Франциск Ассизский

Один из моих любимых, ставший уже традиционным текст о святом Франциске Ассизском. Ему больше пятнадцати лет - но то, что обретает себя во Христе, то обретает себя в настоящем и в вечности, и не уходит в прошлое.

И я помню все, что тут написано, так, словно это было на днях - солнце, свет и дождь, и радость.

СВЯТОЙ ФРАНЦИСК АССИЗСКИЙ

Я поздравляю всех, кому не чужд этот удивительный человек. Знаю, что в православии он не почитается, но лично мне по личному моему опыту это нисколько не мешает относиться к нему с трепетом и нежностью. Я воочию видела в нем радость христианства, и мне достаточно этого, чтобы не оспаривать его святость.
Я так редко вижу в людях эту бьющую ключом радость.
Поздравляю всех, кто чтит его память, а я вам, пожалуй, расскажу, как я побывала в его городе, в маленьком Ассизи.

Я не могу сказать, что изначально хорошо относилась к Франциску, и даже более того - он всегда вызывал во мне некоторые сомнения и даже отторжение. Не знаю точно, чем это было вызвано - думаю, дело в том, что мне в принципе претит всяческая экзальтация, как в бытовом, так и в религиозном плане. То же, что я слышала и читала про Франциска, убеждало меня, что по части экзальтированности этот человек мог легко дать фору многим и многим.

Даже мой любимый Честертон, во многом - непререкаемый авторитет - не смог привить мне хорошего отношения к этому святому: эссе "Святой Франциск Ассизский" - единственное религиозное произвдение Честертона, оставлявшее меня равнодушной.
Тем не менее, с первого дня, как я приехала в Италию, меня не оставляла мысль, что хочется увидеть не столько Рим и Венецию, не столько Флоренцию и Равенну, сколько Ассизи. Я исправно ездила на популярные экскурсии, исправно любовалась известными древностями, но Италия день за днем оставляла меня равнодушной. Да.

Да, и я не стесняюсь в этом признаться.
Во-первых, там было немыслимо жарко, во-вторых, там было немыслимо громко. И, если с первым еще можно было сладить - в конце концов, вот оно море, а вот он кондиционер в автобусе и электричке, то со вторым было сладить намного сложнее. Июль месяц, наплыв туристов, я, конечно, сама виновата и нашла, когда поехать, но Боже мой, сколько же там было народу... Вечерами на улицах Римини, где я жила, было просто не протолкнуться, и везде - шум, шум, шум, люди, музыка, хохот, мотоциклы, машины, дискотеки - ужас какой-то, если честно.
И еще одно было важное "но".

Я помню, как я сидела в автобусе, ехавшем из Рима, прижавшись лбом к стеклу, и тоскливо думала, мол, невесть что я делаю в этой Италии, чего я, дура, не поехала в родной Израиль, где все - мое. Я металась по Италии, одиннадцать городов за две недели, и все искала: покажите, ну покажите мне то, глубинное, родное, христианское, святое, к чему можно прижаться головой и ладонями, и прильнуть сердцем - а мне раз за разом подсовывали ловушки для туристов. И самое ужасное, что все местные относились к своим сокровищам именно так, и никто ничего не принимал всерьез.

Я только в Италии до донышка поняла, насколько мне безнадежно необходимо христианство. Христианство - во всем. Что я практически не воспринимаю земную красоту, если она не освящена светом небесной. Что для меня чуждо все, чего не коснулась благодать Христа. Чуждо - не в смысле враждебно, а в смысле - не интересно. Что я, как влюбленная, вижу только лицо Любимого, и только то, что касается Его, радует меня.

И что я больше всего желала бы небо свести на землю.

Ассизи у меня почему-то было отложен на самый конец поездки. Не помню, почему - то ли я подсознательно боялась разочарования, то ли наоборот - привычно откладывала самый лакомый кусочек напоследок. А может, просто все дело было в том, что ехать туда было крайне неудобно - на трех электричках и автобусе.
Но где-то дня за четыре до отлета я все-таки собралась туда.

