СУДЬБА И КОНТРОЛЬ В ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ СИСТЕМАХ. глава 5: FONS ET ORIGO

5 FONS ET ORIGO: НЕКОТОРЫЕ ТРАДИЦИИ, УНИКАЛЬНО ПРОЯВЛЯЮЩИЕ СТРУКТУРУ И ЗНАЧЕНИЕ СИСТЕМ ВРЕМЕНИ

Мы начнем с вступительной цитаты к нашему прологу — мнения драматурга Престона Джонса о том, что «время — это разрушающая тайна, тот ещё сукин сын». Действие, в котором писатель берет на себя ответственность за точность данных той искрящейся социологии, что связана с величайшей из всех систем, самим космосом, переносит нас в ночь на Манхэттене. Однажды вечером в этом большом городе двое персонажей сидели, сгорбившись, над ночной барной стойкой. Они пустились в философскую дискуссию, как это часто бывает с пьяницами. In vino veritas, как говорится. Внезапно один ударил свободной рукой по стойке, сжимая стакан в другой, и воскликнул:
— Мне плевать, кто твой Бог — он, она, герморфадит (так в оригинале) или оно! Если твой Бог добр, и к тому же может делать все, что ему заблагорассудится, тогда, дружище, учитывая состояние этого ядерного (так в оригинале) мира, твой Бог в дерьме, и у него проблемы.
— Ты о чём вообще? — спросил другой, совсем остекленевший.
— Ну, если этот Бог добр, и если этот Бог может что-то действительно делать, тогда этот Бог не оставил бы этот гнилой мир таким. Но всё таким и осталось — миллионы гребаных лет динозавры ели динозавров, собаки ели собак, а люди убивали и да, — он застыл на мгновение, — ели людей. Так что твой Бог не может быть добрым, либо же не может делать то, что хочет, он, она или оно. Включи свой богом проклятый умишко.
Другой пьяница сделал большой глоток и начал бессвязно и тихо бормотать, что, вполне возможно, это именно потому и так, что проблема старая и поставила многих в тупик.

«Вселюбящий и всемогущий» Бог не отвечает требованиям мира, будучи таким, какой он есть. На ум приходит несколько причин. Любящее божество не может быть тираном, а следовательно, должно уважать свободный выбор сущностей низших рангов. Любовь не может иметь всевластия над свободной волей других, которые могут решить не любить. Поэтому любящее божество ipso facto не может быть всемогущим в полном смысле, а только в очень долговременном. Это начало ответа.

А как насчет ужасов, встроенных в природу, преимущественно хищническую, без жизнеспособной альтернативы тщательно продуманной симбиотической экологии? Благодаря чьему искусству и выбору всё это произошло? «Природа преступна», — наблюдательно ликует де Сад в одном из своих эссе. Затем он необоснованно приходит к выводу, что это даёт ему и любому другому, ему подобному, право быть таким же. Тем не менее де Сад указал своим отравленным пером на ящик Пандоры.

Эта глава, по существу историческая (важный аспект времени), не могла быть завершена до 1970 года, когда был сделан ключевой прорыв в наших знаниях о древнеегипетском мировоззрении, что позволило получить еще больше кусочков, вставших на свои места в большой головоломке, о чем были осведомлены продвинутые археологи и палеографы, непосредственно в этом заинтересованные.

Хотя храм богини Опет, с удивительно хорошо сохранившимися настенными изображениями, был обнаружен в Карнаке французским археологом Клодом Траунекером в 1970 году, только в конце 1970-х блестящий реконструктор и переводчик египетских религиозных текстов Жан-Клод Гойон обнаружил что рельефы храма Опет дублировали рельефы чрезвычайно важного, но почти разрушенного инициатического храма нубийского фараона Тахарки, второго правителя Двадцать пятой, или нубийской, династии, основанной завоевателем Шабакой, прославившимся восстановлением древнего теологического текста в Мемфисе, замечательные остатки которого сохранились на так называемом камне Шабаки в Британском музее. Мы обратимся к важности раскопок 1970 года и храма Тахарка в настоящее время. Эти выводы заведут нас дальше, чем может сделать одна лишь археология.

Происхождение времени влечет за собой происхождение мирового зла на всех уровнях, что, в конечном счете, является вопросом истории, понимаемой в более широком смысле, нежели летопись событий, рукотворных или нет. Ибо происхождение зла должно быть прослежено до самых первых действий, которые имели повсеместно негативные последствия для всех существ.
Таков путь к истокам времени, который мы и попытаемся проделать в этой главе. Начало этого пути оставило мощный след.

Феномен фэнтезийных ролевых игр конца двадцатого века (например, Dungeons and Dragons, Runequest и Call of Cthulhu) с их фантастической трансконтинентальной популярностью среди молодых (и пожилых) людей прямо указывает на глубокую потребность в вере в некое непрерывное космическое правление в какой-никакой жизнеспособной религии. Эти так называемые игры, возымевшие такую психологическую мощь, несмотря на эру машин, на самом деле являются глубоким и скрупулёзным обращением к религиозному и символическому воображению, причем упомянутые выше игры имеют сложные божественные иерархии и разработанные культовые практики.

Две основные темы, возникшие в интуитивном восприятии писателей, создавших эти живые игры, — это, что интересно, две темы, которые возникают на более глубоком уровне при сравнительном изучении самых могущественных древних религий: тема катастрофического высвобождения зла и тема того, что нынешний космос поддерживает непростое равновесие между бессмысленным насилием неприкрытого зла и упорядоченностью, обеспечиваемой природой Времени, силой, возникшей после вспышки зла, для того, чтобы каким-то разумным образом управлять чередующимися в мире добром и злом. Одна из ролевых игр, «Вестник бури», созданная по книги Майкла Муркока Кеном Сент-Андре и Стивом Перрином, так резюмирует ключевые принципы «мельнибонейского» Мифа:

Другая игра в этом мифе, «Битва в конце времён», созданная Г. Стаффордом и К. Кронк, сосредоточена на

В книге о соответствующих пантеонах и культах, написанной Стивом Перрином и Грегом Стаффордом (создателем игры) для «Runequest», есть почти такая же концепция (стр. 18):

Осознают ли это академические философы или нет, мифы двадцатого века активно поддерживали этот животрепещущий вопрос в сознании человечества, так что, игнорируя их, академики только и делали, что выглядели именно так, как пресловутый страус.

Говард Филлипс Лавкрафт, один из родоначальников феномена фэнтезийных ролевых игр конца двадцатого века, озвучил некоторые из тех же первоначальных концепций в своих письмах и эссе «Сверхъестественный ужас в литературе» (написанном в 1925 году) Дерлету, основателю издательства Arkham House Publishers в Висконсине:

— явный вариант падших люциферианских легионов. Лавкрафт добавляет еще более образно:

Неразрывную связь природы времени с происхождением зла, популярные создатели игр конца двадцатого века также интересно утверждают в сложной и изощренной цепочке идей:

Так началась история. Так вновь возникла древняя доктрина существования до начала времени, как мы ее теперь знаем. И далее:

Затем интуитивные создатели игр добавляют, что наша нынешняя Реальность, рожденная временем, расположена между божественным Не-временем и Хаосом на другом полюсе и, следовательно, явно временна. Таковы недавно сделанные указатели на очень древние традиции, которые проливают дивный свет на сбивающую с толку природу нашего мира, обескураживающе составленного из прозрачной, утонченной красоты и грубого, вопиющего ужаса.

Эту главу можно считать исследованием реализма — наиболее реалистичного способа смотреть, в самом глубоком смысле, на мир и человеческое состояние и искать их происхождение, смысл и значение с точки зрения будущего. В этом смысле это также и исследование самого глубокого реализма в перспективе принципа: если ваши предпосылки достаточно глубоки и точны, вы можете проникнуть в суть даже самых сложных, кажущихся бессмысленными или безнадежными ситуаций и обстоятельств. Такой реализм напрямую связан с заботой о человеческом выживании в главе 6, ибо без надежды не выжить. Надежда — это человеческая сущность и корень того, что в теории систем называется устойчивостью, — концепции, отличающейся от «равновесия» и являющейся более тонкой, чем «равновесие», как впервые указал К. С. Холлинг.

Действительно, устойчивость — это экологическое подтверждение негэнтропийной концепции Пригожина о стабильности «вдали от равновесия». (Обсуждение см. в главе 6.) Недаром слова помощь и надежда тесно связаны этимологически: греческое слово «надежда» означает «ἐλπίς» (helpis), где is — просто окончание существительного. Произношение кокни «helps» как «‘elps» правильнее, чем считается.

Посовещавшись с видными теологами и историками нашей эпохи, два штатных обозревателя Newsweek подытожили современный взгляд на вопрос о происхождении и природе зла по состоянию на 1982 год. В сообщении СМИ отмечалось, что «проблема зла осталась такой же загадочной [читай «неразгаданной»] как и ранее». Авторы также отмечали «безнадежное положение» «секуляризованных западных обществ» (с тем же успехом они могли бы включить и восточные секуляризованные общества: секуляризация эндемична); и что «несмотря на большие надежды науки, техники и других племенных богов современной эпохи, зло творится в поистине ужасающих масштабах… тайна зла, с которой даже неверующие должны столкнуться в эти мучительные времена».

