Ученик
В школе Степан одно время осваивал премудрости трех аккордов и продвинутого барре. Он заболел гитарными переборами и мечтал выучить все популярные дворовые песни. Поначалу пальцы совсем не слушались, а потом пришла другая напасть: подушечки на пальцах кровоточили от интенсивности занятий. Степа даже подумывал бросить, но через недельку-другую вместо кровоточащих ран он обнаружил мозоли. С ними струны зажимались проще, а звук стал чище.
Сейчас, пока Барс разрешил пятиминутный перекур, он сидел и рассматривал мозоли на больших пальцах обеих рук. Только вместо гитары объектом приложения сил у него теперь был рожок от Калаша. Степа уже и считать перестал, сколько рожков каждый день наполняет патронами. Сотню? Тысячу? Десяток тысяч?
Когда он впервые ощутил вес настоящего автомата Калашникова, металлический блеск оружия казался ему одновременно пугающим и завораживающим. Под пристальным взглядом инструктора Степа старательно набивал магазин патронами. Барс не давал ни отдыха, ни передышки: заставлял держать магазин в левой руке, а патроны набивать правой. Потом менять руку. Потом проделывать все ту же операцию, но не двумя руками, а только одной.
- Все бывает, хочу, чтоб ты был готов, - бурчал Барс, включая видавший виды секундомер.
Под пристальным взглядом Барса Степа набивал магазины патронами. Пальцы дрожали не от страха — от напряжения и с непривычки. А вот когда на подушечках появились мозоли, дела пошли веселее. Степан стал укладываться в норматив и пару раз был удостоен отеческим похлопыванием по плечу.
Такой жест Барса дорогого стоил. У Степы вообще иногда складывалось впечатление, что Барс и родился в камуфляже. Сразу взрослым. Не было у него ни отца, ни матери, ни школьного детства, когда хотелось научиться бренчать на гитаре, очаровывая одноклассниц. Игрушки у него тоже были суровыми, вроде того же Калаша, РПГ или «лимонки», что пропадала в широкой ладони Барса, словно горошина под матрасами Принцессы.
Вид у инструктора был устрашающим: все лицо пересекал глубокий шрам — памятная отметка об одном из многочисленных боевых эпизодов. Про его подвиги ходили легенды: ребята шепотом говорили о том, что Барс как-то положил почти десяток человек, используя лишь десантный нож и горный рельеф. Сам он про то, что болтают, конечно, знал, но никогда ни подтверждал, ни опровергал эти слухи. Иногда настоящую правду можно было прочесть в его выжженных глазах. Как бы там ни было, верили бойцы своему инструктору безоговорочно, а спорить с ним никто и никогда бы не стал, ни по трезвяку, ни с пьяных глаз.
После освоения навыка набивания магазинов, наступил черед стрелковых тренировок. Они были не менее изнурительными. Стреляли на маленьком полигончике за водонапорной башней. Стреляли много и от души.
Барс учил стрелять из положения лежа и стоя, в движении и из-за укрытия, по мишеням и на слух.
На этих тренировках Степа на собственной шкуре прочувствовал, что значит палить «в белый свет, как в копеечку».
С памятной встречи с господином Валяевым прошло недели две.
Теперь Степан жил в казарме. Хотя назвать эти помещения казармой язык не поворачивался. Длинный приземистый домик, разбитый внутри на комнаты, где размещались по четыре человека. Аскетично, но для жизни вполне пригодно: на каждого кровать, тумбочка, половина шкафа для более «серьезных» вещей.
При этом каждый прибывал сюда налегке и у каждого был выбор, который озвучивался тем же Валяевым при первой встрече: хочешь, мы вернем тебя в исходную точку, а там получишь, что тебе причитается: тюрьму или чего похуже. Хочешь, сдадим властям приютившей нас страны. Тут уж тюрьма гарантируется: никто не любит тех, кто нелегально пересекает границу. Третий вариант: оставайся, живи по нашим законам, приноси пользу маленькому сообществу, то ли казацкой вольнице, то ли воинской части, что состоит частично из кадровых военных, а частично из фрилансеров, попавших сюда разными путями.
Надо ли говорить, что большинство соглашались именно на третий вариант? А раз согласился, тогда не говори, что не дюж. Вот Степа и не говорил, а, сжав зубы, постигал необходимые премудрости новой жизни. Он делал это вместе с такими же новичками, которых насчитывалось семь человек.
