Как не выйти замуж за англичанина. Часть 7 "Рашн крейзи, мексиканский тушкан и не бостонское чаепитие"
Начну, пожалуй, с того, где я себя обнаружила в этот раз.
Это была щель между кроватью и стеной. Хозяин кровати, видимо, забыл, что рядом с ним гнездо котеночка и попросту утрамбовал меня. На пол я не свалилась только благодаря одеялу. Мысленно записала это в свои выдающиеся достижения. Однако, пора было как-то выбираться. Я размышляла: вот я закутана в кокон, а кокон лежит в дырке. Руки и ноги по швам. Из свободного только голова. Мне стало смешно. Сначала не очень, но чем дольше я представляла себя со стороны, тем труднее было сдержаться. Я уже хохотала в голос, Энтони даже не шевельнулся. Что ж спасение утопающих – дело рук утопающих, буду выбираться самостоятельно.
Для начала я обсудила с собой какой путь эффективнее – свалиться все-таки под кровать и выкатиться из-под нее или попытаться закинуть себя на кровать, а там уже распутаться и вылезти. Первый вариант был проще, но мне показалось, что количество пыли под кроватью несовместимо с моим организмом. Второй вариант более трудоемкий и требовал от меня хотя бы минимальных акробатических навыков. Я безуспешно извивалась ужиком, или гусеничкой, с какого ракурса смотреть. Энтони все еще не просыпался. Мы с коконом все еще находились в дыре. Утомившись, я подумала, не начать ли мне грызть обои. Вот просто назло. Уткнулась лбом в стену и решила, что как только выберусь, первым делом сниму номер в отеле, потому что так дальше жить нельзя. Полежала еще, повздыхала и, как я это называю, запела.
Репертуар мой небогатый: «В траве сидел кузнечик» и «Там вдали, за рекой». Я пошла уже на второй круг, когда на вспомнила «Орленка», подумала, что хуже не будет, и исполнила его подряд аж два раза. Должна признаться, что увлеклась, раз уж остановить меня было некому. В памяти всплыла «Песня о Щорсе», я немедля ее заверещала. В момент наивысшего наслаждения от собственных воплей, когда я, обуреваемая чувствами закрыла глаза (прошу понять, как-никак «след кровавый стелется»), мою песнь невежливо прервал хохот. Оказалось, что англичанин проснулся еще на первом «Орленке» и слушал, как я надрываюсь в своем коконе. Мне было несмешно, а он несколько раз от смеха выпустил меня из рук, пока пытался извлечь из щели. Я так обиделась, даже забыла о своих вчерашних рыданиях, поэтому, наконец высвободившись, явила себя во всей красе – лохматая, злая и с лицом крепко пьющего китайского пчеловода. И если бы в тот момент объявила Энтони свое намерение переехать в отель, уверена, он бы меня только поддержал. Чтобы не скандалить, я пошла в ванную, прямо как была - в коконе, потому что знала, англичанину это даже видеть будет больно, ведь во всем должен быть порядок, а в одеялах не ходят, под ними спят. Но ему больно не было, он все еще ржал.
Я яростно отмачивала лицо, а англичанин скребся в дверь. Санузел то совмещенный. Достав из косметички сувенирный патч в виде российского флага, я вышла, окинула чекистским взглядом Энтони, твердой, непоколебимой рукой налепила патч на дверь и со словами «территория Российской Федерации» снова скрылась в ванной. Англичанин затих. Когда я наконец вышла, он прошмыгнул мимо, не сказав ни слова, но все равно было слышно как он до сих пор смеется.
Я заняла место в кресле, заранее нахмурилась и приготовилась ругаться. Уже не помнила почему злюсь, но то что злюсь помнила хорошо. И мне казалось это взаимно. К моему удивлению, Энтони вышел, сияя как медный пятак.
- Я еще ни разу в жизни так не просыпался, - он все еще посмеивался.
- Вообще-то я тоже. Ты меня практически соседям в квартиру вдавил, - мне удалось высказать накопившееся недовольство.
- Там живут поляки, они же славяне, вам было бы о чем поговорить.
Оборжаться, правда? Он еще и ехидничает надо мной. Ну, ок. Я села за стол и включила ноутбук. Мне нужно было перенести встречу и подумать, как отомстить англичанину, который в это время накрывал на стол и смотрел на меня восхищенными глазами. Знакомьтесь - это Юля, чье любое действие в итоге имеет обратный эффект.
Слава Богу в этот раз обошлось без дурацкого яйца.
Энтони узнав, что я сегодня весь день свободна воодушевился и принялся разрабатывать план мероприятий. Сытая я добрая, так что соглашалась на все. Кафе? Да, пожалуйста. Прогулка по Старому городу? Ради Бога. Сувенирные лавки? Любой каприз за ваши деньги. И, конечно же, мы никуда не пошли.