Столетие назад русский гений Федор Достоевский незабываемо поделился своим видением проблемы в «Братьях Карамазовых», а его соотечественник Александр Солженицын в интервью 1981 года, опубликованном во французском «Экспресс» (15 января 1981 г.), всего за семь месяцев до статьи в Newsweek, сказал: «Опасность, которая угрожает человечеству двадцатого века, исходит не от какой-либо отдельной страны, нации или лидерства в частности. Она исходит от всеобщего зла…»
И более ранний (1966 г.) обзор современной сцены откровенно заявляет:

Это последнее наблюдение напоминает нам о забытых традициях нашей истории и древних прозрениях. Опрос Newsweek показал, что проблема зла осталась столь же неразрешимой, как и прежде, и свидетельствует о неспособности современной цивилизации решить ее. Давайте теперь раскроем малоизвестное, очень старое и чрезвычайно тонкое и глубокое решение, которое упустила глобальная технологическая цивилизация, возникшая между шестнадцатым и двадцатым веками. Мы потратим наше ограниченное пространство на то, чтобы обрисовать и завершить это решение, а не на бесконечные и бесплодные рассуждения о различных неудачах и тупиках, которые достигались по всей земле в течении веков в отношении одной и той же неразрешимой проблемы, проблемы природы и происхождения зла — проблемы, явно включающей в себя и природу времени и возникновение нынешней космологии. Таким образом, вопросы зла и космогонии глубоко связаны.

Мы уже мимоходом упоминали тайибитскую шиитскую традицию, сохранившуюся со времён средневековья в Йемене, корни которой уходят в гораздо более древние времена и более древние цивилизации. Давайте теперь познакомимся с ней поближе. Имеющиеся источники не слишком объемны, чтобы их здесь обобщить, а затем обсудим доктрину. Первое недвусмысленное упоминание об этой весьма самобытной традиции появляется в трудах третьего йеменского (тайибитского) вождя (Да`и) или духовного лидера, Ибрагима ибн аль-Хусейна аль-Хамидла и, в частности, в большом сборнике доктрин Kitāb kanz al-walad, перевод которого, хотя и не по лучшей из рукописей, был опубликован в 1971 году. Явно сжатый характер этой старой йеменской работы показывает, что это не личное учение, а скорее сохранение гораздо более древних традиций, которых мы коснёмся позже.

Из письма профессора Пио Филиппани-Ронкони в 1982 году мы узнали, что двое его бывших студентов в Восточном институте Неаполя работают над итальянским переводом, который будет первым в истории переводом арабского оригинала. При написании этой книги мы все еще искали неискаженные диаграммы этой работы, которой, как сообщил нам наш коллега профессор Хайнц Хальм, нет в коллекции рукописей Тюбингенского университета.

Среди других дошедших до нас источников интересующей нас традиции можно указать труды четвертого йеменского Да'и (1199 г.) Хатима ибн Ибрагима аль-Хамидла, пятого йеменского Да'и Алла ибн Мухаммеда ибн аль-Вафида, чьи работы можно найти в ценной книге Штротманна; и восьмого вождя йеменцев, Хусейна ибн Али ибн Мухаммеда ибн аль-Вальда, некоторые из его работ были переведены Анри Корбеном (Trilogie Ismaelienne), а до него Бернардом Льюисом из Принстонского университета. В заключение следует упомянуть Захр аль-Ма'Кни («Цветок Знания») последнего (девятнадцатого) вождя йеменцев Идриса ибн аль-Хасана, который был кратко изложен на английском языке еще в апреле 1937 г. в журнале «Исламская культура», издаваемом в Хайдарабаде, Индия.

Заинтересованному читателю следует также ознакомиться с ценной библиографией, предоставленной Хайнцем Хальмом в 1978 году. В последующем обсуждении используются вышеупомянутые источники, а другие, по необходимости, будут даны отдельно. Читатель также отсылается к рисунку 5-1, который будет удобным ориентиром для изложения. Наше расследование вернет нас в древний Египет, включая бесценные данные, обнаруженные при раскопках Храма Опет, упомянутого в начале этой главы. Мы начнем с традиции, сохраненной йеменским Да'ватом и расскажем её историю настолько кратко, насколько это соответствует четкому пониманию.

История начинается с безначального начала, описанного на персидском и арабском языках шиитско-фатимидским философом Насиром Хосровым (ок. 1075 г.), чью прекрасную пророческую поэму мы цитировали много лет назад. Он остроумно и глубоко использует различные модусы глагола «делать» и «быть», чтобы прийти к тройственной самовозрождающейся реальности, связанной со старой индийской формулой Сат-Чит-Ананда, которая на более высоком уровне соответствует трём гунам (тамас, саттва и раджас соответственно), которые, в свою очередь, относятся к нашей тройной группе из главы 4. Это три персидских термина — азал, азаллият, азали, и соответствующие им арабские ƒā‘il, ƒi‘l, и maƒ‘ūl соответственно. Все персидские слова относятся к бытию, но в каузальном контексте, как показывают их арабские аналоги, представленные Насиром Хосровым, слово ƒā‘il означает сделать, или осуществить, манифестировать в контексте данного обсуждения, что соответствует персидскому azal, "вечно пребывать" в смысле самопричинного бытия. Затем следует нюанс ƒi‘l: длящаяся активность, активное функционирование или осуществление, глагол par excellence соответствующий персидскому azallyat в смысле вечного становления, вечной само-активности и самоактуализации. Завершение трех взаимодействующих фаз есть maƒ‘ūl: сотворение, сотворенность, полное или завершенное проявление (арабский термин ism al-maful в грамматике —причастие прошедшего времени); соответствует azali — становлению или свершению бытия.

Таким образом, мы имеем эффект тринакрии или трехфазный цикл, в котором третья фаза «поддерживает» первую, подтверждая ее, ƒi‘l (= azallyat), являясь ноу-хау и реализующей силой, которая трансмутирует потенциальность ƒā‘il(= azal) в радостное цветение или самодостижение maƒ‘ūl(= azali). Здесь мы имеем группу триона на её высшем уровне, поскольку всё это самопроявление непроявлено (в смысле невоспринимаемо) для "меньших" существ низших уровней, которые будут созданы из изначального состояния maƒ‘ūl. Этот непроявленный аспект божественности, эта самозаряжающаяся пара, вечно цветущая благодаря совместной реализации блаженства в maƒ‘ūl, может эманировать или воспроизводить саму себя в меньших формах.

Как воспринимаемое единство, это трехфазное самопроявление называется Первым или Первичным Разумом (это слово не имеет ничего общего с нынешним значением «разума», но обозначает глубоко сознательную сверхчеловеческую сущность) или Ибда, что содержит в себе также коннотации чуда, уникальности и творческой силы. В частности, эта Первая Архангелическая Сущность называется аль-Мабда' аль-аввал, или Первое Начало, Первая Точка Происхождения. Это первое воспринимаемое проявление божественности позже было ассимилировано с исламским Аллахом (буквально Аль + Лат, сизигия, сочетающая мужское (Аль) и женское (Лат) — символизируется teh marbuta или атрибутами Аллаха.

Этот первый Архангельский Разум также был лаконично назван ‘Акл, буквально «Ум», в смысле всей психической гаммы, а не просто разума как такового. Это слово в арабском языке означает также проницательность, понимание и дух, хотя прилагательное ‘акли и выродилось в более поверхностно-рациональное значение. В немецком языке оно соответствовало бы Verstand, а не Vernunft, очень полезному и фундаментальному различию, впервые сделанному проницательным Якобом Беме в начале XVII века. Как мы уже отмечали, это первое божественное проявление, также называемое Сабик (тот, кто предшествует во времени или пространстве), является скорее трансформацией, нежели эманацией непроявленного источника. В каком-то смысле, как отметил сам Насир Хосров, этот Мабда (или 'Акл) аль-Авваль или Первый Разум является олицетворением фазы Маф'ул, Вечного Божественного Ребёнка Азала и Азалият, Фа‘ил и Фи‘л. Сама же эманация начинается со Второго Разума, называемого Нафс или (Вселенской) Душой, эманируемой из ‘Акл и, таким образом, также известной как «первая эманация» в терминологии, которую мы предпочитаем не использовать, поскольку она может легко привести к путанице. В другом смысле Первый Разум (Акл) есть резонанс Азал, как Второй (Нафс) - Азалият. Таким образом, Второй также называется Тала, тот, кто следует или приходит позже. Следовательно, «вторая эманация» или Третий Разум также будет резонировать с Азаллом или Маф’Улом и станет воссоздающей и эманирующей силой. Эта великая архангелическая сущность называется Адам Рухани, или Духовный Прообраз человечества, по образу которого мы были созданы. Таким образом, этот Третий Разум должен быть Божественностью нашей вселенной, которая еще не возникла. Он соответствует великому Anthropos Megos валентинианского гнозиса.

Не возникало никаких проблем, даже предположительно возможных, с первыми двумя Разумами, которые осознавали, что источник их бытия находится в Непроявленном. Но Третий был по самой своей сути более исследовательским, аналитическим и любознательным, и искал свой источник в резонансе Мафу‘л, хотя и двумя уровнями ниже, первым резонансом Мафу‘л был 'Акл, как объяснено в "Джами" Насира.

Далее следует суть вопроса, но она не может быть изложена вне йеменитской традиции, хотя в нескольких местах существуют некоторые искаженные следы, упоминавшиеся ранее. Корбен, несмотря на свою огромную заслугу в ее публикации, не уловил острой значимости йеменитской традиции, раскрывающей не что иное, как происхождение зла. Следовательно, Корбен последовательно создает ложное впечатление, что Хамладдин аль-Кирмани (ок. 1025 г.) и Абу Якуб ас-Сиджистани (ум. 950) имели знание доктрины, сохранившейся в Йемене, которого, как ясно показывают их работы, они вовсе не имели, они не в состоянии очертить проблему происхождения зла и лишь повторяют неадекватности неоплатонизма на этот счет.

