Рождественские каникулы проходили вполне приемлимо. Сара сгрузила нам Каллума, с которым у нас казалось было гораздо больше общего, чем с его папой, благодаря чему, мы прекрасно проводили время. Мой бейби-инглиш полностью совпадал с инглишем ребенка. А ребенок заполучил компанию по просмотру «Маши и медведя». Каллум общался со мной на англо-шведском, я отвечала на русско-английском. Удивительно, но при этом мы друг друга отлично понимали. Среди интересующих его нюансов мультика иногда проскакивали и такие вопросы: «Как по-русски апельсин?», «Петербург далеко отсюда?», «А как ты относишься к Трампу?», «Ты знакома с Путиным?» и мой любимый: «Почему Россия такая большая?» Я с удовольствием читала лекции по географии и истории страны, теша...
Несмотря на все мои мучения лингвистического, политического и культурного характера, в следующую поездку я отправилась добровольно и она впервые не была связана с работой. К середине декабря закончив сложный проект и вымотавшись до полубессознательного состояния, я согревала себя мыслью о заслуженном отдыхе, а она, в свою очередь, приятно резонировала с приглашением Энтони на рождественские каникулы. В этот раз я решила гульнуть с размахом – подготовилась основательно и все тщательно продумала. Поскольку была убеждена, что заслуживаю вознаграждения, то проложила себе маршрут в кои то веки не напрямую, а с учетом пожеланий трудящейся. По моей гениальной задумке, я на поезде должна была добраться до Хельсинки, там прекрасно провести...
Как уже ясно из сказанного ранее, в заботливых английских руках мне жилось страшно, холодно и голодно. До сих пор не понимаю по какой причине я себе бросила вызов и еще больше не понимаю, зачем приняла его. Энтони периодически, почти всегда, раздражал меня сверх всякой меры. Мое душевное состояние колебалось между вспышками враждебности, моментами раскаяния и мгновениями умиления. Последние были столь редки и кратки, что крепко врезались в память именно благодаря своей исключительности. В англичанине не было чего-то откровенно противного или гнусного, что могло бы объяснить мое поведение. Но все же что-то в нем было, из-за чего во мне хотелось причинять ему моральные страдания.
Дни тянулись нескончаемой чередой. У Энтони развлекать меня получалось плохо и надеяться оставалось только на себя. К телевидению на шведском с английскими субтитрами я потеряла интерес довольно быстро. По той же причине отпали театры, кинотеатры и прочие места общественного досуга. Изучение местных соцсетей порождало тоску, а совместное сидение одним комочком на диване порождало уныние. Причем у обоих. Поэтому мое предложение сварить уху Энтони встретил с восторгом. В принципе, он на большинство моих инициатив реагировал бурно и положительно. Правда, похоже, все его жизненные силы на этом заканчивались и на реализацию уже ничего не оставалось. Слава Богу, с ухой было иначе.
Теперь каждое утро для меня начиналось одинаково. Я просыпалась от резкого звука, это газеты, которые почтальон просовывал в щель в двери, падали на пол. Потом сеанс аутотренинга, где я уговаривала себя вылезти из-под одеяла. Гостеприимный хозяин считал, что утро должно быть свежим, и мне никак не удавалось объяснить ему, что в квартире где +18 градусов от этой свежести у нормальных людей скоро шерсть начнет расти, как эволюционный отклик. После пытки ледяной ванной, заиндевевшую меня кормили почти нормальным завтраком, во время которого мы просматривали новости. Кружевной чепец приближался ко мне неотвратимо. Энтони ругал местное правительство, муниципалитет, полицию, несознательных граждан. Когда шведские объекты его неприязни...
Начну, пожалуй, с того, где я себя обнаружила в этот раз.
Взбодрившись от моей непривычной нежности на вокзале, англичанин вспомнил про желание жениться.
Я оставила благородное семейство разбираться в хитросплетении всего и отправилась на вокзал. От провожатых отказалась. Мне катастрофически не хватало времени для рефлексии, а я в ней отчаянно нуждалась, так как событий было слишком много и требовалось их обдумать.