Поэтический перевод как способ «раздвинуть горизонты»
Дмитрий Кудря: Пиша отзыв на поэтический цикл Славы Сахалинского «Моя деревенька», я привёл для сравнения популярный в наших кругах перевод хайку известного японского поэта Кавахигаси Хэкигото, выполненный А.А.Долиным:
Удивительно привлекательный образ, перекликающийся с самыми разными впечатлениями – от идей «русского космизма» до кадров «Соляриса» Андрея Тарковского. В процессе работы он побудил меня, однако, заинтересоваться его японским прообразом. За помощью я обратился к нашему коллеге по МКХ японисту Санжару Баимбетову. Ниже приводится его комментарий к этому хайку Кавахигаси Хэкигото.
Санжар Баимбетов: «Наруко звучит не от рук, а от ветра»
Кавахигаси Хэкигото родился в семье известного конфуцианского ученого, прекрасно знал китайскую классику и философию, был каллиграфом, играл в театре Но, состоялся как литературный критик, поэт, эссеист. Его близким школьным другом был Такахама Кёси – сын бывшего самурая, ставшего фермером.
Именно Хэкигото познакомил Кёси с Масаокой Сики, и они стали его главными учениками. Несмотря на то, что Хэкигото был воспитан в самом традиционном смысле и прекрасно разбирался в классике, как поэт он выступал за решительный модернизм в хайку, предлагал отказаться от многих правил, в том числе от киго, 5-7-5 и даже от самого названия «хайку».
В это же время его лучший друг Кёси, наоборот, выступал за строгое сохранение правил жанра. На этой почве они со временем стали все больше отдаляться друг от друга. Традиционалистская идеология Кёси со временем возобладала и стала определяющей.
Но как бы там ни было, именно это хайку Хэкигото вполне соответствует классическим правилам.
Имони (芋煮) – суп из мяса и таро. Таро (colocasia esculenta) – одно из древнейших культурных растений, съедобные клубни (яп. имо) которого можно сравнить с картошкой, хотя это и не родственные растения:
https://en.m.wikipedia.org/wiki/Imoni
В регионе Тохоку, в префектуре Мияги, где Хэкигото какое-то время проживал (учился), в первой половине осени принято устраивать пикники, где варят таро вместе с овощами и мясом в большой кастрюле и затем совместно вкушают приготовленное. Такие пикники называются 芋煮会 (имоникай – встреча с варкой имо) или 芋煮 (имони) – это осеннее киго: https://kigosai.sub.jp/?s=%E8%8A%8B%E7%85%AE%E4%BC%9A&x=12&y=5.
Имониэтэ (芋煮えて) – «отварив, приготовив имони» или «отваривая, приготовляя имони».
Тэнчи (天地) – буквально небеса (ten) и земля (chi). Может переводиться как «мир», «природа», «вселенная», «сфера/область», «верх и низ».
Сидзука (静) – «тишь/тишина», сидзукани (静に) – «тише, тихо, в тиши».
Наруко (鳴子 – букв. «шумящий предмет»; иероглиф «ко» 子, отдельно переводимый как «ребёнок», здесь является частицей, употребляемой для обозначения маленьких предметов, в данном случае для произведения «нару» 鳴 – шума) – погремушка для отпугивания птиц со спелых полей: https://ja.m.wikipedia.org/wiki/鳴子_(音具).
Частица かな (кана) в конце хайку – это кирэдзи, добавляющее оттенок восклицания, удивления, размышления, чего-то неясного и неточного; оставляющее тянущееся послевкусие и создающее пространство для последующего размышления над смыслом.
Наруко – осеннее киго: https://kigosai.sub.jp/?s=%E9%B3%B4%E5%AD%90&x=10&y=10
Это инструмент представляет собой деревянную доску, к которой на нитях подвешены несколько бамбуковых трубочек или деревянных пластинок. Наруко развешивают на полях. К деревянному столбу крепится длинная веревка, которая тянется к дому или укрытию, например, под деревьями. На ней висят колотушки-наруко.