Кирмани, Сиджистани, Насир-и-Хосров и все другие, более известные писатели-исмаилиты следовали за Платоном и Аристотелем и были весьма наивны в отношении происхождения зла. Корбен, упуская из виду ошеломляющую оригинальность традиции, сохранившейся в Йемене, может сказать только то, что йеменский период характеризуется «скорее компиляцией, чем креативностью». Но дело в том, что эти компиляции уникальным образом сохраняют фантастически креативный аргумент и цепочку мыслей из более ранних бесценных источников, которые, как мы увидим, имеют мало общего с исмаилизмом как таковым.

Рассмотрение Третьего Разума в том виде, в каком оно сохранилось в йеменской традиции, ведет нас на гораздо более реальную территорию, чем простая «драма в небесах» или «трансисторический стиль», а именно, раскрывает перед нами источник всех потенциальных ужасов как в человеке, так и в природе, которые были высвобождены в таком количестве, что нужно содрогаться при мысли о том, что может произойти, — что делает еще более необходимым изучение ограничений, налагаемых природой времени на зло. У нас здесь гораздо больше, чем драматургия: у нас здесь ужас, трагедия, страдание и спасение. Все эти реальности вполне могут содержать драматические элементы, но они гораздо больше, чем просто «драма», поскольку жизнь — это больше, чем игра, спектакль или мизансцена. Третий Разум вопрошал и искал источник своего собственного происхождения. Что может быть более естественным? Тем не менее, это был ошибочный план, чреватый очень опасными последствиями, подобно тому, как невинный и ничего не подозревающий злоумышленник в диспетчерской атомного реактора, играет с кнопками, стремясь получить доступ к полной мощности источника энергии «во благо».

Продолжаем основную линию развязки происхождения зла в отношении природы времени. Третья Божественная Сущность стремилась познать свое собственное происхождение и проникнуть в самые глубины и источники бытия — путь, который волей-неволей должен был вести в Непроявленное, Тайну Тайн, которая по самой своей природе не может быть раскрыта ищущему безнаказанно: завеса неотъемлема и необходима для вечного обеспечения бессмертного бытия. Эта мысль перекликается со словами великой Богини, начертанными на порталах ныне утраченного Храма Саи'с, дошедшими до нас благодаря записям древних путешественников: «Никто не может поднять мою завесу и остаться в живых». Стремление проявить источник жизни из непроявленного может закончиться лишь проявлением смерти, ибо таким ищущим удастся лишь отрезать себя от круговорота и потока жизни, пытаясь, пусть и невольно, избежать этого. Ни одно проявленное существо не может вместить непроявленную бесконечность.
Третьей Божественной Сущности приснился такой сон, в котором она находила этот источник и контролировала его, чтобы он находился внутри неё самой (как она ошибочно предполагала в случае Второго и Первого разумов). Этот сон и желание, хотя и кратковременные, имели на этом уровне энергии и восприятия ужасные последствия, первым из которых было замедление сознания Третьего Разума из-за введенной таким образом блокировки или заблуждения, которое по самой своей природе не могло продвигаться вперед, только сдерживать.

Основным термином, используемым в традиции, является takhalluf, означающий оставаться в стороне из-за того, что вас задерживают, сдерживают или оттесняют. Этимологически родственными словами, которые уточняют использование термина в традиции, являются tahaluf — быть само-ограниченным какой-либо предшествующей преданностью; takallufi — ограничение, вызванное самим собой; и, наконец, очень озаряющий takalif — затраты или трудности, вызванные самим собой, от слова kulfa, неприятности.

Причина столь тяжелых последствий высвободившегося желания Третьей Архангельской Силы связана с представлением, укоренившимся в древних традициях, сохранившихся в гомеровской Греции, о том, что βουλή (желание или волевая склонность) бога эквивалентна обусловленной έθελω или реализующей, целенаправленной воле человека. Но последствия гораздо глубже, поскольку причина, по которой это так, зависит от того факта, что боги находятся вне нашего времени. Продолжительность вещей, да, и изменения тоже — но все это без того времени ожидания, которое является главной характеристикой того, что мы, люди, называем своим временем. Мы должны ждать, пока идея или план воплотятся в жизнь, а затем созреют до воплощения или полного проявления.
Мы должны ждать, пока всё, происхождения чего мы хотим, произойдет. Правда, обладание богатством и властью сокращает время ожидания, но не может его устранить. Время ожидания встроено в саму ткань и основу процессов управляемых изменений в этом мире. Любые конструктивные изменения, которые мы хотим осуществить, требуют планирования, программирования и терпеливой настойчивости. По иронии судьбы, деструктивные действия требуют меньшего времени ожидания, поскольку деструктивность не имеет эмбриологии, кроме как в развитии нездоровых ценностей, отношений и систем убеждений, которые её породили. Добрым аналогом такого зла является устранение деструктивности путем культивирования необходимых ценностей и привычек или активное противодействие уже высвобожденной деструктивности. Это называется героизмом, который, в конце концов, должна была проявить Третья Сущность.

Третья Божественная Сущность исследовала источник своего собственного бытия, и второй, по-видимому, естественной мыслью стало желание, чтобы этот источник находился внутри неё самой, чтобы он стал полностью само-причинным и само-поддерживающим. Тем не менее, какой бы естественной ни казалась эта мысль, она в сути противоречила природе Любви и самому глубокому смыслу божественности. Ибо конечный Источник должен оставаться в Непроявленном, поскольку проявление означает ограничение и конечность и, следовательно, прерывает бесконечность. Таким образом, возжелав, Третья Сущность разорвала бессмертную цепь энергии Любви, поскольку это желание, по сути, заключалось в том, чтобы заключить всю Любовь в себе, обладать недоступным, ограничивать неограниченное. В мире-без-ожидания ничего не изменилось, но единственным способом реализовать такое желание было — вызвать сам образ отсутствия любви из Непроявленного Источника всех возможностей — чего-то, что никогда не должно было проявляться. Как выразился Лавкрафт, которого мы уже цитировали: «стали ходить сущности, которым суждено было ползать». Все это произошло мгновенно, ибо в мире вне времени ожидания нет задержки. Одновременно с этим мгновенным сном об абсолютной самодостаточности Третьей Сущности в ней возник чудовищный образ всего зла, называемый в йеменской традиции «Образом Иблиса» (т. е. Сатаны). восходящего к египетскому богу зла Сету, который предшествует индоиранскому Ангра Манью (Ариману), буквально «наполненному ненавистью, т. е. лишенному любви разуму».

Заметьте, что все возможности должны существовать в вызываемой форме в непроявленном, иначе не могло бы быть свободного выбора, являющегося признаком любви, которым, в свою очередь, любовь отличается, поскольку недобровольная любовь есть противоречие. Таким образом, сама природа любви гарантирует как возможность (при свободном выборе) зла, так и его окончательное поражение в случае его проявления.

Шок от этого ужасного проявления пробудил Третью Сущность от порождающей зло фантазии; но слишком поздно, потому что в царстве божественной реальности зло вырвалось на свободу и проявилось. С содроганием отвращения Божественная Сущность изгнала ужасный образ, но она содержала в себе семя других бесчисленных потенциальных и подобных ему существ, которые теперь были заражены этим образом. Все эти существа обладали свободой выбора, ибо это есть и должно быть одним из даров любви, каким бы опасным ни был этот дар. Многие из этих меньших существ, подобных Третьему Великому Божеству, также отреклись от злого образа в себе. Но некоторые этого не сделали и, восстав, провозгласили ложный и разрушительный эгалитаризм: «Мы так же прекрасны, как и вы, и если мы чувствуем, что этот образ увеличивает нашу собственную силу, мы будем хранить его и развивать». И, конечно, Образ Иблиса овладел ими: они поистине все стали равными — одинаково рабами. Безусловный эгалитаризм, порожденный кровавыми убийствами Робеспьера, Кромвеля и им подобных, до сих пор заканчивается усилением рабства для всех приверженцев подобных вероучений, проистекающих из хаотического образа сущности зла. Исконная карательная парадигма господствует на протяжении всего времени.
Так Третье Божество, вокруг которого собрались героические когорты тех, которые также отрекся от отсутствия любви внутри себя, вновь провозгласило великую истину, что ни одно проявленное существо, сколь бы возвышенным оно ни было, не может вместить в себя источник своего собственного бытия, но должно смиренно и с любовью признать, что Непроявленное, Безграничная Любовь-Сила-Мудрость одна лишь может быть Источником всего без опасностей и бедствий.

Между тем, в этот темный и болезненный момент мечтаний мгновенное отключение от энергии Любви начало формировать ужасное и абсолютное разделение в схеме вещей. Но абсолютных разделений не может существовать в силу фундаментальности Любви, которая означает всеобщую связанность. Поэтому мнимый ширящийся разрыв между Третьей Сущностью и высшими существами тотчас же был заполнен проявленным образом непроявленной Плеромы Сил, образованной минимальной группой из семи (гептон главы 4). Но этот разрыв, таким образом интерполированный и заполненный, опустил Третье Божество на Десятое Место (см. рис. 5-1) в качестве терапевтической меры.

В этот момент было бы хорошо подвести итоги и заметить, что с первым проявлением зла впервые возникает патологический вид дуальностей. Если раньше у нас было множество естественных и взаимодополняющих пар, таких как женщина/мужчина, день/ночь, конечное/бесконечное, белое/черное и т. д., то теперь появилась дополнительная возможность возникновения патологических пар хозяин/паразит, таких как добро/ зло, честность/обман, здоровье/болезнь, в которых у нас больше нет двух самозавершающихся сущностей, обе из которых необходимы в схеме вещей. Скорее, у нас теперь есть пары, в которых только один нужен для благополучия, а другой является паразитом (а не симбиотом) и фактически враждебен ему.

