Как не выйти замуж за англичанина. Часть 5. "Что-то непонятное"
Я оставила благородное семейство разбираться в хитросплетении всего и отправилась на вокзал. От провожатых отказалась. Мне катастрофически не хватало времени для рефлексии, а я в ней отчаянно нуждалась, так как событий было слишком много и требовалось их обдумать.
Тем более на вчерашней прогулке я запомнила - нужно идти по что-то там гатан и теперь была уверена, что справлюсь.
К моему негодованию в этом городе все названия улиц оканчивались на «-гатан» (швед. gatan - «улица») и у меня получилось даже пару раз заблудиться. К вокзалу я неслась как даларнская лошадка, возможно, местные меня за нее и приняли, иначе как еще объяснить их сдержанность, когда мимо них пробегало возможно самое быстрое явление, из тех, что видел этот сонный город.
Я не думала ни про Энтони, ни про странную встречу с Сарой, не разглядывала окрестности, хоть и планировала. Меня волновало только успею ли я на свой поезд. Шведские железные дороги хитренькие – продают билеты на один и тот же маршрут, но в зависимости от времени по очень разной цене. Для меня было критически важно успеть, потому что свою поездку я оплачивала сама. Обычно, когда я об этом рассказываю, слышу в ответ: «Ты чё, дура?» И, кстати, говорят мне это те, кто близко к похожей ситуации не находился. Не знаю, может и дура, но мне нужно было продемонстрировать свой независимый статус и не позволить возникнуть даже тени мысли, что я «рашн брайд» или «невеста по почте» или еще какой-то персонаж с унизительной ролью. Так что запланированный мной кофе-брейк пришлось отложить на потом, и в пене в мыле, запрыгивать на место, согласно купленному билету.Ехать до Стокгольма мне предстояло полтора часа, в которые я планировала вместить размышления о жизни, разглядывание видов из окна, подготовку к встрече и переписку с коллегами в Петербурге. Вместо этого, я открыла рот и разглядывала пассажиров. «Ну и ладно» - подумала я выходя из поезда, «встреча то займет час, не больше, а потом еще погуляю по Гамластану и все обдумаю».
Встреча продлилась четыре часа… Эмиль, смешной лохматый рыжий швед, с которым она проходила, большую часть времени засыпал меня вопросами о России, это я естественно не могла оставить без ответа. По делу же мы пообщались максимум минут 30 и решили, что еще созвонимся и до обсудим. Продуктивно, ничего не скажешь. Я немного расстроилась, тем более, что, когда Эмиль провожал меня до вокзала, мне вспомнилось, как в прошлый визит в Стокгольм меня чуть не затоптали гвардейцы, охраняющие королевский дворец. Так что в поезд я садилась во всепоглощающей уверенности в собственной ничтожности и в полной решимости обесценить все хорошее, что встретится на моем пути. Здесь можно вставить ремарку об удручающем климате Северной Европы, но это было бы нечестно. Небо синело, солнце светило, так что мое уныние, видимо, было вызвано ощущением одиночества в чужом большом городе, которое я уже испытывала, но еще не осознавала.Обратно мой путь лежал через Уппсалу и там настроение стало потихоньку
выправляться. «Надо же, я в том же городе, где жил Карл Линней» - думала я и по-идиотски улыбалась. Вот бы мне в школе на уроке биологии сказали, что я здесь буду. Ни в жизнь бы не поверила, настолько чудесным бы это тогда казалось.
От моих мрачных мыслей ни осталось и следа, и в Евле я уже
выходила, сияя как шведское солнышко. А Энтони меня встречал с упаковкой
туалетной бумаги подмышкой. Он заметил, как улыбку на моем лице сменило
удивление и поторопился объяснить, что пришел на вокзал слишком заранее и
коротал время в ближайшем супермаркете. «Здорово» - подумала я. Не цветы, не шоколад, а туалетная бумага, так меня еще никто не встречал. «Ну вот и хрен тебе, а не внесение ясности в наши отношения, продолжай мучиться».