Несмотря на кажущееся участие в диалоге, я размышляла о том, почему этот человек все время радуется. Может, он больной какой-то? Меня поражала его реакция на все. Я смеюсь, он веселится. Я серьезная, он слушает меня затаив дыхание. Я злюсь, он готов в обморок от счастья упасть. Как по мне, так это очень странно. Что я о нем знаю? Может у него какое-нибудь заболевание психическое или органическое поражение мозга? Мне определенно стоило это выяснить, что я и сделала спросив его прямо в лоб.
Энтони сначала сделал так «эмммммм….». Потом кхекнул горлом, я уже заметила, что перед заявлениями, которые считает важными до уровня официальных, он всегда кхекает. Я закатила глаза.
- Юлиа, ты (кхе) довольно прямолинейная.
- Ага.
- В Англии это сочли бы за грубость.
- Мы не в Англии.
- (кхе) в Швеции вообще бы не подняли эту тему.
- В Швеции люди голыми дома ходят, не уверена, что они достойный пример для подражания, - ударила я ниже пояса.
У Энтони был травматический опыт, о котором я знала. Шведская старушка в соседнем доме, прямо напротив, ежеутренне занималась физкультурой, радуя окрестности демонстрацией своего обнаженного тела. Чем ввергала чопорного англичанина в панику и тревогу о будущем своего либидо.
- Может и стоило бы, - он скорее буркнул, чем сказал. Наверняка сделал так специально, чтобы я не расслышала. А я расслышала.
- У тебя дома плюс восемнадцать. Я здесь голой могу оказаться только мертвая.
И тут же испугалась, вдруг я ему идею подала. Мы же все еще не выяснили нормальный ли он. Потом подумала, вдруг он про себя и испугалась еще больше.
Чтобы не искушать судьбу, предложила вернуться к теме нашего разговора, апеллируя к тому, что если уж он зовет меня замуж, то мне стоит знать о нем побольше. Ох, не зря я подняла эту тему. Или зря.
Энтони притащил какие-то папки, альбомы и приготовился ознакомить меня со всем их содержимым, потому что я права и раз уж он серьезно настроился жениться на мне, чего бы это ему не стоило (это как понимать вообще?), значит он будет со мной абсолютно искренен. Мне стало немножко дурно и чтобы спасти себя от изучения его фамильного архива просто спросила:
- Зачем тебе это все? Какие-то мои невнятные визиты, посольские анкеты, шпионские страсти. Чего тебе спокойно не живется с какими-нибудь англичанками или шведками. Вон у тебя соседка Ульрика, одинокая женщина, пригласил бы ее, может у вас и получилось бы чего хорошее?
- Она на мужика похожа, - насупился англичанин.
- Ты тоже.
Энтони посмотрел на меня как на глупую. Я лишь развела руками, мол, что ли я не права?
Англичане вообще не блещут красотой, и не надо мне тут приводить в пример Хиддлстона или Харди. Даже они скорее обаятельные, чем симпатичные. Англичане – страшные. А Энтони, когда еще и насупливался похож на идола с острова Пасхи. То еще зрелище. Надо было рассупливать его обратно. К тому же до меня дошло, что он обиделся, как легко я его соседним Ульрикам раздаю.
В качестве жеста доброй воли я подползла поближе:
- К чему тебе все эти сложности? Ты никогда не знаешь, когда я в следующий раз приеду и насколько останусь. Половину времени здесь я психую из-за отсутствия привычных мне вещей или невозможности выразить свои мысли тем запасом английского, которым располагаю. Я капризничаю, вредничаю и «довольно прямолинейная», к тому же туалет твой аннексировала. Тебе то это все зачем?
Энтони уже несколько раз поднимал вопрос о моем переезде в Швецию, и я честно обещала подумать. Даже решила во время этой поездки найти максимум позитивного в шведской провинции. Но мне уже было ясно, что насовсем и навсегда, я точно не перееду. Это дома кажется, что где-то там хорошо. А когда ты в гдетотаме и открывается возможность остаться, вот тогда только понимаешь, что именно тебе придется оставить – семью, друзей, окружение, говорящее с тобой на одном языке, бесплатную медицину, горячие батареи и доступность помощи. Как бы мы ни ругали полицию, медиков, политиков, дома ты кто-то, а тут - мигрант и, не будем лукавить, человек второго сорта. Теперь вопрос уже в том, зачем это мне? Но спрашивать об Энтони не было никакого смысла, ему бы просто нечего было ответить. Единственное что мне оставалось, попытаться понять в чем его профит и возможно уже в нем найти что-то для себя.
