ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЕ ЕВАНГЕЛИЯ. ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Скрыто на всеобщем обозрении

Глаза видят лишь то, что разум постичь готов. АНРИ БЕРГСОН

Глава 7

Битва Древ

Мериньи, Франция - 1291 г.

Почти сорок лет я хотел посетить часовню Пленкуро, расположенную неподалёку от дороги, близ деревни Мериньи в департаменте центральной Франции Эндр. Объектом моих ожиданий была выцветшая фреска, изображающая "первородный грех" Адама и Евы в Эдемском саду.
Впервые я увидел это неоднозначное изображение большого «грибного дерева» в центре Эдема в 1974 году, когда прочитал «Сому» Уоссона, это был цветной набросок фрески. С тех пор я и мечтал увидеть эту фреску собственными глазами.

Когда мы ехали по обсаженной деревьями дороге, ведущей к часовне, меня охватило странное ощущение, и я притормозил. Глядя на идиллический ландшафт, я чувствовал себя так, словно мы попали в одно из тех немногих мест в Европе, где время остановилось со времен средневековья. Было тихо, за исключением мягкого шелеста ветра в деревьях и мелодичного щебетания птиц. Мы ехали неторопливо, почти торжественно.
Когда мы с Джули приехали, тяжелые деревянные двери часовни были заперты. Я стучал и стучал, но никто не открывал. Я едва сдерживал разочарование. Эта фреска была известна в области этномикологии. Визит в Пленкуро должен был стать путеводной звездой наших исследований во Франции.

«Я пытаюсь быть как буддист и принимать всё как есть, но не могу. Ведь мы ехали так далеко, и я так этого ждал», - уныло сказал я.
«Не волнуйся, - сказала Джули, пытаясь меня утешить, - мы не уедем отсюда, пока не увидим эту фреску. Я заметила на обочине вывеску с номером телефона. Давай попробуем.»

Единственное кафе в Мериньи было закрыто, и на улицах не было ни души. Мы поехали обратно в Инграндес, расположенный недалеко от главного маршрута, и нашли табачный магазин, в котором продаются сигареты и всякая всячина. Когда я объяснил на ломаном французском, что мы приехали из Соединенных Штатов, чтобы увидеть Пленкуро, молодой человек, ухаживающий за магазином, позвонил в региональный природный парк Бренн, который управляет часовней. Ответившая женщина сообщила, что гид встретит нас там в 14:00 на следующий день. Мы были в восторге!

Мы решили проехать пять миль на запад, чтобы посетить аббатство Сен-Савен-сюр-Гартемп и переночевать в отеле.
На следующий день мы подъехали к часовне ровно в два часа дня. Ждали, ждали... и не дождались. Мы были удручены. На этот раз было открыто деревенское кафе. Хозяйка, привлекательная француженка средних лет, сидела за столиком на открытом воздухе и болтала с другом. Оба не говорили по-английски. Джули очень педантична, когда дело касается французского; ей нравится строить слова и предложения медленно, чтобы не делать ошибок. Я знаю французский хуже, чем Джули, и из-за своего нетерпения, как правило, выдаю сразу поток знакомых слов, в надежде, что каким-то образом благодаря комбинации слов и жестов меня поймут.

Поняв наше положение, хозяйка кафе взяла свой мобильный телефон и принялась за дело. Она объяснила ситуацию авторитетным голосом, который дал понять, что она человек, с которым нельзя шутить. После третьего звонка она повернулась к нам и с самодовольной улыбкой объявила, что гид уже в пути. Мы горячо ее поблагодарили, поехали обратно в часовню и стали ждать. Мое сердце колотилось; во рту пересохло.

Наконец приехал старый драндулет. Из которого выскочил паренёк и представился Аленом Крантелем. Он извинился за то, что заставил нас ждать, и объяснил, что был в 20 километрах, когда получил звонок, и приехал так быстро, как мог. Накануне он не получил нашего телефонного сообщения. Ален быстро подошел к часовне и вытащил большой ржавый ключ. Он распахнул двери, и мы впервые увидели легендарную фреску на дальней стене. Ален был очень любезным парнем. У него были длинные русые волосы, широкое открытое лицо, выразительные голубые глаза и мягкая улыбка. Медленно говоря по-французски, он раскрыл руки, приглашая нас войти, и спросил, не хотим ли мы экскурсию.
«Mais oui», - сказал я и посмотрел на Джули со вздохом облегчения. Она улыбнулась мне в ответ. По прошествии почти четырех десятилетий наше посещение часовни Пленкуро началось весьма успешно.

