Механический мясник: как доктор Ричард Гатлинг хотел положить конец войнам

Врач, создавший машину смерти

История редко бывает чужда иронии, но случай Ричарда Джордана Гатлинга — это просто эталонный образец. Представьте себе человека, который по профессии был врачом, получил диплом в 1850 году в Медицинском колледже Огайо, и при этом всю жизнь занимался изобретением сельскохозяйственной техники. Его первой серьезной разработкой была сеялка для риса, которую он позже адаптировал для пшеницы. Он был одержим идеей повышения эффективности, механизации труда, облегчения жизни фермера. Он был типичным продуктом своей эпохи, американским самоучкой, предпринимателем, который искренне верил, что любую проблему, будь то посев хлопка или вспашка земли, можно решить с помощью правильного механизма. И вот этот человек, чей талант был направлен на созидание и выращивание хлеба, входит в историю как создатель одного из самых эффективных инструментов для массового убийства. Это не просто ирония, это фундаментальный парадокс, который лежит в самом сердце промышленной революции XIX века, когда вера в прогресс и гуманизм шла рука об руку с созданием невиданных ранее средств уничтожения.

Поворотным моментом для Гатлинга стала Гражданская война в США, разразившаяся в 1861 году. Он заметил, что подавляющее большинство солдат в огромных армиях Союза и Конфедерации умирало не от вражеских пуль. Главным убийцей на той войне были не винтовки и пушки, а болезни. Тиф, дизентерия, пневмония, корь — вот что выкашивало полки в переполненных, антисанитарных военных лагерях. Солдаты гибли тысячами, даже не дойдя до поля боя. И тогда в голове этого аграрного изобретателя родилась идея, которая на первый взгляд кажется логикой сумасшедшего. Он решил, что для спасения жизней нужно создать оружие, которое будет убивать с невиданной ранее эффективностью. Его логика, какой бы извращенной она ни казалась, была по-своему безупречна. Он рассуждал так: если один человек с помощью машины сможет выполнять боевую задачу целой роты, то отпадет необходимость в гигантских армиях. Не будет огромных армий — не будет и огромных лагерей, рассадников заразы. Меньше солдат — меньше смертей от болезней. Более того, он наивно полагал, что ужасающая мощь его оружия сделает войну настолько кровавой и страшной, что политики и генералы просто побоятся ее начинать. Эта философия техно-утопизма, вера в то, что социальное зло можно искоренить с помощью механического решения, нашла свое отражение в его знаменитой цитате из письма от 1877 года: «Мне пришло в голову, что если бы я смог изобрести машину — орудие, — которое своей скорострельностью позволило бы одному человеку выполнять боевую задачу сотни, это в значительной степени вытеснило бы необходимость в больших армиях, и, следовательно, подверженность битвам и болезням была бы значительно уменьшена».

Гатлинг искренне верил в свою гуманистическую миссию. Он не был торговцем смертью в привычном понимании. Он был инженером, который увидел проблему — массовую гибель людей — и предложил для нее техническое решение, как он до этого предлагал решения для посева риса. Существует даже весьма правдоподобная версия, что механизм подачи патронов в его картечнице был напрямую вдохновлен конструкцией его же механической сеялки, которая так же ритмично и дозированно подавала семена в почву. Только вместо семян жизни его новая машина сеяла семена смерти. Однако история, как это часто бывает, жестоко посмеялась над его идеализмом. Его изобретение не положило конец войнам. Наоборот, оно стало идеальным инструментом для войн нового типа — колониальных. Оно стало «умножителем силы», который позволял небольшим, хорошо оснащенным европейским отрядам безнаказанно выкашивать тысячи туземцев, вооруженных копьями и устаревшими ружьями. Оружие, созданное для сокращения армий, стало главным аргументом империализма, позволяя крошечным гарнизонам контролировать огромные территории. Гуманистический порыв изобретателя был перехвачен и использован в целях, прямо противоположных его изначальным чаяниям.