Мне всегда кажется, что я умею делать покер-фейс. На самом деле это ужасное
заблуждение и у меня на лице можно читать все мысли, причем капслоком. Поэтому Энтони, пусть не понимая причину моего недовольства поспешил все исправить и объявил, что он сегодня готовит ужин. Не сказал походя, не обронил между делом, а именно что объявил. Судя по всему, я должна была понять - мне оказана великая честь, и немедля осчастливиться. Насчет чести не уверена, но идею ужина одобрила. Тем более была презентована паста с беконом и шампиньонами. Энтони вдруг показался мне весьма симпатичным и заслуживающим внимания. Я взяла его под руку и стараясь не замечать вновь возникший в его взгляде белый забор и мой кружевной чепец, предложила проследовать домой.
По дороге мне опять пришлось напрягать все органы чувств, чтобы успевать расцепить на отдельные фразы, льющуюся непрерывным потоком английскую речь, и получить хотя бы смутное представление чему я с таким энтузиазмом поддакиваю. На полпути мои сенсоры забастовали, и я предложила Энтони произнести русское слово «защищающиеся». Не помню, где нашла этот лайфхак, но он сработал, и остаток дороги я смогла провести спокойно, рассматривая город и примеряя его на себя. Было тесновато. Англичанин безуспешно боролся с русским причастием.
Дома Энтони пошел на кухню, пока я попыталась немного поработать.
- Знаешь, оказывается, бекона нет. Как ты смотришь на просто пасту с шампиньонами? - через 15 минут многообещающего грохота кастрюль, высунул озадаченную голову Энтони.
- Нормально, - ответила я и даже не покривила душой.
- Хм, представляешь, шампиньонов тоже нет, - снова высунулась теперь уже опечаленная голова горе-повара.
Не то чтобы я гурман или сильно придирчивая, но какого хрена мне обещать блюдо, для приготовления которого у тебя только макароны и кастрюля? Можно было с таким же успехом гуся с яблоками предложить. Я начала злиться. Тем более, яйцо в подставке еще не до конца стерлось из моей памяти. Я улыбнулась, постаравшись понизить температуру взгляда до отрицательных величин. Но промолчала.
- Кстати, Каллум так расстроился, что вам не удалось толком
пообщаться, - нелепо попытался разрядить обстановку англичанин.
- Чтобы человек мог общаться, в первую очередь надо закрыть
его базовые потребности, такие как холод и голод. И пока у нас это не
получается, - проявила я свой максимум дипломатических способностей.
В действительности я не вредничала, просто в гостях у русских, вас будут кормить как на убой, еще и с собой дадут. И спать вас положат на кровать, даже если хозяевам придется ночевать на коврике в прихожей. А тут человек держит меня в черном теле и искренне считает, что ухаживает за мной. Блин, что не так и с чем? С менталитетом или конкретно с этим продуктом западного общества?
- Мы ведь можем поужинать в пиццерии, - предложил выход Энтони. Я хмуро пошла одеваться. Не помирать же с голоду на чужбине. Зато потом получила целый тазик капустоподбной пищи богов и великодушно простила английского горемыку.
Домой мы возвращались в благостном расположении духа. Оба. Энтони почувствовал себя увереннее и сказал, что нам надо серьезно поговорить. Ну надо, так надо. У меня тоже кой-какие вопросы накопились.
Джентльмен предоставил слово сначала даме, и я наконец спросила о том, что меня так долго мучало – почему он все время пялится на мое лицо. Энтони расхохотался. Кстати, это единственное, что мне в нем сразу понравилось, как он смеется. Он делает это так искренне и так заразительно, что невольно тоже начинаешь улыбаться.
- Я каждый раз смотрю и каждый раз понимаю, что в толпе я сразу бы узнал в тебе русскую.
- В смысле? У меня что, серп и молот на лбу? – не понравилось мне его сомнительное объяснение.
- Нет. Лица русских отличаются от лиц европейцев. Вот и думай, то ли обидеться то ли наоборот.
- У вас, видимо, в подарок от азиатов, тонкие кости лица, поэтому несмотря на европейский вид, выглядите более изящно.
Звучало это приятно, даже если и неправда. Ответ меня удовлетворил.
