Допрос
Федякин смотрел на вошедшую в кабинет молодую докторшу.
Смотрел и думал: «и вот опять мы играем в игру: я знаю, что ты знаешь, что я знаю…»
За свою карьеру следователя Игорь Иванович смирился с мыслью, что ни знания, ни пресловутое шестое чувство, ни интуиция не имеют ничего общего с доказательствами. Доказательства в свою очередь должны быть железобетонными. Такими, чтобы их принял самый тугой судья. Или же судья, которому занесли, не смог бы ничего противопоставить железобетонной доказательной базе.
Пока же Федякин мог похвастаться только интуицией, которая истошным голосом орала ему «вот же она!», а вот с прямыми доказательствами было негусто.
Допустим да, врач, да, старший смены.
Два летальных исхода беременных пациенток, у которых никогда не наблюдалось особых проблем со здоровьем. Оба этих случая произошли в дежурство госпожи Сергеевой.
А с чего он взял, что именно она виновата?
Может, и нет. Только злодей точно притаился в ее бригаде.
У каждого поступка должен быть мотив. У каждого злодея должен быть мотив. Деньги, месть, личная неприязнь, что-то еще.
Тогда какой мотив может быть у Степановой? Какая связь может быть между женой депутата и молодой девчонкой, что фактически сбежала из своей очень обеспеченной семьи к какому-то голодранцу?
Кстати, надо бы с этим голодранцем тоже поговорить, мелькнула у следователя очередная мысль. Он сделал пометку в блокноте.
Как человек аккуратный и исполнительный, большинство необходимых действий Федякин привык фиксировать на бумаге, используя для этого собственный придуманный шифр.
Открывая блокнот, что-то записывая в него, он намерено делал всё очень медленно, давая себе возможность оценить внутреннее состояние акушера-гинеколога Степановой.
Как боксёр перед выходом на ринг пытается понять уровень своего соперника, так и Федякин перед началом допроса хотел составить впечатление о молодой женщине, что остановилась от него в нескольких шагах.
Впечатление хладнокровной злодейки молодая гинеколог не производила, но, черт возьми, почему же интуиция орёт благим матом?
Ответа у Федякина пока не было. Он показал Степановой на ближайший стул и натянул на лицо самую любезную из своих улыбок.
«Вот, дорогая, ты и допрыгалась», - мелькнула в голове мысль, пока Мария устраивалась на высоком стуле, на который указал следователь.
Начинать разговор первой Маша не видела никакого смысла, так что в кабинете главврача повисла неловкая пауза.
- Итак, - начал грузный мужчина в слегка мятом пиджаке и серыми мешками под глазами.
Мария вопросительно посмотрела на следователя, продолжая хранить молчание.
- Итак, - продолжил следователь, не дождавшись никакой ответной реакции. – Мария Сергеевна, разговор наш пока предварительный. Формально, допросом я бы его не назвал, так как мы пока общаемся без протокола…
Маша снова поймала на себе цепкий холодный взгляд серых колючих глаз.
- Однако, - продолжал следователь, встав со стула и начав прохаживаться вдоль стола. – У меня есть к вам ряд вопросов. В первую очередь, как старшему врачу смены. Скажите, вам не кажется странным, что в течение двух недель у вас в отделении умирают две беременных пациентки, которые, судя по данным из их медицинских карт, никогда не страдали сердечными заболеваниями? Безусловно, я не врач и не медик, но даже у меня подобные прискорбные обстоятельства вызывают вопросы. В свою очередь эти вопросы я адресую вам. Что скажете?
- А что я могу сказать, - Мария пожала плечами. – Да, пациенты иногда умирают, несмотря на все попытки врачей их спасти. Почему эти ситуации похожи? Затрудняюсь вам ответить. Возможно, прискорбное совпадение. Возможно, похожая физиология организмов двух этих женщин. Есть множество факторов, которые…
- А есть в этом списке человеческий фактор? – перебил следователь Марию, приблизившись почти вплотную, нависая сверху. Теперь два серых зрачка превратились в лучи рентгеновской установки.
Маша поежилась на стуле, сцепила на столе руки в замок так, что ее тонкие пальцы побелели.
С памятного детского разговора с матерью, когда она полностью разочаровалась в существовании бога, кое-что в ее жизни изменилось.
Раз уж никакого сверхсущества, по воле которого живут и умирают люди, мир превращается в место непредсказуемого хаоса, где даже маньяк с топором может быть оправдан, так как получил Лицензию, что-то с этим нужно делать.
Если ты не можешь исправить окружающую тебя несправедливость, то можешь сделать так, чтобы как можно детей столкнулись с этим неприветливым миром.
Именно в этом Маша видела теперь свое Предназначение. Конечно, ни с кем из коллег или окружающих делиться тем, что она делает, Мария не собиралась.
Достаточно просто осознавать, что она может помочь этим детишкам, их недальновидным мамашам, что вдруг так неосмотрительно затеяли рожать, не сталкиваться с опасностями этого мира.
Да, у нее была полная Лицензия, но если, например, начать махать скальпелем направо и налево, войдя в палату, то быстро лишишься доступа к оказанию медицинских услуг. По специальности работать не сможешь, хоть и не получишь уголовного преследования.
