Агхори, Авадхуты, Суфии
March 3, 2021

ПУТЬ АВАДХУТЫ (Бхагавата-Пурана, песнь 11, главы 7-9)

Ришабха покинул столицу великой державы и отправился в странствие. В сознании Его истерлась грань между добром и злом. Он сделался слепым и глухим к нуждам людей, к их радостям и печалям. Нагой, с равнодушным взглядом, Он бродил по свету, никем не узнаваем. Обыватели видели в нем одержимого духами. Не узнавая бывшего своего владыку, народ называл Ришабху обидными именами, и Он ни словом не отвечал оскорбителям. Он брел через города и деревни, поля, долины, горы и леса. На пути Ему встречались рудники, пастбища, хижины пастухов, постоялые дворы, обители отшельников. И где бы Он ни появлялся, Его сразу окружали самые низкие люди всех мастей, подобно рою мух, что вьется вокруг выходящего из леса слона. Они смеялись над Ним, били Его, мочились на Него и плевали. Кто-то швырял в Него камни, испражнения, осыпал пылью, а кто-то испускал перед Ним газы. Его унижали словами и действиями, но Он не обращал на обидчиков внимания. Так Ришабха явил Собою пример отрешенности.Некогда вьющиеся черные волосы, теперь спутанные и неухоженные, ниспадали с головы Ришабхи густыми космами. Tело Его покрылось толстым слоем пыли и грязи. Однако прозорливый наблюдатель легко видел во внешности одержимого скитальца божественные черты… И дабы не стяжать внимание мирян, не вызывать в них ни похоти, ни презрения, Ришабха решил вовсе избегать человеческого общества. Он удалился в лесную чащобу, нелюдимое урочище змей. Он больше не передвигался на ногах, а ползал, уподобившись своим новым соплеменникам. Большую часть времени Он лежал удавом на одном месте и питался лишь тем, до чего мог дотянуться ртом. Лежа Он ел, пил, отправлял естественные нужды, а потом катался в собственных испражнениях. Затем Он стал подражать повадкам зверей и птиц — то брел, как олень, сквозь лесную чащу, то лежал, как корова, то сидел неподвижно сонною вороной. Он ел, пил и отправлял естественные нужды наподобие животных, с которых брал пример. И люди, полагая Его животным, действительно перестали обращать на Ришабху внимание.Обладатель всех богатств и совершенств, Он погрузился в блаженство, кое с каждым мгновением возрастало тысячекратно. Он то плакал, то смеялся, катаясь по земле, порою цепенел, порою дрожал в непроизвольном исступлении. У Него сами собою явились сверхъестественные способности, которых затворники-йоги добиваются путем многолетнего воздержания: Он мог путешествовать мыслью, появляться и исчезать в любом месте, входить в тела других существ, видеть через огромные расстояния. Но и к этим надмирным силам Ришабха оставался равнодушен. Бесконечный явил Себя в облике земного царя и по прошествии земного пути вновь погрузился в бесконечное блаженство.(ШБП 5,5, 29-35)

Однажды царь Яду повстречал нищего странника, шедшего по дороге с бесстрашным взглядом. Незнакомец был юн и производил впечатление образованного человека. Будучи сам знатоком закона, государь обратился к юноше с вопросом:

— О достойнейший, в глазах твоих читается ученость, но, судя по внешности, ты не занимаешь себя даже умственным трудом. Как удалось тебе вернуться к детской непосредственности? Обыкновенно смертные заняты тем, что приумножают свои богатства и знания, стяжают набожность и чувственный опыт, — и все ради того, чтобы пожить дольше, прославиться среди себе подобных и насладиться властью. У тебя, как погляжу, уже есть все, что нужно смертному для счастья, — сила, молодость, ум и знания, но вместо того, чтобы пользоваться этими дарами судьбы, ты бредешь по миру неприкаянный и никому не нужный. Люди сгорают в пожаре страстей — похоти и алчности, ты же спокоен, как слон, укрывшийся от огненной стихии в благодатных водах Ганги. Ты сторонишься плотских удовольствий, чуждаешься родных, не заводишь друзей, грядешь по дороге без попутчиков. Скажи, божий человек, кто научил тебя спокойствию и бесстрастию и в чем находишь ты радость жизни?