Грибы Эдема

Тина и Гордон Уоссон посетили Пленкуро 2 августа 1952 года. Джули и я вошли в часовню 19 июля 2012 года, шестьдесят лет спустя.
Часовня находится недалеко от замка Пленкуро. Оба были построены во второй половине XII века рыцарями Мальтийского ордена по возвращении из крестовых походов. Маленькая часовня составляет шестьдесят футов в длину и двадцать футов в ширину. Она проста в архитектурном плане, с одним нефом (основной корпус церкви), который заканчивается полукруглой апсидой. Первоначально стены часовни были полностью украшены сценами из Ветхого и Нового Завета с вкраплениями геометрической и растительной живописи.
Помимо сцены «Искушение», на стене апсиды до сих пор можно увидеть еще три фрески: «Дева с младенцем», «Бичевание Иисуса» и «Распятие». На своде апсиды находится изображение Христа Вседержителя (всемогущего правителя вселенной) в обрамлении тетраморфа.
На левой стене нефа (если смотреть внутрь от входа) видна хорошо сохранившаяся сцена из легенды о святом Эгилии, покровителе кузнецов, с еле заметной надписью, которая была интерпретирована как «У нас нет ключа.» Фрески принадлежат к семейству романских настенных росписей центральной Франции, которые были тщательно каталогизированы историками искусства. В них использована романская палитра желтого, красного, серого, белого и синего цветов. Часовня была построена в двенадцатом веке, а фреска «Искушение» была написана в конце тринадцатого века, примерно в 1291 году. Самая хорошо сохранившаяся фреска - это сцена «Искушение» (история первородного греха из Книги Бытия), изображающая Адама и Еву и Древо познания добра и зла, вокруг которого обвивается змей, предлагающий Еве плод Древа. Здесь интересно то, что Древо нарисовано в форме огромного гриба размером с человека с четырьмя меньшими грибами. торчащими из длинного стебля центрального «грибовидного дерева». Присутствие многочисленных маленьких белых пятен, покрывающих шляпки этих пяти грибов, позволяет четко идентифицировать их как представителей Amanita muscaria.

«Посмотри, - заметила Джули, - Адам и Ева прикрываются чем-то вроде шляпок грибов, а не фиговыми листьями».
«Это действительно интересно», - ответил я. «В "Бытии" Адам и Ева осознали свою наготу только после того, как бросили вызов Богу и вкусили запретный плод. Возможно, эта сцена изображает и искушение, и первородный грех, потому что иногда в романском искусстве сочетаются разные моменты библейской истории».
Как антрополог, я всегда хотел знать, как туземцы, в данном случае местные жители, интерпретируют символы. Около 1900 года аббат Ригно описал эту фреску как «грибное дерево с несколькими головами». Вскоре после этого фотография этой фрески была представлена на собрании Société Mycologique de France 6 октября 1910 года. Джентльмен, представивший фреску, сделал сенсационное заявление, что «вместо обычного Древа художник изобразил мухомор». В официальном путеводителе Мериньи-Эндра, Chapelle de Plaincourault, опубликованном в 2000 году, упоминается «древо первородного греха, изображенное в виде огромного гриба». Наш гид, Ален Крантель, тоже описал его как «галлюциногенный гриб».

Р. Гордон Уоссон против Джона Марко Аллегро

Похоже, что местные жители и эксперты согласны, что грибное дерево Пленкуро представляет собой мухомор.
Это не так, утверждает любитель грибов Р. Гордон Уоссон. Утверждая, что «микологам было бы хорошо проконсультироваться с историками искусства», Уоссон цитирует письмо 1952 года, которое он получил от выдающегося историка искусства Эрвина Панофски, который пишет:

«Растение на этой фреске не имеет никакого отношения к грибам. . . и сходство с Amanita muscaria чисто случайное. Фреска Пленкуро лишь одним пример - и, поскольку стиль провинциальный, особенно обманчивый, - это типичное дерево, изображения которого распространены в романском и раннем готическом искусстве, и которое историки искусства обычно называют «деревом-грибом» или, на немецком, Pilzbaum».
Утверждая, что «профессор Панофски выразил то, что я обнаружил, и это единодушное мнение тех, кто разбирается в романском искусстве», Уоссон полагается на авторитет искусствоведов, чтобы поставить точку в этом вопросе. Словом, это категорически не гриб.