Путь Гатлинга к признанию был тернист. Основав в 1862 году в Индианаполисе компанию Gatling Gun Company, он столкнулся с полным непониманием и консерватизмом военного ведомства США. Начальник артиллерийского управления, генерал Джеймс Рипли, был известен своим патологическим скептицизмом ко всему новому и просто отмахнулся от изобретения. В декабре того же года пожар на фабрике уничтожил первую партию из шести орудий, и казалось, что на проекте можно ставить крест. Во время Гражданской войны армия Союза официально так и не приняла Гатлинг-ган на вооружение. Первые закупки были частными инициативами отдельных дальновидных командиров, которые покупали орудия за свои деньги. Так, генерал Бенджамин Батлер приобрел двенадцать картечниц по тысяче долларов за штуку и успешно применил их при осаде Петерсберга. Адмирал Дэвид Портер поставил одно орудие на свой флагман на реке Миссисипи. Но это были капли в море. Официальное признание пришло только после войны, в 1866 году, когда армия США наконец разместила первый заказ на 100 орудий. Этот заказ открыл Гатлингу дорогу на международный рынок, и одной из первых стран, проявивших интерес, стала Российская империя. Но настоящий коммерческий успех пришел в 1870 году, когда Гатлинг заключил судьбоносную сделку, продав свои патенты гиганту оружейной индустрии — компании Colt’s Patent Fire Arms Manufacturing Company. Партнерство с «Кольтом» обеспечило его детищу высококачественное серийное производство и доступ к глобальной дистрибьюторской сети. Так началась экспансия.

Анатомия картечницы

Давайте сразу расставим все точки над «i» и прекратим терминологическую путаницу, которая тянется за орудием Гатлинга больше полутора веков. Это не пулемет. Называть его так — значит демонстрировать фундаментальное непонимание эволюции оружия и обесценивать тот настоящий технологический прыжок, который был совершен позже. Гатлинг-ган — это вершина эволюции, абсолютный хищник своей эпохи, но эпохи механической, а не автоматической. Это самое совершенное и смертоносное оружие, приводимое в действие мускульной силой человека. В русской военной традиции для таких систем есть абсолютно точное и исчерпывающее слово — картечница. И именно так его и следует называть. Вся разница кроется в источнике энергии. Оружие Гатлинга было полностью зависимо от оператора. Пока солдат крутил рукоятку, механизм жил: стволы вращались, патроны досылались, курки взводились, и свинцовый ливень обрушивался на врага. Стоило руке дрогнуть или остановиться — и грозная машина тут же умолкала. Она была глуха и инертна без внешнего привода. Настоящий же пулемет, каким его явил миру американец Хайрем Максим в 1884 году, был принципиально иным зверем. Ему не требовалось вращение рукояти. Пулемет Максима был самодостаточен. Он использовал энергию самого выстрела, силу отдачи, чтобы самостоятельно, без участия человека, проделать весь цикл перезарядки. Стрелку достаточно было один раз нажать на спуск, и оружие само извлекало стреляную гильзу, подавало из ленты новый патрон, запирало затвор и производило следующий выстрел. Это и есть автоматика.

Чтобы понять уникальное место Гатлинга, стоит взглянуть на его предшественников и конкурентов. И здесь, в первую очередь, нужно вспомнить другое американское изобретение — орудие Эйджера (Ager gun), официально именовавшееся «Union Repeating Gun». В народе же его, с подачи президента Линкольна, прозвали «кофемолкой» (Coffee Mill Gun). Прозвище было донельзя точным: установленный сверху воронкообразный бункер для патронов и рукоятка для стрельбы делали его поразительно похожим на бытовую кофемолку. В отличие от многоствольного Гатлинга, у Эйджера был всего один ствол, но он использовал схожий принцип механической подачи заранее подготовленных боеприпасов — стальных цилиндров с порохом, пулей и капсюлем. Линкольн был большим любителем этого оружия и лично санкционировал закупку небольшой партии для армии Союза. Однако у «кофемолки» был фатальный недостаток, присущий всем скорострельным одноствольным системам того времени, — она чудовищно быстро перегревалась. После сотни-другой выстрелов ствол раскалялся, что делало дальнейшую стрельбу опасной и неточной. Именно эту проблему и решил Гатлинг своим революционным вращающимся блоком стволов. Он, по сути, взял идею механической скорострельности, но решил ее главную проблему, оставив «кофемолку» Эйджера в тупиковой ветви эволюции.

