Дадзай Осаму: единственное желание - сказать "прощай!"

В Японии отношение к смерти существенно отличается от европейского. Это государство с традиционно высоким показателем самоубийств, которые не подвергаются резкому осуждению ни со стороны общества, ни со стороны религии. Значительная их часть приходится на представителей творческих профессий, в частности, писателей, поэтому японская литература неразрывно связана с суицидом: к нему широко прибегают и герои произведений, и их авторы. Едва ли не самым ярким примером этого является биография и наследие одного из самых известных творцов страны восходящего солнца Дадзая Осаму (1909–1948). Склонный к депрессии, зависимый от алкоголя и наркотических веществ, за свою недолгую жизнь он по крайней мере пять раз пытался покончить с собой, причем трижды — совместно с женщиной.

Просыпаясь утром, думай о смерти

«Меня поражает, что смерть вызывает у европейцев такой ужас. Единственное их желание – жить. Они боятся не только говорить, но даже думать о смерти. Поэтому вся европейская культура однобока, она перекошена в сторону жизни», – отмечал исследователь Томацу Энтай. На его родине, в Японии, принято относиться к смерти как к повседневному неизбежному явлению, которого никому не миновать. Такое понимание прививают еще с детства: когда школьникам задают написать сочинение о своем будущем, они непременно в конце описывают и собственную предполагаемую смерть. Одна из японских пословиц поучает: «Просыпаясь утром, думай о смерти».

Почетная смерть издавна считалась предпочтительнее жизни. Неудивительно, что японские воины (самураи, камикадзе) сознательно жертвовали собой, что не расценивалось как самоубийство. Кроме этого, и буддизм не запрещает добровольный уход из жизни, не очень то его одобряет, но и не считает большим грехом, как, например, христианство. Поэтому, по словам Григория Чхартишвили, в Японии суицид стал органичной частью национальной психологии и культуры, атрибутом ментальности.

В стране восходящего солнца традиционно осуждалась чрезмерная эмоциональность и поощрялась сдержанность. Вследствие этого отрицательные эмоции обычно не имеют выхода и при чрезмерном стрессе могут спровоцировать аутоагрессию. Например, на протяжении веков первостепенное значение для японцев имела принадлежность к определенному сообществу, в то же время резко критиковались проявления эгоизма или оригинальности. В средневековье наибольшим наказанием была не смертная казнь, а изгнание с позором.

И поныне одной из распространенных причин самоубийства в Японии являются конфликты в рабочем коллективе, так как добровольная смерть — лучше, чем публичное осуждение и увольнение из компании.

Исследования суицида в этом государстве начались еще полтора столетия назад, и интересно, что в течение всего этого времени его показатели стабильно держатся (при незначительных колебаниях) на одном уровне — 17–18 самоубийств на 100 тыс. человек. Это, кстати, не самые высокие показатели в мире.

Неизменной остается и так называемая «японская суицидальная модель»: больше самоубийств совершают молодые и старики, тогда как в средневозрастной группе эта отметка существенно ниже. В отличие от остальной планеты, где гораздо чаще от суицида погибают мужчины, здесь лидируют именно женщины. Примечательно, что среди лиц женского пола 20–29 лет самоубийство является главной причиной смерти.

В Японии беспрепятственно продают книги подобные «Полное руководство по самоубийству» Цуруми Ватару, в которой описаны десять способов уйти из жизни, приведены сравнения и рекомендации по их совершению. В конце ХХ ст. это издание стало настоящим бестселлером и повлекло за собой волну подражаний другими авторами.

К тому же в стране есть целый ряд специфических терминов для обозначения той или иной разновидности суицида. Например, по способу совершения самоубийства - харакири (разрезание живота), занпуку (отсечение головы) и т.д. По мотиву — дзюнси (смерть после потери мужа или жены), инсеки-дзисацу (искупление за позорный поступок) и т.д. По количеству участников — синдзю (двойное, чаще всего пара любовников), ика-синдзю (групповое семейное) и т.д.