Пифагорейцы, неправильно поняв своих египетских учителей, поместили двойственность хозяина / паразита, добра и зла, здоровье и болезнь в один ряд с совершенно другим классом доброкачественных, самодополняющих дуальностей конечного/бесконечного, мужского/женского, и других. И более поздние философы, как восточные, так и западные (например, Карл Юнг), повторяли эту фундаментальную ошибку, проистекающую из неверного восприятия, которое не могло провести главного различия между двумя радикально отличными видами противоположностей: теми, которые волнообразны и взаимодополняют друг друга, и более поздней, ​​патологической разновидностью способной существовать только с момента проявления зла, когда один из пары паразитирует на другом и, нападая на него, пытается навсегда его уничтожить.

О том, что человеческий ум держится за древнее заблуждение, свидетельствует тот факт, что это фундаментальное различие не преподавалось ни на одном университетском курсе философии двадцатого века по состоянию на 1983 год. Запутанное «совпадение противоположностей» Юнга продолжает повторяться с попугайским упорством. И, наконец, для обозначения «Зла» в Древнем Египте слово isf-t появляется уже в самом древнем из текстов пирамид, тексте Унаса (строка 394). Оно происходит от глагольного корня isf «отсекать» (также встречается в Пирамиде Унаса, строка 120).

Таким образом, самое древнее значение зла восходит к тому моменту, когда поток божественной энергии любви (называемый маддат в йеменской традиции) был непреднамеренно и на мгновение заблокирован или прерван Третьей Божественной Сущностью, возмечтавшей присвоить источник своего бытия.
Традиция, чье учение мы обсуждаем, приписывает целые миры каждому члену Гептона, космогонически порожденному таким образом в зарождающемся виртуальном вакууме Любви, вызванном мечтой о невозможной самодостаточности Третьей Сущности, которая теперь стала Богом нашей падшей вселенной на десятом, или самом низшем уровне иерархии. Каждый из этих миров находится в резонансе со временем и хронотопологическим эффектом, или природой тел нашей Солнечной системы, в которой «время долгого господства (страданий)», древнеиранское zervan derangxvatai, сменило время без ожиданий, время без ограничений или zervan akarana. Следует отметить, что предыдущее обсуждение по-новому освещает старую дихотомию «Вечность vs Время».

Вечность — это не просто пустая концепция бесконечной длительности, скорее это Время без ограничений — без ожидания; отсюда Время Вечного Цветения, ослепляющее своим сиянием нас, погруженных во Время долгого и вынужденного ожидания. Без этой новой интерпретации Вечности и Времени невозможно правильно понять обсуждаемую нами традицию, и она до сих пор не понята. Однако Анри Корбен, который ближе всего подошел к ее пониманию, указывает, что существует серьёзное соответствие между старой зерванитской традицией бога, который «забыл» добро и таким образом породил чудовищного ребенка (Аримана), который тотчас же был отвергнут, но вселенная Зервана уже на века была связана со страданиями, всевозможными моральными недугами и смертью. История Зервана очень груба и искажена по сравнению с более чистой формой той же традиции, таинственным и уникальным образом сохранившейся в Йемене. Давайте продолжим.

Введение времени ожидания означало, строго говоря, введение энтропии и гистерезиса, поскольку теперь ни один цикл не мог быть повторен без потерь энергии; и, следовательно, все системы неизбежно в конце концов выйдут из строя, поскольку в каждом цикле вновь введенной энергии может быть недостаточно для ремонта изношенных структур и восстановления потерь энергии без неизбежных дальнейших её потерь и рассеяний из-за времени ожидания, приводящего к сбоям и потерям. Таким образом, биологическое тело, теоретически бессмертное (т. е. без времени ожидания повторной энергетизации), неизбежно должно стареть. Точно так же его сопротивление может быть подорвано и возникнет болезнь, и конечным следствием старения является смерть или прекращение функций телесного проводника физического осуществления познания. Таким образом, наш мир ожиданий, болезни, старения, страдания и смерти происходит из природы самого времени, являясь неотъемлемой частью набора подразумеваемых последствий Сна Демиурга — того очень короткого кошмара, который породил реальность Зла при пробуждении.

Итак, Бог нашей вселенной — это раненый в сердце Бог, который выздоровел. Но Его сфера, которая прежде была универсально-симбиотическим космосом, теперь стала ареной лихорадочной борьбы, преимущественно хищной, как мы все знаем, с Природой, всё еще пытающейся улыбаться сквозь свои страдания. И в Иране, и в Египте существовала таинственная традиция женского аспекта этого Божества (Даэна в Иране, Исида в Египте), Богини, которая не разделила смертного сна своего супруга и фактически помогла ему возродиться в качестве обновленного и победоносного Гора. Так Исида поет вместе с Данте: «Veni, sponsa de Libano» — Приди, моя супруга, из Ливана, — ибо гроб Осириса выбросило на берег в Библосе… А в Притчах 8:27-31 Богиня говорит о Боге:
Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда утверждал вверху облака, когда укреплял источники бездны, когда давал морю устав, чтобы воды не переступали пределов его, когда полагал основания земли: тогда я была при Нем художницею, и была радостью всякий день, веселясь пред лицем Его во все время, веселясь на земном кругу Его, и радость моя была с сынами человеческими.

Фрагмент древней протоистории вновь появляется в метаморфозе Амфортаса, тяжело раненого короля Замка Грааля в вагнеровской версии вольфрамовского «Парсифаля». Он — Осирис для спасающего его Гора-Парсифаля: два аспекта одной и той же божественной сущности — один сразу после ошибки, а другой — после ее исправления, сначала в нём самом, а затем в его (т. е. нашем) космосе. А имя таинственного и отчасти одноименного информант Вольфрама, мудреца «Флегетаниса», свидетельствует об исламском происхождении, поскольку это имя является просто искажением арабского falaktarii, «вторая звезда», т.е Правитель Меркурия (отсчёт от самого низа, или Луны, см. рис. 5-1), владыка мудрости, известный в эллинистическом Египте как Тот Трижды Величайший, или Гермес Трисмегист.

В средневековой Европе сохранились и другие остатки древней традиции, в частности в манускриптах Йены и Манесса, в которых рассказывается о великом состязании миннезингеров в замке на Вартбурге, основным опубликованным источником является Der Singerkriec uf Wartburc, с отредактированным текстом, переводами, и заметками Людвига Эттмюллера, опубликованный Б. Фойгтом в Ильменау, 1830 г.. Песни 84–85 Йенской рукописи и 122 манесских манускрипта повествуют о том драгоценном камне, который выпал из короны Люцифера, когда он со своими легионами из «шестидесяти тысяч ангелов», стремился свергнуть божественность в нашей вселенной. В стихотворении говорится о «der stein der us der kronen sprang» — драгоценном камне, который затем выпал из короны (Manesse Manuscript, Lied 122) — и о том, как «die krone bracher sunder... ein stein daruz gespranc, der wart doch sint of erdhen Parzevale» — из развалившейся короны выпал драгоценный камень в виде герба и дожидался Парсифаля на земле (Jena Manuscript, Lied 84). В средневековых источниках сохранилась еще одна поучительная деталь (см. примечание Эттмюллера к строке 1245, Lied 84, на стр. 135): драгоценный камень в короне перешел от Люцифера к Святой Деве, Божественной Покровительнице земли — фигуре Исиды. В древнеегипетской версии Сет (> Люцифер / Люцифуг) стал таким образом «выхолощенным», тем самым утратив свою божественную креативность, основанную на утраченной силе Любви. Затем Божественная Дева сохраняет жемчужину бессмертной жизни и священной силы (символизируемую также левым глазом Гора и фаллосом Осириса), вновь даровав ее юному и воскресшему Спасителю Гора, мессианской фигуре Парсифаля, а также puer aetemus, шекспировскому «обнаженному новорожденному младенцу, шагающему по ветру» (Макбет I, 7) и несущему Kаnz al-Walad аль-Хамидла, сокровище божественной юности.

Древняя традиция, которую мы исследуем в этой главе, проясняет, что Люцифер был главой тех когорт Третьей (ставшего Десятой) Божественной Сущности, которые, после мгновенного падения последнего, избрали следовать Образу Всего Зла, возникшему из этого мимолетного но столь важного кошмара. Сделав этот выбор, Люцифер потерял жемчужину своей Любви, которая затем была передана на хранение Божественной Деве, Защитнице Земли, где битва между силами добра и зла должна бушевать, пока не истечет Время. Парсифаль в «Зингеркрице» и в поэме Вольфрама фон Эшенбаха — это образ космического Героя-Спасителя или Аватара, чья самая ранняя форма — Гор Осирис, возрожденный любовью Исиды.

Таким образом, в древней традиции Люцифер рассматривается не как первичный источник зла, а просто как лидер тех первых высших существ, которые были испорчены его эвокацией в проявленность. Оплошность впадения в глубокие, хотя и мимолетные мечтания, со стороны царствующей божественности нашей вселенной явила образ всего возможного зла. Люцифер — затем ставший Люцифугом (титул и понятие, сохранившееся в средневековых гримуарах) — был просто первой жертвой. Якоб Беме, который передал древнюю традицию, а также раскрыл новые идеи, проводит в своих работах родственное различие между «Сатаной», который у Беме соответствует вызванному «Образу Иблиса» в йеменской традиции, и «Люцифером», который был высшим существом, олицетворившим этот Образ Зла и о котором Беме говорит в Signatura Rerum, что «из царя он стал палачом», следуя велениям Образа, чьим рабом он стал. «Этот старый дракон» из гностической христианской Книги Откровений Иоанна Патмосского соответствует бемевскому Сатане и древнеегипетскому изначальному Змею Зла, Апопу (коптское ΑΦΩΦΙ или ΑΦΟΦΙ), с набором «проклятых имен», противостоящих божественным и священным именам благодетельного Бога Богов. Бемевский Люцифер соотносится с кастрированным египетским Сетом — грань традиции, сохранённая в бессилии вагнеровского люциферианского образа Клингзора в музыкальной драме «Парсифаль».

