Лондон. Глава первая, в которой путешественники доверчиво попадаются в лапы троянского коня

Давным-давно, когда людям всей Земли можно было путешествовать, мой тогдашний работодатель решил поощрить особо выдающихся сотрудников поездкой в Лондон. Я в список избранных попала и хмурым ноябрьским днем нас, восемь отличников KPI, закинули в Пулково, дав в зубы документы, и строго напомнили, когда быть на рабочем месте.

Мое трепетное счастье ничто не могло омрачить. Пусть даже это была служебная командировка, пусть всего пять дней, английский воздух от этого не терял свою сладость.

В вечер прибытия, побросав чемоданы, мы с коллегами отправились на поиски пропитания. Не знаю, что нам помешало поужинать в отеле, но найдя первый же паб, мы устремились в него с лихостью и задором казаков атамана Платова, ожидая соответствующей популярности у британских масс. И зря... На нас никто не обращал внимания.

По исконно русской привычке, застолбив столик, мы млели в ожидании меню. Второй раз зря... Мы все еще не были никому интересны. Выдвинув три кандидатуры на роль кормильцев, наш, стойкий в упрямстве, коллектив заполучил наконец-таки еду - фисташки и сидр. Энтузиазм первопроходцев, повредив что-то в наших мозгах, позволил принять это за ужин. Господи, до сих пор плохо даже от воспоминаний. Фисташки и сидр. Мы еще об этом пожалеем. Пока же, основательно ими подкрепившись, преимущественно конечно сидром, мы вернулись в отель. Но перед этим наша компания успешно заблудилась.

Сначала, Андрей, заявив, что он здесь уже был и немедля всех отведет куда надо, отвел нас совершенно в другую сторону. Он шел во главе, перед каждым поворотом говорил «оппа» и показывал рукой за угол, дескать, смотрите, привел. За углом нас ожидало очередное неузнаваемое место. Мы начинали роптать, Андрей нас успокаивал и говорил: «А, нет, нужен следующий поворот». Спустя некоторое время, Василий, подло считавший повороты, объявил, что Андрей нас водит за нос и кругами. Сидр убаюкивал, хотелось спать. Посовещавшись, мы дисквалифицировали Андрея, а звание путеводной звезды присвоили Васе.

Василий производил впечатление. Он взял карту и в тусклом свете фонаря долго вглядывался в нее, водя пальцем и говоря: «Ага… мммм… Ага!» Второе «ага» звучало многообещающе, поэтому мы затихли и смотрели на Васю с уважением и надеждой. Налюбовавшись картой, Василий вскинул руку вверх и, скомандовав «за мной», направился в гущу лондонских сумерек бодрым шагом человека, знающего путь. Мы семенили за ним. В этот раз поворотов было меньше, теперь то мы все их считали. В конце концов, Вася остановился и победоносно объявил: «Здесь!»
Что «здесь» было непонятно, потому что нашего отеля в этом месте совершенно точно не было. Но Васина уверенность поколебала нашу и мы разбрелись, вглядываться в незнакомые фасады. В нас же вглядывалась компания подозрительных типов, которыми, в свою очередь, подозрительными казались мы. Типы, двигаясь боком и осторожно, приблизились к нам на безопасное расстояние и спросили в чем наша проблема. Нежно обволакивая их парами сидра, женская половина коллектива пыталась получить посильную помощь, тогда как мужская, полезла пугать типов рукопожатиями, ударами по плечам и вопросом: «Ну, вы как тут вообще?» Чей подход был эффективнее мы не поняли, но к отелю нас все-таки привели.

В отеле уже притаилось местное ЖКХ. Бессмысленное и беспощадное. Два крана. Один с холодной, другой с горячей водой, бонусом - затычка для раковины. Головоломка.