Следовательно, самоубийства в Японии издавна широко практиковались и воспевались. Во времена театра кабуки наибольшую популярность получили спектакли о влюбленных, которые не могут быть вместе и решают соединиться в смерти (синдзю буквально означает «единство сердец»). Так что восторженные зрители нередко пытались повторить «хороший» сюжет. С развитием литературы самоубийство оставалось популярной темой различных жанров, подчеркивая их национальную специфику. В то же время целая плеяда выдающихся японских писателей добровольно ушла из жизни, прибегнув к самоубийству. Среди них — лауреат Нобелевской премии Ясунари Кавабата, номинант на нее Юкио Мисима; Рюноске Аккутагава, Арисима Такео, Икута Сюнгецу, Арима Иоритика, Кано Асихей и многие другие. Но даже на фоне такой массовости артистов-самоубийц отдельно выделяется биография Дадзая Осаму.

Я родился пессимистом

Сюдзи Цусима (настоящее имя прозаика) родился 19 июня 1909 г. в Канаге на севере Японии и стал предпоследним из 11 детей в семье. Его отец Генемон был богатым и уважаемым мужчиной: владел землями, возглавлял банк, входил в состав руководства железной дороги и заседал в парламенте. Позже его талантливый сын вспоминал:

«Мой отец был человеком занятым и почти не бывал дома. А если и бывал, то с детьми не общался. Я его боялся».

Его мать Тане отличалась слабым здоровьем, окончательно пошатнувшимся из-за многочисленных беременностей и родов. Поэтому воспитанием маленького Сюдзи занимались его тетя и няня Таке, с которыми у него сложились гораздо более дружеские отношения, чем с родной матерью.

В семье Цусима царила глубокая приверженность традициям и консервативные взгляды на воспитание детей, которые должны расти сдержанными и учтивыми по отношению к взрослым. По словам биографов, будучи самым младшим сыном, писатель уже с детства чувствовал себя лишним. И хотя в доме проживало около 30 человек (в том числе со слугами), он всегда страдал от одиночества и стал замыкаться в себе. Критик Окуно Такео писал о нем: «Дадзай с самого рождения жил в мире, полностью оторванном от реальности, полностью отделенном от внешнего. Все происходившие за его пределами события воспринимались им только после того, как он растворял их в своем собственном мире, перестраивал их, подчиняя созданной им самим системе. Он не видел предметы и явления окружающей среды в их реальном виде, а воспринимал только их искривленные умозрительные проекции».

Мальчик боялся людей, пытался избегать их, но в то же время стремился стать таким, как все. И потому он выбрал для себя роль шута, который должен всех веселить собственным экзальтированным поведением. Через годы в автобиографической повести «Крах человека» появились следующие строки:

«Главное — заставлять людей смеяться, и тогда им не будет бросаться в глаза мое пребывание вне того, что они называют жизнью; по крайней мере, мне не следует становиться бельмом в их глазах; я – ничто, я воздух, небо».

В дальнейшем Осаму постоянно возвращался в своих произведениях к детским впечатлениям, осмыслению своей инаковости, обреченности на страдания и т.д.:

«Уже с детства я осознал, что мои жизненные силы приближаются к нулевой отметке. Пожалуй, я родился пессимистом – во всяком случае, жить мне было неинтересно. Жизнь внушала мне ужас, от которого хотелось как можно скорее избавиться. С детства меня охватывало единственное желание сказать этому миру «Прощай!». Возможно, именно эти склонности и побуждали меня к литературному творчеству».

Чувство обособленности усиливала и его принадлежность к благородной семье, что одновременно и подавляло, и порождало своеобразную гордость, радовало его самолюбие. Особенно ясно это проявилось во время учебы в начальной школе, где получали образование преимущественно дети подчиненных его отца. Сыновьям уважаемого Цусимы, независимо от уровня знаний, всегда ставили самые высокие оценки, однако Сюдзи из-за этого нередко чувствовал себя виноватым и действительно старался усердно учиться.

Генемон в 1923 г. умер от рака легких, и его младший сын, которому только исполнилось 14, переехал к далеким родственникам в г. Аомори, где продолжил получать образование в префектуральной средней школе. Через четыре года он переехал в г. Хиросаки, где поступил в лицей закрытого типа, а еще через три стал студентом факультета французской литературы Токийского императорского университета.

Друзья вспоминали его как слишком уязвимого и мягкого: юноша украшал свою комнату так, что она «напоминала гримерку актера — исполнителя женских ролей», мог смеяться и сразу же расплакаться и т.д. Неспособным решать реальные проблемы, при столкновении с любыми проблемами он всегда повторял, что готов умереть.

