Глава 2.1 В том году выпало 162 дождя
Глава 2.1
У меня всегда было ощущение, что Сюйхай за личиной дурашливого мальчишки прятал свою истинную душу.
Естественно, этим я не пытаюсь сказать, что Сюйхай какой-то хитрый и коварный человек. Скорее наоборот, он делает это так как хочет защитить что-то самое хрупкое и уязвимое в себе. Поэтому он не может позволить себе небрежно открыться перед другими, вечно "пускает пыль в глаза" да притворяется дурачком, только чтобы никто не смог рассмотреть его настоящего.
Одним словом, Сюйхай был похож на резвящегося в грязи поросенка цвета аквамарин! Поросенок, у которого от природы окрас тела похож на морскую волну*, никогда не будет похож на других поросят. Этот цвет слишком уникален и отличается от остальных цветов. Если люди заметят поросенка такого цвета, то непременно сразу же поймают его и отправят в цирк. Поэтому поросенку, цвета морской волны, каждый день с утра до вечера приходится прятаться и резвиться в грязевой яме, изо всех сил пытаясь полностью обмазаться в грязи. Таким образом никто никогда не узнает, что у него есть такая уникальная, но в то же самое время делающая его уязвимым, особенность. Для них он такой же обычный поросенок, как и все другие.
*в имени "Сюйхай" второй иероглиф 海 (hǎi) означает "море, морской", отсюда и идет аллегория с оттенками цвета
Я помню, что когда впервые встретил Сюйхая, то схватил комок грязи и запустил в него. Возможно, это дало ему какое-то чувство безопасности.
Я тогда не сказал ему: "Эй, а я уже давно заметил твой аквамариновый цвет!"
Я притворился, что не раскусил его секрет, после чего мы легко сблизились и стали подшучивать друг над другом (хотя именно он делал это излишне часто). Наша юность протекала в свойственной для всех подростков форме. Мы вместе взрослели, испытывая взлеты и падения. Нетвердой походкой мы прошли с пятнадцати до семнадцати лет своей юной жизни, и наша жизнь была похожа на лист ватмана, изрисованный разными оттенками синего, которые мы вносили в жизнь друг друга.
А еще я никогда не говорил Сюйхаю, что с детства обожаю синий цвет. Я мог нарисовать и небо, и солнце, и море, и длинную дамбу мелками разных оттенков синего. Вот и получается, что мое особое отношение к Сюйхаю заключалось в том, что я в своеобразной форме дорожил и оберегал самую уникальную его сторону.
Но постепенно я стал терять свою способность различать яркие оттенки цвета в Сюйхае, и сам не понял в какой момент окончательно утратил возможность видеть его таким, каким увидел впервые.
Я все еще мог спокойно отличить прозрачно-синий цвет воды от аквамаринового цвета моря или лавандово-голубой от насыщенного бирюзового. Также я совершенно точно знал как на китайском языке можно назвать разные градации цвета. Но почему тогда я больше не мог четко описать словами оттенок цвета Сюйхая?
Действительно ли мое особое расположение к Сюйхаю заключалось в том, чтобы оберегать и дорожить его самой уникальной стороной? А если так, то что это за сторона?
Студенческая столовая старшей школы Сиу больше была похожа на отлично модернизированное "произведение искусства". Аккуратно расставленные неподвижные длинные столы с лавками были расположены в определенном шахматном порядке одинаковыми вертикальными и горизонтальными рядами, создавая однообразную, но довольно продуманную модель. Ученики после получения еды садятся по местам в соответствии с расстановкой. А каждый вторник, когда в школе был установлен день единой для всех формы, создавалась иллюзия, что сотни роботов после производства один за другим движутся по конвейерной ленте.
И так получилось, что сегодня был вторник.
Казалось, что все на территории кампуса, куда ни посмотри, было пропитано догмами и законами. Даже свет и тень от целого ряда панорамных окон, расположенных по правой стороне школьной столовой, казалось, падали под определенным углом.
Сюйхай терпеть не мог такие стандартизированные обстановки, однако во всем этом был один положительный момент, успокаивающий его - Чжэньюй сидел прямо напротив него.
"Эй, это что у тебя за спиной?" - Чжэньюй повернул голову назад, и Сюйхай тут же стащил у него из тарелки жареное свиное ребрышко.
"А что там? Там же ничего нет!" - полюбопытствовал Чжэньюй.
"Да вон же, оглянись еще раз".
Школьная столовая предлагала стандартный набор блюд, и среди них жареные свиные ребрышки были самыми вкусными.
