Ложный идол

Начнем лонгрид с замечательных цитат из статьи Крах операции «Преемник»:

Вы наверное тоже замечали, что среди бумеров и людей старшего поколения Кунаев пользуется особым почтением. Кем его только не называли — человеком слова, гениальным управленцем. С Кунаевым так же тесно связано решающее событие в истории современного (и, несомненно, будущего) Казахстана— декабрьское восстание 86-года. С декабрьским же восстанием, несомненно, связаны темы национальной идентичности и самоуправления.
Чего уж таить, наши оппозиционеры, нет-нет, да ластятся к Кунаеву, выставляя его противоположностью к Назарбаеву, а националисты любят консолидироваться в дроче на Алаш-Орду и против Советского Союза, которые, в общем-то, давно уже «мертвы».

Бумеры, оторванные от политики, любят Кунаева из-за ностальгии — пломбир за 20 копеек, беззаботная жизнь в «развитом социализме». Следующие же поколения, наслушавшись воспоминаний о нем, так же слепо идеализируют Кунаева. Эта ситуация напоминает мне один известный анекдот:

— Деда, а когда лучше жилось: сейчас или при Сталине? — Ну, при Сталине конечно! — А почему, деда? — Ну так, внучек, при Сталине у меня хуй стоял!

Однако, так ли оправдано его восхваление?

«Политологи» и прочие лидеры мнений почему то противопоставляют Кунаева Назарбаеву, подчеркивая только положительные черты Динмухаммеда Ахмедовича, замалчивая его минусы «противоречивостью личности» и не упоминают тот факт, что Елбасы поднялся по карьерной лестнице благодаря ему. Националисты любят сетовать на плохой Совок, который, дескать ущемлял права казахов, разумеется, упуская из поля зрения важные контекстные особенности Казахской ССР.

В этой статье будут рассматриваться аспекты во время правления Кунаева, которые старательно замалчивают, а так же любопытные данные, касательно казахской националистической повестки в тот период.

Представим, что у нас есть две таблетки:

Синяя таблетка— Динмухаммед Кунаев был великим лидером КазССР, А «Желтоксан» являл собой волеизъявление народа.

Красная таблетка — Динмухаммед Кунаев построил ту систему правления, которая у нас есть сейчас и Нурсултан Назарбаев ее идейный преемник, а «Желтоксан» был спровоцирован реакционными силами, испугавшихся партийных чисток.

Если вы решили принять красную таблетку, то предлагаю вам продолжить чтение.

Казалось бы, причем здесь этностейт и Кунаев?

Традиционно, Средний жуз, как самый урбанизированный и многочисленный являлся главным образующим родом истеблишмента Казахстана в СССР. Младший и Старший жузы хоть и были малочисленны, но тем не менее были представлены среди элит.

Гегемония Среднего жуза длилась вплоть до начала 60-годов, хотя попытки покончить с нею предпринимались неоднократно. Уже во время сталинских репрессий интеллигенция среднего жуза пострадала сильнее, чем выходцы из остальных жузов. Классовые соображения были, возможно, главным мотивом гонений. Точно так же, престарелый акын Джамбул Джабаев, шапырашты, воспевавший советских вождей, по их представлениям куда больше подходил на роль “главного” казахского поэта, чем Абай, аргын, выходец из байской семьи. В дальнейшем репрессии против Бекмаханова способствовали выдвижению на первые роли в исторической науке албана из Старшего жуза Нусупбекова. Этот малоизвестный ученый пользовался поддержкой Кунаева и более четверти века возглавлял Институт истории, археологии и этнографии АН КазССР. Позже его сменил другой выдвиженец из Старшего жуза, Тулепбаев.

С приходом к власти Брежнева во главе Казахстана встал его друг – Динмухаммед Кунаев, из рода Ысты Старшего жуза. Трайбализм заиграл новыми красками. При Кунаеве начинается постепенное замещение руководящих позиций представителями Старшего жуза.

Так, он поставил во главе Академии Наук своего младшего брата Аскара Кунаева, во главе Алма-Атинского обкома Асанбая Аскарова. Позже были выращены иные партийные «старшежузовцы» — Назарбаев, Аухадиев, Мукашев, Есбулатов и другие.

Пройдемся по сводке Управления по проверке парторганов ЦК ВКП(б)

В отчетах Поздняка указывается, что, например, в Бурлю-Тобинском районе, Талдыкорганской области, председатель колхоза им. Сталина, товарищ Ембергенов при согласии и помощи секретаря райкома партии по кадрам, товарищ Имашевой, подбирал на все руководящие должности в колхозе людей из своего рода туленгут.
В колхозе им. Фрунзе все руководящие должности были укомплектованы сородичами председателя колхоза Ельчибекова.
Выше упомянутая Имашева набирала на должности председателей сельхозартелей только своих родственников — представителей жуза аргын.