Не менее показательным был и опыт главного европейского конкурента — французской митральезы системы Реффи, принятой на вооружение в 1866 году. Французы, столкнувшись с пруссаками в войне 1870–1871 годов, возлагали на свое чудо-оружие огромные надежды. Митральеза представляла собой блок из 25 стволов калибра 13 мм на артиллерийском лафете. Заряжание производилось с казенной части при помощи специальной плиты, в которой были заранее размещены 25 патронов. Одним движением рукоятки можно было дать один мощный залп или быструю очередь. Но в этом и крылся ее фатальный недостаток. Это была система залпового огня. После отстрела плиты требовалось время, чтобы извлечь ее и заменить на новую. В этот момент митральеза была беззащитна. Гатлинг же, благодаря непрерывной подаче патронов из магазина, обеспечивал не прерывающийся, а постоянный огонь. Он превратил дискретный процесс «залп-перезарядка» в непрерывный цикл уничтожения. Однако французское командование, классифицировав митральезу как артиллерию, использовало ее для огня на большие дистанции, где ее винтовочные пули были малоэффективны. Они так и не поняли, что в их руках было оружие ближнего боя для истребления пехоты. Эта тактическая слепота стоила им очень дорого. Гатлинг, в свою очередь, был шагом вперед, но все еще оставался в той же парадигме механического оружия, пусть и доведенной до инженерного совершенства.

Заслуга Ричарда Гатлинга заключалась не в самой идее многоствольности — она витала в воздухе веками, — а в создании единого, синхронизированного механизма, который решил главную проблему скорострельного оружия того времени — перегрев. Любая одноствольная винтовка после нескольких десятков выстрелов, сделанных в быстром темпе, раскалялась настолько, что могла выйти из строя. Гатлинг распределил тепловую нагрузку между несколькими стволами (в разных моделях их было от шести до десяти). Пока один ствол стрелял, остальные девять вращались, проходя цикл заряжания, экстракции гильзы и, что самое важное, охлаждения на открытом воздухе. Это простое и элегантное решение позволило поддерживать такой темп огня, который ранее был немыслим. Свой первый патент в США за номером 36,836 Ричард Гатлинг получил 4 ноября 1862 года. Ранние прототипы были далеки от совершенства и отражали общую проблему оружейной отрасли — переходный период от раздельного заряжания к унитарным патронам. Первые модели использовали не готовые патроны, а многоразовые стальные цилиндры-патронники. В такой цилиндр вставлялся бумажный патрон с порохом и пулей, а сзади устанавливался капсюль. После выстрела этот цилиндр извлекался для перезарядки. Главной бедой была плохая обтюрация — прорыв пороховых газов в зазоры механизма, что снижало мощность выстрела и создавало опасность для расчета.

Настоящий прорыв произошел лишь с появлением надежных унитарных патронов с металлической гильзой, сначала кольцевого, а затем и центрального воспламенения. Металлическая гильза при выстреле слегка расширялась, надежно запирая пороховые газы в стволе. Именно усовершенствованная модель под такой патрон, запатентованная 9 мая 1865 года, и стала тем самым классическим Гатлингом, который пошел в серийное производство на заводах компании Кольта и начал свое шествие по миру. Сердцем механизма был неподвижный кожух, внутри которого на центральном валу вращался блок стволов и связанный с ним затворный цилиндр. На внутренней поверхности кожуха был выфрезерован сложный фигурный (копирный) паз. У каждого ствола был свой затвор, который скользил вперед-назад. Специальный выступ на затворе двигался по этому пазу, и именно форма паза заставляла затвор совершать все необходимые действия в строгой последовательности. Когда ствол подходил к верхней точке, паз отводил затвор назад, позволяя патрону под действием силы тяжести упасть из магазина в приемник. При дальнейшем вращении паз толкал затвор вперед, досылая патрон в патронник и взводя ударник. Примерно в положении «на четыре часа» (если смотреть со стороны стрелка) выступ на копирном пазе освобождал ударник — происходил выстрел. Сразу после этого паз снова начинал отводить затвор назад, экстрактор извлекал стреляную гильзу, и она выпадала из оружия через окно в нижней части. Оставшуюся часть оборота ствол проходил пустым, остывая. Весь этот сложный механический балет управлялся одним лишь вращением рукоятки.

