Первобытный мир
March 27

Цивилизация из бочки? Спорная теория о том, как пиво породило сельское хозяйство и города

История полна неожиданных поворотов, и причины великих перемен не всегда лежат на поверхности. Взять, к примеру, Неолитическую революцию – фундаментальный сдвиг, который около двенадцати тысячелетий назад, на заре голоцена, когда отступавшие ледники обнажили влажную, обновленную землю, начал преображать человеческое общество. После тысячелетий кочевой жизни под бездонным небом люди стали переходить к оседлости, осваивать земледелие и скотоводство. Эта трансформация, растянувшаяся на века и протекавшая с разной скоростью в разных уголках мира, стала, возможно, самым значительным событием в истории человечества.

Представьте масштаб перемен: сообщества, чьи предки веками свободно бродили по обширным территориям, сознательно выбирают иной путь. Они привязывают себя к клочку земли, к ручью, к первым неуклюжим постройкам, посвящая жизнь монотонному, тяжелому труду по выращиванию растений и уходу за животными, которые еще вчера были дикими. Почему произошел этот кардинальный выбор, отказ от свободы ради сомнительной предсказуемости? Наиболее ранние свидетельства этого перехода обнаруживаются на Ближнем Востоке, в пределах так называемого Плодородного полумесяца – благодатной дуги земель, где солнце щедро заливало долины, а воздух был напоен ароматами диких трав и влажной земли. Именно здесь, в условиях относительно стабильного климата, на землях, где дикие злаки колыхались под ветром, словно золотое море, и бродили стада диких коз, овец и быков, и начался медленный, но неуклонный процесс освоения сельского хозяйства.

Последствия были поистине революционными. Возникли первые долговременные поселения – сплетения глинобитных стен, дым очагов, вьющийся к небу, гомон голосов и стук каменных орудий. Со временем они разрослись в крупные, густонаселенные центры, такие как Иерихон, окруженный мощной стеной, или Чатал-Хююк с его тесно слепленными домами. Возможность производить и, главное, хранить в глиняных сосудах излишки продовольствия привела к невиданному росту населения. Жизнь усложнялась: возникло разделение труда, расцвели ремесла, наладилась торговля, появились системы учета – первые шаги к письменности. Этот бурлящий котел перемен заложил основы для монументальной архитектуры, сложных религиозных культов и, в конечном итоге, государственности – всего того, что составляет каркас цивилизации.

Но что послужило первоначальным толчком? Почему люди отказались от привычного, полного опасностей, но и пьянящей свободы кочевья ради не менее рискованного и изнурительного труда земледельца, зависящего от капризов погоды? Классические гипотезы – климатические сдвиги, рост плотности населения, накопление знаний – логичны, но кажутся неполными. Не существовало ли иного, возможно, менее очевидного, но мощного внутреннего стимула, который сделал эту новую жизнь не просто необходимой, но и желанной?

Во второй половине XX века, а точнее в 1987 году, американский антрополог Соломон Кац предложил гипотезу, которая вызвала значительный резонанс. Он заставил научный мир по-новому взглянуть на истоки цивилизации, предположив, что ключевым стимулом, побудившим древних людей перейти от простого сбора диких злаков к их целенаправленной культивации, стало случайное открытие процесса алкогольной ферментации зерна – по сути, пивоварения.

Кац реконструировал вероятный сценарий, разыгравшийся где-то в теплых долинах Месопотамии 10-12 тысяч лет назад. Представим: люди уже активно употребляют в пищу дикие ячмень и пшеницу, готовя из грубо измельченного и замоченного зерна простую, пресную кашу. Однажды глиняный сосуд с остатками такой каши был забыт на несколько дней в теплом углу хижины. Под воздействием невидимых, но вездесущих диких дрожжей, витающих в воздухе, масса начала меняться – странное шипение, пузырьки, поднимающиеся со дна, и новый, острый, кисло-сладкий запах, щекочущий ноздри. Любопытство или голод – а может, и то, и другое – побуждают попробовать получившийся продукт. Первый осторожный глоток – непривычный, терпкий вкус, не похожий ни на что известное.

И этот результат спонтанной ферментации, по мысли Каца, преподнес два важных открытия. Во-первых, напиток оказывал заметное воздействие на сознание: он приносил легкую эйфорию, расслаблял уставшее тело, развязывал язык, способствовал единению собравшихся у очага – эффекты, несомненно, ценные после долгого дня, полного тягот и опасностей. Во-вторых, что не менее важно, он оказался неожиданно питательным. Ферментация не только сохраняла калорийность зерна, но и обогащала его витаминами группы B, незаменимыми аминокислотами, делала белки и минералы более доступными для организма. Это был своего рода «жидкий хлеб» – калорийный, легкоусвояемый, да к тому же и более безопасный, чем вода из не всегда чистых природных источников. Кац полагал, что по совокупной питательной ценности раннее пиво могло уступать лишь мясу.

