July 8, 2020

Иди ты на хер!

- Все хорошо, все прошло, ну… все, все. Это лишь кошмар, сон, пустяк. Тшшш.

Воздух выскальзывал из свернутых в трубочку губ повторяя неравномерный ритм ветра на улице. Твое лицо, состоящее только из больших ярких глаз с тенями уличных фонарей, нависло над моим. В открытую форточку трассером пробивался дождь брызгая по подоконнику и шторам. Капли срезали сон, что еще не до конца вымылся из сознания, но уже перемешался с расцвеченной тенями комнатой. Попросил закрыть окно, затем балконную дверь, проверить замок входной. Ты бегала на носочках шурша белым пятном простыни и скрипела петлями пока не прикрыла все клапаны квартиры. Затем вернула беспокойные глаза надо мной. Дымом рук ты разглаживала мое лицо, сметала остатки страха и пота, рассказывала чудесные истории, явно не из этого мира, не из того, где имел право жить. Совесть мной помыкала. Как всегда, несогласно и молча я мотал головой, но ты не унималась, говорила и говорила истории с расцветками праздника Холи, а я смывал их питерскими дождями до серости и кричал, что помню мир лишь по кафельным плиткам ванных комнат и брелоках на ключах. Ты почти плакала и рисовала снова, пока дождь за окном не измельчал, а пот не впитался в рыхлую кожу. Больше было не уснуть и как прежние десять ночей, на этот раз не произнося и звука, ты накинула хлопковую полупрозрачную футболку прямо на голую грудь и льняные штаны на широких завязках, встала напротив кровати и вопросительно дернула головой. Три чертовых часа ночи.

Мы шли вдоль широкой аорты Невы. За кормой Летучего Голландца горизонт реки отрезали размытые отражения Эрмитажа. Я смотрел тебе в глаза и видел, как шлепают мелкие волны реки, стекают остатки дождя с кончиков водосточных труб, жухлую листву деревьев и луну-отражение с луж, где она тоже была копией. Так входил я в твои мысли, так ты отражала мир через их блеск карего. Молчала, дышала особенным свистом легких. То мягко играла пальцами арфой воздуха, то резала его на ровные кубы твердыми ребрами ладоней. Ты разбавляла философию академическую то своей бытовой, то убеждениями, выдаваемыми за философию, пыталась в общем быть в такт сбивчивой ритмике моих мыслей, но как всегда не попадала. Зернистые парапеты, ограничивающие реку, извивались впереди. Навстречу шла смуглая девушка в раскосом макияже, жительница местного элитного района, или элитная жительница местного района. Встречалась ни раз на этом берегу. То бегом, то спеша. Посмотрела вниз, в глаза, снова вниз с измеренным знающим тактом. А ты шла рядом и все замечала, но наказывала себя во имя своей любви ко мне.

И все вдруг стало не то, какое-то пластиковое. И кошмар из сна прыснул наружу. Стеклянная ты, как фигура из сказки, эта опластиневшая Нева по правую руку, картонные кораблики с торчащими в них головами-гайками и кривая башня Петропавловской крепости; образы Finnegan’s Wake, кабинет доктора Калигари; луна лишь кругляш из клетчатой бумаги приклеенный на ПВА к небу. Синтетика мира. Я развернулся к бывшей прохожей с косыми глазами, но ее не было видно в размытом горизонте Биржевого моста. Пустая надежда.

Лег на едва высохшую после краски лавку, зажмурился и смотрел на возникающие фиолетовые силуэты лиц и фигур внутри сознания. Ты шла дальше не пытаясь меня оживить. Все остальное шло на хер вместе с тобой. Вместе с твоим чувством любви.