- Как ты смотришь на то, чтобы переехать в Швецию? – начал он с середины. Понял это и пустился в пространные объяснения. - Я бы все-таки хотел продолжать с тобой отношения в ином формате.
Нисколько не утрирую, это было сказано именно таким сухим канцелярским языком. Чопорные англичане, чего с них взять?
- Что ты имеешь в виду? – я сочла нужным уточнить, ведь языковой барьер и все такое. У нас уже был казус, когда я перед приездом уточняла погоду и спрашивала Энтони стоит ли мне надеть брюки. Как выяснилось в процессе, я использовала американское слово, а для англичанина мой вопрос звучал «стоит ли мне надеть трусы» собираясь к нему. Чем он тогда сильно шокировался. Впрочем, как и я.
Какое-то время мы потратили чтобы разобраться в значении слов. Энтони мне объяснил, сейчас у нас conversation, а ему бы хотелось уже перейти к стадии relation.
- В смысле? Ты так пытаешься сказать, что хочешь спать со мной? – удивилась я витиеватости подачи.
Энтони решил, что меня ошарашила его прямолинейность. И попытался сгладить неловкость.
- Ну, не прямо сейчас. То есть, если ты хочешь прямо сейчас, то можно и сейчас. Но я не давлю. Я просто пытаюсь сказать, что мне хотелось бы продолжить наше общение, и чтобы это привело к чему-то большему. Если, конечно, ты тоже этого хочешь. Я пойму если ты не хочешь, но хотелось бы, чтобы ты тоже этого хотела, – опутывал меня тавтологией Энтони.
До чего дурной. Надо постараться, чтобы все так усложнить. Талант. Я смотрела на него и пыталась оценить насколько его чаяния соотносятся с реальным положением дел. Отклика внутри пока не находила. Даже предательская мысль о том, что мне тогда не придется спать в детской кроватке, не реанимировала никаких бабочек вообще нигде. Тогда я просила попить. Энтони с облегчением принял мою «виртуозную» попытку сменить тему, протопал на кухню и налил мне воды из-под крана.
Господи, и этот человек хочет иметь со мной отношения??? Чего ж он меня убить пытается?
- Это что? – я не столько спросила, сколько недвусмысленно продемонстрировала свое отношение к содержимому стакана.
Я подумала, что неправильно сказала на английском и попыталась объяснить:
- Нет, я хочу воду, но не из-под крана.
- Ок. Я хочу воду из бутылки, - я решила не поднимать тему чайника, чтобы не вводить в искушение англичанина, не ровен час, еще притащит мне это свое чайно-молочное пойло.
- Ты хочешь, чтобы я перелил ее в бутылку? – отчаялся понять меня Энтони.
Разговор приобретал характер бреда, но мне не хотелось говорить, что в России страшно пить сырую воду. В то же время острое капустоподобное яство уже высосало из меня все соки, поставив перед выбором между смертью от обезвоживания и смертью от холеры. Впервые в жизни я – убежденный атеист, перекрестилась и опустошила стакан, приготовившись преждевременной кончине. Теперь сон в детской кроватке был очень даже уместен. Разговор об отношениях замяли.
Той ночью Энтони не храпел. Он ворочался на ортопедическом матрасе и вздыхал. Уверена, корил себя за отчаянную наглость, совершенно непозволительную английскому джентльмену.
Утром, за завтраком в «Сабвей» он был пугающе молчалив. Я сказала, что поеду в Арланду одна и, пусть приняла такое решение потому что тяготилась его угрюмым обществом, объяснила, что якобы не хочу обременять его ненужной поездкой, только лишь за компанию. На вокзале Энтони провожал меня видом потерявшегося котенка.
- Я могу переехать в Россию, если ты хочешь, - сделал он последнюю попытку.
Мне стало его жалко, а себя я почувствовала сволочью. Нормальный мужик, нормальный город, нормальная страна. Это преподносят мне на блюдечке, но я, если взглянуть с рациональной точки зрения, за каким-то фигом выделываюсь и терзаю несчастного англичанина, который совершенно точно такого отношения к себе не заслужил. В приступе совестливости я поцеловала Энтони в щеку, сказала, что он хороший человек и отправилась в Россию. Оставив его гадать, что я имела в виду.