Черная метка

Еще во время учебы в лицее его поведение кардинально изменилось: писатель прогуливал занятия, бездумно транжирил деньги, пристрастился к алкоголю и вечера проводил не только с друзьями, но и с проститутками. К тому же он находился под угрозой ареста из-за своего увлечения марксизмом (запрещенной в Японии идеологией) и высказываний на тему классового неравенства.

Но окончательно его душевное равновесие пошатнуло самоубийство литературного кумира Рюноске Акутагавы. Летом 1927 г. на фоне творческого кризиса, охваченный страхом сойти с ума, Акутагава в возрасте 35 лет ушел из жизни, приняв смертельную дозу веронала (барбитала).

Известие о смерти писателя глубоко поразило Дадзая, а впоследствии умер один из его братьев, с которым у него были очень близкие отношения. Так, по некоторым данным, в ноябре 1929 г. Осаму тоже предпринял попытку суицида, приняв среди поля за городом чрезмерную дозу (кармотина) бромурала, и остался жив.

Первая подтвержденная попытка самоубийства произошла 10 декабря 1929 г. Накануне выпускного экзамена соседи по пансионату нашли Дадзая в состоянии комы в результате передозировки кармотином. Ему немедленно оказали медицинскую помощь, и вечером на следующий день он пришел в чувство. Руководство заведения заявило, что дозировку средства он превысил случайно, из-за нервного срыва перед экзаменом.

Писатель все же окончил лицей и в 1930 г. переехал в Токио, позвав за собой и юную гейшу Бенико (Хацуйо Ояму), с которой уже несколько лет общался. В это время умер еще один его брат Кэйдзи, а старший брат Бунджи, глава семьи, выразил глубокое возмущение его поведением, в частности, прогулами занятий и отношениями с проституткой. Это спровоцировало окончательный и крайне болезненный разрыв с семьей: по требованию брата Дадзай выписался из так называемой «семейной книги» и взамен получил разрешение на помолвку с Бенико, которая сначала должна была вернуться домой и сложить с себя обязанности гейши. Осаму тогда начал сильно злоупотреблять алкоголем и неожиданно устроил синдзю с официанткой.

19-летняя Ацуми (Симеко) Табе всего несколько месяцев как приехала со своим любовником-актером в Токио и быстро сдружилась с писателем, который был завсегдатаем бара, где она работала. После ссоры по поводу требования вернуться в провинцию, Ацуми разошлась с любовником и 26 ноября 1930 г. заселилась в гостиницу с Дадзаем. А уже через три дня они вдвоем отправились на пляж, прихватив снотворное, и попытались вместе утонуть. Биографы до сих пор не могут установить логику его поступка: почему из-за разрыва с семьей он прибег именно к синдзю с едва знакомой девушкой.

Впрочем, Ацуми действительно утонула, а Осаму выловили рыбаки. Однако полиция сразу предъявила ему обвинение в пособничестве суициду и заключила в тюрьму. Кстати, есть также версия, что он умышленно убил девушку. Бенико-Хацуйо, узнав об этом, решила разорвать помолвку. В то же время Бунджи использовал все возможные средства, чтобы выгородить младшего брата, привлекая родственные связи и откровенный подкуп. В конце концов, суд признал описанные события за попытку двойного самоубийства, и Дадзая отпустили.

"Это черная метка моей жизни", - говорил он об упомянутом трагическом инциденте. Очевидно, тот факт, что он выжил, а невинная Ацуми умерла, долгие годы не давала ему покоя, порождая чувство вины и стремление к искуплению. Позже тема двойного самоубийства прочно вошла в его творчество.

«Но человеческая жизнь – не драма, никто не знает, что будет во втором акте. Есть, однако, люди, которые выходят на подмостки в роли умирающего, но так до конца не сходят со сцены».

Дадзай помирился с Хацуйо и женился на ней в 1931 г. Его отношения с семьей оставались напряженными. Брат продолжал присылать ему деньги в обмен на обещания окончить университет, который он вообще не посещал и остался на повторный курс по неуспеваемости. Летом 1932 г. Осаму все же арестовали за принадлежность к коммунистической партии (или он сам сдался), и Бунджи снова помог ему выйти из тюрьмы.

Способ оправдать свое существование

Прозаик почувствовал тягу к творчеству еще в школе, а в студенческие годы не только много читал европейскую и японскую литературу, но и упорно работал над собственным стилем. В феврале 1933 г. в одной из столичных газет был опубликован его рассказ «Поезд», начинающийся словами «Я собирался умереть».