Именно это уникальное сочетание – изменение сознания и высокая питательность – согласно гипотезе Каца, и стало мощным мотивом для одомашнивания злаков. Отказ от кочевой вольницы в пользу монотонного земледельческого труда, приковывающего к одному месту, требовал веской причины. Простого стремления к большему количеству еды могло быть недостаточно, учитывая всю тяжесть работы под палящим солнцем и риски (засухи, вредители, болезни). А вот желание обеспечить регулярный доступ к напитку, который не только насыщал, но и дарил особое состояние духа, скрашивал редкие часы досуга, играл важную роль в ритуалах и укреплял социальные связи, могло стать той самой движущей силой, что повлекла человечество по новому пути.

В качестве косвенного подтверждения Кац указывал на древнейшие письменные рецепты из Месопотамии. Знаменитый шумерский «Гимн Нинкаси» – это не просто поэзия, это подробнейшая инструкция по пивоварению, описывающая все этапы, от подготовки ячменя до розлива готового напитка. Тот факт, что именно пивоварение, а не хлебопечение, удостоилось столь ранних и детальных описаний, по мнению Каца, свидетельствовал о его культурном приоритете. Таким образом, согласно этой смелой гипотезе, у истоков величайшего переворота в истории человечества могла лежать не только нужда в хлебе насущном, но и тяга к пенному, ферментированному напитку.

Каким же было это прапиво, возможно, изменившее ход истории? Забудьте о прозрачных, искрящихся напитках современности. Представьте густое, теплое, мутное варево, больше похожее на жидкую кашу, с плавающими частицами зерна и дрожжей. Его вкус был кисловато-хлебным, аромат – насыщенным, с нотками брожения, а содержание алкоголя – относительно невысоким (возможно, 2-4%). Это был питательный ферментированный продукт, еда и питье в одном сосуде.

Технология его изготовления, реконструируемая учеными, была относительно проста, но требовала определенных знаний и терпения. Собранные зерна диких злаков замачивали в воде для проращивания (соложения), чтобы пробудить ферменты, способные расщепить крахмал на сахара. Проросшее зерно (солод) затем бережно высушивали, грубо измельчали на каменных зернотерках и смешивали с водой, получая густое сусло. Эту массу оставляли бродить в больших глиняных сосудах, доверяясь диким дрожжам из воздуха или с поверхности самого зерна. Иногда для улучшения вкуса и сохранности добавляли дикие фрукты, ягоды или душистый мед. Из-за густой консистенции и обилия твердых частиц пить такое пиво часто приходилось через специальные соломинки из тростника или кости, служившие своеобразным фильтром – именно такие приспособления часто находят археологи при раскопках древних поселений, их же мы видим на изображениях сцен пиршеств, дошедших до нас из глубины веков.

Археологические свидетельства множатся, словно кусочки мозаики, складываясь во все более ясную картину. Находки больших скоплений диких и ранних культурных злаков, каменных ступок, пестов и зернотерок, огромных керамических сосудов для хранения и ферментации в неолитических поселениях Плодородного полумесяца – все это указывает на растущую роль зерновых в экономике и рационе древних людей. Химический анализ органических остатков, сохранившихся на пористых стенках древней керамики из таких мест, как Годин-Тепе в Иране (IV тыс. до н.э.) или Хаджинеби-Тепе в Турции, выявил наличие оксалата кальция, так называемого «пивного камня» – верного признака брожения ячменя. А удивительные находки в Гёбекли-Тепе (Турция, X-IX тыс. до н.э.), где среди мегалитических построек обнаружены огромные каменные сосуды со следами ферментации злаков, позволяют предположить ритуальное использование подобных напитков еще на заре земледелия, возможно, на пиршествах строителей этого загадочного святилища.

Наиболее яркие свидетельства развитого пивоварения и его центральной роли в жизни общества относятся к цивилизации Шумера (III тыс. до н.э.), возникшей в Междуречье. Для шумеров пиво, называемое «каш», было не просто напитком, а фундаментальным элементом их мира – и повседневной пищей, и своего рода валютой (им регулярно платили работникам), и сакральным подношением богам во время храмовых ритуалов. В шумных городах Уре и Уруке варили десятки сортов пива, различавшихся по цвету, вкусу и крепости. Искусству пивоварения покровительствовала сама богиня Нинкаси, которой был посвящен упомянутый гимн-рецепт, подробно описывающий священнодействие приготовления пива. Столь глубокая интеграция пива во все аспекты шумерской жизни служит весомым аргументом в пользу его значимости и на самых ранних этапах становления земледелия в этом регионе.

