Письмо LXXIV. О честной жизни (ч.1)
<...> Неужели ты, мой Луцилий, сомневаешься в том, что наилучшее средство достичь блаженной жизни – это убежденье в одном: только то благо, что честно? Кто считает благом нечто иное, переходит под власть фортуны и зависит от чужого произвола; а кто ограничил благо пределами честности – у того счастье в нем самом.
Одного печалит утрата детей, другого тревожат их болезни, третьего мучит их позор или обида, им нанесенная. Того изводит любовь к чужой жене, этого – к своей собственной; найдутся и такие, кого терзает провал на выборах, и такие, кому сама почетная должность не дает покоя.
Но самую многолюдную толпу несчастных из числа смертных составят те, кого томит ожидание смерти, отовсюду угрожающей нам, ибо нет такого места, откуда бы она не могла явиться. Вот и выходит, что нам, словно на вражеской земле, надо озираться во все стороны и на всякий шум поворачивать голову. Если не отбросить этот страх, придется жить с трепещущим сердцем. <...> Чужие внезапные горести тревожат душу всех свидетелей.
<...> Не может быть блаженным тот, кто поверил пустому мненью. Ведь нет блаженства без неустрашимости, а жить среди опасений плохо. Кто больше всего предан случайному, тому не выпутаться из тревог: слишком много поводов к ним он сам для себя создал. Кто хочет прийти в безопасное место, тому одна дорога: презирать все внешнее и довольствоваться тем, что честно. Ведь кто думает о добродетели, будто есть благо больше нее и кроме нее, тот подставляет полу, чтобы поймать брошенную фортуной подачку, и ждет в тревоге, что же она пошлет.
Нарисуй-ка в душе такую картину: фортуна – устроительница игр – осыпает собравшихся смертных почестями, богатствами, милостями; но кое-что пропадает, разорванное расхватывающими руками, кое-что приходится делить с бесчестными сотоварищами, кое-что приносит великий ущерб тем, кому достается; часть оказывается у тех, кому нет до этого дела, часть теряется, потому что расхватывается слишком жадно, или пропадает на стороне, потому что уносится слишком поспешно. И даже удачно хватавшему захваченное не принесет надолго радости. Так что всякий, кто благоразумней других, едва увидев, как вносят подарки, убегает из театра, зная, до чего дорого обходятся пустяки. Никто не сцепится с уходящим врукопашную, никто не ударит удаляющегося: вся свалка – вокруг добычи.
<...> Кто решил достичь блаженства, тот пусть помнит, что есть одно только благо – честность. А если он видит и другие блага, значит, он плохо думает о провидении, потому что с людьми справедливыми случается много неприятностей и потому, что все, уделяемое нам от него, кратковечно и ничтожно в сравнении с долговечностью всей вселенной. Вот от таких-то жалоб и получается, что мы оказываемся неблагодарными истолкователями божественной воли. Мы сетуем, что все достается нам и не всегда, и помалу, и не наверняка, и ненадолго. Поэтому ни жить, ни умирать мы не хотим: жизнь нам ненавистна, смерть страшна.
Всякий наш замысел шаток, и никакая удача не может нас насытить. А причина в том, что мы еще не достигли неизмеримого и непревзойденного блага, на котором не может не остановиться наше хотение, так как выше вершины нет ничего. Ты спросишь, почему добродетель ни в чем не нуждается? – Она довольствуется тем, что есть, не жаждет того, чего нет; если есть, сколько нужно, ей не бывает мало.
Отличное объемное письмо, в котором Сенека затрагивает несколько важных моментов.
Начинается оно с утверждения, что только честность является основой блаженной жизни. Представим человека, для которого самоцелью является добродетель, будь то умеренность во всем, или, например, справедливость. Путь такого человека определен, он точно знает, чего хочет и к чему движется в каждый момент времени. Четкость в определении целей - это уже половина ответа на любые поставленные вопросы, и это дарит ощущение контроля, ощущение спокойствия.
А теперь представим человека, который лишь имитирует такую "честность", или вовсе о ней не задумывается, а живёт случаем, внешними вещами и связанными с ними устремлениями. Его постоянно будет одолевать неопределенность, тревога и страхи, ведь у него нет конкретного пути, он не представляет, что делать с завтрашним днём.
Также человек "мелкого ума" по одному малоизвестному выражению, падок на чужие мнения, и очень любит проживать не свою жизнь, задорно интересуясь, что там у других. "Чужие горести тревожат душу свидетелей", - таков неизбежный вердикт. Впрочем, радости тревожат не меньше, распаляя зависть.
Сенека предлагает представить картину, когда в театре со сцены толпу начинают осыпать пустяковыми подачками, но люди готовы драться и давиться, дабы что-нибудь себе урвать. Это и выглядит жалко, и несёт больше вреда, чем пользы. Только тот остаётся цел, кто лишь завидев непостоянные "подарки" фортуны, уходит прочь, сохраняя достоинство и внутренний покой.
Больше интересного контента о философии и не только в ТГ-канале Гераклитовы слёзы