Именно здесь автор впервые использовал псевдоним Дадзай Осаму, окончательно таким образом отрекшись от своей семьи. Впоследствии в печати начали появляться и новые его произведения, о нем заговорили как о талантливом новеллисте. Он подружился с другими молодыми литераторами, с которыми проводил много времени:

«Я, если можно так выразиться, пылал последней страстью молодости. Пляска накануне смерти. Мы вместе напивались и били тупых студентов. Любили скверных женщин, как родных…».

Они даже основали собственный журнал «Синий цветок» (аллюзия на немецких романтиков), закрывшийся после первого номера.

Его творческая карьера длилась 15 лет, за которые Осаму опубликовал более сотни рассказов, несколько повестей и немало эссе. Собственно, его наследие трудно отнести к определенному художественному направлению, в нем сочетаются японские традиции и вехи европейской литературы. Большинство его книг являются автобиографическими (так называемый ватакуси-сёсэцу «роман о себе») и напоминают дневник: глубоко психологические, написаные от первого лица, отражают мировоззрение самого автора. Их стиль крайне пессимистичен касательно смысла жизни, а героями являются «лишние люди», разочарованные и отчужденные от социума. Они обычно считают, что самоубийство — это единственный способ избежать болезненной реальности, но часто терпят неудачу в своих попытках из-за полной апатии относительно собственного существования и безразличия к тому, выживут они или нет.

«Для Дадзая не существовало жизни отдельной от литературы. Он постоянно их смешивал, и непонятно, где он жил по-настоящему, что для него было большей реальностью — его собственная жизнь или та, которую он выстраивал в произведениях, — отмечала востоковед Татьяна Соколова-Делюсина. — Для него литература была, прежде всего, способом оправдать собственное существование, средством заставить общество признать себя, причем таким, каким он был на самом деле — слабым, болезненно уязвимым, неспособным ощутить правильность и необходимость общественных представлений и понятий». В рассказе «Хлопоты одного дня» он писал:

«Я дилетант. Человек с причудами. Жизнь — вот мое произведение. Я путаник. Все. Что я пишу, какую бы форму это не имело, все это моя жизнь как есть, без всяких прикрас».

Уже ранний период творчества Осаму критики называют «темным». Он задался целью подготовить сборник «На склоне дней» (и это в 25 лет), после завершения которого собрался покончить с собой. Книга была завершена в начале 1935 г., когда его отчислили из университета. В тот момент писатель стремился получить должность в газете, но не прошел по конкурсу, что дополнительно подтолкнуло его к реализации замысла. Так, 16 марта Дадзай поехал в лесистые горы возле Камакура, где попытался повеситься. Но ветка, на которую он повесил веревку, обломалась, и он остался жив. Это одна из наименее исследованных его попыток самоубийства, о которой известно только из рассказов «Восемь видов Токио» и «Бог фарса». Испуганные его внезапным исчезновением друзья даже обратились в полицию, но вскоре он вернулся домой со следами от веревки на распухшей шее.

Человек с обнаженными нервами

Но уже в следующем месяце Осаму попал в госпиталь с приступом аппендицита. Оперативное вмешательство прошло успешно, но у него уже развился перитонит, и от сильной боли врач назначил ему павинал (обезболивающее на основе морфина), к которому очень быстро развилась зависимость. В дальнейшем Дадзай уже не мог обходиться без препарата, который употреблял не для того, чтобы облегчить физические страдания, а чтобы заглушить чувство стыда и тревоги. А еще — для стимуляции творческого вдохновения и даже не скрывал этого. Постоянно повышая дозу, писатель уже вскоре столкнулся с финансовыми трудностями и стал донимать друзей:

«Стремясь избавиться от долгов, я влезал в еще большие… Были моменты, когда я брел среди бела дня по городу и плакал горькими слезами. Хотел денег. Я одолжил примерно у 20 человек, можно сказать, отнял силой. И умереть не мог. Прежде чем умереть, я должен был расплатиться с долгами».

Он обивал пороги редакций, предлагая свои рассказы и требуя гонораров, но небольшие суммы не могли его спасти. И именно тогда его номинировали на только что основанную премию Акутагавы, но победа досталась другому. Осаму был уверен, что в следующем 1936 г. точно получит премию и вознаграждение в размере 500 иен, которую она предусматривала.