Не менее важной была и эволюция систем боепитания. Первые магазины-бункеры, куда патроны засыпались россыпью, были ненадежны — патроны часто перекашивались, вызывая задержки. Настоящим прорывом стал так называемый «барабан Бродвелла», названный в честь агента компании Гатлинга. Он представлял собой плоский круглый барабан, разделенный на секторы, в каждом из которых вертикально стояли патроны. Когда один сектор опустошался, стрелок вручную проворачивал барабан, подавая следующий. Самые распространенные версии вмещали 240 или 400 патронов. На более поздних американских моделях, как, например, M1895, использовался магазин системы Брюса — длинный вертикальный короб с двумя рядами патронов. Пока один ряд подавался в оружие, второй можно было пополнять, обеспечивая теоретически бесконечный огонь, пока у расчета не кончатся патроны.

Российская империя, ставшая одной из первых стран, оценивших потенциал нового оружия, пошла еще дальше. Командированные в Америку для контроля качества офицеры Артиллерийского комитета, генерал А. П. Горлов и капитан В. Л. Барановский, не просто приняли американскую модель, а внесли в нее около 150 изменений. В результате на свет появилась «картечница Гатлинга-Горлова», адаптированная под 4,2-линейный (10,67-мм) патрон винтовки Бердана №2. Русские инженеры разработали и собственную, более надежную систему боепитания — секторный вращающийся магазин. Именно в России, ошеломленные огневой мощью этого оружия, военные впервые и применили к нему термин «пулемет». С технической точки зрения это было неверно, но лингвистически это слово навсегда закрепилось за скорострельным оружием, предопределив его будущее название.

Триумфы, провалы и тактическая слепота

Эффективность любого оружия — это не константа, высеченная в его тактико-технических характеристиках. Это переменная, которая дико скачет в зависимости от трех факторов: характера местности, тактики противника и, что самое главное, мозгов командира, в чьи руки это оружие попало. История боевого применения Гатлинг-гана — это идеальная иллюстрация этого тезиса. Анализ применения данного оружия в бою вскрывает главную проблему Гатлинга: это была технология, которая слишком часто опережала тактическую мысль своего времени.

Хрестоматийным примером «идеального дня» для Гатлинга стала Англо-зулусская война 1879 года. Британская армия, одной из первых принявшая это оружие на вооружение, сделала типичную для того времени ошибку — классифицировала его как артиллерийское орудие. Гатлинги, стрелявшие винтовочными патронами, входили в состав артиллерийских батарей и обслуживались расчетами Королевской артиллерии. После унизительного разгрома при Изандлване, где британцы поплатились за свою спесь и недооценку зулусов, в решающей битве при Улунди 4 июля 1879 года командующий лорд Челмсфорд решил не рисковать. Он сделал ставку на чистую огневую мощь. Его армия, насчитывавшая около 5000 человек, построилась в огромное полое каре на открытой равнине — по сути, образовав живой форт. По углам этого квадрата были размещены пушки и два десятиствольных Гатлинга. Условия были идеальными: открытая местность с прекрасными секторами обстрела и противник, чья тактика заключалась в массированной лобовой атаке плотными порядками. Когда 20-тысячная армия зулусских воинов пошла в свою знаменитую атаку «рога быка», она наткнулась на стену огня. Гатлинги показали чудовищную эффективность. Открыв огонь с дистанции около 1000 метров, они стреляли патронами калибра .45 и, по словам очевидцев, их стволы «вибрировали, как струны арфы». Непрерывный поток пуль буквально выкашивал плотные ряды атакующих. Смелые атаки зулусов, которые при Изандлване смогли сокрушить британский строй, здесь захлебнулись в крови, не дойдя до каре. После того как Гатлинги и винтовки сделали свое дело, в прорыв пошла кавалерия, довершившая разгром. Битва при Улунди стала символом колониального могущества, где горстка европейцев с помощью технологий могла уничтожить целую туземную армию. Однако даже здесь проявились технические проблемы: британские патроны Боксера оказались не слишком качественными, и экстрактор иногда отрывал донце гильзы, заклинивая ствол и требуя времени на устранение неисправности.

