, будто выудить правду пытался.
— А мне кажется, что спас я в тот день не девушку, а сирену, – он рассмеялся хрипло, медленно утыкаясь лбом в твоё плечо.
Хмель взял над ним верх, окутав лозой своей сознание да язык, что с каждым словом заплетался всё пуще. И не подвинься Брант так близко, вряд ли бы ты уловила о чем он говорит. Теперь же дыхание его опаляло, волной мурашки по телу рассыпало, от чего хотелось сквозь землю провалиться! Ещё никогда вы не были так близки – как эмоционально, так и телесно. Ты чувствовала, как жар исходит от его тела, как громко бьётся сердце и как приятно от него пахнет. Смесь рома, морской соли и свежего бриза еще никогда не казалась тебе такой пьянящей.
— Иначе я не могу объяснить, как околдовала ты меня, что в мыслях теперь только ты... Просыпаюсь – тебя перед глазами вижу. Засыпаю – опять ты, – вначале Брант посмеивался слабо, а после голос его становился всё тише, будто сном вот-вот накроет. — Кто ты, м? Русалка? Дева моря?
— Капитан, вы в стельку пьяны, – щёки огнём горели, а сердце грозилось грудь разорвёт от того, как волнительно ему было, а слова Бранта ничуть не помогали, с каждым произнесённым лишь больше подливая масла в бушующий огонь.
— Может и так, но тебе я ни разу не соврал.
Возразить в ответ хотелось, но в мыслях рой безумный всё глушил. Слишком интимно, слишком откровенно. Настолько, что раскат салютов и громкие возгласы трупы так и остались шумом неважным. Не до них тебе было. Точно не в тот момент, когда Капитан так по-детски уткнулся в изгибы твоей шеи носом, вдыхая запах твой так, будто хотел его в своей памяти спрятать. Ластился котом бродячим, жаждал заполучить ласки твоей, принятия, и, быть может, признания. Ведь впервые за долгие годы странствий понял, что якорь свой он уже нашёл. Был всё время рядом и теперь – будь то шторм или буря, – ничто не потопит его чувства. Намертво въелась под кожу меткой, мучила в мыслях и во сне, и наяву, но лечиться от лихорадки твоей ни за что не стал бы. Никак нет! Вместо этого отпрянул, пошатываясь, под разноцветные вспышки фейерверков снимая шляпу капитанскую. Такую же яркую, как и всполохи в небе звёздном – была она перьями украшена, камнями и драгоценностями блестящими с глубин морей. Подходила ему как никому другому, именитой была, отличительной изюминкой в глазах других. В его же?... Любил он её, конечно, но не так сильно как тебя.
И потому, с трепетом в глазах, под рёв салютов, протянул он её тебе – а вместе с ней и сердце своё, в руки твои вверяя всё самое сокровенное: честь капитана, мужчины гордость и самого себя. Таким как был – без прикрас, пьяный и беспамятства влюблённый.
— Я отдаю тебе штурвал, моя леди. Веди наш плавучий театр, куда подует ветер твой, а я подниму паруса.
Клятву моряка скрепил поцелуем первым – нежным и таким робким, что ноги твои невольно подкосились, и не стой Брант так близко, точно упала бы. Но он удержал. В объятиях сильных заключил, будто боялся, что растворишься туманом по утру. Сказкой ему это казалось, грёзой, что после стольких лет сбылась. «Лишь бы не спугнуть, лишь бы не спугнуть» – бредил он, боясь обнять чуть крепче, поцелуй чуть углубить, но как только ладони твои схватились за щёки его, в радости притягивая к себе, дабы провернуть то, на что он не решался, вздох облегчения вырвался из его груди, будто птица из клетки. Воспарила в небеса свободно, как и чувства его, увидев в тебе взаимность, от чего уголки губ дрогнули и расплывались в улыбке счастливой.
Последний акт отыгран в пьесе вашей, занавес опущен, а маски сняты. Вам больше не нужно было играть безразличие и прятаться за ролями.