Установлены факты, когда управленцы-партработники отказывались от руководящей работы, если их направляли в колхозы и сельсоветы с населением других жузов:

Товарищ Танекенов, выходец из рода жалаир, отказался работать председателем колхоза «8-е марта» только потому, что колхозники этого колхоза принадлежат к роду туленгут. Райком партии признал мотив отказа т. Танекенова основательным и направил его председателем колхоза «Жана Ундрус», где большинство колхозников из рода жалаир. По таким же причинам секретарь Карачагинского сельсовета т. Нургалеев был переведен в Лепсинский сельсовет. В Бурлю-Тобинском районе распределение колхозов по сельским советам произведено со строгим соблюдением родового признака. Три колхоза, расположенные около Кзыл-Балыкского сельсовета, подчинены отдаленному Балхашскому сельсовету только потому, что колхозники этих сельхозартелей принадлежат к роду жалаир, а колхозы, находящиеся вблизи Балхашского сельсовета, вопреки территориальной целесообразности, отнесены к Кзыл-Балыкскому сельсовету.

Такие же факты имеют место в некоторых районах Карагандинской области.
Более того, между одними и другими, разыгрывалась настоящая подковерная борьба — председатель Атасуйского поселкового совета, Жана-Аркинского района Дауренбеков фабриковал клеветнические материалы на отдельных руководителей района, добиваясь того, чтобы в райкоме партии и райисполкоме оказались люди из своего рода.
Заместитель председателя сельхозартели «Жеткиншек» этого же района Жумуков разделил колхозников на роды: нияз и иткара, и открыто покровительствует людям из рода Нияз.

Атмосфера безнаказанности за преступления, переброска провалившихся на одном деле людей на другие ответственные посты имеет место в республике в силу большой живучести феодально-родовых пережитков. Принадлежность к тому или иному роду до сих пор определяет взаимоотношение людей. Имеются факты, когда деление по бригадам и звеньям в колхозах происходит по родам. Известен недавний случай драки колхозников двух родов из колхоза "Тузкок", Ильинского района, Алма-Атинской области. Имеется много фактов покровительства со стороны председателей колхозов колхозникам из своего рода.
— Секретарю ЦК ВКП(б) тов. Маленкову Г.М. «О феодально-байских и религиозных пережитках в Казахской ССР»

Согласно докладам, все это привело к дезорганизации работ в колхозах, превратили их в арену скрытой межродовой борьбы, подсиживания, клеветы и грязных склок.

Но при Кунаеве трайбализм поразил не только партийную систему, но и все сферы жизни. Высшее образование, Академия наук, министерства — все было поражено кумовской опухолью. То, что раньше старательно искоренялось советской властью, возродилось в период Застоя и укоренилось в эпоху Перестройки.

На фоне роста материально-технической базы ВУЗов и подъема общеобразовательного уровня в 70-80-е годы, с молчаливого согласия Кунаева, процветал протекционизм по этническому, земляческому и клановым признакам. В первую очередь это коснулось ВУЗов Алматы и южных областей.

В феврале 1986 г. были преданы гласности цифры, характеризующие ситуацию с набором студентов в алма-атинские вузы: в КазГу доля студентов-казахов составляла 75,8%, в Институте народного хозяйства - 73,7%, в Железнодорожном - 79,5% и т.д. В наиболее престижных вузах процветало землячество и родовые связи.
По данным на 1987 г., в КазГу в родственных связях находились 90 сотрудников; в Политехническом институте - 46, в Народнохозяйственном - 195 и т.д.
Аналогичная ситуация наблюдалась в вузах Караганды: в Кооперативном институте работали 54 сотрудника, находивших в родственных связях; в Политехническом - 91; в Медицинском - 120. Значительная часть не только русской, но и казахской молодежи северных и восточных областей выезжала в соседнюю РСФСР с целью получения высшего образования.
Клановый протекционизм был доведен до абсурда — на факультете журналистики КазГУ было немало преподавателей, не имевших к журналистике никакого отношения. Это выразилось в том, что на престижные специальности поступить человеку без связей стало практически невозможно [1].

Подбор кадров по родственным и приятельским признакам, покровительство бездарным и враждебным элементам создает атмосферу произвола и безнаказанности. 18 мая 1947 года покончила жизнь самоубийством доцент кафедры органической химии Казахского государственного университета, кандидат наук Головчанская А.П.
Причиной смерти явилась травля Головчанской со стороны заведующего кафедрой Азербаева, политически неблагонадежного человека. По заявлению ряда преподавателей Азербаев, как научный сотрудник, бездарен. Чтобы создать себе репутацию ученого и оправдать свое безделие в течение ряда лет, он решил стать соавтором научной работы Головчанской, подготовленной ею к печати. Когда Головчанская ему в этом отказала, он довел ее до самоубийства. Головчанская писала: "Мерзавец, плут, невежда Азербаев может издеваться как угодно над людьми, он может получить ученую степень без знаний, возможность руководить, управлять только потому, что он казах и приятель Сатпаева, несмотря на то, что он вор и злодей".
Азербаев по настоянию органов государственной безопасности осужден, но из факта самоубийства Головчанской никаких серьезных политических выводов не было сделано. В ЦК КП(б) Казахстана этот вопрос был решен "в оперативном порядке", без принятия постановления.

Можно бесконечно долго оперировать данными из докладов о кадровой ситуации в КазССР, но все они демонстрируют лишь одно — кумовство, феодально-религиозную ментальность (удивительно, но все то, чем поражен современный Казахстан существовала даже в Сталинские времена).

В ходе «догоняющей» модели социальной модернизации в КазССР, кучки элит конкурировали в борьбе за наиболее престижные сферы трудовой деятельности, где главным определяющим фактором была партийная элита.

Наступившая к 1980-му политика невмешательства союзных властей к сферам подготовки специалистов, органов развития местных самоуправлений и центров культур создала почву и систему преференций при поступлении в ВУЗы и карьерном росте.

«Мы живем в душной, уродливой обстановке местного казахского национализма, который расцвел в годы правления Кунаева» — Из анонимного письма Ю. В. Андропову

Что же касается разгула коррупции в министерствах, то ситуацию с ней лучше всего характеризует интервью осужденного в конце 80-х министра автомобильного транспорта Анатолия Караваева из публицистического альманаха «Поиск»:

— Первые десять лет работы в Карагандинском пассажирском автотресте я не получал взяток. Каждый год не раз хотели всучить мне деньги, но я молча указывал на дверь. А в семьдесят третьем не устоял, взял у Сейткамалова пятьсот рублей... К тому времени в Казахстане явственно дала знать о себе обстановка вседозволенности, бесконтрольности, беспринципности, махровым цветом расцвело взяточничество, сложилась система поборов, которая стала нормой поведения и регулятором взаимоотношений. Хотите — верьте, хотите — нет, но жить и работать по совести стало невозможно. Мой заработок не покрывал неуклонно возраставших расходов на разные подношения и угощения, и вот...
— Вас прямо вынуждали к взяткам и подношениям?
— Это делается не так,— с горькой усмешкой объяснил Караваев.— Хозяева самых просторных кабинетов держатся строго и недоступно... С какого-то момента тебя перестают замечать, не считают нужным решать назревшие вопросы, которые ты ставишь. Требуется тебе, например, жилье, идешь на прием с обоснованными расчетами в руках, бьешься, доказываешь, а перед тобой — глухая стена. И хоть ты в лепешку расшибешься, стена эта ни на шаг не сдвинется.
«Чего ты свои знамена мне в нос тычешь? — звучит грубый окрик.— Знамена у нас переходящие, сегодня у тебя, завтра — у другого! А что помогать надо передовикам — это не факт. Есть мнение в первую очередь выделять жилье отстающим коллективам, чтобы поднять их до уровня передовых... Иди, некогда мне!»
Раз уйдешь не солоно хлебавши, два уйдешь, три, а потом волей-неволей несешь ему конверт с подношением. Он сидит за столом, на тебя не глядит, «Правду» читает, а ты кладешь конверт на уголок и униженно благодаришь за внимание, за заботу о нас, транспортниках, хотя той заботы в помине не было...
А дальше перед каждым праздником сунешь в конверт пару тысяч и идешь «поздравлять». Там живая очередь, запускают по списку, все один за другими несут оброк. Зато и отдача налицо — так я, к слову сказать, получил два девятиэтажных дома для водительского состава...
Бывало и по-иному: приедет из Алма-Аты очень ответственный товарищ, пригласишь его в сауну, там он размягчится и доверительно поведает тебе, что семья у него большая, шесть детей, теща с глаукомой, а у средней дочки хроническое заболевание, почки отказывают. Это значит, что товарищу надо помочь, дать конверт.
А по-наглому орудуют только мелкие вымогатели. Наш замминистра по кадрам Маханов, посещая Караганду, первым делом протягивал мне список вещей, которые ему нужно было купить,— наручные часы с браслетом, магнитофон, батник для дочки и другие предметы. Платить за это он и не помышлял, это было бы не «по-казахстански», и, заикнись я о деньгах, Маханов был бы оскорблен до глубины души.

После череды кончин Генсеков, к власти пришел Горбачев немедленно объявивший курс на перемены. Сразу же в национальных республиках пошли громкие смены кадров. С криками и улюлюканьем начались традиционные советские разоблачения предыдущих лидеров. На фоне узбекского дела, громких отставок его соратников — Аскарова и Аухадиева, Кунаев чувствовал, что рано или поздно придут за ним.

Кунаев молча сдавал соратников, аккуратно отступая и сохраняя видимость контроля над кадровой политикой. Об уходе он явно не думал, пытаясь выстроить новую комбинацию из числа оставшихся соратников. В начале 1986 года были заменены главы МВД и КГБ, причем впервые за многие годы на эти посты пришли неказахстанские кадры, и теперь все ждали XVI съезда Компартии Казахстана. В своем докладе Кунаев подробно осветил успехи республики и покритиковал отдельные недостатки, но другие ораторы придерживались иного мнения. С жесткой критикой политики республиканского руководства и сложившихся традиций выступили многие.

На смену Кунаеву Горбачев направил в Алма-Ату Геннадия Колбина, хорошо зарекомендовавшего себя как опытного партийного кризис-менеджера в Грузии и Ульяновске.

Назначение Колбина в современной Казахстанской историографии связывают со стихийными митингами студентов, возмущенных назначением неказахстанца. Партийные функционеры объясняли массовость и активность выступления мощной обработкой, которая велась сторонниками Кунаева в течении двух суток после обнародования по партийным каналам информации о его смещении, причем официально об этом было объявлено только 16 числа поздно вечером и 17 числа рано утром, а к тому времени толпа уже собралась, что указывает на причастность партийных кадров.

Кунаев, со своей стороны, также высказывал и мнение, что выступление реально спровоцировал Назарбаев, чтобы добиться своего назначения секретарем. Судя по официальной биографии Нурсултана Назарбаева в ней был уже, хоть и чуть попозже, инцидент похожего рода - когда он велел главе Талдыкурганской области "организовать спонтанный протест" против идеи открыть там ядерный полигон. Ряд организаторов декабрьских событий потом оказалось на высоких постах в независимом Казахстане. Так или иначе, вряд ли можно всерьез говорить о событиях в Казахстане как о некоей обкатке технологий для развала СССР или своего рода огненной надписи на стене.

Сам Колбин с первого дня вступления в должность секретаря ЦК КП Казахстана начал проводить массовые переаттестации в рядах партии и госуправления.

После декабрьских событий 1986 г. новое партийное руководство попыталось уравновесить этническое представительство в республиканской номенклатуре в соответствии с этнонациональным составом населения и провело масштабную чистку партийно-государственного аппарата и системы высшего образования. В конце 1987 г. казахи составляли 39% (13 человек) среди членов Бюро ЦК Компартии Казахстана, 41% (65 человек) в составе членов ЦК КПК. Из 18 секретарей обкомов партии было 7 казахов. В то же время Г. Колбин понимал опасность чрезмерного давления на укрепившуюся в 1960-1970-е годы этнонациональную элиту и в марте 1987 г. осудил «навешивание на весь казахский народ», заметив, что в республике «имеют место среди некоторой части русского населения проявления невоздержанности, неуважения к людям коренной и других национальностей»

Таким образом было уволено 1200 сотрудников милиции, из органов здравоохранения и транспорта 300 человек. Однако, со временем масштабы «чисток» замедлились поскольку Колбин, осознавая временность своей должности, был полностью заинтересован в работе с Москвой для дальнейшего повышения, полностью переложив управление внутренней политикой на своего заместителя Нурсултана Назарбаева.

Все данные, изложенные выше рисуют печальную картину, особенно на фоне декабрьских событий. Что мейнстримной оппозиции, любящей Кунаева, что бравым националистам-популистам стоит всерьез призадуматься над этими событиями не только в их политическом обзоре.

Удобно жить в манямирке, где есть хороший Кунаев и злой Назарбаев, удобно жить в манямирке, где бедный народ всячески угнетали злые совки и не давали строить этностейт.
Но реальность, как и всегда, оказывается довольно ироничной по отношению к любым заблуждениям.

В итоге, построенная Кунаевым трайбалистская система доминирования Старшего жуза не была полностью искоренена и даже получила вторую жизнь с приходом Назарбаева.
Все те тезисы, к которым аппелируют националисты, при ближайшем рассмотрении, оказываются ложными и манипуляторскими — если почитать доклад ЦК КП(б), становится ясно, что дешевая и извращенная национальная идентичность, к которой радостно прибегают маргинальные слои населения, никуда не девалась [2], а страдали и страдают казахи больше всего от самих себя.