Таким образом, традиция космической борьбы между высшими силами добра и зла началась не с Ирана: Египет древнее. И утверждать, что «Дьявол» был просто изобретен как «козёл отпущения» за наши неудачи, — это ошибка человеческого эгоизма: зло нашей хищнической и паразитарной экологии предшествовало человечеству. Пока мы не перестанем закрывать глаза на этот далеко идущий факт и его глубокие последствия, мы не сможем проявить необходимую интеллектуальную честность или проницательность, чтобы ответить на резкое замечание первого пьяницы в начале этой главы.

Мы, самый низший из гораздо более обширных легионов Божественности нашей вселенной на планете Земля, пали вместе с нашими низшими собратьями из-за упорной неспособности изгнать из себя высвобожденный в древности Образ Нелюбви. Тем не менее, мы все еще обладаем нашими изначальными связями с бессмертием, но они искажаются из-за того, что их прерывает смерть. ...
Традиция напоминает нам, что, если бы нас завтра впустили обратно в царство времени-без-ожидания, мы быстро стали бы непосредственными наследниками еще более серьезных проблем, чем сейчас, потому что мы не можем контролировать свои мечты о власти и, следовательно, способны только вновь и вновь вызвать иллюзию суверенной самодостаточности и последующее повторное проявление в нас образа непреодолимого зла, к которому приводит такая мысль и такое желание как его неотъемлемый смысл. Действительно, сравнительная патокообразная медлительность нашего нынешнего образа времени — это наш щит, защита от самих себя.

Какой же у нас выход? Он двояк: во-первых, практиковать поддержание безмятежности и внутренней гармонии, которые могут вызывать энергию любви-мудрости при любых условиях; и, во-вторых, проявлять милосердие к эволюционным стадиям, менее проницательным, чем наша собственная, и искать общения с сущностями эволюционных стадий за пределами нашей, чтобы они, по нашему желанию и разрешению, могли таким образом помочь нам и наполнить нас внутренней силой, вдохновением, и надеждой. Благодаря такой практике и жизни, мы постепенно, за время долгого ожидания, сможем снова подготовиться и вооружиться для того самого, невообразимого в настоящее время Времени Цветения. Эта дискуссия помогает получить представление об огромной силе любви и ответственности, необходимых для божественности, в отличие от простой человечности. Это спасительное напоминание.

Но откуда пришло это удивительно конкретное, проницательно-разумное решение центральной проблемы человеческих систем на протяжении всей истории и ранее — из каких еще не обнаруженных истоков самого человечества? Из-за свободы воли историю нельзя точно пре- или пост-прогнозировать, не имея доступа к тому, что действительно имело место. В соответствии с этим, в нашей традиции мы вполне оправданно исследуем историческую обстановку, используя историю в самом широком смысле записи событий, которые произошли, независимо от того, как далеко они расположены в нашем исчислении времени.

Наша традиция также ясно дает понять, что нынешняя космическая стадия находится в процессе преодоления последствий изначальной эволюционной отсрочки, тахаллуфа, уже обсуждавшейся ранее. Следовательно, наше время представляет из себя глубинно-восстановительный процесс, посредством которого мы возвращаемся обратно через октаву падения, с 10-го на 3-й уровень, когда интерполированный гептон (см. рис. 5-1) снова сможет вернуться в Плерому и семь небес «свернутся, как свиток», как говорится в более позднем и искаженном фрагменте той же традиции, записанной Иоанном Патмосским. Таким образом, наше время является самовозвращающимся (древний символ уробороса) и предусматривает врожденное и благотворное самоуничтожение в с долгом, но неизбежном паломничестве к утраченной высшей октаве начала. Время похоже на полет большого ястреба, который наконец возвращается по зову сокольничего.

Возвращение — это не просто повторение, поскольку оно таит в себе мудрость, извлеченную из его интимной конфронтации с грубым, сознательным, всепожирающим, неизбежно паразитирующим злом — Образом Иблиса, которому сначала невольно позволили сформироваться, а затем ускользнуть из Непроявленного силой желания самообрекающих исканий Третьего Разума. Ящик Пандоры — это крайне разбавленная форма той же древней традиции, которую мы постараемся проследить дальше. Ключом к ней является число 10 (первое почитаемое Пифагором, который, согласно всем древним авторитетам, пребывал под влиянием египетских учителей). То, что это так, подтверждается тем фактом, что египетская десятеричная система счисления также использовалась греками и финикийцами. Халдейские жрецы шумеро-вавилонской цивилизации разработали шестидесятеричную систему счисления, основанную на 12, но даже в ней преобладали числа, кратные 10, такие как 30 (священное число великого божества Сина, правителя луны) и 60. Действительно, как наименее распространенное число кратное и 10 и 12, 60 было выбрано основанием халдейской системы счисления.

Таким образом, египетское 10 было базовым, и числовые слова в древнем Египте доказывают это, приводя к завершённой полноте числа 9, а 10 является числом вечного нового рождения единицы и, таким образом, парадигмой той бесконечности и вечности, что характеризует божественную силу, пропитывающую мир, в котором мы находимся. Этимологии показывают, что числа считались серией богоподобных сил. У нас здесь есть место только для нескольких примеров, в которых мы будем иметь дело с первичными или кардинальными числами от 1 до 10, составляющими египетскую систему счисления. Все порядковые числа были очень похожими словами с добавлением суффикса женского рода -t.

Число 1 называется W'a (единый корень во всех семитских языках), и мы находим Нуб В'а, Господа Единства, в Текстах пирамид Пятой династии (Унас, строка 416, Тета, строка 237), а также как в более поздних текстах; «`а» само по себе означает «а» или «ан». Иногда проявленное божество называют «Единым» (W'a), как в Пирамиде Теты, строка 247, или в библейском «Я, Господь твой. Бог Единый». Коптское слово-потомок — OYA (произносится как WA — напомним, что коптское Y — это U). Древнеегипетское слово, обозначающее число «три», — khemet (ShEMET на коптском, где, как и в более позднем египетском языке, произошел фонетический переход Х — Ш). Глиф

(Kh или Kh'e) был словом, означающим младенца, ребенка или юношу. Им обозначалось восходящее солнце, именуемое таким образом божественным «младенцем», равно как и Нил, начинающий подниматься. Слово mēt (коптское MHT) является наименованием числа «десять» и обозначалось глифом фаллоса, как мы сейчас увидим. Слово, обозначающее «три» — тот же самый глиф, что и Kh-. Таким образом, «три» буквально называли «молодой десяткой» или «прежним состоянием / началом десяти» (т. е. «десятью», но "до"), тем самым замечательно сохраняя эту уникальную связь между Третьим и Десятым Разумами или Божественными Числами. Это отличает сохранившуюся йеменскую традицию и проливает свет на ее египетское происхождение.

Обратите внимание, что Десять Божественных Сущностей также символизировались числами в глубочайшем пифагорейском смысле — в том же самом смысле, как свидетельствуют сохранившиеся и повторяющиеся записи, — пришедшем из Египта после обучения там Пифагора (позже, без малейших доказательств, отрицаемого теми, чьи предрассудки этот факт не устраивал). Эти факты также подтверждаются жемчужиной иудаизма, Каббалой. Древнейшим гностико-каббалистическим текстом, который у нас есть, является «Книга Основ» (Сефер Йецира), в которой описываются 10 великих космических сфер или областей божественных чисел, управляемых «пламенными служителями», которые со скоростью молнии постоянно исполняют божественные приказы по всей вселенной и моментально возвращаются к высшему трону для получения новых приказов, словно какая-то обширная электронная сеть компьютерных цепей.

Каббала опиралась на иранское, халдейское и египетское влияние, и, как мы уже видели, сакральность Десяти является специфически египетской. Древние традиции, сохранившиеся в каббале, также включают в себя ту же тройственную тайну внутри Непроявленного : 'Айн (Ничто), 'Айн Соф (Безграничное, т. е. Бесконечная Сила) и 'Айн Соф Аур (Безграничный Свет), которую мы уже видели в случае иранских azal, asaliyat и azall (и арабских ƒi‘l, ƒā‘il и maƒ‘ūl). Первые два термина соответствуют тантрическим Шакта и Шакти, как уже отмечалось выше, а третий является бинду, божественным семенем или золотым лоном (хираньягарбха), из которого произошли все вещи. Это все та же традиция: древнейшая извечная философия. Тайна Десятого Числа, Малкут или «Царства» (т.е. этой вселенной, предназначенной для божественного преображения) есть Мистерия падшего Десятого Разума, Бога нашей расы и нашего мира в традиции.

Вернёмся к древнеегипетской числовой последовательностьи «Пять» это tua или tu (коптское TH и TOOYE), иногда записываемое также с высоким пирамидальным детерминативом, означающим сообщать, снаряжать, готовить (в эзотерическом смысле «инициировать»). Слово туа с детерминативом пентаграммы или звезды означало «рассвет» (копт. TOOYI). С добавленным суффиксом именительного падежа -т мы получаем знаменитое египетское Дуат, место глубочайшей тьмы после смерти, где душа может либо трансформироваться в высшую метаморфозу, взойдя (дуа) звездой в высший мир, чтобы никогда больше не возвращаться; или вновь обратиться в божественную слезу сострадательной печали из-за собственной неудачи и вновь упасть на землю, чтобы начать восхождение заново, как это изложено в древнеегипетских эзотерических книгах.

