Удача по требованию: Norwich

Множество вещей могут подпортить странствие. Погода, мелкие неудачи, какие-то неприятные ситуации. В Норвиче я оттачивал навык абсолютного счастья: ничто, сказал я себе, ничто не подгадит мне в этот раз. Сам я ничего не потеряю, не оставлю фотоаппарат на скамейке, не поскользнусь на мостовой, а всё, что от меня не зависит – всё будет благо и любая неудача обернется новыми радостями.

Дело в том, что тогда у меня выдался настолько дикий, тяжелый, муторный год, что цель не спятить воссияла конкретно. Надо было срочно восстановиться, желательно с лихвой. Norwich – читается «Норич», но по-русски транскрибируется Норвич/Норидж – подходил моим целям идеально.

Что есть удача, что неудача? В поезде обнаружил, что выбрал неправильную книжку. Нет, сама по себе она была хоть куда, но не вписывалась в концепцию путешествия к себе за счастьем. Хорошие книжки не годятся: чтение должно усиливать эффект проживания новой жизни, а не оттягивать внимание на себя. Читать на лавочке в садике, читать в кофейне за завтраком – особый способ фокусировки опыта путешествия, и наилучшим выбором будет нечто жанровое, сносно написанное, но не требующее вовлечения.

А раз уж так вышло, то начну-ка я свое путешествие со знаменитой норвичской барахолки! Первоначальный замысел был более возвышенным (собор! замок! парк с цветами!), ну так я хозяин своим замыслам, а не наоборот. И чем рынок-то не возвышен, с одиннадцатого века существует, по всей Англии славится. На книжном развале прикупил несколько покетбуков любимого Джона Сола (John Saul), автора, который доводит полноту жизни до совершенства, поскольку скользишь глазом по строчкам машинально, заранее зная, про что пойдет речь (девочка-подросток с родителями переезжает в городок, а там призрак с кошмарной историей, ужас-ужас). Чтобы не потратить весь рынок на одного Сола, сцапал еще жестяную коробку с чудесными котоблюдечками, которая адски громыхала при каждом шаге.

Ну - что у нас город? Что за новая прекрасная вселенная лежит у ног медведя, бряцающего котами в рюкзаке, набитом Солами?

В центре города стоит современное стеклянное здание библиотеки, где можно позавтракать на террасе. В туалете на дверях бумажка:
Из-за участившихся случаев вандализма
этот туалет закрывается в 20.00 ежедневно.

Да вы что, товарищи? Как же скучна ваша жизнь, если развлечением в ней служат акты вандализма в туалете городской библиотеки?

Город-то, город прекрасен же. Он был всегда, и в нем сохранилось всё. Самая большая плотность церквей на квадратный километр в мире… а может быть, в Англии, а может быть, только в Норфолке… но в любом случае много их там, много! Где ни стой – видишь минимум три, и каждой минимум пятьсот лет. Такой концентрации всего архитектурного-исторического я не встречал пожалуй что и нигде за пределами Италии. Ходишь как будто внутри сундука, где свалены артефакты с раскопок, всевозможные раритеты, антиквариат, винтаж и разрозненные сувениры. Город посверкивает на солнце, переливается, как шкатулка с марказитовой ювелиркой: техника galleting, солнечные зайчики скачут по черным кремневым граням.

Медведь ничего умного там не делал. Гонял кофеи в церквях, которые нынче книжные лавки. Наведывался в свой, католический собор, и даже совершил там ужасный faux pas, по привычке потащившись к причастию, а уже потом заметив у входа объяву: желающие причаститься, записывайтесь заранее! чтобы мы могли рассчитать количество вина и облаток!.. Упс. На рассвете ежедневно прогуливался у Коровьей (собственно, артиллерийской) Башни четырнадцатого века, вечерами плутал в лабиринте двориков, где бродили коты и за углом внезапно возникала, как в Мэри Поппинс, волшебная Медвежья лавка.

В главный собор, естественно, ходил сто раз, и в замок, Norwich Castle. Каждый раз вспоминаю о нем в Шлиссельбурге. Если бы у нас такое сделать! Norwich Castle весь обустроен для детей (и медведей). Вот написано: лезьте в повозку, жмите кнопку, поехали!.. Полным-полно всякой всячины: нюхать-лапать, лазать-ползать, крутить-вертеть.

Что удача, что неудача? Дождь – а это значит, в многоярусном запущенном Plantation Garden никого, я один и вдруг – шорох! Светятся глаза! - лиса в кустах. Дождь стеной! – забежал в книжный, а там детская книжка: справочник медведей, с картинками. Лежит на видном месте, уценена с шести фунтов до двух (цап!). Дождь продолжается – ах, как жаль, как жаль, нельзя пообедать на скамеечке, зато: вот типичная английская едальня, с дубовыми столами и добродушной хозяйкой в качестве повара и всех официантов. И там дают -

Полный английский завтрак

Он назывался English Breakfast Super Deluxe и предлагался за смешные деньги, а я ошибочно полагал, что очень голодный.

