LXXV. О болезни, страстях и продвигающихся к философии
<...> Пусть будет нашей высшей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим. Тот исполнил свое обещание, кто одинаков, слушаешь ли ты его, или смотришь.
Мы увидим, каков он, велик ли он, если только он един. Пусть наши слова приносят не удовольствие, а пользу. А если украшения красноречия даются без хлопот, если они под рукой и стоят немного, - пусть будут и они, но лишь сопутствуя вещам более прекрасным. Пусть красноречие прежде показывает их, чем себя. Все прочие науки совершенствуют дарованье, здесь же дело идет о душе.
Больной ищет не того врача, что красно говорит. А кто встретит такого, что и лечить умеет, и изящно рассуждает о необходимых средствах лечения, тот, конечно, будет доволен. Но и напав на врача, к тому же еще красноречивого, не с чем себя поздравлять: это все равно, как если опытный кормчий окажется красавцем.
Зачем ты щекочешь мне уши? Зачем развлекаешь меня? Не в этом дело! Меня нужно прижигать, резать, отлучить от пищи! Для этого тебя позвали. Ты должен лечить болезнь тяжелую, застарелую, заразившую многих. Работы у тебя столько же, сколько у врача в пору поветрия. Ты хлопочешь о словах? Радуйся и тому, что предмет тебе по плечу! Когда ты успеешь так много выучить? Когда усвоишь выученное так прочно, что оно уже не уйдет от тебя? Когда испытаешь его? Ведь тут, не в пример прочему, мало запомнить: нужно все испробовать в деле! Блажен не тот, кто знает, а кто делает.
"Что же выходит? Ниже него нет ступенек? Сразу же за мудрецом пропасть?" - Нет, по-моему. Те, что идут к мудрости, остаются в числе неразумных, но далеко от них оторвались; да и между самими идущими разрывы велики. Они, по мненью некоторых, разделяются на три разряда.
Первый - это те, кто еще не овладел мудростью, но подошел к ней вплотную. Однако то, что близко, все же вне нас. - Ты спросишь, кто они такие? - Они расстались со всеми пороками и страстями; они выучили все, что надо было постичь; но их надежность еще не испытана, приобретенным благом они еще не пользуются. Правда, они уже не могут скатиться туда, откуда бежали, - с того места, куда они добрались, сползти назад нельзя; но им самим это еще невдомек, они, как я писал в одном письме, не знают, что знают нечто. Иногда им удается воспользоваться своим благом, но не удостовериться в нем.
Некоторые так определяют разряд, о котором у нас речь: от болезней духа они уже ушли, от страстей - нет и стоят все еще на скользком месте, потому что вне опасности - -только те, кто совсем избавился от злонравия; а избавляются от него, только когда его место заступит мудрость.
О том, какая разница между болезнью души и страстью, я говорил уже не раз, теперь только напомню. Болезни - это пороки застарелые и упорные, вроде скупости или непомерного честолюбия; они, однажды овладев душой3, тесно срастаются с ней и становятся ее постоянным злом. Короче говоря, болезнь есть извращенное, но упорное суждение, - например, что нужно изо всех сил добиваться того, чего стоит добиваться лишь без траты сил; или, если угодно, можно определить и так: это - чрезмерное стремление к вещам, стремиться к которым стоит лишь немного или вовсе не стоит; или еще: это значит дорого ценить то, что ценится дешево или вовсе не ценится.
Страсти же - это душевные порывы, предосудительные, внезапные и безудержные; от них, если они часты и запущены, начинаются болезни: так насморк, который не стал постоянным, переходит в кашель, а непрерывный и застарелый вызывает чахотку. Выходит, те, что продвинулись дальше других, недоступны для болезней; а страсти обуревают и тех, кто близок к совершенству.
Второй разряд - это те, кто избавился от наибольших зол души и от страстей, но так, что безопасность ненадежна: они еще могут скатиться к прежнему.
Третий - это те, кто изжил множество тяжких пороков, но не все: скупость они прогнали, а гнев еще чувствуют; похоть их не будоражит, а честолюбие одолевает; желаний у них нет, а страх остался, или страху перед одним они стойко противятся, страху перед другим - уступают, например, смерть презирают, боли пугаются.
