Следователь
Игорь Иванович ненавидел такие расклады.
Он привык, что в любой беседе его роль сводилась к тому, чтобы задавать вопросы. И это касалось как классических допросов, когда подследственный сидел напротив, прикованный наручниками к железному столу, так и обычных разговоров. Профессиональная деформация, знаете ли.
Господин Федякин также привык, что беседы ведутся в его кабинете. Пусть и не суперсовременном, но привычном.
Кабинет Федякина выглядел неказисто и неуютно.
Высокое зарешеченное окно с форточкой под самым потолком. Открывать и закрывать его приходилось, используя швабру. Она всегда стояла у массивной двери рядом с железным мусорным ведром.
Слева под окном федякинский рабочий стол. На столе – древний полудохлый компьютер с пузатым монитором. (Черт знает почему, но бюджета МВД никогда не хватало на современную технику, не иначе всё финансирование уходило на строительство дач высоких чинов). Рядом с компьютером пепельница, вечно набитая окурками. На расстоянии вытянутой руки в углу – казенный сейф, набитый под завязку текущими делами и с отдельной полкой для глухих висяков.
Стены в кабинете криком кричали, что пора бы кинуть на них несколько слоев свежей краски.
Посередине кабинета находился тот самый железный стол с привинченной к полу табуреткой для подследственных с одной стороны и колченогим неудобным стулом с другой. Федякин не столько сидел на нем, сколько опирался на спинку, нависая грузной фигурой над злодеем или свидетелем, чтобы тот быстрее перестал юлить и замыкаться, а начал бы сливать нужную информацию.
Для особо замкнутых применялись другие методы. Их отводили в подвал специально обученные опера, а потом возвращали в кабинет следователя уже более сговорчивыми. Да, непедагогично, зато «дешево, надежно и практично», как говаривал герой одной старой кинокартины.
Сейчас же Федякин находился совсем в другом кабинете и в другом здании. Его вызвали, да что там вызвали, приказали явиться к одному из народных избранников.
Приглашение было сделано в такой форме и в таком тоне, что отказ был равносилен концу карьеры.
Сейчас Федякин стоял на пушистом и плотном ковре, в ворсе которого почти утонули его служебные туфли. В огромном кресле за баррикадой толстой столешницы красного дерева сидел депутат, похожий на элитного хряка-производителя, и орал на Федякина, что твой сержант в учебке на курсанта.
- Сука, это как?! – депутат резко дернул дорогой галстук, так что по столу запрыгала пуговица, упавшая с белоснежной сорочки. – Не было у нее никаких проблем со здоровьем! Эскулапы виноваты, однозначно!!!
Федякин стоял все так же молча. Ждал продолжения.
- А твоя, твоя задача, - в сторону следователя вытянулся жирный палец-сосиска, - вывести этих пидоров на чистую воду. Езжай давай в эту сраную больничку и не вылезай оттуда, пока не найдешь всех виноватых. Бля, что за херня, у этих сраных медиков умирает беременная жена депутата, а они только руками разводят, дескать, бывает, мы тут ни при чем!!!
«Ну, вот, еще один жесткий висяк», - обреченно подумал Федякин. – «А ты, мил человек, теперь еще и виноватыми господина депутата должен обеспечить».
- Есть! – четко и по-военному отрапортовал, смотря прямо в маленькие злые глазки на толстом лице избранника. – Разрешите выполнять?
- Выполняй! И…сам всё понимаешь, да? Я хочу, чтобы за смерть моей жены ответили по всей строгости.
Все так же изображая туповатого, но исполнительного солдафона, Федякин четко развернулся через левое плечо и покинул депутатский кабинет. Только печатать по уставному строевой шаг не получилось, звуки скрадывал высокий ворс ковра.
В приемной холеный депутатский помощник вручил следователю тонкую папку с документами. Ничего не сказал, только внимательно посмотрел на следователя.
В машине следователь открыл папку, приказал водителю ехать в адрес, обнаруженный на бланке заключения о смерти.
А что я буду делать, если все это просто трагическая случайность?
Эту мысль следователь гнал куда подальше, так как сильные мира ничего не хотят знать про случайности. Пусть они случаются с теми, кто находится на несколько уровней ниже в пищевой цепочке. Наверху случайностей быть не может, в том числе и трагических.
Главврач перинатального центра выглядел бледно, хоть и пытался держаться с достоинством.
А как тебе выглядеть, если по твою душу является следователь по особо важным делам и с порога заявляет:
- Давайте-ка, мил человек, расскажите, по каким таким причинам у вас умирает беременная женщина?
И ладно бы просто беременная, тогда можно было бы отделаться дежурными фразами, соболезнованиями, сослаться на то, что родные вовремя не предупредили о непереносимости пациенткой некоторых препаратов.
Перед депутатом, у которого умерла жена, дежурными фразами и соболезнованиями не отделаешься, хоть и попытались уже. Тут вполне себе можно уехать лет на несколько туда, где вместо скальпеля дадут в руки топор.