Одним из моих величайших сожалений является тот прискорбный факт, что я его не сфотографировал. В момент, когда она потащила ко мне огромное блюдо с горой жратвы, я был слишком занят: пытался скрыть свой шок, замешательство и панику. Никогда, никогда прежде я не видел столько снеди на одной тарелке.

Присутствовали: глазунья из двух яиц, омлет, немыслимое количество разнообразных колбас, включая кровяную и какие-то доселе (и впоследствии) невиданные, жареная картошка, картофельное пюре, жареный бекон, ветчина такая и сякая, грибы и бобы. Пиршество венчалось кофейником и кувшином сливок. Чтобы всё сожрать, мне понадобился час. Чтобы снова проголодаться – сутки.

В медведе, как заметил персонаж великого Котцвинкля (расскажу как-нибудь в другой раз) есть глубина (bears are deep). Но, понял я, not that deep: глубина, да не такая.

Что удача, что неудача?
Мелкие фейлы:

- в первый вечер – бац! – в каменной стене наглухо заперты ворота. А вроде я днем сквозь них проходил, как так? Ага, только до восьми; а как попасть домой? Огородами, огородами… зато теперь я тут местный, познал тонкости! Отныне вечерами могу наставлять приезжих: а вы, граждане, не через шлюз ли нацелились? Ворота до восьми, поворачивайте оглобли, вам теперь воон туда, мимо лебедей, где каменный мостик. Ах, ох, спасибо, не знали.

- без объяснения причин закрыта Черная Башня, зато: бесконечные скользкие ступеньки, дохлые перильца, полное отсутствие всякого человеческого присутствия как будто на мили вокруг, с деревьев за шиворот льет опоздавшая вода: запах дождя и времени, когда такое еще будет, память на долгие годы.

- проход будет открыт к весне 2008, но ах, уже давно не весна 2008! Где-то такое вызывает раздражение, а здесь нет, здесь я не за этим, здесь вызывает… умиление. Смотрите-ка, и в Моссовете!

Dragon hall, торговый двор, музей исторического наследия, опять же всё можно трогать, и опять ни души живой, ибо будни. А леди на стойке не знает, как пользоваться кард-ридером – нам, говорит, их только на днях навязали, вот не было печали! - долго возимся, тычем пальцами, зовем Галю. Снова умиление: такое милое, провинциальное! Вот и на светофорах у них написано: если видите красненького человечка - стойте на месте.

В последний день я понял, что не успел в Ратушу (Guild Hall), а это неправильно и должно вызвать уныние.

- Сегодня мы закрыты для посетителей, - подтвердила девушка. – Приходите завтра.
- А я вечером уезжаю в Лондон… Жуть как обидно. Оставил вас на последний день, не сообразил посмотреть.
- Приезжайте еще. Из Лондона не так далеко.
- Дааа!.. Потом-то я и оттуда уеду. В Петербург. Когда еще соберусь…

Девушка усадила за свой столик юношу, пошарила в тумбочке, извлекла огромную связку ключей и подмигнула:
- Пошли!

И мы пошли. Туда, куда обычно посетители ходят сами, туда, куда их обычно водят с экскурсиями, и туда, куда их не пускают вовсе. Тайный союз историков, секретная ложа энтузиастов архитектуры, братство друзей Ленинграда, всё совпало, всё сошлось в одной точке двухчасового блуждания по залам, коридорам, чердакам и подвалам. Спускались в подземелье – в недра Тюремного (а как же) холма - огромными ключами открывали невидимые двери, совпадали в любви к давно канувшему. Я чуть не опоздал на поезд – но нет, не опоздал, потому что всё в этот приезд было для меня, всё было придумано для того, чтобы мне было хорошо, и удача сопутствовала мне во всем, возникая из любой неудачи.

Вставная история: Девушка в поезде (триллер)

Прожив чудесную жизнь в Норвиче, ехал в поезде, одним глазом в окно, другим в Сола, полнота жизни через край, в направлении следующей чудесной жизни в Лондоне… и тут услышал стон.

Через проход, в двух рядах позади меня, сидела очень юная девушка. Она раскачивалась взад-вперед, металась и стенала громче и громче.

Было бы дело в России, весь вагон уже навалился бы на нее с расспросами, кудахтаньем, противоречивыми советами и аналогичными случаями. Здесь же все героически делали вид, что ничего из ряда вон выходящего не происходит. Кто-то зарылся в книги, изображая напряженный интеллектуальный труд, кто-то обнаружил нечто захватывающее в монотонном пейзаже за окном, остальные разом заснули.