А теперь перенесемся из Африки на Великие равнины Америки, и картина изменится на 180 градусов. Опыт применения Гатлингов против индейских племен — это история полного провала. Здесь проявились все слабые стороны оружия. Самый знаменитый эпизод — это, конечно, роковое решение генерала Джорджа Армстронга Кастера отказаться от трех Гатлингов, приданных его 7-му кавалерийскому полку перед походом, закончившимся бойней при Литтл-Бигхорн в 1876 году. Потомки будут проклинать его за эту «ошибку», но с точки зрения тактики того времени его решение было абсолютно логичным. Кастер планировал не сидеть в обороне, а устроить быструю и маневренную облаву на мобильные отряды индейцев сиу и шайеннов. Его целью было настигнуть и разбить врага. В этих условиях тяжелые, громоздкие Гатлинги на конной тяге, которые с трудом передвигались по пересеченной местности Монтаны, были бы не помощью, а якорем, замедляющим всю колонну. Во время одного из предыдущих маршей один из Гатлингов перевернулся, что лишь укрепило Кастера в его мнении. Он сделал ставку на скорость, и картечницы в эту концепцию никак не вписывались. Но даже когда Гатлинги все же применяли, толку от них было мало. Полковник Нельсон Майлз во время Войны на Ред-Ривер в 1874 году активно использовал два Гатлинга против шайеннов и остался крайне разочарован. Индейские воины не были зулусами. Они не ходили в самоубийственные лобовые атаки. Они были превосходными стрелками и мастерами партизанской войны: использовали тактику «бей-беги», идеально сливались с местностью, вели огонь с больших дистанций из-за укрытий. Против такого рассредоточенного и невидимого противника Гатлинг был бесполезен. В своем отчете Майлз с плохо скрываемой злостью написал: «Гатлинги были бесполезны против индейцев, так как имели ту же дальность, что и винтовка, а пули были настолько малы, что их попадание невозможно было отследить». Для артиллериста Майлза, привыкшего видеть разрывы шрапнели, эффект от огня картечницы был незаметен, а значит, им было невозможно корректировать стрельбу. Этот опыт показал, что против мобильного противника Гатлинг был не грозным оружием, а дорогой и капризной логистической проблемой.

Вершиной же боевой карьеры Гатлинга и самым ярким примером тактической инновации стала Испано-американская война 1898 года. Этот эпизод неразрывно связан с именем одного человека — лейтенанта Джона Генри Паркера, которого позже прозвали «Гатлинг Ган Паркер». Паркер был настоящим фанатиком своего дела и, в отличие от большинства замшелых полковников, видел в Гатлингах не стационарную артиллерию для обороны фортов, а мобильное средство огневой поддержки наступающей пехоты. В 1898 году это была абсолютно еретическая мысль. Он считал, что картечницы могут действовать на переднем крае, подавляя огневые точки противника там, где бессильна обычная артиллерия. Перед вторжением на Кубу он с огромным трудом, преодолевая скептицизм и бюрократию, добился разрешения на формирование экспериментального Отряда Гатлингов, состоявшего из четырех новейших десятиствольных орудий M1895 калибра .30 Army. Отряд формировался наспех, а транспортировка 270-килограммовых монстров по кубинскому бездорожью превратилась в ад. Солдатам Паркера приходилось прорубать дорогу мачете и тащить орудия на упрямых мулах.