«Восьмерка», как куб или третья степень числа 2 (степени которого играли столь фундаментальную роль в египетской арифметике), называлась Kh-m-n или буквально «порождающая или созидающая непрестанно», т. е. Непреходящее (m-n) Три (Kh-m). Математически 2³ = 8, где 8 имеет 3 в качестве логарифма к основанию 2. Следовательно, изначальные боги-творцы образовали группу из восьми. Эта группа + лидер = 9, полный набор единиц и важное число в Древнем Египте, означающее завершенную группу богов. «Девять» называлось psiṭ (коптское ΨIT, иногда ΨIC) и записывалось глифом со значением «сияние». Девять, таким образом, также означало сиять, освещать или заряжать энергией: буквально давать семена световой жизненной субстанции, которые впоследствии могли прорасти. С надлежащим определителем оно может относиться к позвоночнику, а также может обозначать священный крестец Осириса, джед, считающийся регенеративным вместилищем его бессмертия. Таким образом, девяткой обозначали полную гамму бессмертной, божественной силы, а также полную компанию, круг или корпус сил, породивших регенеративные семена. Интересно, что архаичное греческое είνα, означающее «девять», происходит от древней формы корня, означающего «заключенный» или «полностью содержащийся». Этот же корень связан с немецким ei («яйцо») и английским eye (т. е. «глазное яблоко»), как семенными коробочками (глаз рассматривается как яблоко или яйцо), способными порождать жизнь и свет, священный глаз Старшего Гора также является «яйцом», из которого возникает Бессмертный Младший Гор.

Мы пришли к базису десятеричного счисления, что подтверждает, что «девяткой» выражался полный набор единичных цифр. Все последующие числа записываются как комбинации этого алфавита из первичных чисел. Слово «десять», mēt (коптское MHT), также могло быть записано как глиф эякулирующего фаллоса, обозначающий оплодотворение и зачатие, а слово mēt означало созидателя или творца. Написанное с детерминативом «отрицание» или «разрушение», оно означало смерть или прекращение жизни. Во множественном числе, mētu, это слово означает «семя», «потомство», т. е. тех, кто был создан. Таким образом, 10 обозначало наш чувственно воспринимаемый мир зарождения и разложения, область Третьего, ставшего Десятым, Разума в сохранившейся в Йемене традиции.

Как ноль на рис. 5-1, царство непроявленного божества, в Древнем Египте он был nen-un или n'un, буквально не- (префикс nen или n') -существующий (wn, коптское OYN или OYON, греческое AIΩN, сохранившееся как «aeon» или «eon» в английском языке). Обратите внимание на философский каламбур, явление, которому египетское духовенство придавало большое значение. Глиф

означал изначальную, первобытную, самоподдерживаемую, живую субстанцию​. Таким образом, он также может означать N`WN или N+WN, великое море Непроявленного (N) Бытия (WN), последнее символизируется также как

в 235 строке Текстов пирамид (Пепи). Обратите внимание на пятеричный символ зари жизни, возникающий из волн первичной субстанции. Длинные уши глифа кролика использовались как символическая ассимиляционная замена «лепестков» более богато украшенного глифа. То, что пятеричный глиф относился к жизни в Вечном Ничто (= еще не проявленном бытии), очевиден в том факте, что три таких глифа подряд были формой множественного числа, означающей «вечно существующие». Поэтому, когда число появляется как сердцевина самобытной традиции, столь уникально сохранившейся в Йемене, естественно, что сама география заставляет думать в категориях изначально египетского контекста. Аль-Кирмани, которого йеменские Да'и часто цитируют как авторитетный источник, учил о десяти разумах, но без намёков на изначальное падение одного из них на низший уровень и последующие космогонические и космологические последствия этого для нас и нашей нынешней Вселенной.
Более того, у аль-Кирмани к этому не было исмаилитского отношения. Таким образом, когда йеменские Да’и цитируют его, они делают это, чтобы попытаться установить, с помощью единственной доступной ссылки, исмаилитскую ортодоксальность их на самом деле совершенно отличающейся доктрины.
Частое цитирование Кирмани показывает не «влияние» (ибо он даже не понимал их учения), а скорее оправдание и попытку включить в исмаилизм мощную традицию, которая пришла к ним, и в которой они были глубоко уверены.
Что же касается того, как учение дошло до них, нам, для полного понимания, еще предстоит дождаться изучения неотредактированных рукописей, хранящихся в Йемене (их центр находился в Са`ане) и в общине Бора в Бомбее. Тем не менее, уже сейчас мы можем начать закрывать этот таинственный и в значительной степени непонятный временной разрыв, сославшись на возможную линию передачи из Египта через такие персоны, как одаренный, вдохновенный и загадочный Dhu’l-Nun (Зу-н-Нун Абу Фаид Савбан ибн Ибрахим аль-Мисри) (+ 860) "египтянина" (аль-Мисри), который задолго до Томаса Юнга и Шампольона серьезно изучал и пытался читать египетские иероглифы, а последние местные жрецы, которые обладали этим знанием вымерли около седьмого века н. э. и он появился каких-то 200 лет спустя.

Его отец был нубийцем, поэтому его родовые корни располагались близко к Йемену. Он много лет жил в египетском Ахмиме и умер в Александрии. Он исповедовал продвинутое исламское мистическое учение о Любви как о величайшей космической силе и необходимости бдительно удерживать её на первом месте в просветленном сознании. Соответственно, он учил, что грех в продвинутых душах принимает не обычные мирские формы, а более тонкую форму невнимательности (гхафла) или неспособности поддерживать эту бдительность. Он унаследовал египетскую алхимическую, теургическую и гностическую традицию, а вместе с ней и концепцию почти божественной человеческой сущности, которую он назвал кутб заманихи («ось собственного времени»), концепцию, которая прошла через шиитские исмаилитские каналы к Ибн аль-Араби и стала в шиизме (включая исмаилизм) ключевым обозначением Имама.

Египтян, подобных замечательному Зу-н-Нуну, было в достатке для того, чтобы провести золотую нить древнеегипетского гнозиса к более позднему исламскому гностицизму, откуда каким-то, еще не полностью очерченным путем, она достигла тайибитов в Йемене и, к счастью, сохранилась.

Последним великим проявлением древнеегипетской религии был культ Скрытого Бога, Амона-Ра (копт. PH), чей символический облик, хотя и с постепенной утратой своего значения, сохранился и в последующем гностицизме христианского Египта, особенно в позднем четырёхкрылом образе Амона.
Мир в целом очень мало знал о египетском богословии до недавнего времени, когда Клодом Траунекером был раскопан храм Опет в Карнаке (в 1970 году), и затем изучен блестящим дешифровщиком и интерпретатором Жан-Клодом Гойоном, который уже отличился своими Textes Mythologiques. Паркер открыто признает, что Гойон сделал «перевод всех текстов… ... [и перерисовал все иероглифы и пластины с параллельными текстами ... и именно он взялся сформулировать интерпретацию цели здания, интерпретацию, под которой и Леклан, и я счастливы подписаться ». Этот почти нетронутый Храм Опет в Карнаке, с помощью параллельных росписей, позволил Гойону разгадать мистерию самой сокровенной и самой подземной комнаты Храма Ра, построенного фараоном Тахаркой, преемником другого фараона, Шабаки, из Эфиопской (XXV-й) династии, ок. 735–655 гг. до н. э., того самого Шабаки, который восстановил замечательный памятник древней мемфисской теологии, ныне так и называемый «Камень Шабаки», находящийся в Британском музее.

Разгадка символов храма Опет поразительно актуальна для нашего исследования и доказывает глубоко нуминозный характер числа десять, первичное свидетельство о котором в древнеегипетской традиции мы уже нашли в самой этимологии числовых наименований от 1 до 10.

Как говорит Гойон, подводя итог своей работы (стр. 79): «Можно считать достоверным, что этим числом [т.е. числом божественных душ Амона] было десять, столько же, сколько тайных имен было высеченно по обеим сторонам двери» (склепа Тахарки). Подобный склеп в храме Опет сделал возможным восстановление фигур в склепа инициационного храма Тахарки, что вместе с более старыми текстами из храма Хибиса в оазисе Харга, в свою очередь, еще больше подтверждало доктрину, выраженную в фигурах склепа Опет. Гойон (стр. 80) отмечает древность этих представлений: «Эфиопский «Ренессанс» был, по существу, возвратом к формам и урокам прошлого. Кушитские цари стремились восстановить обряды и манифестации длинной линии своих предшественников». Кроме того, известно, что богословие Амона было синкретическим, стремящимся включить в себя все более старые и важные учения. Следовательно, учение о десяти высших и сущностных существах, объединенными атрибутами которых являются атрибуты Всевышнего Божества, должно рассматриваться как традиция, задолго предшествовавшая фиванской теологии, что вновь подтверждается предварительным анализом древнеегипетских числовых наименований, ибо такие наименования есть древнейшие артефакты любой культуры.

Гойон снова многозначительно отмечает (стр. 82): «Из Нового Царства на [т.е. ок. 1300 г. до н.э.] мы имеем упоминания о путешествии Амона каждые десять дней из Луксора в Мединет-Абу и таинственный склеп Камутеф. ... Некоторые обряды проходили в Джеме, где по традиции находится склеп Камутеф.» И снова (стр. 51): «Изображения... как бы символически и схематически воспроизводят некоторые обряды [смерти и возрождения], имевшие место во время посещения Амоном священного кургана Джеме . ... Изображение мистерии превращения Амона в солнечного сокола, вновь восстающего из лотоса как хранителя мирового порядка (Маат)».