От Римини до Ассизи дороги около четырех часов. От побережья Средиземного моря - в самый центр Италии. Я помню, я почему-то ужасно волновалась, как будто ехала не в маленький город, а на первое свидание.
Чудо коснулось меня мягкой лапкой уже в электричке. Мимо скольких городов и городков мы проехали в тот день - не сосчитать, сколько маленьких, белоснежных, приютившихся у подножья гор видели мы из окон электрички - не скажешь.

Но только при виде одного из них мне словно игла вошла в сердце, и стало отчетливо и томительно ясно - это Ассизи. Это не может быть ничем иным, только - Ассизи.
Мы проехали мимо, город скрылся, не было ни одного указателя, ни единая буква не намекала на название, но я твердо была уверена - это Ассизи, и у меня почти темнело в глазах от предчувствия, что я скоро там окажусь.

Это потом, очень потом я узнала, насколько это известная панорама города. Ее я увидела из окна поезда.

Электричка остановилась на маленькой станции, я выпрыгнула из нее, и впервые поразилась тишине. Не знаю, как это пояснить... Это была тишина жизни. Настоящей, не туристической. Шелестела трава и шуршали листья на деревьях. Вместе со мной из электрички вышло еще человек пять и пошли к автобусной остановке. Я пошла за ними.
И из окна автобуса я снова увидела город. И знаете, это было сродни чувству, которое я испытала, когда впервые увидела Иерусалим.

Автобус остановился, мы вышли из него - на маленькую, облитую солнцем площадь. И тут меня накрыло. Накрыло невероятной, оглушительной тишиной, какую я не слышала очень давно, потому что ее нет в Москве и нет в туристической Италии. И в ту же минуту я поняла, что наконец-то нашла то, что искала в Италии почти две недели, мечась по ней, как угорелая. Я нашла настоящее. Не выставленное на потеху и продажу.
И еще я поняла, что я никуда отсюда не уеду. Часы пробили уже два пополудни. По-хорошему, у меня оставалось не больше полутра-двух часов на город, если я хотела вернуться ночевать в отель в Римини.
- Я никуда отсюда не уеду, - сказала я себе вслух.
И отправилась искать отель, чтобы снять номер - хотя бы на сутки.
Для меня величайшим удивлением стало то, что все отели в Ассизи были закрыты. Я-то думала, тут толпы паломников, а тут... никого.
Да, именно так. Я шла по узким улочкам, где маленькие сувенирные магазины до изумления не раздражали, а умиляли меня, подходила то к одному, то к другому отелю, и везде натыкалась на запертые двери. Первый, второй... пятый... восьмой. Их было много, но они все были закрыты.
У меня было смутное чувство, что я не с того начала. И только когда в воздухе поплыл колокольный звон, до меня дошло, что отель и ночлег - это не главное. Здесь, где все такое настоящее - это не главное. Не заботьтесь о земном. И тогда небесное само о вас позаботится.
Я бросила искать отель и бегом побежала туда, куда хотелось уже до одури - в монастырь Сакро-Конвенто, в место, которое мне уже казалось родным-преродным, к человеку, который мне казался уже родным-преродным, хотя я даже не поняла, когда произошел этот переворот.

Это церковь Сан-Франческо, сердце монастыря. Она двухярусная. Под ее нижней частью погребен св.Франциск.

Мне очень сложно рассказать словами, что я испытала, когда вошла в эти ворота и бросила первый взгляд на внутреннее убранство базилики. Тут не поможет ни демонстрация фотографий (чужих, потому что свои я не делала), не описание того, что я там увидела. У меня руки опускаются. Я только скажу, что это само совершенство, сама красота - тончайшая духовная красота фресок, чьими авторами считается Джотто и его ученики.

