Жизнеутверждающий Сенека
У Сергея Ошерова, переводчика писем Сенеки, по завешении книги есть послесловие. Понравился один важный фрагмент, полностью совпавший с моими личными ощущениями. О нем и поговорим.
У меня бывали разные периоды в жизни, не всегда простые, во время которых я думал о всяком. Наверняка люди со слабым здоровьем или пережившие трагические события понимают о чем речь. На пороге отчаяния главное не совершить непоправимое, как в заезженной фразе про человека, летящего с крыши и понимающего, что у него нет неразрешимых проблем, кроме одной...
Тема добровольного ухода в стоицизме встречается часто и у разных мудрецов, но мой проводник по философии Стои - Луций Сенека. На мой взгляд Сенека скорее эклектик, а не догматик: он охотно ссылается на Эпикура, говорит о своих прегрешениях и слабостях, иногда жалуется, и будто следуя Панэтию считает чувства причастными к благу. И в данной теме взгляд у Сенеки "рассуждающий", не такой жесткий и однозначный, каким, казалось бы, должен быть.
Когда-то Платон запретил человеку покидать пост, на который поставили его боги. Когда-то Зенон, сломавший ногу, увидел в этом волю призывавших его богов и ушел из жизни. Спустя несколько десятилетий после Сенеки Эпиктет в перекличке с Зеноном напишет: "Если ты, (боже), послал меня туда, где жить в согласии с природой человеку невозможно, я покину эту жизнь, не из непокорности, а потому что ты сам подал мне сигнал к отступлению". Сенека стоит посредине между Платоном и Зеноном. Нельзя уходить из жизни под влиянием страсти.
Возьми любое из этих изречений, и каждое укрепит твой дух, чтобы ты терпеливо сносил и жизнь и смерть. Ведь нужны непрестанные побуждения и ободрения для того, чтобы мы избавились и от чрезмерной любви к жизни и от чрезмерной ненависти к ней. Даже когда разум убеждает нас, что пора кончать, нельзя поступать необдуманно и мчаться очертя голову.
Мудрый и мужественный должен не убегать из жизни, а уходить. И прежде всего нужно избегать той страсти, которой охвачены столь многие, - сладострастной жажды смерти. Ибо помимо прочих душевных склонностей есть, Луцилий, еще и безотчетная склонность к смерти, и ей нередко поддаются люди благородные и сильные духом, но нередко также и ленивые и праздные. Первые презирают жизнь, вторым она в тягость.
-- Письмо XXIV (24, 25)
Я особенно охотно слушаю это, Луцилий, не потому что оно ново, но потому что воочию вижу все на деле. В чем же суть? Разве мало я наблюдал людей, добровольно обрывавших свою жизнь? Видеть-то я их видел, но для меня убедительнее пример тех, кто идет к смерти без ненависти к жизни, кто принимает, а не призывает кончину.
-- Письмо XXX (15)
Даже по этим фрагментам мы видим, что Сенека всячески противится такому действию. Человек обязан бороться до последнего.
Разум и нравственное чувство должны подсказать, когда самоубийство являет собой наилучший выход. И критерием, который философ пытается найти, оказывается все та же этическая ценность жизни, определяемая возможностью исполнять свой нравственный долг. Как бы ни угнетали тебя болезни и старость, ты не вправе уходить из жизни, пока твоя жизнь нужна близким, пока ты можешь выполнять долг перед ними и перед своею природой: "Я не покину старости, если она сохранит меня в целости - лучшую мою часть <...>"
Ведь высоким чувствам нужно идти навстречу, и порой, вопреки напору обстоятельств, во имя близких возвращаться к жизни даже и с мукой, зубами удерживая вылетающий дух; ведь человеку добра нужно жить, сколько велит долг, а не сколько приятно. Кто ни жены, ни друга не ценит настолько, чтобы ради них продлить себе жизнь и не упорствовать в намеренье умереть, тот просто избалован. Если польза близких требует, душа может даже приказать себе положить конец не только желанью смерти, но и самой смерти, когда она началась, - только бы угодить близким.
-- Письмо CIV (3)
Друг? Жена? Какие-то обстоятельства? Это же внешние вещи, сказали бы догматики от стоицизма, по типу непреклонного Эпиктета. Однако, Сенека видит своей долг не только перед самим собой, но и перед другими, что укладывается в рамки стоического космополитизма и добрососедства.
В вопросе о самоубийстве Сенека потому расходится с правоверным стоицизмом, что наравне с долгом человека перед собою ставит долг перед другими. При этом в расчет берутся даже такие незначительные для стоика вещи. как любовь, привязанность и прочие эмоции.
Вернуться к жизни ради других признак наибольшего величия души, и величайшие мужи часто так поступали. Но и то, по-моему, свидетельствует о высочайшей человечности, что ты оберегаешь свою старость, величайшее благодеянье которой - возможность беспечнее относиться к себе и смелее пользоваться жизнью, и заботишься о ней, зная, что кому-нибудь из твоих юна мила, полезна и дорога.
И за это нам достается в награду немалая радость: разве не самое отрадное когда жена так тебя любит, что ты сам начинаешь любить себя больше? <...>
-- Письмо CIV (4, 5)
Вообще, нравственные основы человеческого общежития занимают Сенеку, отныне законодателя вселенского государства - ничуть не меньше, чем правила нравственного совершенствования отдельного человека. Впрочем, и первое, и второе неразделимо друг с другом: "Связаны польза личная и общая, неотделимо достойное стремлений (т. е нравственная норма) от достойного похвалы (т.е. признания окружающих).
Чувство приязни к людям, согласно Сенеке, естественно и заложено в нас природой: "Все что ты видишь, в чем заключено и божественное и человеческое, - едино: мы только члены огромного тела. Природа, из одного и того же нас сотворившая и к одному предназначившая, родила нас братьями. Она вложила в нас взаимную любовь, сделала нас общительными, она установила, что правильно и справедливо, и по ее установлению несчастнее приносящий зло, чем претерпевающий, по ее велению должна быть протянута рука помощи".
Больше интересного контента о философии и не только в ТГ-канале Гераклитовы слёзы