Когда дергают за веревку, деревянные дощечки начинают раскачиваться, и подвешенные бамбуковые трубочки или деревянные пластинки ударяются о них, издавая звуки. Шум пугает птиц и животных, прогоняя их.
Помимо названия «наруко» для обозначения таких погремушек используется также слово 引板 хикита: от хику (引) – тянуть (веревку) и ита (板) – доска.
В классической японской поэзии и прозе эти погремушки упоминаются начиная с вака в Манъёсю (759 г):
衣手(ころもて)に 水(み)渋(しぶ)付くまで 植ゑし田を 引板(ひきた)吾(あ)が延(は)へ 守(まも)れる苦(くる)し
koromodeni mishibutsukumade uweshitawo hikitawagahahe mamorerukurushi
(В русском переводе хикита превратилась в колотушку, но в остальном смысл передан верно. Правда, считается, что эта песня сложена в аллегорическом плане. Здесь говорится о трудностях, которые пришлось испытать, воспитывая молодую девушку. Под полем подразумевается возлюбленная, у которой много поклонников и которую трудно оградить от них).
В Гэндзи-моногатари (начало XI века) говорится:
引板ひき鳴らす音もおかしく、見しあづま路のことなども思ひ出でられて
«Звук, издаваемый хикитой, очарователен, и он пробуждает воспоминания о восточных дорогах, что я видел».
В обмене поэтическими посланиями монаха Дзякурэна с Сайгё (XII в):
nanitonaku tsuyuzokoboruru akinotani hitahikinarasu ooharanosato
«Почему-то роса проливается на осенние поля, звук хикита в деревне Охара»
Хотя для того, чтобы пугать птиц и животных неожиданным звуком, эту дощечку надо достаточно активно трясти, тем не менее, с конца эпохи Хэйан среди поэтов, мало знакомых с крестьянским трудом, стало популярно мнение, что «наруко звучит не от рук, а от ветра». И этот образ стал доминировать в стихах, как например:
宿ちかき 山田の引板（ひた）に 手もかけで 吹く秋風に まかせてぞ見る（後拾遺和歌集）
«Смотрю как на горных террасах вблизи от дома хикита стучат сами по себе, доверенные осеннему ветру» («Госюи-вакасю», 1086).
あはれかな をちの山田に さ夜ふけて ほのかに引板の おとばかりして（六百番歌合）
«Как печально! Вдалеке, на горных полях, глубокая ночь, и лишь слышится звук хикита» («Роппякубан-утаавасэ», 1193).
遠山田（とほやまだ） 人なきよりも 秋の夜は かりほのひたの 音ぞさびしき（宝治百首）
«На далеких горных полях нет никого, осенней ночью над сжатыми снопами одиноко стучит хикита» («Ходзи-хякусю», 1248).
いほりさす そともの小田に 風すぎて 引かぬ鳴子（なるこ）の おとづれぞする（嘉元百首）
«На небольших полях у хижины, вдалеке от селений, ветер проходит и приносит звуки наруко, которые никто не тянет» («Кагэн-хякусю», 1306).
人ぞなき 月ばかりすむ 小山田の なるこは風の 吹くにまかせて（文保百首）
«Нет никого, лишь луна сияет над маленькими горными террасами, наруко доверено ветру» («Бунпо-хякусю», 1318).
夜もすがら たえず鳴子の 音（おと）すなり 山田のいほを 風や守（も）るらむ（新千載和歌集）
«Всю ночь не умолкает звук наруко — ветер, должно быть, охраняет горные поля» («Синтэнсай-вакасю», 1356).
«Грусть охватывает от звука ночного наруко, звучащего само по себе» (Нацумэ Сосэки).
(Примечание: все переводы в примерах выше сделаны с помощью искусственного интеллекта с минимальными правками, поэтому звучит пусть не совсем поэтично, но вполне точно отражает смысл).
