Письмо LXXXVI. О добродетели прошлого

Текст

Я пишу тебе из усадьбы Сципиона Африканского, почтив его маны и алтарь, который, сдается мне, и есть могила великого человека1. Я убеждаю себя, что душа его вернулась в небо, откуда снизошла, - и не за то, что он предводительствовал многолюдным войском <...>, а за его необычайную скромность и верность долгу, которые, я считаю" больше заслуживали восхищенья в дни, когда он покинул родину, нежели когда защищал ее. Или Сципион, или свобода должны были уйти из Рима.

И он сказал: "Я ничего не хочу менять ни в законах, ни в установлениях; пусть все граждане будут равноправны. Пользуйся моим благодеяньем без меня, родина! Благодаря мне стала ты свободна, благодаря мне все увидят, что ты свободна! Если я стал больше, чем тебе полезно, - я ухожу!"

Как мне не восхищаться этим величием души, с которым он удалился в добровольное изгнание, избавив отчизну от бремени? Ведь дело дошло до того, что либо Сципион ущемил бы свободу, либо свобода - волю Сципиона. И то, и другое было бы нечестьем - и он уступил место законам, а сам уединился в Литерне <..>

Я видел усадьбу, сложенную из прямоугольных глыб, стену, окружающую лес, башни, возведенные с обеих сторон усадьбы как защитные укрепленья, водохранилище, выкопанное под всеми постройками и посадками, так что запаса хватило бы хоть на целое войско; видел и баньку, тесную и темную, по обыкновению древних: ведь нашим предкам казалось, что нет тепла без темноты. Большим удовольствием было для меня созерцать нравы Сципиона и наши нравы.

В этой тесноте гроза Карфагена, вождь, которому Рим обязан тем, что был взят лишь однажды, омывал тело, усталое от сельских трудов, - ведь он закалял себя работой и сам (таков был обычай в старину) возделывал землю. Под этой убогой кровлей он стоял, на этот дешевый пол ступал.

Кто бы теперь вытерпел такое мытье? Любой сочтет себя убогим бедняком, если стены вокруг не блистают большими драгоценными кругами6, если александрийский мрамор не оттеняет нумидийские наборные плиты, если их не покрывает сплошь тщательно положенный и пестрый, как роспись, воск, если кровля не из стекла, если фасийский камень, прежде - редкое украшение в каком-нибудь храме, не обрамляет бассейнов, в которые мы погружаем похудевшее от обильного пота тело, если вода льется не из серебряных кранов.

Но до сих пор я говорил о трубах для плебеев, - а что если я возьму бани вольноотпущенников? Сколько там изваяний, сколько колонн, ничего не поддерживающих и поставленных для украшения, чтобы дороже стоило! Сколько ступеней, по которым с шумом сбегает вода! Мы до того дошли в расточительстве, что не желаем ступать иначе как по самоцветам.

В здешней Сципионовой бане крохотные, высеченные в камне скорее щели, чем окошки, - сделаны для того, чтобы пропускать свет не в ущерб неприступности стен. А теперь называют тараканьей дырою ту баню, которая устроена не так, чтобы солнце целый день проникало в широченные окна, не так, чтобы в ней можно было мыться и загорать сразу, чтобы из ванны открывался вид на поля и море. И вот те бани, на посвященье которых сбегалась восхищенная толпа, переходят в число устарелых, едва только роскошь, желая самое себя перещеголять, придумает чего-нибудь новое.

А прежде бань было мало, и ничем их не украшали: да и зачем было украшать грошовое заведенье, придуманное для пользы, а не для удовольствия? В них не подливали все время воду, не бежали свежие струи, как будто из горячего источника; и не так было важно, прозрачна ли вода, в которой смывали грязь.

<...> А ведь кое-кто сейчас назвал бы Сципиона деревенщиной за то, что его парильня не освещалась солнцем сквозь зеркальные окна, что он не пекся на ярком свету и не ждал, пока сварится в бане. Вот несчастный человек! Да он жить не умеет! Моется непроцеженною водой, чаще всего мутной и, в сильные дожди, чуть ли не илистой! И было для него нисколько не важно, чём мыться: ведь он приходил смыть пот, а не притиранья.

Что, по-твоему, сказали бы теперь? - "Я не завидую Сципиону: он и вправду жил в ссылке, если так мылся". - А если бы ты знал, что он и мылся-то не каждый день! Ведь те, кто сохранил преданье о старинных нравах Города, говорят, что руки и ноги, которые пачкаются в работе, мыли ежедневно, а все тело - раз в восемь дней. - Тут кто-нибудь скажет: "Ясное дело, как они были грязны! Чем от них пахло, по-твоему?" - Солдатской службой, трудом, мужем! Когда придумали чистые бани, люди стали грязнее.

Когда Гораций Флакк намерен описать человека гнусного и всем известного своею изнеженностью, что он говорит? - Пахнет духами Букилл... А покажи Букилла теперь: да он покажется вонючим, как козел, и встанет на место того Горгония, которого Гораций противопоставляет Букиллу! Теперь мало душиться - надо делать это по два-три раза на день, чтобы аромат не улетучился. Удивительно ли, что такие люди похваляются им, словно своим собственным запахом?

Комментарий

Мотив о том, что "раньше было лучше", в духе тургеневских "отцов и детей", всплывает у каждого поколения. Не обошел он и Сенеку, порицающего современные ему римские нравы, сравнивая их с нравами предков.

Философ приводит в пример одного из самых известных римских полководцев и государственных деятелей - Публия Корнеллия Сципиона Африканского Старшего (ок. 236 до н. э. — ок. 183 до н. э.). Прославился он в первую очередь тем, что во времена Пунических войн (против Карфагена), разгромил Ганнибала, тем самым завершив войну победой Рима. Благодаря Сципиону Рим окончательно утверждается как ведущая сила на Средиземноморье.

Несмотря на военные заслуги и славу, Сципион не стремился к диктатуре. Когда его политические противники, забыв о заслугах, начали обвинять в коррупции и злоупотреблением властью, Сципион добровольно удалился от государственных дел в свое имение в Литерне: "Если я стал больше, чем тебе полезно, - я ухожу!". Этот поступок Сенека особенно восхваляет.

Жил Сципион не по статусу скромно: в усадьбе, сложенной из каменных глыб, сам возделывал землю под посадки, а мылся в простой, маленькой и темной бане обычной непроцеженной водой, что даже для изнеженных римских простолюдинов было шоком. "Кто бы теперь вынес такое мытье?", - спрашивает Сенека? Современные философу бани украшены мрамором, потолок и большие стеклянные окна пропускают солнце, чтобы можно было вдобавок загорать, созерцая пляж и море, из серебряных кранов льется чистая, горячая вода, которая еще и стекает по многочисленным ступеням.

Современники называли баню, подобную той, что была у Сципиона, тараканьей дырою, а его самого обозвали бы деревенщиной. Но что же это на самом деле? - Культ телесного комфорта с потерей здравого смысла и меры. Бани стали синонимом расточительства, а не гигиены. Сенека выносит моральный вердикт: "Когда придумали чистые бани, люди стали грязнее."

Таким образом, Сципион устами Сенеки олицетворяет добродетель прошлого - скромность, самоограничение, преданность долгу, что противопоставляется роскоши, развращенности и показной жизни современного времени.

End.

Больше интересного контента о философии и не только в ТГ-канале Гераклитовы слёзы