Окончив речь, царь смиренно склонился к ногам юного странника.

Брахман отвечал:

— О государь, я стяжал знание от своих учителей, коих у меня две дюжины. После того, как их милостью я обрел свободу, я странствую по земле, никем не обижен и ничем не стеснен.

Учители мои — это Земля, воздух, небо, вода, огонь, Луна, Солнце, голубь, удав, Океан, мотылек, пчела, слон, сборщик меда, олень, рыба, блудница, коршун, ребёнок, дева на выданье, оружейник, змея, паук и оса. Наблюдая за ними, я постиг мир и себя.

У Земли я научился постоянству. Что бы со мною ни творили иные создания Божьи, я должен оставаться неколебим, как Земля, ибо живые твари воздействуют на нас, подчиняясь высшим силам. Жить во благо иных существ — вот чему я научился у горы — дочери Земли. У дерева я научился терпению и самопожертвованию во имя чужого благополучия.

Мудрому человеку должно довольствоваться движением своего жизненного воздуха, не искать удовлетворения для чувств. О плоти своей следует заботиться лишь в той мере, чтобы плоть не отвлекала от самопознания. Ищущий убежище в духе — йогин — должен быть равнодушен к хорошим и дурным качествам вещей, как воздух, который не меняет своих свойств, прикасаясь к предметам. Подобно воздуху, что переносит запахи, но не смешивается с ними, познавшая себя душа соприкасается со свойствами своего тела и окружающих предметов, но не перенимает оные. Просветленный мудрец мыслит себя частицей сознания, облеченной в глазах окружающих в вещественную плоть. Сквозь движимые и неподвижные образы он видит единое сознание, присущее всему.

Сознание подобно небу, что пребывает всюду и вмещает в себя все, но не смешивается ни с чем и неделимо. Как неба не касаются облака, так сознания не касается вещество, состоящее из огня, воды и земли. Как ветер не может поколебать небо, так перемены состояний природы не могут поколебать чистое сознание.

Подобно воде, мудрец чист и мягок, и речь его благозвучна, как журчание воды. От соприкосновения со славящим Господа мудрецом душа делается чиста, как тело от омовения водою.

Подлинно обретает соитие — йогу — со Всевышним тот, кто сияет огнем воздержания, кто непоколебим, кто ест ровно столько, сколько нужно для поддержания тела, и кто не оскверняется ни от какой пищи. Святой мудрец будто огонь — то скрыт от взоров мира, то проявляет себя вовне. Ради блага смертных он открывается в образе учителя и, подобно огню, сжигает дотла грехи почитателей, совершающих ему подношения. Подобно тому, как огонь разным цветом и величиной являет себя в разных породах дерева, Высший Дух являет Себя по-разному в высших и низших видах жизни, сотворенных Его силою.

Тело непрерывно изменяет свой вид, от рождения до смертного сгорания, но перемены эти не касаются искры сознания, что пребудет внутри, как не касаются Луны изменения ее образов в воде. Живое существо не замечает перемен в его теле, происходящих под влиянием быстрого, как ветер, времени, как не видит языков пламени человек внутри пожара.

Душа, обретшая соитие с высшим «Я», принимает чувствами внешние предметы и в должный срок оставляет их без сожаления, подобно тому как Солнце забирает лучами воду из земли, а потом дождем отдает обратно. Отражаясь в предметах, Солнце не разделяется и не соединяется со своими отражениями. Лишь глупец полагает, что Солнце обращается во множество. Так и сознание, проявляясь во множестве тел, остается неделимым и неизменным.

Не следует отдаваться чему-то душой или тревожиться о чем-либо, иначе попадешь в беду, как незадачливый голубок из старинной притчи:

