Явление Орфея в архаическом мире. Волшебная сила поэзии.
Сократ у Платона перечисляет разные поэтические жанры. Орфей, Мусей, Гомер и Гесиод, поэты древности с Орфеем во главе, представлены как кифароды, который поют под собственный аккомпанемент, в отличие от рапсода Фемия, который только декламирует эпос, и кифариста Фамираса, который только играет
инструментальную музыку. Эсхил, и Еврипид упоминают о пении Орфея под аккомпанемент лиры; дар Орфея выражается в союзе слов и музыки посредством песен, заклинающие ритмы которых могут очаровывать даже птиц, зверей, деревья и камни. Как мы видели, Еврипид приписывает песне Орфея способность перемещать камни и победить Харона, Цербера и богов Аида ("Ифигения в Авлиде" 1211, "Алкестида" 357). Сверхъестественную силу песни можно видеть в древних образах поэтов и сирен. На афинской чернофигурной (ок. 570 г. до н.э.) вазе играющий на лире музыкант изображён в окружении сирен. Орфей это или нет, но сочетание музыканта с сиренами наводит на мысли о магической силе музыки. Сила сирен, чьи сладкие песни манят неосторожных к смерти, дополняется образом музыканта и намекает на способность песни преодолевать границу между жизнью и смертью.
Соблазнительная сила песни неразрывно связана с представлениями о чарах. Пиндар описывает песни как мудрых дочерей муз, обладающих властью «умягчать усталые члены» и «увлекать» (Немейские оды 4, 1–9):
Радость —
Лучший врачеватель в понесенном труде;
Песни,
Мудрые дочери Муз,
Облегчают его своим прикосновением.
Теплая вода
Не так умягчает члены,
Как добрая похвала, напутствуемая лирой.
Слово живет дольше, чем дело,
Если милостью Харит
Язык изводит его из грудных глубин.
Он также описывает сирен, украшавших храм Аполлона в Дельфах как келедон, «заклинательниц», очаровывавших прохожих своей песней так, что те забывали о собственных семьях. По некоторым предположениям, сирены, как и Орфей, являются детьми муз и, будучи существами, причиняющими смерть, они дополняют образ певца, который пересекает границу Аида.
На другой чернофигурной афинской вазе мы видим юношу, играющего на лире в окружении птиц и животных. Как и в предыдущем случае, образ предполагает, что способность преодолевать границы жизни и смерти заложена в самой природе песни и что это не обязательно должно быть связано с одним лишь Орфеем. Еще одна ваза изображает Геракла на ложе, музицирующего Афине, милостиво протягивающей благословляющую руку герою, что делает музыку одним из божественно санкционированных искусств цивилизации, а лиру - оружием героев. Соревнование с сиренами, по-видимому, является самым первым подвигом в жизни Орфея. Поскольку Орфей, со всей очевидностью, является поздним дополнением к аргонавтическому мифу, это говорит о том, что этот эпизод уже был частью поэтической традиции, и что способность Орфея защитить команду от роковой встречи была оригинальной частью его мифа и причиной его включения в сонм героев.
Катабасис Орфея представляет высший уровень чарующей силы пения Орфея. Орфей обманывает (keléo) всех, кого пожелает, и богов Аида в частности (Еврипид "Ифигения в Авлиде" 1213.; "Алкестида" 359). Этот же термин используется Пиндаром в описании сирен, демонстрирующих волшебную силу чар за пределами обычного красноречия или музыкальных способностей. Концепция слов, обладающих сверхъестественной властью над естественным миром присутствует в гомеровских источниках и, следовательно, предшествует прибытию Орфея в греческий миф. Сигал замечает, что слово thelgein, "очаровывать, соблазнять", используется при описаниях и песен сирен и соблазнительной силы Цирцеи, а также попытки Калипсо очаровать Одиссея и заставить забыть Итаку (Oд. 10.213, 90.1.56) .29 У Гомера сила песни поэта описывается как thelxis, форма заклинания, которое волшебным образом сочетает слушателя с волей поэта и используется при описании воздействия декламаций Фемия и Одиссея на их слушателей (Oд. 1.337, 11.367-9). Сила песни барда может доводить героев до слёз (Oд. 8.52, 537-541, 1.336-44). Как мы знаем, Аполлон послал Орфея присоединиться к команде Арго в качестве отца поэзии. Позднее Еврипид использует образ поэта, привязанного к мачте, и соблазнительная песня сирены превращается в силу, пробуждающую мастерство поэта:
Привязан к мачте посредь корабля,
Орфей, поэт фракийский,
Боцману ритм задавал своими песнями
А тот велел гребцам когда налечь на вёсла,
А когда ослабить силу.
Более ранний фрагмент у соперника Пиндара, Симонида, описывает нечто похожее на песни Орфея в контексте Аргонавтики:
Над головой кружили стаи птиц,
И стаи рыб на пение его
Стремились из глубин морских.
Следующий отрывок, возможно из этого же стихотворения, может относиться либо к Орфею, либо к сирене:
Ибо тогда утихло ветра дуновение,
Дабы не шевелить листвы,
Чей трепет мог бы помешать
Потоку сладостному слов
Втечь в уши слушающих голос.