О нет, это гриб! - утверждает Джон Марко Аллегро, известный исследователь свитков Мертвого моря. В 1970 году Аллегро пишет:
Ярким примером связи между змеем и грибом является, конечно же, история Ветхого Завета об Эдемском саду. Хитрая рептилия уговаривает Еву и ее мужа вкусить от дерева, плоды которого «сделают их богами, знающими добро и зло» (Бытие 3: 4). Вся история Эдема основана на мифологии грибов, и «дерево» идентично священному грибу, как мы увидим далее. Даже в конце XIII века христианам были известны некоторые воспоминания о старых традициях, если судить по фреске, нарисованной на стене разрушенной церкви в Пленкуро во Франции. Там великолепно изображен Amanita muscaria, обвитый змеем, а Ева стоит, держась за живот.

«Вот так, - сказал я Джули, - и началась яростная «битва деревьев».
«Но почему это так важно? - спросила Джули, - конечно, это интересно нам и горстке ученых, но кого еще всерьёз волнует, есть ли психоактивный гриб на средневековой фреске?»
«Это так важно, - ответил я, - потому что явилось катализатором плодотворных дебатов между Уоссоном и Аллегро о роли энтеогенов в христианстве. Если Уоссон был прав, то иудео-христианское использование энтеогенов, особенно священных грибов, закончилось Книгой Бытия в Ветхом Завете. Но если Аллегро был прав, то энтеогены были неотъемлемой частью истоков иудео-христианства, и их использование сохранилось, по крайней мере, до средневековья, о чем и свидетельствует фреска Пленкуро, написанная после 1000 года. Это потребовало бы пересмотра истории Христианства.»
«Но мы уже знаем, что теория Уоссона преобладала и доминировала в обсуждениях почти полвека, - сказала Джули, - так что же случилось с Аллегро?»
«Огненная буря, уничтожившая карьеру Аллегро, привела к тому, что, как в пословице, выбросили младенца вместе с водой. В данном случае «младенцем» было плодотворное исследование Аллегро присутствия психоактивных грибов в ранних религиях, включая христианство. «Водой» была его гипотеза, согласно которой Иисус вообще не существовал как историческая фигура, а был просто символом гриба».

Еретик Свитков Мёртвого Моря

Публикация в 1970 году книги «Священный гриб и крест» подорвала академический авторитет Аллегро. До этого времени он был хорошо известен как выдающийся филолог и наиболее перспективный член научной группы, изучающей Свитки Мертвого Моря, большинство из которых были написаны на иврите и арамейском языке. Свитки датируемые 300 г. до н. э. были обнаружены в Иордании между 1946 и 1956 годами в пещерах у Мертвого Моря.

Священный Гриб превратил мимолетную славу Аллегро в позор, а в некоторых кругах даже в демонизацию его как радикала, который намеревался разрушить христианскую веру. В подзаголовке книги сказано все: «Исследование сущности и происхождения христианства из культов плодородия Ближнего Востока». Словно предположения, что Иисуса не было («антиисторичность Иисуса») было недостаточно, Аллегро утверждал, что раннее христианство было культом плодородия, основанным на употреблении в пищу галлюциногенных грибов, и что Иисус был просто метафорой священного гриба. Фактически, он постулировал, что вся Библия была «мистификацией», основанной на тщательно продуманном секретном коде, вплетенном в сюжет криптографами, чтобы замаскировать грибной культ.

Конечно, более ранние ученые признавали значение древних религиозных культов, включая и те, которые использовали энтеогены, такие как Сома, для достижения чувства общения с богами. Тем не менее Аллегро был первым ученым, у которого хватило смелости связать эти темы с иудаизмом и христианством, проследив лингвистические корни до самых ранних письменных источников шумерских и семитских языковых групп.

Как отмечает его биограф (и дочь) Джудит Энн Браун, со «Священным грибом» возникли серьёзные трудности. Во-первых, многие из архаических словосочетаний были в высшей степени спекулятивными и нуждались в дальнейшей проверке, а идея о том, что большая часть Ветхого и Нового Завета была секретным кодом для культа грибов, была слишком запутанной и невероятной. Браун отмечает:
«Какими бы вескими ни были филологические свидетельства, христиане не могли согласиться с тем, что Новый Завет был не более чем прикрытием для помешанных на наркотиках последователей культа грибов».