Будучи русским медведем, я навязался бы помогать немедленно, если бы не был парализован предположением, что она стала жертвой недомогания, которым девушки-подростки неохотно делятся с посторонними. Когда один стон перерос во вскрик, я решил: была не была, в конце концов с медведя взятки гладки, пойду выясню, не надо ли чего.

Неподалеку (тоже через проход от меня, но впереди, а не сзади) сидела леди средних лет, которая с пулеметной скоростью печатала на лаптопе и одновременно болтала языком в направлении двух пожилых дам. Дамы интенсивно делали вид, что не происходит ровным счетом ничего: и не стонет никто, и не разговаривает с ними тем более никто, они сами по себе, ничего не видят, ничего не слышат. Леди отложила свой лаптоп, поднялась и пошла прямиком к страдалице. Между ними завязалась беседа, по истечении которой леди пошла на место, но по дороге задержалась около меня и театральным шепотом довела до сведения всех окружающих, что происходит именно то, что я и подозревал.

Я спросил, не нужно ли каких таблеток (имел с собой парацетамол). Она заверила, что у девушки всё есть и добавила, не дожидаясь расспросов, что бедное дитя едет в Шенфилд, где ее встретит бабушка. Затем леди проследовала на свое место и вернулась к оживленной односторонней беседе с попутчицами, которые, после краткого пароксизма любопытства, вернулись в прежнее состояние оцепенения.

Каким-то образом в результате всех этих действий девушка оказалась поручена мне. Мне на самом деле было ее видно лучше всех, поэтому я временами отрывался от Сола, чтобы вполоборота понаблюдать за отроковицей, потом встречался взглядом с леди-активисткой и кивал, сигнализируя, что всё идет по плану. Образовался треугольник с вершинами в медведе, барышне и активистке, причем остальная публика по-прежнему ухитрялась делать вид, что ничего не происходит. Девушка благополучно уснула, и примерно полчаса прошли в тишине, нарушаемой только непрерывным бубнежом активистки и периодическими всхрапываниями ее погруженных в транс собеседниц.

Неожиданно у девушки зазвонил мобильник. Я проклял его изобретателя и все современные технологии. Начался второй акт, в точности похожий на первый: возрастающие по интенсивности стенания, медвежье ерзанье, переглядки с активисткой. Девушка отползла в туалет. Когда время ее пребывания там заметно превысило ожидания, активистка метнулась в тамбур дежурить у дверей, не прерывая монолога: мне было видно, что губы ее непрерывно движутся.

На месте этой девушки я, наверное, остался бы в туалете до самого Шенфилда… но она появилась, в прицеле прожекторов нашего неусыпного внимания. Активистка препроводила ее на место, и я уже собрался доехать до бабушки без дальнейших приключений, как вдруг девушка выбежала из вагона в тамбур. Активистка ринулась за ней. Мои нервы не выдержали, и я ломанулся к ним.

Девушка лежала на полу (к счастью, покрытом ковриком), активистка нависала над ней и трещала без умолку. Завидев меня, пояснила: «Понимаете, прилечь – оно и лучше».

Привлеченная моим примером, к нам присоединилась еще одна женщина из тех, кто усиленно читал газету. Я смекнул, что силы добра справятся и без меня, и сказал, что пойду поищу врача. На это новая леди (похоже, оценив ситуацию и передумав присоединяться к увеселениям) сказала, что сама пойдет поищет. Она исчезла, следовать ее примеру сразу же было бы неделикатно, я остался и присел к девочке, бормоча что-то медвежье в надежде, что это ее развлечет; она и в самом деле бледно улыбнулась.

Минуты через три (по ощущению – через три часа) мы увидели, что по вагону в нашем направлении энергично движется седой джентльмен.

- Наконец-то доктор! – воскликнула активистка.

Джентльмен вошел в тамбур, и мы накинулись на него с воплем облегчения:
- Доктор! Доктор!

Я никогда не видел такого ужаса на человеческом лице.
- Что?! Что?!... Какой я вам доктор?! Я не доктор! Я не доктор!!
С этими словами он скрылся в туалете и заперся там. Больше я его не видел.

К счастью, следующей остановкой был Шенфилд, где мы сдали внучку бабушке и, пожав друг другу руки, разошлись по местам согласно купленным билетам.

Милая девушка в поезде, я надеюсь, у вас всё хорошо. Простите меня: в тот день вам не повезло, а повезло медведю, он исчерпал вашу удачу, она вся израсходовалась на его похождения. Но правда, правда, она была мне очень нужна в тот год. Она мне и сейчас нужна, последние годы были тяжкими. Они у всех были тяжкими – ну вот пусть удача нам всем отныне и сопутствует, сколько можно, в конце концов.