Однажды голубь с голубкой свили себе уютное лесное гнездо, где прожили вместе несколько беззаботных лет. Голубки не чаяли души друг в друге. Вместе хлопотали о своем общем доме, ворковали о любви, любовались друг другом и не расставались ни на мгновение. Обретя друг в друге конечное убежище, они вместе ели и пили, порхали с ветки на ветку, резвились и предавались общим трудам. Чего бы ни пожелала возлюбленная, голубок тотчас исполнял ее волю. Едва услышав ее ласковый голос, он терял власть над собою. Вскоре добрая голубка отложила в гнезде яйца, и супруги стали дожидаться появления потомства. Волею Божьей в должный срок из яиц вылупились птенцы, нежные пушистые малютки. Супруги не чаяли души в своих отпрысках. Дни и ночи напролет они проводили в заботе о малышах, наслаждаясь их нескладным щебетанием. Голубь с голубкой чистили детенышам перышки, ворковали над ними, любовались их робкими попытками взлететь. Очарованные великим обманом, любящие создания не ведали горя и печали. Однажды утром, когда родители по обыкновению улетели за пропитанием, малыши выпрыгнули из гнезда и принялись вместе петь и резвиться. На беду мимо проходил лесной охотник. Увидев птенцов, он ловко расставил сеть и пленил их всех. Воротившись домой, родители увидали птенцов, беспомощно мечущихся в охотничьих сетях. Обезумев от отчаяния, голубка бросилась к своим чадам, и сама угодила в сети. Так привязанность лишает нас свободы. Поняв, что ничем не может помочь той, кто была ему дороже собственной жизни, голубь запричитал жалостно:

— О, горе мне, горе! Судьба отняла у меня мое сокровище! Мою голубку! Я лишился радостей любви, лишился богатства и не исполнил свой земной долг — я потерял вмиг все, ради чего живет на свете всякая тварь. Вместе с любимой мы были сама добродетель. Она была преданна мне и послушна и боготворила меня. Теперь ее нет. Боги отобрали ее у меня. Вместе с нашими ангелами она упорхнула в райские кущи. Опустел мой дом! Нет в нем больше моей милой, нет птенцов. Жить без любимых безрадостно и бессмысленно.

Пока голубь скорбел о своей несчастной доле, взирая на предсмертные мучения близких, он тоже попался в сеть. А охотник собрал голубиное семейство в кузовок и, довольный уловом, отправился домой. Так человек, обремененный семьею, вечно снедаем тревогами — как птаха из притчи, он бьется в силках двойственности, неспособный осчастливить ни себя, ни своих близких.

Душе, воплощенной в человеческом облике, открываются врата освобождения. Но если она растрачивает жизнь на семью и земную суету, она как тот скалолаз, что споткнулся возле самой вершины и сорвался в пропасть на свою погибель.

О государь, и в раю, и в аду беды настигают смертного против его воли. Счастье случается с ним тоже само собою. Потому как радости приходят сами по себе, разумный муж не прикладывает усилий для их поисков. Мудрый человек, что лесной удав, не тратит силы на добывание пищи. Обильная и скудная, приятная и безвкусная, еда сама находит мудреца, и он довольствуется всяким пропитанием. Если же пища не удосужилась посетить его, мудрец не ищет ее, но ждет в смиренном посте, полагаясь на волю Божью. И в час изобилия, и в час лишений мудрый человек одинаково спокоен и умиротворен. Он доволен тем, что достается ему без усилий. Даже обладая здоровым телом, остротой чувств и ясной памятью, мудрый не употребляет эти сокровища для обустройства своего благополучия в обреченном на смерть мироздании.

Мудрый в глубине души полон радости, но степенен видом. Его видение безбрежно, как Океан. И как безмерный, бескрайний Океан, он не подвержен буйству стихий. Как Океан, что не выходит из берегов ни в пору полноводья, ни в засуху, мудрый остается спокоен в богатстве и нищете. Кто признал над собою власть Всевышнего, тот не радуется обретению и не печалится о потерях.

Видя женский образ, сотворенный Божьей ворожащей силою, муж, невоздержанный в чувствах, устремляется в адскую бездну, словно мотылек на пламя огня. Глупец, ослепленный образами женщины, золота, пестрых самоцветов или изящного платья, гибнет в огне страсти, как мотылек в пламени костра.

Мудрец ест ровно столько пищи, сколько необходимо для поддержания жизни в теле. Как пчела, что в поисках пропитания перелетает с цветка на цветок, мудрый живет милостыней, шествуя от дома к дому мирян. Как пчела собирает самую сладость цветов, больших и малых, так разумный человек извлекает самую суть святых Преданий. Мудрец не сберегает еду на потом и берет от благодетелей лишь столько еды, сколько поместится в пригоршне. Желудок ему служит единственным хранилищем для пищи. Ему чуждо накопительство пчелы. Живущий на подаяние не копит запасов. Но, пренебрегши этой заповедью, он губит себя нещадно.