«Сенсационная и безумная теория», - написал The Times в 1971 году, отражая преобладающее общественное мнение в Англии. Но хотя теория «Библии как секретного кода культа плодородия» и была вскоре забыта, поиски следов грибов в христианстве продолжались. Фактически, более поздние свидетельства показали, что они встречаются в христианском искусстве гораздо чаще, чем предполагал Аллегро. Как отмечает Браун, «свидетельства из мира искусства могли бы иметь огромное значение, и убедить критиков в разумности его идей.» Но единственным весомым доказательством, которое представил Аллегро, была фреска Пленкуро, которая была напечатана как внутри книги, так и на обложке оригинального издания «Священного Гриба». Это изображение, наряду с выводом Аллегро о том, что «там великолепно изображён мухомор», прямо оспаривает интерпретацию Уоссона. Но всё рухнуло под напором яростного охаивания «Священного гриба». Как пишет Джудит Браун: «Вместо этого книга испортила его репутацию. После того, как она вышла, ничему из того, что он говорил в прошлом или говорил бы в будущем, уже не уделялось внимания».

«Смертию умрёшь»

Когда Ален закончил описывать символизм добра и зла в сцене «Искушение», я спросил его, почему они нарисовали галлюциногенный гриб посреди Эдемского сада. Без колебаний Ален ответил: «Потому что это позволяет возвышенному духу общаться с Богом. Это изображение Древа, но оно намеренно изображено как гриб, чтобы научить людей, как им необходимо духовно возвыситься». Когда Ален переключил своё внимание на пожилую женщину с тростью, которая только что вошла в часовню, Джули позвала меня. присоединиться к ней перед фреской «Искушение».
«Да, Аллегро был прав, - прошептала она, - любой может видеть, что это гриб, а не сосна».
«Да, но, к сожалению, он прожил недостаточно долго...» Начал было говорить я.
«Подожди, Джер, посмотри на Еву, - прервала Джули, - у неё нет груди, нет кожи, и вся верхняя часть её тела, руки и грудь скелетированы, как и у Адама, если присмотреться. Живая Ева с обнаженными костями! Может ли быть, что эта фреска изображает то, что Адам и Ева на самом деле вкусили от Древа Бессмертия, которое является деревом-грибом, и скелетированы, потому что они пробуждены к вечной жизни?»
«Насколько я помню, - добавил я, - это не такая уж и новая интерпретация. Ближе к концу главы, посвященной искушению Адама и Евы, Бог замечает, что человек стал, "как мы, познавШИМ добро и зло, но что, если он также вкусит и от Древа Жизни и будет жить вечно? Мне всегда был любопытен этот момент. Я имею в виду, кто эти «мы», о которых говорит Бог, и каковы отношения между этими двумя могущественными деревьями в Эдеме? В любом случае, твой взгляд на сцену с райским садом, безусловно, будет первым, потому что, насколько мне известно, никто никогда раньше не видел фреску Пленкуро в таком аспекте. Это предполагает полное переосмысление истории об Эдемском Саду в Ветхом Завете. Но давай придерживаться фактов, стоящих перед нами: обнаженных до костей Адама и Евы».
Я знал, что антрополог Питер Фёрст указывал, что одним из наиболее устойчивых аспектов шаманизма является идея о том, что жизнь обитает в костях, которые являются наиболее прочной частью тела и сохраняются до пятидесяти тысяч лет после смерти. Мирча Элиаде, один из величайших мировых авторитетов в области шаманизма, пишет: «Кость представляет собой самый источник жизни как у людей, так и у животных. Обратить себя в состояние скелета равносильно повторному входу в утробу изначальной жизни, то есть полному обновлению, мистическому возрождению».
«Ты знаешь, - сказал я, - я читал о Пленкуро много лет, и никто никогда не комментировал эту очевидную «скелетизацию» Евы. Это довольно удивительно, потому что этноботаники и историки искусства внимательно изучают эту фреску с тех пор, как Уоссон воспроизвел её в "Соме" в 1968 году. Может быть, они думали, что это явная ссылка на то, что Бог создал Еву из ребра Адама»
«Возможно, - согласилась Джули, - как только мы приедем в отель, я хочу зайти в Интернет и узнать, что Библия говорит о костях и скелетах».
В тот вечер Джулия оторвалась от своего айпада и сообщила: «Вот что говорит апостол Павел: «сеется тело душевное, восстает тело духовное. Есть тело душевное, есть тело и духовное.» (1 Коринфянам 15:44). И Павел соотносит человеческую душу с духовным телом Мессии, когда говорит: «Ибо мы члены его тела, его плоти и его костей» (Ефесянам 5:30)».
«Похоже, - продолжила она, - скелет символически представляет невидимую душу, потому что кости остаются еще надолго после того, как плоть сгниет. Долговечность костей символизирует то, что душа бессмертна и продолжит существовать после физической смерти».
«В этом есть смысл», - заметил я, - в конце концов, в средневековых церквях хранили кости святых как священные реликвии, а на местах упокоения апостолов воздвигались великие базилики».
«Именно, - кивнула Джули, - давай вспомним об этом, когда посетим другие церкви».