Мне - опять же, даже смешно - до этого не нравился Джотто. Но в базилике, полуослепленно оглядывая стены, исписанные сценами из жизни Франческо, я поняла, чем отличается пение Паваротти и "мне вчера Изя на кухне напел". Ни один альбом в мире не способен передать чистоту и красоту этих красок. Это входит в душу, как кинжал. Это сама любовь, само восхищение в красках.

Тринадцатый век... Наверное, еще сильны византийские напевы. Знаете, я отвратительный искусствовед, поэтому то, что я увидела, было для меня совершенно вновинку. Я просто замирала от восхищения, видя, как переплетается византийское и итальянское, как лики еще - византийские, так знакомо-православные, а тела и позы - уже совершенно католические, и наоборот - гречески иконописные фигуры и католические итальянские лики.

Людей вокруг не было, и никто не удивлялся, что я стояла посреди базилики и плакала - так сильно, так остро было ощущение совершенно живой любви, совершенно живого христианства, в котором главное - любовь, любовь. И настолько сильным было ощущение неотмирности, особенно после образцов искусства эпохи Возрождения. Я долго-долго всматривалась в глаза Франциска и всматривалась в лица людей, окружавших его на фресках.

А потом я пошла вниз, в Нижнюю церковь и еще ниже, туда, где похоронен Франциск.

Как будто пришла туда, где меня давно ждали. Я опустилась на пол и прижалась лицом к огораживающей могилу решетке. "Братец, - сказала я тихонько и улыбнулась, сдаваясь. - Приюти меня, пожалуйста, в своем городе".

В ту минуту мне было решительно все равно на все разделения Церквей и всю мою нелюбовь к экзальтации, и вообще на любые "но"... Я слишком ощущала Франциска живым, я слишком ощущала его искрящуюся любовь ко Христу, такую сильную, такую невозможно, невероятно сильную, что и после его смерти она не ушла, а вживе осталась здесь - в его городе, в его монастыре. И перед этой любовью, поверьте, блекло все - любые заблуждения, любые ошибки. Знаете, почему? Потому что подлинная любовь с легкостью и со смехом признает свои ошибки, когда оказывается перед лицом совершенной Истины. Не знаю, от чего пришлось отказаться Франциску, когда он увидел Христа (и пришлось ли), но я уверена - любое заблуждение было им вмиг отринуто и отброшено совершенно без сожалений. Потому что он любил Христа, а не себя. И любви, кстати, не стыдно признавать свою неправоту.

Я еще немножко посидела на полу, думая, смогу ли я сама с легкостью отречься от своих ошибок, когда придет мой час - или буду цепляться за них? Хватит ли моей любви признать себя неправой и принять другую правоту, и не сожалеть о тех призраках, которые создало мое воображение, перед лицом живого Христа? А потом я ушла оттуда, вышла из монастыря, и двери первого же отеля - не вру - оказались открыты. Он назывался "Джотто".
- А какой вид у меня из окна? - спросила я, сжимая в руках ключ - обетование того, что на этот вечер, на эту ночь и на завтрашний день Ассизи - мой, и я - его.
- Вы не будете разочарованы, - улыбнулась девушка.
Воистину, я не была!

Уже был вечер. И было еще тише, чем днем. Я вернулась к базилике - она была уже закрыта - и пошла от нее наверх, по одной из узких улочек Ассизи.
Я, наверное, описываю слишком много ненужных подробностей, но и сейчас перед глазами стоит тот вечер, стрижи в темнеюще-голубом небе, вся срединная Италия, видная мне с вышины, на которую я поднялась. И холм по правую руку, по склону которого бродит гнедая лошадь, и нет ничего мирнее ее мирного фырканья.

