Путешествие по Германии Часть вторая. От «Марабу» до Фюссена через Ротенбург
Перины были пуховые. И подушки, величиной с перины, были пуховые. И снам как будто бы следовало, обернув нас в пуховые одеяла, унести в чудесные страны, где пуховые реки и пуховые берега, где, едва лишь появится нехороший, неприятный тебе человек, ты только дунешь легонечко, и его уже нет…
Но спалось нам с Нориком плохо. Тишина, вечером умилявшая слух, ночью будто сгустилась, приобрела особую, тревожную плотность. Проникая в комнату через замочные скважины, щели в полу и оконных рамах, она подступала к горлу, давила на сердце. Цепенея, мы лежали, не шелохнувшись, не дыша. Потому что дышать становилось нечем. Ни шорох, ни шепоток не прорывался к нам сквозь угрожающую, колдовскую стену молчания.
Лучи солнца не растопили ночной кошмар, однако позволили смелой подруге Норику вылезти из постели и подойти к окну.
-Ах, - только и сумела проговорить она.
Веранда с резными перилами, стулья с плетеными спинками, столик на витой ножке, оставленная на столике пепельница, лес, окружавший дом, небо, раскинутое над лесом; наша вчерашняя жизнь, состоявшая из троих сыновей на двоих, трёх компьютеров, одного кота возмутительного поведения, вороненка с повреждённым крылом, нескольких верных мужей и неопределенного числа поклонников, - все было погребено под снегом.
Ни долгов не осталось, ни запахов, ни чувства вины.
Мы сидели на добротно сколоченном подоконнике, обхватив себя - согласно русской литературной традиции - под коленками, и мечтали, что будем жить заново, чисто и честно: я напишу хорошую книгу, Норик ее хорошо прочтёт, а потом, когда сойдёт снег, мы посадим дерево и польем его.
Сквозь ледяную вязь на стекле мы разглядели прибившегося к окну красногрудого, словно из букваря, снегиря. Ещё было видно, как узенькая горизонтальная полоска пространства между вершинами елей и небом заполняется снегом, становясь ещё уже, уже…
-Помнишь книжку, которую я читала в машине? - спросила я Норика.
Ничего не ответила Норик, погрузившись в раздумья.
Я тихонько рассказывала ей то, что прочитала о Фюссене, затем о замках Людвига, последнего короля Баварии. Я рассказала, что там, в этих замках, переходя из зала в зал, можно попасть в сталактитовую пещеру, а потом оказаться на берегу искусственного лебединого озера с ненастоящими птицами. Я рассказала, как выложен мозаичный пол во дворце и сколько звёзд загоралось на потолке, когда зажигали светильник. Про шпалеры на стенах я вспомнила и про гардины на окнах.
Падал снег, занося наши планы посещения Фюссена, засыпая разрекламированную в справочнике Романтическую дорогу.
-Где наш атлас? - очнулась Норик.
Я вызвалась принести атлас и справочники из машины.
Пообещать-то было легко.
Я помнила, что машину мы оставили вечером метрах в трёх от подъезда. С трудом приоткрыв дверь и высунув нос на улицу, я обнаружила, что нашего новенького, блестящего, послушного Форда нет. И двух построек, вчера замеченных на нашем хуторе под названием "Марабу", тоже нет. Нет ничего, кроме снега.
-Поехали! - прозвенела радостно Норик, оказавшаяся за спиной.
Норику я доверяла. Машина, которую мы нашли и извлекли из сугроба, тоже не вызвала нареканий. В некоторое сомнение меня поверг факт отсутствия очертаний и даже признаков дороги, вчера ещё огибавшей довольно высокую гору по краю обрыва.
-Ты можешь попробовать спуститься пешком, - ехидно предложила Норик. - Если машина провалится, ты отыщешь спасателей. А если провалишься ты, спасателей привезу я. Но кто-то из нас останется жить непременно и расскажет осиротевшим детям о путешествии по Германии, которую нам, увы, не удалось посмотреть.
Я подобралась, проваливаясь и выбираясь из снега, к тому месту, где по моим представлениям, начинался обрыв. Сплошная долина, ровная, как озёрная гладь, представилась моему взору. Я вернулась к машине, предпочтя встретить смерть хотя бы в тепле.
Щеки у нас алели, как у крестьянских девушек при виде сватов. Норик, подышав на замёрзшие руки, взялась за руль.