Отрешенный странник, живущий на подаяние, должен остерегаться женского тела. Не касаться женщины даже стопою. От прикосновения к женщине, хотя бы к ее изваянию, человек неизбежно падает жертвой колдовских чар, как могучий слон от прикосновения к телу слонихи. Не следует обольщаться женскими образами. Ибо, возжелав предмет наслаждения, ты становишься смертельным врагом всех, кто также вожделеет его. Подобным образом губит себя молодой слон, возжелав подругу старших собратьев.

Человек, не тратящий накопленное, подобен пчеле, что тяжким трудом добывает мед, который потом достается бортнику. Жадный трудится во благо незнакомцев. Как бы надежно пчела ни упрятала мед, всегда найдется тот, кто опустошит ее улей. Если мирянину, как той ненасытной пчеле, все одно суждено расстаться с богатствами, уж лучше пусть он дает их блаженным странникам, Божьей волей грядущим по земной стезе.

Отрешенному подвижнику должно отвратить слух свой от песен, что живописуют земные наслаждения. Иначе он, обольщенный сладкой музыкой, погибнет, как олень от стрелы охотника. Даже суровый отшельник Ришья-шринга, увлекшись музыкой, пляской и пением женщин, потерял власть над собою и свободу.

Всякий, кто жаждет наслаждать свой язык, попадется, как та прожорливая рыба на крючок рыбака. Воздержанием от пищи можно обуздать все чувства, но не язык. При воздержании от пищи потребность в наслаждении языка лишь возрастает. Бессмысленно обуздывать прочие чувства, покуда не подчинил себе язык. Чревоугодник не способен совладать ни с одной страстью. Напротив, обуздав чревоугодие, человек делается хозяином всех своих чувств.

О царственный отпрыск, в былые времена в городе Видехе жила-была блудница по имени Пингала. И я ее считаю одним из своих учителей. Однажды Пингала, как обычно, стояла у порога своего дома, полуоткрыв на обозрение свои округлости. Всех проходящих мимо мужчин она оценивала на щедрость: «О, если бы кто-нибудь пожелал меня, — думала она, — я бы так обласкала его, что он отдал бы мне все свои монеты». В этот день много мужчин прошествовало мимо нее, и ни один не захотел ее любви. Но Пингала не отчаивалась. Всякий раз, завидев прохожего, она с надеждой думала, выставляя свои прелести, что тот очаруется ею и щедро заплатит за ее любовь. Так в тревоге и ожидании простояла она у порога весь день, покуда ночная тьма не опустилась над городом. Она затворилась в доме и с печальными мыслями провела остаток ночи. А когда землю вновь осветили лучи Солнца, ей вдруг стало безразлично все в здешнем мире, и неизъяснимой радостью прониклось все ее существо. Как человек, не ведающий своей подлинной сути, не способен расстаться с чувством обладания, так неощутивший безразличия к суете мира не способен вырваться из рабства бренной плоти. Меч безразличия будто рассек путы несбыточных надежд и суетных желаний, что связывали душу Пингалы. И с уст ее слетела песня о блаженной свободе.