К тому времени он уже дошел до такого обнищания, что заложил последнюю свою одежду. Однако его снова ждало поражение, после которого артист в отчаянии написал председателю комитета письмо длиной 4 метра с мольбами выплатить вознаграждение:

«Вот уже 10 лет, как я потерял интерес к жизни. Я хороший человек. Я стараюсь, но судьба всегда против меня. Всего один шаг отделяет меня от смерти».

Однако ответа не последовало.

«С осени того года по улицам Токио бродил уже не я, а какой-то неопрятный запущенный полубезумец. Он принимал разные обличья, но был во всех неизменно жалок», — читаем в его рассказе.

Один из товарищей характеризовал Дадзая, как «человек с обнаженными нервами, противостоящий буре». В конце концов, в октябре 1936 г. взволнованные родные поместили его в психбольницу Мусасино, где он сразу находился в открытой палате, но вскоре, учитывая риск суицида, был переведен в закрытую. Первоначально писатель тяжело переживал абстинентный синдром и был психически нестабильным, но его состояние постепенно стабилизировалось. Уже через месяц его выписали, и он вернулся домой, где у него началась тяжелая депрессия.

Осаму стал мрачным и подозрительным, чувствовал себя преданным (считал, что его упекли в больницу, чтобы избавиться), с недоверием относился к друзьям, грубо обращался с женой. А через несколько месяцев он узнал, что Хацуйо действительно ему изменяла с его хорошим другом и шурином Дзенсиро Кодате, который случайно сам открыл правду. Это стало для артиста настоящим шоком, жена во всем призналась и заговорила, что хочет искупить свою вину смертью

Они вместе отправились в марте 1937 г. на горячие источники Минаками, где якобы совершили попытку двойного самоубийства. Об их причудливом плане известно только из рассказа «На горе Обасуте»: герои произведения напились снотворного, забрались на заснеженный склон и завязали на шее веревку — после потери сознания их тела должны были сдвинуться вниз, а веревка затянуться, повлекши смерть; однако замысел не удался. Биографы ставят подобный сценарий под сомнение, отмечая, что в начале марта супруги скорее бы замерзли насмерть, чем медленно повесились в бессознательном состоянии. Еще по одной версии, они действительно приняли снотворную, но неправильно рассчитали дозу, в результате чего началась рвота, и оба остались живы. Некоторые исследователи вообще отрицают попытку синдзю писателя с женой: возможно, эта совместная поездка на источники была ритуальной очисткой, своеобразным прощанием перед разрывом.

В Токио супруги действительно прибыли отдельно и уже через несколько месяцев оформили развод, после чего Хацуйо вернулась в родной Аомори. Впоследствии она вступила новый брак и имела несколько романов, часто переезжала и погибла во время войны в возрасте 33 лет. Дадзай, наконец, потерял финансовую поддержку от брата, которого обвинили в фальсификации выборов и лишили должности; одна из его сестер заболела и умерла, племянник покончил жизнь самоубийством, а вышеупомянутый шурин Дзенсиро тоже совершил попытку суицида. Прозаик вел беспорядочную половую жизнь, злоупотреблял алкоголем и седативными препаратами, перестал писать. К тому времени друзья посватали ему 23-летнюю учительницу Митико Исихару.

Я буду падать, пока есть куда падать

В январе 1939 г. Осаму «без гроша в кармане» сыграл свадьбу, и с тех пор начался самый светлый и стабильный период его жизни. Он много работал, успешно публиковался, встречался с людьми, путешествовал, снискал вожделенную славу и признание. Митико вдохновляла его на творчество и редактировала его тексты.

Именно тогда появились его лучшие новеллы — «Ученица», «Листья вишни и волшебная флейта», «О — осень», «Дуэль женщин», «Беги, Мелос!», «Припадаю к вашим ногам» и многие другие, вошедшие в двух полноценных сборников В рассказе «Восемь видов Токио» артист признавался:

«Ранней весной на 31-м году его жизни мне впервые захотелось стать писателем. Запоздалое желание, если подумать. И я писал изо всех сил в совершенно пустой неуютной комнатёнке пансиона… На этот раз я писал уже не «предсмертное послание». Я писал, чтобы жить».