Категорически отказавшись устраивать себе запруду, получив одновременно ожоги и обморожения, всего лишь пытаясь вымыть руки, я решила все санитарно-гигиенические мероприятия передислоцировать в душ. Красиво расставив свои баночки и бутылочки на полу этой аскетичной коробки, которая была абсолютно лишена буржуазных излишеств в виде полочек и чрезмерностей в виде крючков, я наслаждалась банными процедурами. Какое-то смутное предчувствие беды шевельнулось, когда, потянувшись за одной из емкостей, я внезапно ощутила странную скованность в движениях. Душевая кабина оказалась такой узкой, что поднять что-либо снизу можно было лишь выйдя из нее, чего я, естественно, на тот момент не знала, доверчиво наклонилась и благополучно застряла. Сначала это меня даже развеселило, пока я не задумалась о том, как буду спасаться или как меня будут спасать. В моем воображении, завтрашние таблоиды уже пестрели новостями о незадачливой русской туристке, а мысль о том, что я непосредственно собой касаюсь стенки, о которую вообще неизвестно кто до меня шоркался, рождала желание разрыдаться и пропить курс антибиотиков.

Выкрутившись, в самом прямом смысле, из этого неоднозначного положения, я, потомственный англоман, почувствовала первые ростки сомнений во взаимности чувств с туманным Альбионом. Но решила пока не заострять внимание на досадных мелочах, тем более, сидр продолжал оказывать свое утешающее влияние.

Я чувствовала себя почти счастливым человеком, несмотря на отсутствие батарей центрального отопления, переходника к британской розетке и возможной скоропостижной смерти от чумы, холеры или еще какой заразы, висевшей на стенках душевой. Авторитет пословицы "утро вечера мудренее" мной не подвергался сомнению, а был принят как руководство к действию. Еле уместив свои 160 см на кровати, чья длина по ощущениям составляла 159 см, соорудив нору из одеяла, я отчаянно надеялась удержать температуру тела на законных 36,6. И с верой в лучшее, а на всякий случай ещё и в загробный мир, отправилась в царство Морфея.

Утро второго дня в Лондоне, исчерпывающие можно описать одним словом - "дребезжащее". Я проснулась от глухого звона, который, как оказалось, шел из моей просидреной головы и будильника. Во рту была не банальная сухость, казалось, слизистая трескается и рассыпается в пыль. Глаза щипало и царапало, они безбожно слезились, будто в них впились миллионы иголок. Руки тряслись, ноги подкашивались. Желание срочно спать, пить и умереть тесно переплетались в воспалённом мозгу, порождая тревогу и содрогания всем телом.

С трудом и болезненным напряжением угасающего разума, вспомнив цель своего визита, не разгибая ног, на тот момент почему-то казалось, что это облегчает мои предсмертные муки, я спустилась в лобби для встречи с коллегами.

Тут надо внести некоторую ясность. Нас было 16 человек, 8 из которых прибыли из Питера, а остальные товарищи, отобранные из разных филиалов, во главе с Руководителем (он же воспитатель, он же конвоир), прилетели из Москвы более поздним рейсом и предыдущим вечером с нами разминулись.

К моему появлению, в лобби уже сидела питерская часть нашего бомонда. Кто-то пил кофе, кто-то прикладывал к голове стаканы с водой, но все без исключения имели вид несчастный и болезный. Посовещавшись шепотом, громче было для нас губительно, коллективный разум нашел виновника нашего плачевного состояния - сидр! Кто бы мог предугадать, что яблочная шипучка с приятным и ненавязчивым вкусом окажется истинным троянским конём? Разоблачение вероломного врага взбодрило и мы, хоть и выглядели, благодаря подлому сидру, как заправские пьянчуганы, все же услышали уверенную поступь жажды жизни, стремящейся к нам обратно.

Но разочарование было жестоко. В дверях, гневно раздувая ноздри, выпятив вперёд грудь и нижнюю челюсть, возник наш Руководитель. Он яростно сверкал очами и не требовалось особой интуиции, чтобы ощутить, в сгущающемся воздухе, его негодование. Питерская ячейка общества, обмирая от предчувствия беды, поняла, что страданиям не будет конца. Эту догадку подтверждали заинтересованные лица других наших коллег. Они вытягивали свои любознательные шеи из-за широкой спины Руководителя, и в их глазах за откровенным сочувствием можно было разглядеть вспыхивающие искорки злорадства. Со всей ясностью мы осознали - не будет нам покоя на родине саксов, агония продолжается.