И город - весь как будто оставшийся в 13 веке, сохранивший свое время и главное - сохранивший свое главное сокровище. Я знаю, как это бывает, когда время перестает быть, и любовь пронзает века, наглядно показывая, насколько условно летоисчисление. Так вот: в Ассизи время действительно условно. Потому что Франциск оттуда не уходил. Потому что там и сегодня во всем любовь. Радостная и сверкающая, как брызги фонтана, и, если Иерусалим для меня - торжественная чаша любви, то Ассизи - маленький искрящийся водопад радости.

Потому что там и сегодня - ждут и радостно встречают своих.

Уже совсем в темноте я пришла на главную площадь Ассизи, где городская ратуша и портик древнего храма Минервы, ставший портиком храма Богородицы. Я пила белое вино и слушала, как часы на башне бьют десять, и смотрела, как темнеет, темнеет. Я совершенно не помнила дороги к отелю, а в этих улочках сложно не заплутать, они узенькие - не везде и руки раскинешь, они ныряют в какие-то подворотни, они вдруг заканчиваются лестницами - и лестницы сами считаются отдельными улочками! - они разбегаются в разные стороны на перекрестках, они просто вопиют о том, что Средневековье не кончилось. Обычно для меня это ужасно нервная ситуация, для меня вообще один из самых неприятных страхов - это в темноте оказаться в незнакомом месте и не знать, как добраться до дома.
Но только не там.
Начал накрапывать дождь, и я пошла, не заботясь о дороге, и, конечно, через десять минут я уже была у своего отеля.

Утром меня разбудили колокольный звон и стрижи. И было еще сладких пол-дня, когда я ходила по Ассизи, дыша воздухом христианской любви и свободы, выбирала подарки - именно отсюда мне хотелось привезти что-то памятное, побывала в базилике св.Клары, в монастыре св.Петра, поехала в церковь Санта-Мария-дельи-Анджели в трех километрах от Ассизи. Мне ужасно не хотелось уезжать. Но у меня не было при себе телефона моего отеля в Римини, а мне совершенно не хотелось, чтобы тамошняя администрация, потеряв туриста, обратилась в полицию.

К обеду пошел совершенно сумасшедший дождь, и я вымокла под ним не просто до нитки - а, кажется, до костей. А потом пошел не менее сумасшеший град, кажется, про такой принято говорить - с голубиное яйцо, но я не знаю точно, какие у голубей яйца. Вот то, что крупнее перепелиного - точно. И под этим градом я бегала за единственным подарком, который остался потом у меня остальное, я, естественно, раздарила - глиняным изображением леонардовской Тайной вечери, восхитившим меня дивной композицией. Помните "Тайную вечерю" да Винчи? Так вот, на том изображении, которое у меня, Иуда, Петр и Иоанн создают совершенно непривычную композицию на троих - рука Петра лежит на плече Иуды, обнимая и оберегая его, а Иоанн склоняется к ним обоим, как будто не желая верить прозвучавшему "один из вас предаст Меня".

А потом, когда я уже села в электричку, мокрая и счастливая - небо разрезали радуги, одна, другая, третья - три радуги одновременно, и почти всю дорогу, пока мы ехали, казалось, что конец одной из них падает в землю буквально метрах в пятидесяти от окна поезда.

У меня дома лежит купленный в Ассизи альбом с фотографиями. Иногда я его перелистываю и до мучительности хочется снова оказаться на этих улочках.

Я поняла одну вещь, не знаю, насколько мне хватит слов, чтоб донести ее до вас. Знаете, можно любить друг друга, признавая друг за другом возможность ошибиться. Франческо стал для меня родным, и я верю в его святость, потому что видела ее воочию, но это не значит, что он в чем-то не ошибался - но тем более это не значит, что он не святой. Ошибаются все, и глупо расходиться из-за ошибок, потому что, в общем, Христос ждет от нас не безусловной правоты - а безусловной любви.

Я не экуменистка, я никого не призываю ни с кем соединяться и объединяться. Я просто думаю, что любящие Христа люди найдут друг друга, невзирая на все ошибки и прощая их друг другу.

Как, я верю, простит нам Спаситель.