Исследования Панофски в области иконологии

«Что здесь особенно примечательно, - сказал я, - так это белые крапинки, покрывающие всю шляпку этого гигантского гриба, которые являются характерными для Amanita muscaria. Видишь, как они все выстроились в аккуратные ряды?»
«Как художник нарисовал эти точки?» - спросила Джули.
«Это отличный вопрос. Если предположить, что они были нарисованы на сухой штукатурке, - объяснил я, - их можно было сделать одним из трех способов: во-первых, нарисовав белые точки уже на красной шляпке; во-вторых, оставив белую штукатурку и закрасив ее; или в-третьих, и, вероятно, наиболее сложно, соскребая красный пигмент после покраски шляпки, тем самым вырезая точки на шляпке».
«В любом случае, - отметила Джули, - эти точки - очень важная деталь. Я просто не понимаю, как искусствовед такого уровня, как Панофски, мог их проигнорировать».
«Ну, я думал об этом, - ответил я, - я когда-нибудь говорил тебе, что читал «Исследования иконологии» Панофски на курса в колледже? Недавно я освежил в памяти три пункта метода понимания Панофски архаичных произведений искусства, и я полагаю, что он не следовал даже своему собственному методу в Пленкуро».
«Что ты имеешь в виду?» - спросила Джули.
«Во-первых, - пояснил я, - Панофски говорит, что следует рассматривать произведение искусства в его чистой форме, как естественный предмет, просто как факт, лишенный каких-либо культурных значений».
«Это ясно, - сказала Джули, - перед нами обнаженные мужчина и женщина и большой гриб или грибное дерево, вокруг которого обвилась змея».
«Во-вторых, нужно добавить в картину «иконографию» культурной среды. В данном случае, учитывая, что эта картина находится в средневековой церкви, мужчина и женщина стоят рядом с каким-то деревом, вокруг которого обвился змей, предлагающий что-то женщине, что ж, можно держать пари, что это сцена Искушения в Эдемском Саду из "Бытия"».
«И каков же третий пункт метода Панофски?» - спросила Джули.
«Вот здесь-то и появляется «иконология», - продолжил я. «Нам нужно рассматривать это произведение искусства как продукт уникального периода времени и спрашивать: «Почему художник решил изобразить Искушение таким образом?» Здесь историк искусства синтезирует всё и спрашивает: «Что всё это означает в целом?» И именно в этом, на мой взгляд, Панофски терпит поражение, даже по своим собственным стандартам, в том, что он не осознает усердия, вложенного в точки на шляпки, и не спрашивает: «Если это стилизованная итальянская сосна, тогда к чему эти точки?»
«Кто-нибудь указывал на это раньше?» - спросила Джули. «Нет, насколько мне известно, - ответил я, - но некоторые ученые проанализировав фреску Пленкуро, различные грибные деревья и итальянские сосны в христианском искусстве яростно оспорили выводы Уоссона и Панофски». "Кто-нибудь из них заслуживает доверия?»
«Да, - сказал я, - этноботантик Ричард Эванс Шультес, и фармаколог Альберт Хофманн заметили, что« Древо Познания, обвитое змеем, имеет странное сходство с грибом Amanita muscaria». Итальянский этноботаник Саморини собрал множество изображений грибных деревьев. Их листва имеет форму зонтика, и ни один из них не похож на приподнятые ветви итальянской сосны. Исследователь Майкл Хоффман разместил в Интернете фотогалерею, демонстрирующую заметное сходство между грибными деревьями, изображенными в христианском искусстве, и настоящими грибами в природе».

Сен-Савен-сюр-Гартамп

В письме 1970 года в Times Literary Supplement Уоссон публично выступил с критикой интерпретации Аллегро грибного дерева Пленкуро как мухомора: «Предположительно [Аллегро] прочитал сноску, в которой я отклоняю фреску со стр. 87 книги «Грибы, Россия и история», опираясь на письмо Панофски, воспроизведенное на стр. 179 "Сомы". Он предпочёл игнорировать интерпретацию этой фрески наиболее выдающимися историками искусства».

