Каталист
CATALYST — (n.) someone or something that causes a big change; a substance that initiates or accelerates a chemical reaction without itself being affected.
Из-за моих рыжих волос, зеленых глаз и черной юбки несколько веков назад меня бы сожгли на костре.
Если подумать, школа на самом деле не очень сильно отличается от тюрьмы. На заборе нет колючей проволоки под током, по периметру не расставлены часовые с автоматами, а в остальном очень похоже. Помню первый день, когда я появилась там. Мрачные стены, с кое-где облезлой штукатуркой, украшенные пыльными портретами, оставшихся еще с советских времен. На перемене завуч школы в рекреации с линейкой проверяет длину юбок у учениц. Если длина признана недостаточной, обвиняемую отправляли домой переодеваться с записью в дневнике. То же самое с косметикой. КОРОТКИЕ ЮБКИ — ЗАПРЕЩЕНО. ДЖИНСЫ — ЗАПРЕЩЕНО. МАКИЯЖ, УКРАШЕНИЯ — ЗАПРЕЩЕНО. СВОЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ — ЗАПРЕЩЕНО. Выделяться в такой школе было сродни самоубийству.
В памяти также остался тот эпизод, когда я впервые захожу в свой новый класс. Меня почему-то очень радостно представляют по имении и фамилии и говорят, что я теперь буду учиться в их дружном классе. Спиной чувствую на себе этот тяжелый взгляд — на секунду бросаю взгляд в сторону класса и сразу вижу, кому он принадлежит — рост выше среднего, русые волосы, собранные высоко на затылке в конский хвост, челка… из-под которой меня насквозь пронзили беспощадные глаза. Ее лицо можно было бы назвать красивым, идеальные пропорции портил разве что слегка крупный нос. Как я сразу поняла, Жанна была неформальным лидером класса, все хотели дружить с ней, потому что никто не хотел иметь такого врага. У меня сразу возникли сомнения, что мне понравится здесь, а ведь ничего плохого еще не случилось. Пока.
Наверное, многие мечтают о каком-то таланте, но почти все талантливые люди, возможно, предпочли бы таланту спокойную, счастливую, обывательскую жизнь. Я бы уж точно. Мне с раннего детства говорили, что у меня есть дар, хотя я тогда не совсем понимала, в чем именно он заключается, и всегда видела в нем только проклятие и источник всех своих бед. Я никогда не была круглой отличницей, во многом из-за того, что мне не хватало усидчивости и прилежности, мне больше нравились те занятия, где я могла проявить творческую сторону своей натуры, которая росла во мне словно сорная трава, без всякого ухода и желания с моей стороны. Еще в детстве я чувствовала себя очень одиноким ребенком и завидовала большим семьям с огромным количеством братьев, сестер, бабушек, дедушек, тетушек и большим количеством детей — те семьи, которые глубоко прорастают в землю своими корнями, словно вековое дерево. Мы же всегда были скорее кочевники-номады, которые остановятся там, куда их принесет северный ветер, меняя города и даже страны, нигде не укореняясь, нигде не оставляя свой след.
Начало сентября — самое лучшее, что есть в осени. Уже не жарко, но и еще не слишком холодно. Неуемные заросли дикорастущего девичьего винограда, которые практически добрались до окон четвертого этажа, уже переоделись в багровые наряды и издалека напоминали гигантского огнедышащего дракона, вкупе с нависшими серыми дождевыми облаками производят гнетущее впечатление. Ночи стали уже холоднее. И во всем — запахах, звуках, красках — чувствуется неминуемое приближение бесконечной холодной зимы.
Как и ожидалось, Жанна решила сделать мою жизнь в ее классе настолько невыносимой, насколько это возможно. От простых публичных унижений, когда она при всех осмеивала мои слишком густые брови, большие губы (говоря, что я тайком пользуюсь помадой), старомодные уродские мамины туфли, она перешла к «тяжелой артиллерии». Пользуясь своей дружбой с молоденькой учительницей физкультуры, Жанна особенно нагло вела себя в спортзале — то при всех выкинет мои вещи со скамьи на пол, но сегодня она придумала новое развлечение. Встав на пороге выхода из раздевалки, рукой перегородив мне выход, она опять завела свою привычную шарманку травли, на которой играет уже целый месяц, все время повторяя: «ТЕБЕ НЕ СТЫДНО?». При этом совсем не уточняя, за что конкретно мне должно быть по ее мнению стыдно.
Понятие стыда превратилось из чисто ментального восприятия в инструмент социального давления. Как будто мне должно было быть стыдно просто за то, что я существую.
Я ничего не отвечаю, потому что любой мой ответ будет признан неудовлетворительным, молча пытаюсь освободить себе проход, чтобы выйти, но она резко толкает меня внутрь и запирает дверь с наружной стороны шваброй. Тут у меня не выдерживают нервы, и впервые за все это время, сидя на полу, я расплакалась. Опять эта непонятная усталость и этот дикий контраст внешнего облика и внутреннего ощущения. Если правда, что человеку столько лет, сколько он пережил или книг прочитал, мне уже наверное тысяча лет.
Наконец, мне удается совладать с собой и я понимаю, что, если я не хочу задохнуться в этой потной душной раздевалке без окон и почти без дверей либо от нехватки кислорода, либо от панической атаки, мне нужно что-то срочно делать. Я начинаю кричать во что есть силы и бить ногами в дверь, пока на мои крики о помощи не прибегает сторож.
Вечером на кухне отец, смеясь, рассказывает, что встретился с бывшим сослуживцем, который его спросил, как дела у его «премиленькой дочурки». Отец ответил, что нормально, учусь в *** школе, на что тот сразу же изменившись в лице ему сказал: «Почему ты не заберешь свою дочь оттуда? ЭТО УЖАСНОЕ МЕСТО И ТАМ ТВОРЯТСЯ УЖАСНЫЕ ВЕЩИ».