Весной 1941 г. у супругов родилась дочь Соноко, а уже в декабре того года Япония вступила во Вторую мировую войну. Дадзая сразу же мобилизовали, но во время медосмотра у него обнаружили хронический процесс в легких (туберкулез) и освободили от службы. После начала бомбежек семья переехала на родину Митико, но там их дом сгорел при обстреле. Поэтому прозаик вынужден был вернуться в родной город и впервые со школьных времен поселился под одной крышей с родственниками.

Все военные годы он продолжал писать и стал одним из немногих, кого тогда публиковали, хотя в его произведениях не было ни слова о войне. Его книги снова наполнились беспросветным пессимизмом. К примеру, в новелле "Чайка" есть фраза:

"Я давно уже умер, просто вы этого не заметили".

Осаму всегда придерживался провластных позиций, поэтому очень тяжело воспринял капитуляцию Японии. Его жизнь пошла под откос: он сторонился общения и отказывался от публикаций, пытался избегать жену и детей. А в 1944 г. у супругов родился сын Масаки, больной синдромом Дауна (он умер в 15 лет от пневмонии). "Семейное счастье - основа всего зла", - говорил артист. Он вернулся в Токио в 1946 г. и поступил в литературную группу «Бурайха» (Безответственные), участники которой дебоширили, беспросветно пили и водились с разными деклассированными элементами. "Я буду падать, пока есть куда падать", - провозглашает герой его драмы "Зимний фейерверк".

Еще до войны Дадзай встретил Сидзуко Оту, молодую поэтессу, которая уже имела за плечами кратковременный брак, развод и смерть маленькой дочери. Доподлинно неизвестно, насколько близки были их отношения, но они оборвались в водовороте Второй мировой. Однако затем Сидзуко удалось узнать местонахождение прозаика и начать переписку с ним.

В начале 1947 г., когда его жена ходила беременна в третий раз, Осаму попросил у поэтессы ее дневник как материал для своего будущего романа. Сидзуко ответила, что отдаст его только при личной встрече: ей уже исполнилось 33 и она отчаянно хотела от писателя ребенка. В конце февраля Дадзай посетил ее и забрал дневник, легший в основу одной из лучших его повестей — «Солнце на закате».

Жена Митико 30 марта 1947 г. родила дочь Сатоко, которая позже стала известным литератором под именем Юко Цусима. В мае Сидзуко сообщила ему о собственной беременности. Но Осаму к тому времени уже имел новое увлечение. Его отношения с Томие Ямадзаки завязались в марте того же года. Ее муж-солдат погиб через 10 дней после свадьбы, 28-летняя вдова работала парикмахершей в салоне красоты, доставала дефицитные сигареты и алкоголь и быстро стала любовницей артиста.

Сидзуко 12 ноября родила дочь, которую он официально признал и сам избрал для нее имя Харуко, но не дал своей фамилии; впоследствии она тоже стала писательницей под маминой фамилией Ота. Узнав о внебрачном ребенке мужа, Митико принялась злоупотреблять алкоголем, забросила домашнее хозяйство и перестала держаться дома. Дадзай окончательно перебрался жить к Томие, которая бросила ради него работу, тратила на его содержание собственные сбережения и исполняла при нем обязанности секретаря и медсестры.

У прозаика на фоне напряженного литературного труда и алкоголизма активировался туберкулезный процесс и началось кровохарканье. Однако он упорно отказывался обращаться к врачам за помощью и не менял собственный образ жизни. Вероятно, в декабре 1947 г. Осаму совершил еще одну неудачную попытку самоубийства, снова приняв высокую дозу снотворного. В одном из писем он писал:

«Я считаю себя пропавшим человеком. Я потерпел поражение, я сломан».

Вода в пруду мутная…

А в начале 1948 г. произведения Дадзая подверглись сокрушительной критике, в то же время испортились и отношения с коллегами, к которым он относился с подозрением и стал избегать. Его новым хобби стала живопись: эти размытые портреты в едких цветах способны смущать и современного зрителя. Прозаик страдал бессонницей и продолжал много пить. Также добавились финансовые проблемы: налоговая служба обвинила его в неуплате налогов с гонораров (на них он содержал жену и детей от нее и Сидзуко).

Весной того года из-под его пера вышел самый известный и одновременно пессимистический роман — «Крах человека» (в других переводах «Пропащий человек», «Больше не человек»), главный герой которого олицетворяет все слабые стороны и проблемы автора: алкоголизм, разврат, суицидальные наклонности.