Госпожа Степанова планировала проработать врачом как можно дольше, а официальное применение Лицензии оставляла на самый крайний случай.
А вот следователь, который рыл, что твой кабанчик, охотясь за трюфелями, вызывал у Маши нервозность и беспокойство.
- Поймите, любые медицинские манипуляции – это всегда человеческий фактор. При этом мы делаем всё возможное…
- Чтобы пациентка умерла, да еще и не одна, а врачи бы списали всё на трагическую случайность, я правильно вас понимаю? – теперь следователь снова сел на стул напротив Маши и открыл тоненькую коричневую папку.
- Вы же сами говорите, что не врач, - Мария попыталась добавить в голос твердости, чтобы скрыть дрожь, - разве есть у вас основания утверждать подобное?
- Есть, есть, не сомневайтесь! – Федякин положил перед ней лист. – Прокомментируйте это, пожалуйста.
Маша углубилась в чтение документа под заголовком «Заключение судебно-медицинской экспертизы». Под холодным взглядом человека напротив читать было неуютно, буквы расплывались перед глазами.
- У меня еще для вас несколько документов, - сказал следователь, как только она опять подняла на него глаза.
- Вот копия вашего красного диплома с выпиской и оценками по каждому предмету, - перед Марией появились еще несколько ксерокопированных листов.
- А вот копия вашей Лицензии,– на стол упал еще один документ. – Теперь объясните, зачем доктору, который лечит, а не калечит, а уж тем более не убивает своих пациентов именно такая Лицензия?
Марию и следователя разделял стол, теперь Федякин уперся в него кулаками, подавшись вперед и почти кричал на нее.
- А вот из-за таких, как вы! – теперь уже и Мария говорила на повышенных тонах, слегка привстав со стула. – Да, пациенты иногда умирают, и это происходит вовсе не потому, что я или кто-то другой хочет, чтобы кто-то умер под скальпелем, в палате, поскользнувшись на кафельном полу, когда его только что вымыли. Элементарная предусмотрительность. Я хочу работать и спасать людей, а не объясняться тут с вами! Могу я уже идти работать?
- Нет, не можете! – у следователя играли желваки. – Вы пока не ответили мне по поводу другой бумаги. Есть что сказать?
- А что я скажу? Откуда я знаю, насколько ваш эксперт компетентен в нашей сфере? Я лечу своих пациентов строго по протоколу. Еще раз повторяю: досадные трагические случайности происходят. Почему, я не знаю, - Мария вздохнула, откинувшись на спинку стула.
«Всё ты, сучка, знаешь», - подумал Федякин, а вслух сказал:
- Понял, Мария Сергеевна. То есть вы решили перестраховаться? И сделали это заранее, когда даже понятия не имели, что станете врачом?
- Почему же не имела? – Мария расцепила руки, откинулась на спинке стула. – У меня никогда не было никаких сомнений, что буду врачом. Никаких метаний, никаких трудностей с выбором профессии. Только вот…
- Да, да, - подхватил следователь, - только вот иногда ваши пациентки умирают исключительно в силу трагических случайностей. Вы тут вовсе ни при чем. А Лицензию оформили заранее, чтобы подстраховаться, если что-то подобное произойдёт.
Собеседница молча кивнула, скромно потупившись.
- Госпожа Степанова, - Федякин добавил в голос официоза. – Как я уже говорил, беседа наша сегодня, строго говоря, допросом не является. Однако что-то мне подсказывает, мы увидимся с вами еще раз, может, и больше. В другом заведении и в другой обстановке. Я вызову вас на допрос официальной повесткой. Надеюсь, что при следующей нашей встрече, вы будете более убедительны. И найдете более весомые аргументы, кроме трагических случайностей, необъяснимых смертей пациенток, к которым вы, конечно, не имеете ни малейшего отношения.
Закрыв папку, Федякин дал понять докторше, что разговор окончен.
Когда за ней захлопнулась дверь, снова достал из папки заключение судмедэксперта, начал читать, потом отложил и задумался.
Вот тебе, Иваныч, задачка для пятого класса.
Даже эта пигалица понимает, что всё это не доказательства, а пшик. На заключение какого-то эксперта эти могут тут в центре целый консилиум собрать. Не зря же она тут говорила про лечение по протоколу. Протокол данные средства предполагает, предполагает, а уж в какой пропорции их там тетя доктор намешала, одних домыслов Михалыча недостаточно.
Федякин поморщился. Вечером снова предстояло звонить помощнику депутата, а сказать-то особо нечего. Ну, не будешь же ссылаться только на интуицию, которая всё ищи исходит криком?
Или сообщить, передайте депутату, что злодейку я нашел? Ага, только она подстелила себе целый стог соломы. Нужно сильно постараться, чтобы запретить ей заниматься медициной.
Максимум, что будет при таких раскладах, какое-нибудь предупреждение о неполном служебном соответствии или административка за халатность. И то, если ты, Федякин, реально сможешь доказать умысел и понять мотивы этой докторши.
Следователь сложил листы ксерокопий в папку, открыл блокнот.
На завтра у него был запланирован допрос одного из свидетелей по делу. Того самого голодранца, который жил с другой жертвой то ли трагической случайности, то ли медицинской халатности, то ли холодного расчета женщины, что пять минут назад покинула этот кабинет.