Это происходило также и в Джеме, где лежали Камутеф и другие божественные предки, призываемые в этих церемониях, сосредоточенных на божественном перерождении после достижения резонансного союза с Десятью Великими Силами. Более того, этот обряд совершался раз в десять дней, как утверждают сами иероглифические тексты, так как они также символически отождествляют погребальный курган Ком Джеме с «царством мертвых», местом тех, кто еще не обрёл, не ре-актуализовал собственной потенциальной божественности.

В самом последнем подземном склепе в храме Тахарка было 24 колонны, первоначально покрытых текстами, которые теперь можно восстановить только по копиям на стенах храма Хибиса, которые также содержат некоторые чрезвычайно важные древние космологические доктрины, которые не имеют непосредственного отношения к настоящему исследованию. Этот склеп связан с Десятью Божественными Душами Самого Сокрытого (Амон Ра). Первая из них отождествляется с Та-Нун; вторая с Осирисом; третья с Шу, а также с Нун. Для идентификации Божественных Душ или Творческих Сущностей с четвертой по десятую текст, к сожалению, слишком разрушен, чтобы можно было разобрать отдельные надписи, а храм Опет, каким бы полезным он ни был, не дает таких полных текстов, как храм Тахарка. Однако пятая, похоже, связана с Сехмет, а девятая — с Собеком. Но главное намерение этой церемонии можно расшифровать по всем этим остаткам, и мы не можем сделать ничего лучше, чем процитировать мастерское обобщение Гойона (стр. 83):

Такова реконструкция доктрины, завершенная Гойоном примерно в 1977 году и опубликованная в 1979 году, доктрины, корни которой уходят в глубокую древность, что также демонстрирует древнеегипетская система счисления с основанием десять, особенно в особом соотношении трех и десяти, соотношении, освещаемом смутными остатками традиции, сохранившейся с изумительными подробностями в захолустье средневекового Йемена. Такая настойчивость не должна удивлять, если мы знаем, что определенные обряды и доктрины Древнего Египта существовали непрерывно, по крайней мере, от V династии до Птолемеев — на протяжении более двух тысячелетий.

В завершении следует сказать о повторении церемонии соединения с Десятью Божественными Душами каждые десять дней, ибо это был как раз период между гелиакическим восходом каждой правящей звезды декана (отсюда и название).
В Карлсбергском папирусе № 1 говорится (III, 2 и VI, 2+8), что «одна звезда умирает, а другая оживает каждые 10 дней». Время «работы» каждой звезды находится в хорошо видимой области ночного неба, 120°, 60° в каждую сторону от зенита. Надир или самая нижняя, невидимая часть звездного круга считалась протяженностью в 70° (или семь по десять дней, заканчивающихся гелиакическим восходом), отождествляемой с невидимым или посмертным миром, называемым Дуат, где также происходил регенеративный процесс подготовки к новому рождению, или рассвету. Его также называли Домом Геба, Курганом Джеме и другими подобными названиями, в зависимости от различия аспектов, затрагиваемых в ритуалах.

"Работа" заканчивалась на заходе 30°, когда звезда «входила в пасть Нут» на западном горизонте. Затем от захода до входа в Дуат еще 60°, таким образом, всего 90 дней от «прекращения действия» на Западе и входа в Дуат. Затем, после 70-дневного очищения и само-метаморфирования, звезда 50 дней готовится к восходу и затем остается на восходе еще 30 дней до работы. Таким образом, мы получаем священный регенеративный подготовительный период 90 + 70 + 80 = 240 дней, которые, добавленные к 120 дням проявления или «работы», завершают 360-градусный круг ритуального года, пять особых дней (361-365) рассматриваются вне и отдельно от самого цикла и больше похожи на дополнительную часть аксиально направленной дуги, которую необходимо добавить для выполнения полного поворота на 360 ° по винтовой траектории. Число 240 также известно как священное число бога мудрости (Тота) в текстах, начертанных на стенах Храма Гора в Эдфу, древнем месте, восстановленном во времена Птолемеев.

Подтверждая свою надёжность в качестве репортера, Диодор Сицилийский использует почти те же слова, что и уже приведенный Карлсбергский папирус № 1, очевидно, опираясь на аналогичный исходный текст. Он пишет в своей второй книге, "а сейчас мы живем во времена Юлия Цезаря, когда правители планетарных сфер назначены «толкователями божественного разума и цели»" и что в качестве главных "смотрящих" имеется около тридцати звездных богов, каждый из которых является βουλαίους θεους или божеством-советником, и «раз в десять дней посланник, или ангельская звезда (καθαπερ άγγελος) восходит вверх снизу, а другая заходит и спускается».
Зная этот пассаж Диодора и поразительное подтверждение им древнеегипетской традиции, я был счастлив прочитать на страницах 355–356 второго тома книги Джозефа Нидхема «Наука и цивилизация в Китае»: «были предсказания, основанные на деканах звёзд, т. е. так сказать, паранателлонах (звезда или созвездие, которое поднимается (над горизонтом) одновременно с другим), восходы и заходы которых можно было использовать для определения точного времени, если известна дата, или точной даты, если известно время. Они были изучены египтянами еще в - 2000 году. Греки называли их leitourgoi («дежурные звезды») или theoi boulaioi («боги-советники») и считали, что каждые десять дней кто-то из них посылался в качестве вестника от тех, кто наверху, к тем, кто внизу, и наоборот».

Его цитата — в чистом виде египетское учение — казалось, указывает на возможный источник, отличный от источника Диодора, но, к сожалению, ни один из них не был указан, поэтому я написал сэру Джозефу и попросил его указать его источник. 13 марта 1983 года я узнал, что он его не помнит, он писал: «Довольно беглый поиск... не выявил происхождения греческих терминов, которые вы упомянули. Я очень сожалею, что не указал их источник в сноске на странице, которую вы упомянули. Однако у меня нет никаких оснований думать, что они ошибочны». Они определенно не ошибочны и еще раз подтверждают, насколько прочными и долговечными были старые египетские традиции. Становится все менее и менее удивительным, что их вновь находят в средневековом Йемене.

Давайте не будем забывать, что одним из слабых мест науки двадцатого века была ее неспособность принять во внимание степень обмена информацией в древности, или понять, что люди были столь же разумны 30 000 лет назад, как и сегодня, и в целом были честными в своих утверждениях — уж точно не менее честными, чем в двадцатом столетии. Сейчас начинает осознаваться, благодаря работам таких ученых, как Эмиль Бенвенист, В. Буссе и их интеллектуальные наследники, что существовало глубокое египетско-халдейское влияние на греческую, римскую, византийскую, исламскую и европейскую цивилизацию, и что Академия Платона находилась под влиянием идей, просочившихся из древнего Ирана. Сами Платон и Пифагор не скрывали, что находились под египетским влиянием, подобно тому, как некоторые более поздние и более поверхностные направления мысли хотели бы не принимать во внимание эти фрагменты, а также отрицать сами те факты, которые идут вразрез с современным интеллектуальным шовинизмом. Академия Платона была не более условно греческой в ​​своем богословии, чем флорентийская христианская академия Козимо Медичи.

Также часто можно услышать, что только у пост-христианских гностиков возникла идея о связи планет с сущностями зла. Но эта древняя идея должна стать тем моментом, когда происхождение нынешнего космоса будет рассматриваться как реакция на изначальное непреднамеренное высвобождение возможностей зла. Например, в своей «Метафизике» Аристотель (xi:6,12) ясно говорит, что только в сферах, лежащих за пределами планет, можно найти полную гармонию и блаженство.

Система сфер у Аристотеля вполне могла дойти до него и через халдейско-магический синтез, который происходил с тех пор, как Персия завоевала Вавилон при Кире. В любом случае несомненно, что учение о священном числе небесных сфер и их владений не возникло впервые ни у Аристотеля, ни, если на то пошло, в греческой цивилизации; первым греком, посетившим Халдею, был ближайший современник Пифагора Антименид (братом которого был поэт Алкей), который проживал там некоторое время ок. 590 г. до н. э., как сообщает нам Страбон в своей тринадцатой книге, что подтверждается также фрагментами из Алкея. И позже, конечно, был Геродот, который отправился туда под эгидой Кира. Аристотель в своих путешествиях в качестве наставника Александра Македонского мог и сам увидеть Вавилонию и Персию и, конечно, знать кое-что об их основных идеях, почти то же самое относится и к Платону, и особенно к более поздней Академии.

То, что йеменская традиция признавала, что у нее были предшественники, подтверждается писаниями тайибитских духовных и доктринальных лидеров. Так, восьмой суверенный распространитель веры Хусейн ибн Алли ибн Мухаммед ибн аль-Валид в третьем разделе предисловия к своему «Трактату о первом и последнем», написанном в Йемене, в тринадцатом веке, уточняет, что его трактат содержит ядро ​​«учения, которое приходит к нам через наших Пречистых Наставников весьма глубокого учения (Tаухид)», не называя далее эту линию доктринальной передачи; также и самые ранние тайибитские сочинения, содержащие интересующую нас традицию, ясно показывают, что они передают нечто примордиальное, а вовсе не изобретают новшества.

Напомним, что Йемен был протекторатом фараонов со времен самых ранних династий Мемфиса и их жрецов и, следовательно, естественным хранилищем древних богословских традиций. Этот протекторат соединял путь с Сирией, Ираком и Ираном — бывшими Ассирийским, Халдейским и Персидским царствами, — поскольку он включал в себя древний 70-дневный караванный путь, который шел от места, позже названного Аденом, до нынешнего залива Акаба. Мощное продолжение важной фармакологической традиции древнего Египта в Йемене даже в средние века является еще одним свидетельством прочного культурного моста. А совсем недавно, в 1983 году, группа саудовских археологов нашла среди руин древнего арабского храма камень с изображением религиозно-космологических символов более древних чем символы Египта и Халдеи.