Звездный час Паркера настал 1 июля 1898 года во время штурма испанских укреплений на холмах Сан-Хуан. Американская пехота, включая знаменитых «Мужественных всадников» Теодора Рузвельта, спешившихся для штурма, оказалась прижатой к земле шквальным огнем из современных испанских винтовок Маузера. Американская артиллерия, стрелявшая старым дымным порохом, была неэффективна и быстро подавлялась. В этот критический момент Паркер, действуя на свой страх и риск, выдвинул три своих Гатлинга на передовую, на дистанцию всего 600-800 ярдов от вражеских траншей. Это было неслыханно — использовать «артиллерию» в первой линии атакующей пехоты. Когда его расчеты открыли огонь, эффект был ошеломляющим. Характерный «барабанный бой», как его описывали очевидцы, заставил испанских солдат в панике попрятаться в траншеях. Теодор Рузвельт, находившийся на соседнем холме, сначала принял этот звук за вражеские пулеметы, но потом с восторгом понял свою ошибку и прокричал своим людям вошедшую в историю фразу: «Это Гатлинги, парни, наши Гатлинги!». Этот крик поднял боевой дух солдат. Огонь картечниц обеспечил тотальное подавление, позволив американской пехоте подняться в атаку и взять штурмом неприступные позиции. За восемь с половиной минут три орудия Паркера выпустили около 18 000 патронов. Один пленный испанский офицер позже с ужасом описывал этот огонь, сравнив его с «газонокосилкой, срезающей траву над вашими траншеями». Битва за Сан-Хуан стала триумфом не столько оружия, сколько тактической мысли. Паркер первым в истории армии США применил скорострельное оружие для непосредственной поддержки атакующей пехоты, предвосхитив тактику пулеметных подразделений Первой мировой войны. Он доказал, что Гатлинг может быть не только оборонительным, но и мощным наступательным инструментом.

Почему Гатлинг отправили на свалку истории?

Несмотря на триумф на Кубе, где лейтенант Паркер своей волей и тактической смекалкой вписал Гатлинг в анналы военной истории, эпоха этих механических монстров неумолимо подходила к концу. Их закат был предопределен не каким-то одним недостатком, а всей совокупностью их качеств, которые перестали соответствовать новому характеру войны. Появление по-настоящему автоматического оружия и изменение тактики ведения боя сделали громоздкую, тяжелую картечницу с ручным приводом анахронизмом. Однако сам принцип, заложенный в ее основу, оказался на удивление живучим. Он не умер, а просто впал в летаргический сон на полвека, чтобы потом возродиться в совершенно ином качестве.

Главным «могильщиком» Гатлинга стал пулемет, созданный другим гениальным американцем, Хайремом Максимом. Его изобретение, запатентованное в 1884 году, было не просто улучшением — это был фундаментальный технологический сдвиг, смена всей парадигмы. Если Гатлинг довел до совершенства механический принцип, то Максим открыл эру автоматики. Прямое сравнение этих двух систем наглядно демонстрирует, почему военные всего мира без колебаний сделали выбор в пользу Максима. Все дело было в приводе. Гатлинг, как мы помним, требовал постоянного вращения рукоятки. Он был рабом мускульной силы оператора. Пулемет Максима был свободен от этого. Он использовал энергию отдачи, возникающую при выстреле, для приведения в действие всего механизма перезарядки. Это фундаментальное различие порождало целую пропасть в тактических возможностях.

Во-первых, вес и мобильность. Пулемет Максима был несравнимо легче и компактнее. Классическая модель конца XIX века весила около 27 кг без станка и воды в кожухе охлаждения. Гатлинг M1895, который так блистательно показал себя на холмах Сан-Хуан, весил примерно столько же, но это был вес только самого механизма. Вместе со стандартным для полевых частей массивным артиллерийским лафетом на колесах общий вес системы достигал чудовищных 270 кг (хотя существовали и более легкие флотские версии на треногах). Максим мог быть перенесен на поле боя расчетом из двух-трех человек и быстро установлен на низком треножном станке. Гатлинг требовал конной или муловой тяги и в бою был практически неподвижен. В условиях маневренной войны, которая становилась нормой, это был смертный приговор. Во-вторых, размер расчета. Для эффективного обслуживания Гатлинга требовался слаженный расчет из 4-6 человек: один крутит рукоятку с нужной скоростью, второй следит за подачей патронов, остальные подносят боеприпасы и обеспечивают охрану. С Максимом в бою вполне могли управиться два человека. Это колоссальная экономия людских ресурсов. В-третьих, уязвимость. Гатлинг на своем высоком колесном лафете был прекрасной, крупной мишенью для вражеских стрелков и артиллерии. До повсеместного внедрения бездымного пороха густые облака черного дыма немедленно демаскировали его позицию. Низкий профиль Максима на треноге позволял легко замаскировать его в траве или установить в неглубоком окопе, делая расчет почти невидимым для противника.