Англичанин почти час выступал с монологом о том, как его задолбало равноправие, эмансипация и феминизм. Нет, я должна понять, он ни в коем случае не хочет ущемлять права женщин вообще и мои в частности, но почему из-за равенства полов ему не позволено чувствовать себя мужчиной? Почему проявлять симпатию можно только после обсуждения границ дозволенного, чтобы случайно не стать фигурантом уголовного дела? Почему подарок можно сделать, только предварительно испросив разрешения? А помощь посредством большей физической силы, будь то открыть банку или донести сумку, приравнивается к оскорблениям?
Он говорил с таким жаром, что я стала за него волноваться:
- Ну, ок, допустим у вас принято это в обществе, но непосредственно в отношениях с конкретным человеком, разве нельзя изменить правила игры? Хоть как-то адаптируя их для себя.
- Так непринято.
- Что значит непринято? Возьмите и примите.
- Так вот потому мы и смотрим на Восток. Вы хоть и крейзи рашнс, но если какое-то правило или обстоятельство вас не устраивает, вы его игнорируете или придумываете новое. Это дает ощущение жизни. Как ты думаешь, хоть одна женщина с которой я встречался пела песни завернутая в одеяло, застряв между стеной и кроватью?
Мне не хотелось думать о каких-то других тетках, и я просто пожала плечами. Но на всякий случай посмотрела на него так, чтобы он не вздумал о них мне рассказывать. Энтони показалось это хорошим знаком, и он предложил снова обсудить тему перехода от конверсейшн к релейшн. Очень неудачный момент выбрал. Я вроде как и обижать не хотела, но поскольку меня уже практически назвали грубиянкой, не стала ходить вокруг да около:
- Слушай, когда ты за завтраком сидишь буквально на моем бедре и пыхтишь мне в ухо, я начинаю думать, что ты какой-то озабоченный маньяк, а когда ты внезапно обнаруживаешь себя слишком близко ко мне и замираешь как мексиканский тушкан, я думаю, что шведская бабка таки обрушила твое либидо, поэтому предлагаю тему релейшн отложить до тех времен когда у тебя реакция на меня будет более ровной и предсказуемой.
- Вот! Вот потому я и хочу на тебе жениться, - совсем распоясался англичанин. И пока я думала, не тушкан ли причина его матримониального припадка, он продолжал:
- Тебе нравится – ты говоришь, тебе не нравится – ты тоже говоришь. Я вижу твои чувства, понимаю, что они есть и какие они. Ты реагируешь на меня, а значит я имею значение.
Лихо загнул. Требовалось это обдумать и сделать выводы. Слава Богу, ботинком по столу не стучал, уже выдохся. А мне вдруг стало его жалко. Какой лучший способ утешить англичанина? Чай!
В лучших традициях чайного российского искусства, я побулькала пакетик в кипятке. Подумала, добавила сахар. Подумала еще, кинула дольку лимона и принесла это Энтони. Пока стояла над ним с кружкой, искренним участием и лучиками добра, он растекался от умиления по дивану, как только увидел лимон, подскочил:
- Это что?? – будто из кружки на него смотрела жаба.
- Лимон, - моя жалость внезапно кончилась.
- Зачем ты его туда положила?
- Потому что так вкусно!
- А чего ты селедку не положила?
- Потому что так невкусно. Знаешь, я туда тебе сейчас и плюнуть могу, - грохнула я чашку на стол. Специально мимо подставки и забилась в дальний угол дивана. Теперь была моя очередь супиться. Хотел англичанин эмоций? Пожалуйста. Кушайте, не обляпайтесь.
Энтони маячил передо мной с понурым видом, я сидела с оскорбленным, будто не вижу.
- Хочешь, я за булочками схожу?
На самом деле я не хотела никаких булочек, просто у меня в голове все мысли скомкались и надо было там навести порядок, а это трудно, когда тебе в ухо сопят. Идея остаться хоть на 30 минут одной мне нравилась. Я конечно прониклась пылким выступлением Энтони, но что-то смущало, а я никак не могла понять что. Тем более, может я вообще все неправильно поняла, он же по-английски говорит. Все время.
Я придвинула себе отвергнутый чай, казалось, с ним как-то связано, то что меня беспокоит. Конечно же! «Рашн крейзи», «смотрим на Восток». Это что еще за такое? Кто-нибудь тут слышит что-нибудь лично про меня? И какой Восток на хрен? Я принялась себя накручивать. К возвращению Энтони у меня была заготовлена убийственная речь, а его я буквально ненавидела. Смотрела, как он развязывает свои дурацкие шнурки на идиотских ботинках и вот бесил меня прямо. Энтони отлип от своей обуви, посмотрел на меня, и я передумала. Он снова смотрел на меня этими своими щенячьими глазами, и я представила, как выскажу ему все, а он начнет объясняться, переубеждать и доказывать. Я буду чувствовать себя неловко и виновато, еще не дай Бог наобещаю чего-нибудь.
Совсем некстати проснулась совесть и моим голосом сказала: