ПРОЩЕНИЕ РАБА, НАЕМНИКА И СЫНА

Как все-таки красиво, что Пост заключен между этими двумя воскресеньями - едва забрезжившим весной Прощеным и просиявшим Пасхальным.

И в ленте как всегда куча вопросов о прощении: как прощать, как простить, что значит прощение как таковое, прощать ли тех, кто не просил нас об этом, и что делать, если внутренняя обида все равно не отпускает, невзирая на все наше желание освободиться от нее, неужели такое прощение не будет «засчитано»?

Далее, как вы понимаете, имхо.

Прощение многоступенчато, как и вера, и когда мы говорим о нем, надо иметь это в виду. Есть вера раба, вера наемника и вера сына, и точно так же можно говорить о прощении.

Прощение раба — это отказ от своих претензий к кому-то из страха, что воспомянутся претензии к нам самим. Бог бы с этой сотней динариев, лишь бы не вспомнили мой долг в десять тысяч талантов. Такое прощение — это избавление иного человека от нашего преследования, даже если он в самом деле виновен перед нами, но внутри себя мы запросто можем к нему не меняться, злиться и раздражаться на него, только никак это не проявляя, так что от этих чувств ему не горячо и не холодно. Мы обуздываем внешнее проявление, но не внутреннее.
Он даже может быть нам благодарен за прощеный долг. И он свободен. И это хорошо, и достойно.
Но мы никак не соединяемся в этом прощении.

Прощение наемника - прощение в надежде, что это-то как раз будет воспомянуто, когда-нибудь простят и нас, как простили мы. Но это не то, о чем говорит молитва Господня, "оставь нам долги наши, как мы оставляем должником нашим". Здесь акцент немного иной "прости мне, потому что я прощаю другому", такое прощение — это работа за обещанный в конце дня динарий.
Я прощаю, точно так же, как раб, отказываясь от претензий, и надеюсь, что когда-нибудь это мое движение души будет засчитано мне в плюс. Прощаю ради обещанной Господом милости ко мне. На ближнего мы при этом можем уже не злиться, можем быть даже благодарны ему за такой урок смирения, за возможность заработать этот бесценный динарий.
Думаю, что в прощение наемника можно отнести любое прощение, которое в первую очередь призвано сделать хорошо мне самому - очистить душу, облегчить жизнь, "простить и отпустить, освободиться от этого". То есть, забыть о претензиях к ближнему ради того, чтобы стало лучше, легче мне.
Ближний мой свободен, но мы не соединяемся в этом прощении, потому что сам ближний мне, в сущности, не нужен: я тебя простил, ничего с тебя не требую, и иди с миром.

При этом хочу заметить, что ни в рабстве, ни в наемничестве у Бога нет, в сущности, ничего плохого и унизительного. Это степени возрастания в познании Бога, поэтому на каком-то этапе совершенно нормально простить, хотя бы просто не предъявляя своих претензий, освободить ближнего – а потом уже разбираться с самим собой.

А вот прощение Сына — это то, к чему мы, на мой взгляд, призваны, потому что в таком прощении мы уподобляемся Христу. Такое прощение даруется Духом по мере возрастания в Боге и любви к Богу, когда Христос становится нашей главной целью и сосредоточением.

Это прощение, в котором нет ни капли самости, ни капли благочестивого расчета и, конечно, ни капли страха «не прощу я – не простят мне». Зато есть жалость, сострадание и огромная ответственность за прощенного, добровольно принимаемая и осознаваемая. В таком прощении есть власть, которую мы употребляем ради ближнего.

Простить как Сын — значит, не дожидаться просьбы о прощении, как не дожидался Он всеобщего покаяния прежде, чем идти на крест. Простить как Сын — значит, иметь внутреннюю готовность заслонить собой человека от последствий его греха против тебя. И неважно, просил он об этом или нет - потому что Сын защищает нас даже в саму минуту совершения греха, ожидая нашего раскаяния и покаяния.

Простить так - значит заслонить собой - перед Богом, по слову митр.Антония Сурожского: «Когда придет Страшный суд, я встану и скажу: не осуди его, Господи!» Заслонить собой - перед ним самим, когда придет осознание греха и будет поедом есть вина, заслонить тогда. Возможно, прийти к нему первым и утешить своей лаской, как утешает нас порой Господь еще до того, как мы обращаемся к Нему.

В таком прощении мы не устраняемся от ближнего, а наоборот, стремимся соединиться с ним как можно теснее: в мыслях о нем, в молитве о нем, в помощи ему, когда нужна такая помощь. Мы не только не требуем его долг, но наоборот, даем ему от своего избытка, потому что человек оказывается для нас важнее и дороже его поступка.

Прощение Сына - прощение, которое не просто оставляет человека в покое от наших претензий, не просто изымает из-под власти долга перед нами, а бережно излечивает его раны, нанесенные душе при нанесении ран нам самим.