— О как жестоко я обманывала себя! Неспособная обуздать алчный ум, я вверяла себя похотливым мужчинам. Я отвергла любовь своего прекрасного Господина, Кто вечно пребудет со мною в сердце, Кто любит меня и рад моей любви. Предала Его в угоду жалким ничтожествам, что оставляют самообольщенной душе моей лишь разочарование, горе, страх и тревогу. Но что получаю я взамен, торгуя телом? Что остается мне после похотливых скряг? Только скорбь и презрение, что не возместить никакими монетами! Как обманывается душа, полагая найти счастье в доме из бренной плоти! В доме о девяти вратах, что исторгают скверну и зловоние! В доме, держащемся на хребте и костях, обтянутом дряхлеющей кожей, с ногтями и волосами, наполненном сверху донизу мочой и нечистотами! Глупее меня не сыщется никого во всей Видехе! Я отвернулась от самого милостивого Благодетеля, от Того, Кто дарует нам счастье быть самими собою, и отдалась во власть алчным, бездушным мужчинам. Мой безупречный Господин всегда пребудет со мною в глубине сердца. Лишь Ему предназначена моя любовь. За счастье быть подле Него я заплачу преданностью — самой звонкой монетой, что есть у души. И если Он примет мою цену, Он возьмет меня к Себе Своею супругою. Какое наслаждение может дать женщине мужчина, будь он богом с небес, если все в здешнем мире конечно? Подлинное наслаждение не может иметь начала и конца, потому все жены здесь обречены быть печальными. Должно быть, я чем-то угодила Всевышнему, если в ответ на мои старания наслаждаться в здешнем свете Он ниспослал мне отрешенность, что исполнила душу мою покоем и счастьем. Если душевные томления породили во мне отрешенность и мысли о моем Господе, стало быть, Он ниспослал мне все мои беды и страдания, дабы приблизить к Себе. С великой верой я возрадуюсь всем испытаниям, коим подвергнет меня мой Благодетель. Не желая более наслаждать мою плоть, я принимаю прибежище подле стоп моего милосердного Господина. Сердце мое упокоилось наконец. Отныне я во всем уповаю на Всевышнего Владыку. Буду жить лишь тем, что Он ниспошлет мне, что само низойдет ко мне без моих усилий. Радости мои я доверяю Ему, ибо Он Источник всякого счастья. Никто, кроме Всевышнего, не вызволит душу из змеиной пасти времени, в кою угодила она, ослепленная блеском суеты. Никто, кроме Господа, не освободит из круговерти перерождений. Лишь осознав, что мир с самое своего сотворения гибнет в пасти змеи времени, душа способна отречься от услаждения плоти и тем уберечь себя от смерти.

Так, простившись навеки с похотливыми благодетелями, Пингала вознесла молитву благодарности Всевышнему и под утро уснула со спокойной душою. Желание обладать есть причина всех наших бедствий. Лишь расставшись с желаниями, душа обретает покой, свободу и счастье. Отринув в сердце всех, кого она домогалась и кто домогался ее, Пингала обрела душевный покой.

Святой подвижник продолжал:

— От привязанности к милым сердцу вещам происходят все страдания. Кто отринул желание обладать, тот воистину мудр и бесконечно счастлив.

Я видел однажды, как стая голодных коршунов напала на своего одинокого собрата, которому повезло найти добычу. Тщетно он отбивался от назойливых соплеменников. И облегчение он испытал лишь тогда, когда выпустил жертву из когтей.

Меня не тревожат почет и бесчестие. Семья и домашний очаг — бремя для свободной души. Мне никто не нужен для счастья — я забавляюсь внутри себя. Потому я странствую по Земле беззаботным дитятей. В здешнем мире счастливо без тревог живут либо совершенные безумцы, либо Божьи преданные, кои, как и их Повелитель, пребудут вне добра и зла.

Однажды к юной девице, оставленной одной дома родичами, нежданно нагрянули сваты. Дабы накормить гостей, она отправилась на кухню и принялась молотить рис, чтобы приготовить угощение. А чтобы гости не слышали, что дочь благородного семейства занимается черной работой, она сняла с запястий звонкие обручи, оставив лишь по два на руках.

Из этой притчи, о победитель врагов, я извлек важный урок. Где собирается множество, там будут распри. Где сходятся двое, там сплетни и вражда. Потому решил я для себя: дабы уберечься от пустых споров, я буду один, как браслет на запястье девицы.

Удерживая тело в неподвижных положениях и упорядочив дыхание, человек приводит ум свой в состояние сосредоточенности, в коем непременно рождается отрешенность. Когда ум обретает устойчивую сосредоточенность, он постепенно освобождается от желания действовать. Вытесняя из сознания свойства помраченности и возбуждения, душа приумножает в себе просветленность и тем обретает блаженство, лишенное приобретенных свойств, не подверженное влиянию состояний и их последствий. Когда сознание всецело средоточено в себе, исчезает двойственность внешнего и внутреннего бытия. Это состояние подобно увлеченности оружейника, который столь поглощен изготовлением стрелы, что не замечает присутствия государя.

Ищущий единения с Высшим Началом должен всегда быть один и странствовать, не полагая никакое место на Земле своим домом. Ему следует сторониться людей и стараться быть ими неузнанным, ни с кем не вести бесед и не обзаводиться спутниками. Душу, заключенную во плоть, непременно ждет беда, стоит ей обустроить себе пристанище в бренном мире. Потому я следую примеру змеи, что находит себе покой и убежище в чужих домах.