Однако, если бы Уоссон просто проехал пять миль к западу от Пленкуро до аббатства Сен-Савен-сюр-Гартамп, он мог бы прийти к другому выводу.
К счастью, мы с Джули совершили поездку по Сен-Савен за день до того, как вошли в часовню Пленкуро. Там, на длинном сводчатом потолке, проходящем по всей длине нефа, в пятидесяти футах над полом изображена сложная серия из шестидесяти одной красочной фрески, рассказывающей историю Ветхого Завета. Библейская хронология начинается с первой сцены "Бытия" и заканчивается "Исходом".

В третьей сцене «Сотворение звезд» Бог в крестообразном ореоле помещает солнце и луну на небо. Прямо под солнцем и луной находятся два очень разных растения: первое - псилоцибиновый гриб в форме зонтика с опускающейся шляпкой; другой - итальянская сосна с загнутыми вверх ветвями.
«Это похоже на то, как если бы бенедиктинские монахи Сен-Савена хотели научить верующих церкви различать гриб и сосну», - прокомментировала Джули.
«Да, - ответил я, - для меня почти невероятно, что Уоссон, отец этномикологии, не нашел времени, чтобы остановиться и посетить Сен-Савен».
«Возможно, Сен-Савен не был открыт или хорошо известен в 1952 году, когда этот регион посетили Уоссоны», - предположила Джули.
«Нет, это неправда», - ответил я, открыв путеводитель для посетителей, который мы купили в аббатстве Сен-Савен. «Смотри, первоначальная реставрация аббатства проводилась между 1843 и 1855 годами под руководством Проспера Мериме. Восстановление Сен-Савена было венцом его карьеры». Фактически, изучение французской романской настенной живописи началось в 1845 году с «публикаций альбома Мериме о фресках в Сен-Савен-сюр-Гартампе, единственном широко известном на тот момент образце жанра». Эти фрески сейчас считаются «шедевром искусства, творческого гения человека», и в 1983 году церковь аббатства была внесена в список Всемирного Наследия ЮНЕСКО.
«Да, но разве Уоссон не говорил, что микологи не общаются с историками искусства?» - возразила Джули.
«Что ж, может быть, но Уоссон, очевидно, сделал это уже посоветовавшись с Панофски, - ответил я, - но не это главное. Уоссон был неутомимым исследователем, который, в том числе правильно определил «грибные камни» майя, которые археологи обнаружили разбросанными по всей южной Мексике и Гватемале. Уоссон изучал лингвистические корни «грибных» слов в языках оленеводов. Так почему бы ему не применить ту же педантичность, осмотрев центральную часть Франции, выйдя за пределы Пленкуро, чтобы увидеть, есть ли изображения грибов на других церковных фресках?»
«Упоминал ли он когда-нибудь Сен-Савен в своих работах или говорил, что посещал другие церкви в центральной Франции? Бывал ли он в этом районе после публикации работы Аллегро?»
«Нет, совсем нет», - ответил я.
«Что ж, - сказала Джули, - мы знаем, что сделал Уоссон. Он либо покинул Пленкуро, не остановившись, чтобы посетить соседнее аббатство Сен-Савен, либо, если он это сделал, он никогда не писал об этом, вероятно, потому, что это подорвало бы его теорию об отсутствии доказательств использования энтеогена в раннем христианстве».
«Да, - ответил я, - теперь мы знаем, что сделал Уоссон, но мы не знаем, почему он это сделал».
«Может быть, чтобы избежать огненной бури, охватившей Аллегро», - предположила Джули.«Возможно», - сказал я. «Какой бы ни была причина, мы должны разгадать парадокс Уоссона!»
«Но как?» - задумалась Джули.
«Не знаю», - ответил я.
Нам потребовались бы месяцы и посещение внушительного Ватикана в Риме, чтобы разгадать загадку Уоссона, но нам потребовался всего один день и посещение скромной церкви Святого Мартина во Франции, чтобы найти вдохновение для нашей теории Психоделических Евангелий.

— автор Jerry B. Brown

— перевод Инвазия

Если, при прочтении текста, Вы обнаружили ошибку, опечатку или неточность — просим сообщить нам об этом.

Если вам нравятся инициативы проекта «Инвазия», поддержать их можно символическим донатом на карту СБ РФ: 4276-1629-8582-0296