Даже в вопросе надежности, который, казалось бы, был козырем Гатлинга с его воздушным охлаждением, все было не так однозначно. Сложный механизм картечницы был очень чувствителен к скорости вращения рукоятки. Слишком быстрое вращение могло привести к заклиниванию патрона, слишком медленное — снижало темп огня. В стрессовых условиях боя, под огнем противника, сохранять идеальный ритм было чертовски сложно. Механизм Максима был проще и, после устранения «детских болезней» первых моделей, работал как часы. Проблему перегрева единственного ствола он решал гениально просто — с помощью водяного кожуха. Залив несколько литров воды, можно было вести продолжительный непрерывный огонь, пока вода не выкипит. Это давало стабильный и предсказуемый результат, не зависящий от физической выносливости или нервного состояния стрелка. Максим предлагал более элегантное, практичное и тактически гибкое решение. Даже сам Ричард Гатлинг, чувствуя, что его время уходит, пытался угнаться за прогрессом. В 1893 году он запатентовал модель с электрическим приводом от небольшого электромотора. На бумаге эта версия могла достигать фантастической для того времени скорострельности в 3000 выстрелов в минуту. Но это был жест отчаяния. Система по-прежнему оставалась громоздкой, тяжелой и теперь еще и зависимой от капризного и немобильного источника питания. Поезд ушел. Пулемет Максима и его многочисленные клоны и конкуренты (Кольт-Браунинг, Гочкис) предлагали именно то, что требовалось армиям начала XX века. Они были легче, мобильнее, дешевле в производстве и требовали меньше людей для обслуживания. Выбор был очевиден. В 1911 году военное ведомство США, последняя из крупных армий мира, где Гатлинги еще числились на вооружении, официально объявило все их модели устаревшими и списало их, завершив 45-летнюю службу этого оружия. Большинство орудий было безжалостно отправлено на переплавку. Казалось, история механической картечницы закончена навсегда.

Как феникс из пепла

История орудия Гатлинга могла бы бесславно закончиться в 1911 году на свалках и в переплавочных печах. Казалось, что его принцип работы был окончательно и бесповоротно побежден более совершенной и элегантной идеей автоматики Хайрема Максима. Мир вступил в эпоху маневренных войн, окопных сражений и пехотных атак, и в этой новой реальности для громоздкой, тяжелой, неповоротливой картечницы на артиллерийском лафете просто не было места. Но история — дама с извращенным чувством юмора. Фундаментальный инженерный принцип, лежавший в основе орудия Ричарда Гитлинга, не был ошибочным. Он просто опередил свое время и ждал подходящего технологического контекста, чтобы восстать из пепла, как мифический феникс. И этот контекст появился спустя почти полвека, в совершенно новой среде, где его главные недостатки внезапно превратились в достоинства, — в небе.

После Второй мировой военная авиация совершила гигантский скачок. На смену поршневым истребителям пришли реактивные. Скорости возросли настолько, что воздушный бой превратился в мимолетное сближение. У пилота были буквально доли секунды, чтобы прицелиться и поразить врага. В этих условиях классические одноствольные авиационные пушки и пулеметы, даже самые скорострельные, оказались неэффективны. За то короткое мгновение, пока цель находилась в прицеле, они успевали выпустить всего несколько снарядов, и вероятность попадания была удручающе низкой. Военно-воздушным силам США требовалось оружие с экстремально, запредельно высоким темпом стрельбы — несколько тысяч выстрелов в минуту. Только так можно было гарантировать, что в цель попадет достаточное количество снарядов для ее уничтожения. Но создать такое оружие на базе одноствольной схемы было невозможно. Ни один ствол не выдержал бы такой тепловой и механической нагрузки — он бы просто расплавился или разорвался после первой же очереди.