Вон, как ментяра этот зыркает-вынюхивает! А ну, если и правда что-то найдет? Тогда и получится, а ты куда смотрел, если у тебя пациенты мрут как мухи?
Федякин внимательно следил за реакциями слегка дрожащего и очень потного эскулапа, думал, существует ли умысел или всё это и правда трагическая случайность.
А еще ему не давал покоя сам депутат.
Кто у нас обычно громче всех орёт, когда горит шапка?
Вернувшись в контору, дал задание оперативникам негласно собрать материалы на депутата. Вдруг это его инициатива избавиться от опостылевшей супруги таким вот изощренным способом?
Через пару дней у Федякина на столе лежала средней толщины папка, где была собрана информация о личной и трудовой жизни народного избранника.
Из объемного массива информации, часть из которой могла бы послужить основанием для десятка уголовных дел, если бы отменить неприкосновенность персонажа, вывод напрашивался лишь один. Супруга явно не была опостылевшей.
С предыдущей женой депутат тихо развелся еще в позапрошлом году, оставив той две квартиры, мерседес S-класса, дачный участок в элитном поселке и кое-что по мелочи. Явно не обидел.
Умерла его вторая супруга. Новая, если так можно выразиться. Официально они расписались с ней десять месяцев назад. Без шумихи и помпы.
«Кто знает, - думал Федякин, - может, нашел мужик свою любовь, а, может, ближе к пятидесяти захотел появляться в свете с красивой бабой, чтоб окружающие завидовали».
По всем признакам вторая депутатская жена была из категории «охотниц». Только проверять, подтверждать эту гипотезу не было ни времени, ни смысла. Как говорится, умерла, так умерла.
А вот к персоналу перинатального центра следовало присмотреться повнимательнее. Передать данные о смерти депутатской жены независимым экспертам, пусть они поломают голову, случайно барышня отправилась в мир иной или все же был чей-то злой умысел.
И да, не стоит забывать, депутаты и политики не святоши, добраться до властных вершин, чтобы не оставить внизу или рядом врагов еще никому не удавалось.
Федякину не улыбалось, чтобы «депутатское дело», как он уже окрестил его про себя стало висяком и того хуже, финалом его следовательской карьеры.
Он работал следователем восьмой год, видел крым и рым, был в меру честен, взяток не брал, в суд дела передавал с железобетонными доказательствами, а мерзавца включал в себе лишь по жестокой необходимости, когда иначе было нельзя.
Важняком Федякин тоже стал совсем недавно, но, будь его воля, знал бы, что придется общаться с такими персонами, как давешний депутат, открестился бы от этой должности правдами и неправдами, оставшись обычным следаком.
Всю следующую неделю Федякин начинал рабочий день в перинатальном центре. Главный врач уступил ему свой кабинет, куда следователь методично вызывал сотрудников, согласно списку штатного расписания.
Каждый вечер следователь отзванивался помощнику депутата. Тот по крайней мере не орал и не матерился, а выслушивал доклады спокойно.
Если честно, докладывать было особо нечего. Как ни крути, а безутешному народному избраннику придется смириться с тем, что и небожителей настигают трагические случайности. Об этом Федякин собирался доложить депутату лично вечером в пятницу.
А утром в отданный в аренду следователю кабинет влетел главный врач центра с белым-белым лицом и, задыхаясь, произнес:
- Игорь Иванович! У нас ЧП. Еще одна пациентка скончалась!
Одна смерть – трагическая случайность. Две – совпадение, пусть такое же трагическое.
В совпадения следователь с почти десятилетним стажем не верил от слова совсем.
Посмотрел на дрожащего бледного главврача и спокойно спросил:
- Где труп скончавшейся пациентки? – четко, почти по слогам произнес Федякин.
- А… в палате, - еле слышно промямлил доктор, плюхнувшись на стул и потянувшись дрожащей рукой к графину с водой.
Федякин набрал номер судмедэксперта.
- Михалыч, привет! Слушай, там тебе сейчас жмура привезут. Очень тебя прошу: режь его, тьфу, ты, ее, вдоль и поперек, хоть на мелкие кусочки. Мне все равно, ты снаружи начнешь или изнутри. Копай, изучай, дай мне информацию о точной, - он явно выделил слово, и повторил его еще раз, - о точной причине смерти потерпевшей. Ты ж знаешь, за мной не заржавеет.
Федякин положил трубку. Посмотрел на главврача перинатального центра, что сидел на кончике стула, втянув голову в плечи.
- Слышал? Давай, организуй машину, несите в нее труп, пусть везут его вот сюда, - протянул вырванный из блокнота листок, на котором, пока говорил, успел написать адрес морга мвдэшных экспертов. – Выполнять!
- А, да, мил человек, а скажи-ка мне, какая смена работала, когда умерла новая пациентка?
Быстро выяснилось, та же самая, что и в прошлый инцидент.
Ой, не зря, не зря Федякин полагался на чутье, а в случайности и совпадения не верил.