- Ты, Город, хочешь, чтобы в тебя первым прилетело, - орал Барс, наблюдая, как Степа норовит не вовремя высунуться из укрытия. – Второго шанса не будет. Голова — твоя цель и твоя слабость. Думай, прежде чем подставляться под пули.
Такие были простые напутствия от опытного инструктора, а обращение «городской», что так любил использовать в диалогах дядя Леша, каким-то волшебным образом трансформировалось в позывной «Город», против которого Степа не возражал.
После получения первоначальных стрелковых навыков задания на тренировочной площадке усложнились. Теперь Барс учил новичков штурмовать одноэтажные здания. Он объяснял, как входить в комнаты, как прикрывать товарища, как работать в паре и в тройке, как выносить раненых и много еще разных тонкостей, осознанных через практический опыт и кровь погибших друзей инструктора.
Однако самыми сложными для Степана стали марш-броски. Барс выгонял новичков в горы, заставляя их преодолевать пересеченную местность с полной выкладкой. Усталость накатывала волнами, ноги словно наливались свинцом, но инструктор, что всегда бежал рядом и, казалось, не потел и не сбивал дыхания, не знал жалости. «В бою будет хуже!» — звучало как мантра.
Когда до вершины перевала оставалось всего ничего, Барс раздавал новые задания: найти источник воды, развести костер, отследить маршрут условного противника.
- Ваша жизнь — цепочка решений. Не сможете выбрать правильное — кончитесь, как эти отпечатки на земле, — инструктор показывал на свежие следы. - Смотрите, учитесь, думайте. Выживает обычно не самый смелый и даже не самый выносливый. Больше шансов у того, кто может пользоваться башкой, а не только в нее есть!
С каждым днем Степан чувствовал, как превращается в универсального солдата. Его учили читать следы, ориентироваться по звездам, ловить малейшие звуки в ночной тишине. Даже кухонный нож стал для него многофункциональным инструментом, пригодным для готовки, строительства убежища и обороны. Он начинал понимать, почему его новая жизнь не была похожа на прежнюю: тут не было времени для рефлексии.
Даже к своеобразной «политинформации» от Валяева Степа относился без раздражения, хотя и уставал к концу каждого тренировочного дня как собака.
Впрочем, Валяев не душнил, да и не баловал бойцов излишним вниманием. Георгий Константинович собирал своих бойцов максимум раз в неделю, если не считать индивидуальных бесед. Про каждого он знал больше, чем сам человек, так иногда казалось и новичкам, и тем, кто сравнительно давно тянул служебную лямку.
А валяевские «политинформации» пусть и не выглядели одинаково, то командир настойчиво пытался донести до подчиненных несколько простых мыслей.
- Каждый из вас всегда делает выбор. Всегда! – говорил командир людям, собиравшимся в импровизированном актовом зале, что на самом деле в обычные дни служил караулкой. – Вы сделали выбор, когда оказались здесь. Возможно, в следующий раз вам придется выбирать между своей жизнью и жизнью ваших товарищей. А пока забудьте о том, что было раньше. Я знаю, кто-то из вас нарушал закон, кто-то стал жертвой обстоятельств, кто-то даже убивал из мести или по необходимости. Все это осталось в прошлом. Это не значит, что прошлое следует забыть. Прошлое все равно останется вашей частью, хотите вы того или нет. Только скажите мне, что на самом деле важно?
- Важно, что мы делаем сейчас! – так звучал ответ на разные голоса, которые с каждой «политинформацией» все больше превращались в монолитный хор.
- Правильно! – Валяев назидательно поднимал указательный палец. – Сегодня каждый из вас — это новое начало. И от ваших действий зависит как ваша жизнь, так и жизни других. В первую очередь ваших товарищей и того мирняка, который мы волею судьбы сейчас защищаем.
Однажды совершенно неожиданно для себя Степа почувствовал: ему нравится происходящее! Жизнь наполнилась новым смыслом. Границы между старым и новым размылись, оставив только горы, автомат и чувство причастности к чему-то большему. А еще теперь ему очень хотелось получить себе на рукав шеврон с лошадиной головой, у которой валит пар из ноздрей. Такие шевроны были у ребят, что впервые привели его под конвоем в место, ставшее для Степы новым домом.