Сюйхай вновь потянулся своими палочками для еды.
"Ты что делаешь? Ты еще свое не съел, а уже мое воруешь!" - Чжэньюй в этот раз проявил большую осмотрительность и быстро повернулся обратно. Теперь уже он атаковал тарелку Сюйхая. Две пары палочек застыли в воздухе в противостоянии. У каждой был свой утонченный стиль боя, словно демонстрация техники ушу.
А на другой стороне Юньцзе и Вэньлин с тарелками в руках высматривали свободные места. Под белоснежной рубашкой Юньцзе слегка просвечивало светло-желтое нижнее белье. Ее плиссированная юбка в темно-зеленую клетку едва доходила до колен, а гольфы подчеркивали изгиб ее икр.
Сюйхай, позабыв про ушу, не сводил с нее восторженных взгляд.
"Ты ведь больше не будешь воровать у меня?" - Чжэньюй благополучно взял с тарелки Сюйхая большой кусок жареных свиных ребрышек. Широко открыв рот, он откусил кусочек, и постарался максимально насладиться вкусом хрустящей корочки и ароматом специй. Иногда одно жареное свиное ребрышко может предотвратить апокалипсис в мире, однако Сюйхай уже давно находился за границами этого мира.
Чжэньюй проследил за взглядом Сюйхая и посмотрел в ту сторону: "Эй, Ли Сюйхай! Ты что-то разошелся! Слюни вытереть не хочешь? "
Юньцзе в этот момент всего-навсего положила в рот немного вареного риса. Она и Вэньлин сели в нескольких столиках от Сюйхая и Чжэньюя. Юньцзе знала, что Сюйхай, скорей всего, сейчас без капли смущения, бесцеремонно смотрит на нее. Избегая ненужного зрительного контакта, Юньцзе тщательно прожевала и проглотила рис. Все это время она старательно игнорировала все остальное вокруг себя.
"Эй, пойдем со мной, чтобы я мог поговорить с ней", - сказал Сюйхай, повернувшись к Чжэньюю.
"Ну пойдем. Ты же обещал мне, что поможешь добиться ее".
"А если я уже пожалел о своих словах?" - Чжэньюй подумал, что ему изначально не стоило соглашаться на это.
"Как ты мог так просто взять и пожалеть о сказанном?"
Но прежде чем Чжэньюй успел придумать подходящий предлог, перед ними возник один из учеников с двумя чашками розового арбузного молока. Он направился к столу Юньцзе. Остановившись перед ней, он низко склонил голову. Изначально он подготовил и старательно отрепетировал красивую речь, но сейчас он не мог произнести даже одного предложения: "Линь... Линь... Юньцзе! Это моя чашка, а эту чашку... прошу... ты выпей..."
Юньцзе из вежливости подняла на него свои глаза, но в этот момент Вэньлин, сидевшая рядом, произнесла: "Ого, розовое! В нашей школе давать кому-то розовое молоко означает признаваться в любви". Если бы Юньцзе ничего не ответила и никак не отреагировала, то в воздухе могла бы повиснуть неловкая пауза. Однако, она не собиралась это делать, поэтому спокойным и монотонным голосом произнесла: "Извини, я не..."
"Она такие напитки не любит!" - прежде чем Юньцзе закончила фразу, рядом с ней возник Сюйхай. Он выхватил из рук этого ученика обе чашки с напитком, превратив розовое арбузное молоко в невинного заложника.
Парнишка нерешительно посмотрел на Сюйхая: "Она... еще не договорила..."
"Я договорил за нее. Ей не нравится напиток, который ты ей дал", - Сюйхай положил руку на плечо парня и сжал его, причиняя легкую боль. Даже арбузное молоко было готово закапать розовыми слезами. Его высокомерный и гордый вид, благодаря которому он был известен на всю школу, неожиданно вызвал у Юньцзе отвращение.
Сюйхай вновь обратился к парнишке: "Что? Ты не понял, что я тебе сказал?"
И одновременно с этим еще сильнее сжал его плечо.
"Больно... Я понял... понял..."
От его угрозы ученик ретировал, а Сюйхай взял две чашки розового молока для признаний в любви, которые ранее сам же и отобрал, и повернулся к Линь Юньцзе: "А если его дам тебе я, ты его выпьешь?"
Юньцзе ничего не ответила, но она взяла одну из чашек из рук Сюйхая и затем уже произнесла: "Если его дашь мне ты, то, конечно, выпью".