Я пьян, мама
Причина войны - ложь. Причина продолжения войны - война. Я иду по улице, и вижу собаку, она перебегает дорогу. Та же собака, что сорок восемь дней назад. Она стала старше, и мы вместе с ней, и город, и страна. И никто не выиграл, и много разрушено. Совершенно точно, это война с отрицательным счетом, мама. Я ору тебе в письмах, потому что больше никто не воспримет моих слов - хватит! Ну хватит, боже! Как можно продолжать это падение в пропасть без дна, как остановить это длинное преступление? В календаре нет больше дат от рождества христова, вместо них «30й день войны», «35й день войны». И каждый похож, но в повтор все не верится. Жамевю - это когда не веришь в то, что уже видел. Все этого хотели. Годами в самых тесных складках души каждый прятал вонючие выделения. Они залежались и гнойником вышли наружу, высвобождая свободные помещения, жилые и не очень. У кого-то душа оказалась одноэтажной, у кого-то подвальной, каждую просвечивает. Советская молодость с портвейном «Анапа», унижение о величии, русский мир, водка по три шестьдесят два. «Я» от «Z» не так уж и отличается - и так и этак последняя буква самоутверждения. Для тебя абстрактно читается, должно быть? Что-то никак не выходит иначе, мам. Знать бы, что никто не залезет в твой разбухший почтовый ящик, и писалось и думалось бы ровней. А так…да и бог с ними, чертями.
Стал много пить, ты не ругай пожалуйста. Вино норовит заменить кровь. На пятый день войны лишь бокал перед сном, на тридцатый - бутылка, а сегодня, если умеючи, и двух будет мало. На днях собирались большой компанией и заливались красным, белым, коньяком и пивом по очереди, старались успеть пока дешевое. Пили больше прежнего, без правил и границ - грязно, пошло, с тушением бычков в пивных пробках, шутками ниже пояса и матами без извинений. Но все молчали. Придумывали «темы кроме» и строили виды, обнимались и смеялись, выясняли отношения. Уходили люди и оставляли бокалы с подсохшими красными хлопьями на дне. Приходили другие и наливали в них белое сухое. Всё крутилось, смеялось, грустилось и разъехалось в конце концов. Без толку, до смерти не напиться.
И я пошел домой, заплетая дорогу в косичку. Не знаю куда еще идти, если не домой. Матюкался по дороге, злился на разыгранное толпой молчание, что притворяемся будто нет никакой Бучи, или разложившихся трупов на обочине. Есть какая-то тупая надежда, вдруг и правда «это подлог, фейк, провокация, правды не найти», но…словно по состоянию трупов прохладной весной не ясно… Каждый из нас хоронил кого-то, и все знают, как это выглядит. А видела, как скукоживается сгоревшая кожа и обнажает зубы? Кадры, кадры, кадры. Можем ли мы с этим что-то сделать, мама? А должны? Ой, сколько спеси во мне было, важный какой менеджер средней руки, большие дела делал! И какой бестолковой шпонкой велосипедной педали оказался. Было тут…пришел к одному клиенту, кому должен, а у него во всю дверь «Z». Постоял секунду и вошел. Такие дела, мам. А ты бы вошла?
Пришел домой пьяным, но посвежевшим. Налил еще, чтобы вернуться, и вдруг захотелось убраться. Вымыть полы, вымести мусор, вытереть пыль. Как в детстве, в субботу, помнишь? Взбиваешь подушки, меняешь постель, метешь, скребешь. И запах такой свежий и чистый. Так вот и мне захотелось, но разбил в итоге пару тарелок пока вытаскивал их из застоявшейся мутной воды в раковине. Не выходит, как в детстве почему-то, но убираться хочется все чаще. Заснул в итоге тяжело дыша. Проснулся вот только с высохшими слезами, такой будто мелкий песок в глазах, знаешь? И решил тебе написать это сумбурное письмо похмельного сына. Сейчас закрутится новый день. Где-то награждают героев с лицами, обмотанными повязками цвета хаки, у Дудя рекламные интеграции сменяют экспозиции разбитых украинских улиц, все как прежде в общем. Какой-то гад продолжает транслировать в мир галлюцинации, а я смотрю. Будет нам всем суд, и будем валить друг на друга сегодняшние грехи. И за открытые двери, и за молчание. А пока - все силы на сегодня, надежда на завтра. Там как-нибудь разберемся.