Итак, что же послужило главным двигателем Неолитической революции – насущная потребность в хлебе или манящая привлекательность пива? Гипотеза Каца, сместившая фокус и предложившая нетривиальный взгляд на мотивацию древнего человека, продолжает вызывать оживленные научные дискуссии.

Сторонники традиционной «хлебной» парадигмы по-прежнему считают, что обеспечение стабильного и предсказуемого источника калорий было основной и наиболее логичной причиной перехода к земледелию. Пресные лепешки и сытные каши составляли основу рациона, и именно стремление гарантировать их наличие изо дня в день подтолкнуло людей к кропотливой культивации злаков. Пиво же, с этой точки зрения, было вторичным, хотя и важным, продуктом, появившимся позже как способ консервации излишков урожая или более эффективного их использования. В пользу этой версии говорит и то, что археологические данные указывают на примерно одинаковую древность технологий, связанных как с возможным пивоварением, так и с выпечкой хлеба или приготовлением каш.

Критики гипотезы Каца также указывают на опасность редукционизма – попытки объяснить сложнейший, многофакторный процесс одной причиной. Неолитическая революция стала результатом взаимодействия множества факторов: экологических, демографических, социальных, технологических, культурных. Сводить все к желанию получить алкоголь – значит чрезмерно упрощать картину. Подвергается сомнению и тезис об исключительной надежности охотничье-собирательского хозяйства по сравнению с рисками раннего земледелия; обе стратегии имели свои преимущества и недостатки.

В этом контексте возникает и другой любопытный вопрос, касающийся самой механики «случайного открытия». Сценарий Каца предполагает брожение каши в неком сосуде. Но разве массовое производство сосудов, особенно керамических, не является продуктом развитых ремесел, расцветших именно с переходом к оседлости? Не получается ли здесь логический круг: чтобы открыть стимул к оседлости (пиво), нужна оседлость (для создания сосудов)?

Однако этот кажущийся парадокс может быть решен. Во-первых, сосуды в древности не ограничивались керамикой: в ходу были емкости из дерева, камня, шкур животных, плетеные и обмазанные глиной корзины, выдолбленные тыквы – любой из них мог стать колыбелью для первой браги. Во-вторых, археология знает длительный период докерамического неолита, когда люди уже строили постоянные поселения и начинали эксперименты с земледелием, но еще не освоили гончарство в полной мере. Это доказывает, что определенная степень оседлости предшествовала эпохе массовой керамики. Наконец, находки вроде огромных каменных чанов со следами ферментации в Гёбекли-Тепе (X-IX тыс. до н.э.), относящемся к доземледельческой или раннеземледельческой эпохе, подтверждают возможность производства ферментированных напитков еще до широкого распространения и керамики, и аграрной экономики. Таким образом, случайное открытие могло произойти на разных этапах долгого и сложного перехода к оседлости, с использованием доступных на тот момент емкостей, и послужить дополнительным фактором, подтолкнувшим этот процесс.

Тем не менее, нельзя отрицать большое значение гипотезы Каца и последовавших за ней исследований. Они заставили ученых обратить пристальное внимание на социальные, культурные и психологические аспекты Неолитической революции, которые ранее часто оставались в тени сухих экономических и экологических моделей. Теория Каца стимулировала изучение роли ритуалов, празднеств и социальных взаимодействий в процессах общественных трансформаций (например, в рамках «теории пиршеств» Брайана Хэйдена, где производство излишков, включая алкогольные напитки, связывается с необходимостью проведения статусных мероприятий для укрепления власти и престижа). Она также ярко подчеркнула фундаментальную важность технологий ферментации в истории человечества – не только как способа консервации пищи, но и как метода повышения ее питательной ценности и создания веществ, способных влиять на сознание, культуру и социальное поведение.

Возможно, как это часто бывает при рассмотрении сложных исторических процессов, истина лежит не в противопоставлении «или-или», а в синтезе «и-и». Не исключено, что стремление обладать запасами хлеба и интерес к пиву развивались параллельно, взаимно дополняя и стимулируя друг друга. Хлеб обеспечивал базовые калории, необходимые для выживания и тяжелого труда. Пиво же давало важные микроэлементы, витамины, безопасную жидкость и, конечно, особое психосоциальное воздействие, облегчавшее тяготы бытия и способствовавшее социальной консолидации. Именно это комплексное сочетание пользы и удовольствия и могло сделать возделывание злаков столь привлекательным для наших предков, заложив основы совершенно нового образа жизни.

Дискуссии о первопричинах, вероятно, будут продолжаться, подпитываемые новыми археологическими находками. Но независимо от того, каким будет окончательный ответ на вопрос «хлеб или пиво?», несомненно одно: оба этих изобретения человечества, рожденные из простого дикого колоска на заре цивилизации, навсегда изменили наш мир, направив его по тому пути, которым мы движемся и поныне.