LVIII. О языке, точности понятий и философии Платона (ч. 1)
Вчера я, как никогда прежде, понял всю бедность и даже скудость нашего языка. Случайно заговорив о Платоне, мы натолкнулись на бессчетное множество таких предметов, которые нуждаются в именах и не имеют их или таких, что имели имя, но потеряли его из-за нашей привередливости. Но терпима ли привередливость при такой бедности? [далее Сенека приводит несколько примеров из Вергилия].
Ты спросишь, для чего такое долгое предисловие, куда оно метит. Не скрою: я хочу, чтобы ты, если это возможно, благосклонно услышал от меня слово "бытие". <...> Как передать понятие "усия", столь необходимое, охватывающее всю природу и лежащее в основе всего? <...>
Много ли мне будет пользы от твоей уступчивости, если я все равно не смогу перевести на латинский то, из-за чего я и упрекал наш язык? Ты еще строже осудил бы римскую скудость, если бы знал то слово в один слог, которое я не могу заменить. Ты спросишь, какое. - "то он". Наверно, я кажусь тебе тупоумным: ведь ясно, как на ладони, что можно перевести его "то, что есть". Но я усматриваю тут большое различие: вместо имени мне приходится ставить глагол.
Но раз уж необходимо, поставлю "то, что есть". Наш друг, человек обширнейших познаний, говорил сегодня, что у Платона это сказано в шести значениях. Я перечислю тебе все, но раньше объясню вот что: есть род, а есть и вид. Теперь поищем самый первый из родов, от которого зависят все виды, с которого начинается всякое разделение, который охватывает все и вся. Мы найдем его, если начнем перебирать все в обратном порядке: так мы придем к первоначалу.
Человек - это вид, как говорит Аристотель, лошадь - тоже вид, и собака - вид; значит, нужно найти нечто общее между ними всеми, что их охватывает и заключает в себе. Что же это? Животное. Значит, сначала родом для всего названного мною - для человека, лошади, собаки - будет "животное".
Но есть нечто, имеющее душу, но к животным не принадлежащее: ведь мы согласны, что у растений, у деревьев есть душа, коль скоро говорим, что они живут и умирают. Значит, более высокое место займет понятие "одушевленные", потому что в него входят и животные, и растения. Но есть предметы, лишенные души, например камни; выходит, есть нечто более древнее, нежели "одушевленные", а именно тело. Если я буду делить это понятие, то скажу, что все тела либо одушевленные, либо неодушевленные.
Но есть нечто, стоящее выше, чем тело: ведь об одном мы говорим, что оно телесно, о другом - что лишено тела. Что же разделяется на эти два разряда? Его-то мы и назвали сейчас неудачным именем "то, что есть". Оно и делится на виды, о нем мы и говорим: "То, что есть, либо телесно, либо лишено тела".
Это и есть первый и древнейший из родов, самый, так сказать, всеобщий; все остальные, хоть и остаются родами, причастны и видам. Человек - тоже род; в нем содержатся виды: и народы (греки, римляне, парфяне), и цвета кожи (белые, черные, желтые), и отдельные люди (Катон, Цицерон, Лукреций). Поскольку это понятие охватывает многое, оно относится к числу родов; поскольку стоит ниже других - к числу видов. Всеобщий род - "то, что есть" - ничего выше себя не имеет. Он - начало вещей, в нем - все.
"То, что есть" я делю на два вида: телесное и бестелесное, а третьего нет. Как разделить тела? Они бывают либо одушевленные, либо неодушевленные. Опять-таки, как мне разделить одушевленные предметы? Одни из них имеют дух, другие - только душу, или так: одни из них - самодвижущиеся, они ходят и меняют место, другие прикреплены к почве и растут, питаясь через корни. На какие же виды мне расчленить животных? Они либо смертны, либо бессмертны.
Некоторые стоики полагают, будто самый первый род - "нечто". Почему они так полагают, я сейчас скажу. По их словам, в природе одно существует, другое не существует. Природа включает в себя и то, чего нет, что лишь представляется нашему духу; так, кентавры, гиганты и прочее, будучи создано ложной мыслью, обретает образ, хоть и не имеет истинной сущности.
Сенека начинает письмо с размышления об оскудении слов, устойчивых выражений и в целом о бедности латинского языка своего времени. Язык, подобно живому организму, постоянно эволюционирует и трансформируется, что не всегда идёт ему на пользу. Иногда это может приводить к утрате выразительности и смысловой точности формулировок. Вспомним Рене Декарта, напомнившего нам, скольких проблем люди могли бы избежать, просто договорившись о значении слов, которыми пользуются. Стоики большое внимание уделяли грамматике в рамках логики, считая язык важнейшим способом познания реальности, и чем он богаче и точнее, тем больше шансов выразить на нём истинные основоположения.
Хорошим примером служит понятие "бытие", которое сложно перевести на латинский с греческого без потери смысла. Причем данное слово настолько важно, что его нельзя заменить синонимами или выразить иначе. Так употребление конкретных слов гарантирует полноту информации, избавляя собеседника от сопутствующих неудобств, а нас от манипуляций.
Перед иллюстрацией сложности понятия "бытие" в системе Платона, Сенека обрисовывает его общий вид. Всё существующее можно разделить на виды и роды, где род - это совокупность видов по некоторым признакам. То есть, отыскивая "общее" в разных "частных" вещах, мы сможем их удобно категоризировать. Например, человек, лошадь и собака - животные, и они живые (одушевленные). Также живые у нас растения и деревья, но чем они отличаются от первых? По стоикам, некая "компонента" души наделяет первых свойством "самодвижения", тогда как растительный мир такой роскоши лишен.
Поднимаясь вверх по иерархии мы придем к первопричине - "бытию", которое суть "то, что есть". Это точка отсчета, которая дальше разделяется на виды, и эти же виды для более низших по иерархии могут являться родами. Ближайшее разделения "бытия" происходит на "телесные" и "бестелесные" вещи, что ярче всего демонстрирует концепция Платона. Однако, сущность самого "бытия" остается под знаком вопроса.
В последнем абзаце Сенека упоминает о размышлении Парменида, выразившего "первый род" понятием "нечто".
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