И, как мы уже видели, древняя египетско-йеменская традиция напрямую повлияла на тайибтов Йемена. Но она также повлияла и на восточных исмаилитов, поскольку в течение первого века хиджры наблюдался большой приток йеменцев в Сирию, особенно после того, как столица халифата была перенесена из Хиджаза в Дамаск в 661 г. н.э., или в 41-м году после Хиджры. Теперь мы в состоянии лучше понять, как древняя и самобытная доктрина божественных правителей космоса (девять из коих вне Бога нашей вселенной) возникла среди восточных исма'лли. Она произросла из тех же древних египетских корней, которые питали Йемен, вновь проявившись в священной пифагорейской декаде, десяти высших категориях Аристотеля и более поздних каббалистических десяти сефиротах — тот же вид культурного осмотического процесса, посредством которого древнеегипетские и иранские доктрины достигли Платоновской Академии, которая, как мы теперь знаем, отнюдь не была исконно аттической.

В связи с этим мы хотели бы упомянуть здесь в качестве предмета, обнаруженного при написании этой книги и одной из наиболее откровенных попыток трактовать тему зла, книгу профессора истории идей, доктора Дж. Б. Рассела из Калифорнийского университет в Санта-Барбаре, хотя его источники и не включают существенного вклада Якоба Беме (1575–1624) и его великих толкователей Джона Пордейджа и Дионисия Фреера (1649–1728), не говоря уже о чрезвычайно важных и примечательных, хотя и малоизвестных древних традициях, сохраненных тайибитами средневекового Йемена. Рассел же, несмотря на то, что так и не разрешил основного вопроса, справедливо напоминает науке ХХ века, которая потеряла свои исторические смысл и направленность, что «история есть священный призыв». Который есть не что иное, как призыв искать как можно больше правды, чтобы мы могли извлечь максимальную пользу из прошлого, которое всегда оказывается гораздо богаче, чем может вообразить любой высокомерный шовинизм злободневной современности.

Теперь ясно, что древняя традиция, которую мы детализировали и восстановили на этих страницах, вносит решающий вклад в теодицею; а именно, - божественное добро не создавало зла. Ошибка в суждении, намного превышающем человеческий уровень, непреднамеренно высвободила его из океана непроявленных возможностей. Затем, согласно закону любви, допускающему свободный выбор, божество не могло воспрепятствовать такому же свободному выбору других сущностей - следовать высвобожденному Образу Зла в качестве модели, ибо любовь, несмотря на все действия таких сущностей, должна, согласно собственному закону целостности, оставаться сама собой и, лишь оставаясь тем, что она есть, фактически противодействовать, результатам такого выбора.

Причем, такое противопоставление происходит не по намерению, а потому, что злодеяния по самой своей природе прерывают (вспомните древнеегипетский корень слова, обозначающего Зло, означающий «разрезать или отсекать») поток выражающей любовь энергии, и затем паразитически используют эту энергию для действий без любви. Но такое использование, благодаря неизбежной обратной связи, постепенно перекрывает поток той энергии, которая изначально была порождена действиями любви и ради них. Благодаря чему зло (уже предшествующее добру, как "нет" предшествует "да", поскольку отрицание требует предварительного утверждения), медленно увядает. Но процесс этот долог (в геологическом смысле!) и характер времени в ходе этого процесса меняется, включая страдание, ожидание, сбои, старение, разочарование и смерть — все последствия изначальной узурпации энергии любви освобожденным Образом Зла. Люцифер был просто самым высшим среди квази-божественных сущностей в когорте Десятой Божественной Сущности, которые решили следовать велениям Образа Зла и продолжали питать его своей волей, которая, как следствие, становилась все менее и менее свободной и все более и более порабощалась Отвращением. Так процессом нашей вселенной стал затяжной циклический процесс частичной перегонки, медленно и по крупицам восстанавливающей, сущность за сущностью, те существа, которые сначала выбрали Образ Зла в качестве руководства для своих действий, а затем повторно выбрали Любовь.

Между тем акты ужаса продолжились в экологии, которая теперь превратилась из изначально симбиотической в ​​подавляюще хищную. Ибо для того, чтобы вмешаться и остановить хотя бы одно из несправедливых действий, необходимо, по самому закону справедливости, остановить их все. Но это быстро привело бы наш мир к внезапному концу, и многие существа потеряли бы шанс всё переосмыслить и начать заново.

Ради них эта космическая система школы-тюрьмы и продолжается до тех пор, пока страдания праведных не перестанут приносить пользу как неправедным, так и им самим. В этот момент занавес должен быть опущен по закону целостности любви. У нас нет доступа ко всем данным, необходимым для такого решения. Некоторые из них находятся за пределами нашей стадии эволюции, и эта логическая уверенность должна быть стать пищей.

В своих эдинбургских лекциях, которые легли в основу его знаменитой книги «Разнообразие религиозного опыта», Уильям Джеймс блестяще резюмирует, что все великие религии обращаются к беспокойству и предлагают решение:
«Беспокойство, сведенное к его простейшим определениям, — это естественное для нас ощущение, что с нами что-то не так. Решение заключается в том, что мы спасаемся от неправильности устанавливая правильную связь с высшими силами…»
Здесь смысловой корень - “re-tie” «повторная связь», религия как re-ligare. Джеймс продолжает:
«Индивид, который страдает от своей неправильности и критикует её, таким образом сознательно преодолевает её, обретая возможность соприкосновения в самом себе с чем-то более возвышенным... даже если это лишь его беспомощный зародыш».
Решение, таким образом, заключается в том, что человек отождествляет свое реальное бытие с этой высшей зародышевой частью самого себя, становясь, словами Джеймса, «осознающим, что эта высшая часть едина и неразрывна с большей частью того же качества, которое действует во вселенной.». Делание этого выбора, эта переидентификация позволяет нам выжить как личностям и вернуть своё неотъемлемое наследие.

Добавим подтверждающий парафраз прозрения Джеймса из 1982 года. В сценарии игры “TRON", этой выдающейся версии изначальной борьбы и победы, есть мудрая фраза. Дюмон, Хранитель Врат между двумя мирами, говорит: "Все видимое должно вырасти за пределы самого себя и распространиться в царство невидимого. Ты можешь войти, мой друг."

Между тем, все это имеет некоторые очень практические следствия для теории систем, поскольку, если эти основные этико-онтологические приоритеты игнорируются или грубо отвергаются в какой-либо из хроносистем, система потерпит неудачу в результате возможного, и несомненного распада из-за неудовлетворенности или фактических психосоматических и психологических проблем. Болезни, вызванные окружающей средой, которые, таким образом, станут эндемическими среди людей, необходимы для функционирования и поддержания системы.

Таким образом, все тирании несамостоятельны, потому что тирания, как и все другие проявления зла, по существу паразитична. И если мы исключаем любовь из наших предпосылок, наши потребности в конечном счете должны стать не только неразумными и нелогичными, но также и иррациональными — в конечном счете клиническими. Таким образом, человеческая раса оказывается уникальной в том, что она является первым биологическим видом, способным — если он будет продолжать идти по определенным психологическим траекториям столкновения — сойти с ума. К счастью, диагноз также указывает и на лекарство.

Чтобы завершить эту главу, едва ли можно подобрать более подходящие слова, чем слова из «Сна заключенных» Кристофера Фрая:

Заледеневшее страдание веков Ломается, трещит, шевелится; Гром - это грохот льдин, Капель, весны всплеск, оттепель. Настало время, слава Богу, то Когда всё наше зло в лицо нам дышит, О, не покидай нас, до тех пока Мы не свершим прыжка души Длиннейшего из всех, свершённых человеком.

После того, как эта рукопись была отдана издателю, один проницательный друг (Фрэнсис Хаксли) любезно подарил мне экземпляр книги «Голос его хозяина» Станислава Лема, произведений которого я не читал. В своём замечательном предисловии Лем поднимает ту же проблему, которая более подробно рассматривается в этой главе. Однако ему не удается осознать (потому что он пренебрегает любовью как первичным онтологическим фактором), что существует теология подверженного ошибкам Бога, разрешающая дилеммы высокомерной непогрешимости, созданные человеческим высокомерием в его фундаментальной ненадежности, и что её магистральный прототип сохранился в Древнем Египте и средневековом Йемене.

По сравнению с этим прототипом, обнаруженным в ходе этой главы, различные разновидности апологетики, которыми нас кормили авторы от древних до современных времен (имя им легион), отходят на второй план в силу своей относительной поверхностности. Подобная поверхностность, ради самооправдания, создаёт тысячу и одну версию пораженчества перед проблемой зла, замаскированных под цинизм или ту легковерность, что зовётся скептицизмом. Ответ, как мы видели, на все отговорки и псевдорешения проблемы давно существовал и хранился, пусть и в неизвестных местах, и восходит к незапамятным традициям, на которые опирались жрецы Амона, — традициям, похороненным в самых корнях языка Древнего Египта. Этот ответ, как оказалось, не очень прост. Да он и не мог быть таким, потому что он раскрывает тонкую и глубокую иллюзию, которая на один трагический момент ослепила даже Бога.

Автор: Чарльз Мьюзес

(Книга "Судьба и Контроль в человеческих системах" доступна к прочтению в Тайной Читальне (см. ниже))

Перевод: Инвазия , 18.05.2022

Подписка на Тайную Читальню Инвазии — лучший способ с удовольствием для себя поддержать нас в тёмные времена. Телеграмм-бот для подписки:

Выразить респект символическим донатом.

каталог Тайной Читальни