Именно тогда, в 1946 году, инженеры компании General Electric в рамках сверхсекретного «Проекта Вулкан» (Project Vulcan) сделали то, что делают все хорошие инженеры, столкнувшись с неразрешимой задачей, — они полезли в архивы. И там, в пыльных патентных бумагах, они наткнулись на забытую конструкцию доктора Ричарда Гатлинга. И внезапно оказалось, что принцип, который был проклятием для пехотного оружия, является идеальным решением для авиационного. Главная идея Гатлинга — распределение тепловой и механической нагрузки между несколькими вращающимися стволами — была именно тем, что нужно для достижения сверхвысокой скорострельности без катастрофического перегрева. А главные недостатки оригинального Гатлинга — его огромный вес и необходимость во внешнем приводе — для реактивного истребителя были абсолютно не важны. Мощный авиационный двигатель и бортовые гидравлические или электрические системы могли с легкостью обеспечить любую необходимую энергию для вращения блока стволов. Ручная рукоятка, которая была слабым звеном в XIX веке, уступила место мощному электромотору.

Более того, принудительный механический цикл заряжания и экстракции, характерный для системы Гатлинга, оказался даже более надежным в условиях диких перегрузок воздушного боя, чем автоматика, работающая на отдаче или отводе газов, которая могла давать сбои. Так, спустя десятилетия забвения, родился новый король скорострельности — 20-миллиметровая шестиствольная авиационная пушка M61 Vulcan. Принятая на вооружение в 1956 году, она могла производить 6000 выстрелов в минуту. Шесть тысяч. Это сто выстрелов в секунду. Это в десять раз больше, чем у пулемета Максима, и в шесть раз больше, чем у самых скоростных моделей Гатлинга с ручным приводом. Успех M61 Vulcan был очевидным. Она стала стандартным вооружением для огромного количества американских боевых самолетов, от F-104 Starfighter и F-4 Phantom до современных F-16, F/A-18 и даже истребителя пятого поколения F-22 Raptor. Принцип Гатлинга возродился не как историческая диковинка, а как оптимальное инженерное решение для современной технологической задачи.

На этом триумфальное возвращение не закончилось. На базе той же схемы был создан и его младший брат — 7,62-мм шестиствольный пулемет M134 Minigun. Этот монстр, способный выплевывать от 2000 до 6000 пуль в минуту, стал идеальным оружием для установки на вертолеты и самолеты огневой поддержки, такие как AC-47 Spooky и AC-130 Spectre. Во время войны во Вьетнаме звук работающего «Минигана» стал одним из самых страшных звуков для солдат Северного Вьетнама. Плотность его огня была такова, что он мог буквально пропилить джунгли, не оставляя противнику ни единого шанса на выживание. История Гатлинга — это не история провала. Это история технологического принципа, который просто родился не в свое время. В XIX веке главным ограничителем была проблема привода, и Хайрем Максим победил, предложив гениальное решение этой проблемы (автоматику), смирившись при этом с более низкой скорострельностью. Принцип Гатлинга лег «на полку», пока технология привода (мощный и компактный электромотор) не догнала его концепцию. Когда это произошло, он занял свою уникальную нишу, где абсолютная, ультимативная плотность огня оказалась важнее веса и мобильности.

В конечном счете, Гатлинг-ган остался в истории как яркий символ переходной эпохи — времени, когда мощь пара и стали сталкивалась с тактикой Наполеоновских войн, а гуманистические идеалы Просвещения разбивались о жестокие реалии новой, индустриальной войны. Он не был пулеметом, но именно он приучил военных к самой идее шквального, непрерывного огня и заставил их искать новые тактические решения, навсегда изменив облик поля боя. Он был технологическим чудом, которое быстро устарело, и оружием, созданным с гуманистическими целями, которое стало символом жестоких колониальных войн. Потерпев поражение в конкурентной борьбе на земле, его основной принцип возродился и до сих пор доминирует в своей нише в воздухе и на море. Ео влияние на военное искусство оказалось гораздо более сложным и долговечным, чем мог себе представить его создатель, доктор Ричард Гатлинг, который всего лишь хотел, чтобы люди перестали умирать от болезней в военных лагерях.