Казалось бы, что из-за множества таких стихов у образа наруко сложилась прочная ассоциация с одиночеством и осенней грустью. Но помимо лирической традиции существует и традиция юмора. Например, «Наруко» – так называется небольшая пьеска в театре Кёгэн. Пьесы Кёгэн – это всегда веселые зарисовки, перемежающие серьёзные философские пьесы театра Но. Хэкигото, помимо всего прочего, также играл в театре Но, и репертуар Но/Кёгэн был ему, разумеется, хорошо знаком, что, на мой взгляд, нашло отражение и в данном хайку.
Сюжет пьесы «Наруко» следующий. Двум друзьям поручается отпугивать птиц с поля при помощи наруко. Днем приходит хозяин и приносит им бочку сакэ. Они тут же начинают пить, веселиться и танцевать, забывают про наруко и, в конце концов, засыпают. В таком виде их вечером застает хозяин, будит, и они убегают, смеясь и стуча своими наруко. Когда все уходят, остаются только поля со спелым рисом под небом: https://ja.m.wikipedia.org/wiki/鳴子_(狂言)
Возможно, встреча друзей на пикнике с имони, когда все уже немного выпили и забыли о своих служебных обязанностях, напомнила автору сюжет этой пьесы кёгэн.
Имони и наруко являются в хайку объектами сопоставления. Тэнчи (небеса и земля) не являются здесь объектами, а просто создают сеттинг – широкую панораму природы.
Дмитрий Кудря: «Раб – соперник – предатель»
Поясняя, что Иван Крылов в своих баснях «может иметь право на имя автора оригинального», Василий Жуковский одарил своих читателей сентенцией, преодолеть которую мы не в силах уже двести лет с лишком: «Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах – соперник».
Итальянская пословица добавляет к этой парочке третьего: «traduttore – traditore», что значит «переводчик – предатель».
С тех пор лишь приоткрылось или усилилось ощущение, что настоящую прозу и стихи объединяет упрятанная в них поэзия, которую иной раз и опознать можно не вдруг, такие причудливые формы она порой принимает. С этим вполне согласятся те, кто – непременно с любовью – читал прозу Андрея Платонова, а это из многих пример случайный.
Вернёмся, однако, к трём ипостасям: раб – соперник – предатель. Именно их стараниями художественный перевод оказывается ареной борьбы за филологичность (точность содержания), стихотворность (соответствие форме) и поэтичность. А поскольку вперёд вырывается то одно, то другое, то третье, борьба эта происходит не только за, но и между.
Последнему качеству, а именно поэтичности, подобрать синонимы или смысловые аналоги не просто сложно, а почти невозможно. Но если не ясно, что есть поэтичность, то остаётся открытым и вопрос – как её передать. Нечто близкое имел в виду Самуил Маршак, формулируя два свои «на вид парадоксальных, но по существу верных положения»: «Перевод стихов невозможен. Каждый раз это исключение».
Но этот парадокс обладает ещё одним измерением: чутьё на поэтичность у самого читателя, возможности его – от приятия до неприятия – в зависимости от самых разных поводов и причин. Поэтому одним нравятся одни переводы, другим другие – одних и тех же произведений. А какие-то переводы не пользуются вниманием вовсе.
Так случилось, что, в отличие, скажем, от сонетов Шекспира, версиями которых мы можем наслаждаться в самых разных переложениях, японская поэзия хайку – в части переводческого разнообразия – представлена пока на русском сравнительно скромно.
Правда, нам повезло: первое и широкое знакомство с японской классикой оказалось возможно благодаря замечательным, безусловно поэтическим переводам, выполненным Верой Николаевной Марковой. Обаяние их таково, что, несмотря на филологическую неточность иных из них, эти стихи стали частью нашей литературной сокровищницы.
Насколько сильна окажется аура перевода рассмотренного нами хайку Кавахигаси Хэкигото, покажет, как водится, время.
Мы же предлагаем всем желающим, опираясь на приведённые выше комментарии к тексту оригинала, сделать собственные переводы и обсудить – вдумчиво и эмпатично.