Описание Симонида красноречиво описывает власть поэзии над природой, которая является важной темой его лирики. Он воспевает божественный ветер в морской битве при Саламине, благоприятствовавший грекам, эта песня, как считается, сочинена в память о битве. Симонид обращается к этой силе, когда, как Орфей, призывает ветер своим пением:
И ветер, в том сомнений нет,
Узнав песнь чистую, что Симонид
Ему пропел у моря, сразу же явился,
И наполнил паруса дыханием своим могучим.
Этот отрывок дает нам наглядный пример того, как сверхъестественный мотив, выраженный в мифе, может быть передан поэту, который его артикулирует. Следовательно, магический аспект песни поэта может преобразовать исторического поэта в мифического героя. То, что это было сказано еще в четвертом веке нашей эры, является свидетельством устойчивости представления о поэте как о магической фигуре до поздней античности.
Тема поэта-героя и вдохновленных им культов, будет развита далее. В следующей главе будут рассмотрены те пути, которыми поэзия даровала поэту привилегированный статус посредника между человеческим, природным и божественным мирами.
Трансформативный акт пения для публики с музыкальным аккомпанементом автоматически преобразовывал певца в медиума, который превосходил обыденную реальность. Лира, которая была ключевым атрибутом Орфея, не только способствовала его иконографической идентификации, но также была и знаком его божественных способностей. Золотая лира поэта впервые засвидетельствована у Гомера на празднике богов, где Аполлон музицирует в сопровождении муз (Ил. 1.600-605). Лирические поэты относились к золотой лире как дарованному богом инструменту:
Золотая лира,
Единоправная доля
Аполлона и синекудрых Муз!
Тебе вторит пляска, начало блеска;
Знаку твоему покорны певцы,
Когда, встрепенувшись, поведешь ты замах к начинанию хора;
Ты угашаешь
Молниеносное жало вечного огня...
И Сафо называет лиру «божественной». Как инструмент, связывающий Муз и Аполлона, лира была инструментом сверхъестественной способности песни соединять смертный и божественный миры. Гомеровский гимн Аполлону описывает это так:
Тотчас же Феб-Аполлон обратился к бессмертным богиням:
«Пусть подадут мне изогнутый лук и любезную лиру.
Людям начну прорицать я решенья неложные Зевса!».
Миф о Марсии показывает, что лире Аполлона, как орудию поэта, было отведено место в божественном порядке более возвышенное, нежели исключительно инструментальной флейте, которая ассоциировалась с дионисийским экстазом. Когда сатир вызывает Аполлона на соревнование, Аполлон побеждает предложив ему сыграть вверх ногами. На земном уровне лира была инструментом поэта, но на религиозном она представляла его или её в роли посредника между мирами.
Пиндар начинает Пифийские Оды с посвящения золотой лире поэта, совместного дара Аполлона и Муз:
...Ты угашаешь
Молниеносное жало вечного огня,
И орел на скипетре Зевса
Дремлет, обессилив два быстрые крыла,
Орел, царь птиц:
На хищную голову его
Пролила ты темную тучу,
Сладкое смежение век,
И во сне
Он вздымает зыбкую спину,
Сковываемый захватом твоим.
Сам насильственный Арес,
Отлагая жесткое острие копья,
Умягчает сердце
Забытьем, —
Ибо стрелы твои
Отуманивают и души богов
От умения сына Латоны
И грубокогрудых Муз.
К пятому веку песня поэта считается способной подавить жестокие страсти диких животных и богов, приручить чудищ, обитающих в Тартаре. Волшебный звук лиры создает божественную гармонию во всей природе в манере, напоминающей образ Орфея, выступающего перед птицами, деревьями и животными со своей лирой, в афинской драме этого времени ("Ифигения в Авлиде" 1211-14; "Вакханки", 561). При этом объединяющая сила песни никогда не рассматривалась как исключительная способность Орфея, а была частью более широкой традиции, унаследованной из гомеровской эпохи. Способность выражать основную
гармонию природы рассматривалась как способность к откровению, проистекающая из волшебства музыки. Эта идея, в свою очередь, создала представление о поэте как обладателе сверхъестественных способностей, делающих его героем.
Ключевой аспект мифа об Орфее - отношения поэта с природой, как в Аргонавтике, где его песня связывает всю природу с божественным
порядком космоса. Как мы ещё увидим, некоторые исследователи интерпретировали изображения Орфея, общающегося с животными, или заставляющего деревья, камни и горы двигаться под свои песни, как представления о метемпсихозе, вере в переселение души в другое тело, или практику общения с душами в животной форме, происходящую из экзотических шаманских верований. Но сначала мы обратимся к другим представлениям о природе в греческой литературе, которые предоставляют возможность альтернативного прочтения.
Продолжение следует...
Явление Орфея в архаическом обществе:
Глава 1. Ключевые элементы орфических мифов.
Автор: Kevin Lester 2013 / 2021
Перевод: Инвазия, 28, 12, 2021 г..
Если, при прочтении текста, Вы обнаружили ошибку, опечатку или неточность — просим сообщить нам об этом.
Выразить неоценимую поддержку проекту «Инвазия» можно символическим пожертвованием на QIWI: INVAZIONPOST