«Я сумасшедший? Теперь уже, если и выйду  отсюда когда-нибудь, на лбу моем всегда будет клеймо: "умалишенный". Нет, "неполноценный". Я потерял лицо человека. Я больше не человек».

Из-за постоянных саморазрушительных мотивов в его произведениях ряд специалистов поднял вопрос о наличии у Осаму психической патологии. В частности, современный исследователь Кенсиро Охара называет его суицидальным психопатом, ведь под влиянием сильного желания самовыражения все его попытки умереть стали темой рассказов и повестей.

Он обладал склонностью к депрессии, был беспомощным, неуверенным в себе и легко подвергался влиянию, следствием чего стали неразборчивость в сексуальных отношениях, алкоголизм и наркомания. По мнению Тосики Симадзаки, артист таким образом пытался убежать от реальности, потому что действительно имел разделенный ментальный мир. А ученый Сидзуо Матизава считал, что его поведение отвечало диагностическим критериям пограничного расстройства личности (с некоторыми признаками нарциссического расстройства личности).

По данным исследования психиатра Икуо Йонекуры, Дадзай страдал из-за нехватки эмоционального общения с другими людьми и проявлял тенденцию неоднозначного отношения к любви и ненависти. Он одевал маску шута, чтобы защитить свое слабое Я, но в результате сформировал два противоречивых Я — фальшивое и настоящее (диссоциативное расстройство личности). Для него книги играли роль защиты подлинного Я, выражая Я фальшивое, и когда слабые барьеры Я находились под угрозой разрушения в конфликте с реальностью, он становился зависимым от наркотических веществ и неоднократно пытался покончить жизнь самоубийством.

В начале лета 1948 г. Осаму готовил серию журнальных публикаций нового рассказа «Гудбай» и редактировал полное издание своих произведений, злоупотребляя алкоголем. А 13 июня он неожиданно исчез вместе с Томие, которая накануне направила письмо Сидзуко Оти с сообщением о намерении осуществить синдзю. В комнате писателя нашли прощальную записку жене («Я любил тебя больше, чем кого-либо другого», «Я умер, потому что не хотел писать романы»), игрушки в подарок детям и цитату:

Дождик прошёл, Грязный пруд взбаламутив. В мутной воде Не отражаются больше Волны цветущих глициний.

Родные заявили в полицию, обнаружившую возле их дома, на берегу сильно разлившегося от недавних дождей акведука Тамагава следы скольжения. Как раз на 39-й день рождения Дадзая, 19 июня, его тело, связанное красной веревкой с телом Томие, выловили ниже по течению. Случай живо обсуждали в прессе, где выдвигали разные версии, к примеру, что  любовница заставила его выпить цианистый калий или задушила, а затем утащила уже мертвого за собой в воду. Биограф Соити Сома считает, что инициатива принадлежала Томие, ведь у прозаика была срочная литературная работа и, очевидно, он не планировал умирать. Однако ряд исследователей убеждены, что самоубийство было спонтанным желанием неуравновешенного Осаму, а преданная Томие решила умереть вместе с ним.

Артиста похоронили в Митаке, пригороде Токио, где он долгое время жил. А в следующем году на его могиле произошел еще один суицид. Молодой новеллист Хидемиц Танака был учеником и последователем Дадзая. Он также профессионально занимался греблей и даже участвовал в Олимпийских играх, имел жену и четверых детей, которых бросил ради любовницы.

Весть о самоубийстве наставника глубоко ошеломила его. Хидемицу начал злоупотреблять седативными препаратами, пытался зарезать любовницу и покончить с собой, лечился в психиатрической клинике, стал зависим от алкоголя. Вечером 3 ноября 1949 г. он приехал на могилу писателя, где принял 300 снотворных таблеток и перерезал вены на левой руке, в результате чего умер в больнице в возрасте 36 лет.

В конце 1965 г. была основана литературная премия имени Дадзая Осаму, которая вручается непризнанным авторам за лучший рассказ, а также ежегодно 19 июня отмечается день его памяти. В повести «Солнце на закате» он писал:

«Те, кто умирают, всегда нежные, милые и прекрасные люди... Негодяи живут долго. Красивые умирают молодыми».

Источник: Дадзай Осаму: Єдине бажання — ​сказати «прощай!». НейроNEWS: психоневрологія та нейропсихіатрія, 7 (152)' 2024