-Так что ты там прочитала про Романтическую дорогу? - поинтересовалась она, попытавшись вывести меня из шока.
-Там всякие крепости, а под ними - средневековые города, - послушно забормотала я. - В городе Ротенбурге есть ресторан под названием "Длинный глоток". Понимаешь, Норик, во время войны, ещё Столетней войны, протестантов, живущих в городе Ротенбурге, захватили католики. А город захватчики решили сжечь… Норик, ты ведь получала права в Израиле, правда? То есть ты раньше по снегу не ездила, получается? И никто тебе не рассказывал, как это надо делать.
-Я помню, - тихо, но четко ответила Норик, - в израильских правилах дорожного движения написано, что при снежных заносах тормозить следует прерывисто.
-Ценные сведения, - согласилась я, - всеобъемлющие. Так вот, главному вражескому военачальнику жители покоренного Ротенбурга вынесли чарку вина. Вино ему так понравилось, что он развеселился и предложил не сжигать город Ротенбург, но при одном условии... Норик, а если мы выживем, может, родим ещё по ребёночку, а? Пока их будем растить, никуда ездить не станем. Дождь, снег, жара, а мы сидим себе с милыми детками в теплом домике с садиком. Купим билет лотерейный, выиграем деньги. Ты ведь хочешь купить домик с садиком, правда?
-Я хочу вспомнить, - сосредоточенно проговорила Норик, - когда начинался подъем в гору, мы повернули направо или налево.
Справа виднелась равнина и слева виднелась равнина. Где-то тут был обрыв, а где-то тропа.
-Я помню, Норик, что тот вражеский начальник объявил буквально следующее: "Если найдется среди жителей Ротенбурга человек, способный в себя опрокинуть три литра вина и выпить одним глотком, то город останется не сожженным". И тогда вышел бывший бургомистр города, смещенный в прошлом с высокой должности за беспробудное пьянство. И выпил. Одним глотком. И спас город. Теперь там ресторан, в Ротенбурге, и все время разыгрываются кукольные представления о чудесном спасении города... Норик, тебе не кажется, что подъем в гору занял куда меньше времени, чем спуск с горы?
-Мы спустились, можешь открыть глаза, - торжественно объявила Норик, затормозив прерывисто.
…Мы выехали на шоссе, где вчера ещё нас, легкомысленных, все указатели заботливо предупреждали об опасности снежных заносов. А сегодня все указатели были погребены под толщей снега. Завалило дома, леса и сады. Только макушки церквей высовывались наружу, да торчала посреди белой пустыни, поражая нелепостью, вывеска "Макдональд".
Но у нас грелась печка, звучали волшебные вальсы Штрауса.
Чем ближе к Фюссену, тем становилось теплее. И вот уже под колесами шамкала серая вязкая жижа.
Парковки зачем-то придумали расположить далеко-далеко от замков, куда мы всё-таки добрались. Кто-то решил, что пешеходная прогулка вверх, занимающая полчаса, должна будет приводить всех туристов в восторг. И туристы, прочтя в своих справочниках об обещанном им удовольствии, тянулись цепочкой на гору, стараясь испытывать восхищение от живописных видов ровно на тех промежутках подъема, где им советовали это сделать.
Норик, напротив, шипела. Я злилась. Зонтики нас не спасали от ветра и снега с дождем.
Мокрых, продрогших, нас не пожелали пропустить в замок без организованной группы с экскурсоводом, как мы ни просили. По спинам текла холодная жижа, забравшаяся за воротник, по лицу - слезы. Пеший поход обратно мы бы не выдержали, не передохнув в помещении, и были вынуждены присоединиться к первой собравшейся группе - немецкой.
Что-то, видимо, интересное, экскурсантам рассказывал гид. Если бы мы не читали книжек, никогда не узнали бы про страсти, кипевшие в душе испорченного короля, и нечем нам было бы объяснить его пристрастие к невообразимым изыскам и странную смерть.
Экскурсия завершилась быстрее, чем мы успели хоть капельку отогреться. Нам было жёстко предложено покинуть замок. Я дрожала от холода и обиды.
-В израильском справочнике, - мне заявила со знанием дела и ложным, но развитым чувством порядочности замёрзшая подруга Норик, - написано, что полагается гиду дать чаевые.
И она, презрев мое негодование, зазвенела монетами, щедро вручая их экскурсоводу.
-Ах! - только и сумела проговорить я.