В конце жизни творец Вседержитель вбирает в Себя вселенную, прежде созданную Его природою посредством силы времени. После гибели вселенной Вседержитель пребудет в одиночестве, храня Себя и в Себе все Свои силы. Приведя такие Свои силы, как умиротворенность, в состояние равновесия посредством времени, Всевышний, черпающий блаженство в Себе Самом, властвующий над природою и отдельным сознанием и являющий Собою предмет поклонения свободных и порабощенных душ, пребывает в образе полного блаженства, непрельщенный условными истинами.

О, покоритель врагов! Во время творения Всевышний посредством Его сознающей силы (чит) возбуждает природу (пракрити), сущую в трех состояниях, и затем создает целостную существенность (махат-таттву). Полагается, что она, явленная в трех состояниях, создает вселенское разнообразие. Вселенная пронизана этой существенностью. И благодаря этой существенности раз за разом перерождаются во плоти отдельные сущности сознания (пуман). Подобно тому как паук вынимает из нутра паутинную нить, плетет сеть и потом ее поглощает, так Всевышний создает из Себя вселенную, а затем вбирает ее в Свое бытие.

Если воплощенное живое существо из любви, ненависти или страха сосредотачивает свой разум на определённом образе, оно, несомненно, его и получит. О государь, когда оса хватает и тащит маленькую букашку к себе в дупло, та, охваченная страхом, уже не может думать ни о чем, кроме своего пленителя, и вселяется мысленно в осу, приобретая все свойства и повадки последней. Так и человек приобретает свойства того, на чем сосредоточен его разум.

От всех этих учителей, о государь, я почерпнул великую мудрость. А еще я научился многому, наблюдая за собственным телом. Мое собственное тело для меня учитель, ибо, наблюдая за ним, я делаюсь отрешен и рассудителен. Оно появляется ниоткуда и исчезает в никуда, а между этими событиями приносит мне боль и страдания. Благодаря чувственному опыту я учусь отделять истинное от ложного и этими же чувствами ищу цель своего бытия. Сознавая, что тело мое всего лишь пища для собак и червей, я в одиночестве влачу его по свету, используя как орудие для наблюдения и стяжания знаний. Кто ищет телесных удовольствий, тот расширяет поле своего бытия тем, что обзаводится домом, женой, родней, детьми, золотом, скотом и слугами. Но после мучительной смерти тело вместе с приобретенным имуществом обращается в прах, оставляя душе лишь плоды ее дел, кои она принуждена пожинать в следующем теле. Язык тянет своего обладателя в одну сторону, нос — в другую. Детородный член, кожа, желудок, ухо, нос и глаз — все эти орудия чувств тащат жаждущую ощущений душу в разные концы осязаемой вселенной. Члены тела разрывают сознание, как жены — своего мужа.

Господь Бог ворожащей Своею силою (майя-шакти) сотворил бесчисленные виды тел, дабы разместить в них частицы сознания. Образы растений, птиц, зверей, гадов и рыб — все они были задуманы Всевышним как обители для томящихся страстями душ. Однако, создав их, Господь счел Свое дело неполным и тогда произвел на свет человека, наделив оного разумом, способным воспринимать бытие Бога. И таковое дело было Богу приятно. Обретя после многих рождений ценное, пусть и бренное, человеческое тело, душа должна искать свободу и счастье в надмирном бытии, ибо плоть смертна, но душа вечна. Человеку негодно услаждать свою плоть — это удел животных.

Уяснив уроки моих учителей и утратив любопытство к зримому миру, я созерцаю Высшую Сущность внутри себя и странствую по белому свету без мнения о себе самом. Хотя Надмирное Бытие едино и неповторимо, просветленные мужи живописуют Его множеством способов. Потому невозможно обрести исчерпывающее знание о Бытии от одного учителя.

Окончив речь, святой странник поклонился государю и направился своим путем в никому неведомую сторону.

Перевод: Бхарати Свами / Александр Драгилев

Сайт: http://bhagavata.ru/ (текст и аудиокнига)

Телеграмм-канал: https://t.me/bhagavata