Наверное, это был лучший момент, чтобы признаться, и это было бы самым правильным решением, но мне тогда было стыдно. Стыдно признаваться в том, что я не смогла приспособиться к коллективу, что я другая, что мне плохо, что меня обижают.
Наутро я проснулась с дикой болью в голове, к тому же почему-то очень сильно разболелось правое ухо. Пыталась попросить родителей не отправлять меня сегодня в школу, но сегодня, как назло, важная контрольная, а моя успеваемость и так в последнее время сильно ухудшилась. К тому же, все уже устали от моего постоянного нытья, что мне что-то не нравится. Контрольную я написала, конечно же, очень плохо. Очень сложно было сосредоточиться. У меня и так в голове слишком много тараканов, а кажется, стало на одного больше. Главной задачей было не написать контрольную, а просто дожить до конца занятий.
Не помню, как я дошла до дома. Какое-то странное головокружение. В одно мгновение все предметы в комнате потеряли свою чёткость, как в фотоаппарате, когда не можешь настроить резкость. Я прислонила руку к уху. На руке у меня кровь.
— Ха! Вы не поверите, но это уже четвертый случай на неделе в вашем районе! Старые дома с уже почти полностью прогнившими коммуникациями, даже укусы крыс не такая уж редкость, такие дела. Таракан, видимо, ночью забрался в ухо, и все это время пытался выбраться наружу, немного повредил мембрану, так что на правое ухо вы будете слышать немножечко хуже и на резкие высокие звуки возможно будет немного «фонить». Я прописал вам мазь. Берегите себя и выздоравливайте.
ЗАЧЕМ БОЯТЬСЯ АДА. ОН УЖЕ ЗДЕСЬ.
В ноябре как снег на голову выпал снег, кружась в хмуром сером небе своей белоснежной ажурной каруселью, путая карты, запутывая следы, лишая последней надежды, закутывая еще не отцветшие кусты английских роз в свое тонкое кружевное сверкающее покрывало.
Свежевыпавший снег хрустит под ногами, и это пока первое приятное ощущение за это утро. Я привыкла давно фокусироваться только на счете — две тысячи сто тридцать пять шагов туда, две тысячи сто тридцать пять шагов обратно.
Очередная пытка, которую придумала для меня Жанна, чтобы сделать мою жизнь еще более невыносимой, даже до прихода в школу. В обмен на то, что она пойдет на свидание с его другом, Жанна сделала условием, что Дэнни, живущий по несчастью в одном доме со мной, станет моим «сталкером». Дэнни с радостью согласился. У маленького Дэнни были большие комплексы. Будучи на два года старше меня, Дэнни был заметно ниже меня ростом. Все это он компенсировал своей наигранной самоуверенностью и грубой бесцеремонностью. Обычно он просто плетется за мной всю дорогу и говорит всякие гадости в спину, но сегодня он шел с двумя длинноногими спутницами, которым он, дыша в подмышку, рассказывал, как сильно мы любим друг друга.
Я ненавижу его маленькие бесцветные бегающие глазки, его сальный взгляд, его безвольную линию подбородка, его маленькие холеные ручки, которые привыкли, что всю грязную работу делают другие, его оттопыренные уши, которые едва прикрывали бесцветные тонкие волосы, еще более усиливавшие его сходство с маленьким злобным гоблином.
Я мысленно представляю одну и ту же картину. Я оборачиваюсь и молча коленом ударяю ему в пах, потом резким ударом локтя бью по ребрам, потом по спине... Он рушится на землю, корчась от боли, а я бью его ногами по почкам еще и еще пока от мерзкий ублюдок не начинает молить о пощаде... Вместо этого я ускоряю шаг, стараясь, чтобы это максимально не было похоже на бегство. Я профессиональная бегунья. В лучшие времена я бегала на городских марафонах. Сейчас я бегаю от проблем.
В школьной столовой сегодня познакомилась с девушкой, которую не видела в здешних застенках раньше. Не знаю почему она решила разговориться со мной, моя внешность почему всегда располагает ко мне людей, правда, в основном, от этого только одни неприятности. Гузель, как она представилась, пришла поговорить с Жанной по поводу своей младшей сестры, которую она довела до нервного срыва. Кажется, я несколько раз видела ее в школе, очень красивая девочка, с ярко выраженной южной красотой, помню подумала, что она то ли молдаванка, то ли татарка. На эту встречу Гузель на всякий случай принесла с собой ножницы с очень острыми концами, которые при желании могли заменить заточку. Где все эти харассменты на рабочем месте и #MeToo истории о учителях-педофилах, развращающих не по годам развитых школьниц — чисто женское насилие куда более жестокое и изощренное.
Я никому не стала сообщать о данном инциденте. Никому не запрещается носить с собой в сумочке обычные ножницы. Да и у нас нет специальной охраны для заключенных, тот охранник на входе работает на только на вход и на выход, чтобы не впускать, кого не следует, и не выпускать раньше положенного. Как бы не закончилась эта встреча для Жанны, нельзя сказать, что она это не заслужила. Зло порождает только еще большее зло. Я никогда не буду своей здесь. Пусть говорят что угодно. Быть нормальной в таком обществе я не хочу.
Вечером по телевизору в новостях передают очередные страшилки о новом инциденте со стрельбой в школе, когда очередной подросток, насмотревшись американских каналов, пошел расправляться с «генетическим мусором», взяв с собой в школу отцовский ТТ.
Маленький мальчик нашел пулемет. Больше в деревне никто не живет.