Поразмыслим-ка немного о сказанном. Не так-то плохо обстоит с нами дело, если нас можно причислить к последнему разряду. Чтобы занять вторую ступень, нужны счастливые природные задатки, нужно великое и непрестанное усердие в ученых занятиях, - так что и третий разбор презирать не следует. Подумай, сколько вокруг тебя зла; взгляни, - нет такого нечестья, которому нельзя сыскать примера; гнусность заходит с каждым днем все дальше, безобразия творятся и в государстве, и в каждом доме; и ты поймешь, что мы многого достигли, не значась в числе худших.
Ты скажешь: "А я надеюсь, что смогу войти и в более высокий разряд". - Этого я скорее желаю нам обоим, чем обещаю. Мы ведь заняты; мы спешим к добродетели, опутанные пороками; стыдно сказать, мы чтим честность в свободное время. А какая награда нас ждет, если мы разом покончим со всеми делами, со всем этим цепким злом! Ни желанья, ни боязнь нас не коснутся.
<...> Если мы выберемся из этой грязи на высокие вершины, нас ждет спокойствие духа и, по избавлении от всех заблуждений, полная свобода. - Ты спросишь, в чем она? - В том, чтобы не бояться ни людей, ни богов; чтобы не желать ни постыдного, ни лишнего; чтобы стать полновластным повелителем самого себя. А принадлежать самому себе - неоценимое благо.
У стоиков позднего римского периода иногда можно встретить прямые нападки или аккуратные замечания в сторону риторов. Логика с её витиеватыми теоретическими нагромождениями или искусство красноречия, ничего не добавляют к мудрости - это лишние элементы, уводящие от полезной практики. Человек должен быть принципиальным, до конца придерживаясь своих убеждений (если они добродетельные) на практике, равно как врач должен лечить, а не упражняться в красноречии. Философ - не красноречивый оратор, а "целитель" душевных болезней.
Что это за болезни такие? Сенека приводит различие, между душевными болезнями и страстями. Болезни - это застарелые пороки, которые прочно срослись с личностью, стали второй натурой, и их очень трудно выкорчевать (например, скупость или честолюбие, как черты характера). Страсти - это внезапные порывы, которые, если их не контролировать, со временем перерастают в болезни.
В этом отношении есть 3 категории людей:
- Близкие к мудрости, но еще не овладевшие ею полностью. Они уже освободились от пороков, но не испытали свою надежность в этом, поскольку проверка блага требует времени и разных жизненных ситуаций. Вроде бы такие люди преодолели болезни духа, но еще могут быть подвержены страстям, как внезапный гнев или страх, которые могут возникнуть спонтанно. Однако, откатиться к прошлому образу жизни они уже не могут, потому что значительно переделали себя.
- Те, кто избавились от пороков и страстей, но безопасность их ненадежна. Эти люди могут вернуться к прежнему, поскольку их состояние не окончательно стабильно. Они могут пренебречь той прелестью блага, которую удалось сформировать, поскольку это труднее, чем отдаваться внешним порывам.
- Те, кто освободились от множества пороков, но не всех. В них еще остаются некоторые страсти, как страх или честолюбие, смежные с другими тяжелыми пороками, которые им удалось преодолеть. Следовательно, состояние их ненадежно и предстоит еще много работы.
Не так плохо, говорит Сенека Луцилию, что удалось оказаться в числе третьего разряда. Несмотря на наличие пороков, старание освободиться от них уже достойнее пассивности, когда человек ничего не делает для облагораживания души. Философ признается, что для второго и тем более первого разряда нужны "природные задатки", как бы намекая, что не каждому (вероятно в силу самой физиологии) дано подняться выше.
В конце Сенека переходит к мотивации и вдохновению на пути к добродетели. Философ считает, что путь к мудрости требует постоянной борьбы с пороками. Это тяжелый труд, но он ведет к состоянию полной свободы и умиротворения. Настоящая свобода, по его мнению, — это возможность быть независимым от страха перед людьми и богами, не желать «ни постыдного, ни лишнего», а быть повелителем самого себя.
Больше интересного контента о философии и не только в ТГ-канале Гераклитовы слёзы