Солдат
БМП противника нависала сверху, выкатившись в самое начало ущелье. Стрелок свое дело знал. Пушка радостно тявкала, задавая ритм. Аккомпанировал ей пулемет, не давая поднять голов бойцам, что рассеялись в редком подлеске внизу по краям ущелья. И никаких шансов подняться наверх, чтобы закидать супостата гранатами.
Автоматы и древние охотничьи ружья против бронированной машины пехоты были бессильны. Ничего крупнее и серьезнее в распоряжении немногочисленного отряда не имелось. И все равно с этим надо было что-то делать.
Если на броне прикатили спецы, а не плохо обученные солдаты, вообще привет, мелькнула мысль. Пока БМП расстреляет боезапас, подготовленной и спаянной ДРГ как два пальца зайти во фланг или вообще появиться у нас за спинами. Всё, сливай воду.
В двухсекундной тишине прекратившейся канонады, за спиной он услышал хруст сухой ветки. Ну, вот и всё.
- Эй, командир, смотрю весело у вас тут! – раздался невозможно-знакомый голос.
Он обернулся и увидел вечного балагура Серегу. Однокашника по военке. Тот стоял, улыбаясь в тридцать два зуба. Как, что, откуда? Спрашивать и обсуждать что-либо было некогда. Наверху снова запел пулемет.
- Давай, помогай! – махнул рукой Серёге. Краем глаза успел заметить за спиной однокашника еще двух бойцов. У одного торчал за спиной тубус «мухи», за плечом второго хищной каплей зеленел заряд РПГ.
- Не ссы в компот, командир, повар расстроится! – хмыкнул Сергей.
Затем однокашник стер улыбку с лица. Чуть пригнувшись, стал карабкаться со своим людьми вверх. Все они двигались быстро и плавно, словно горные кошки. Не обращали внимания на близкие разрывы снарядов лающей сверху пушки и свист пулеметных пуль, что ломали тонкие ветки подлеска.
- Собрались! Булки не мять! – заорал он своим растерявшимся ополченцам. Поднялся сам, вскинул автомат и, стреляя, также начал двигаться наверх по ущелью.
Потом он открыл глаза в сереющем рассвете нового дня.
Добрел до кухни, дождался, пока закипит вода в пузатом чайнике. Бросил щедрую порцию заварки в кружку с отбитым краем, залил крутым кипятком.
Вышел на крыльцо длинного приземистого кирпичного дома, сел на ступеньку. Закурил, дожидаясь, пока чай немного остынет.
Какой по счету была та его война? Третьей? Нет. Все же четвертой. И он помнил ее очень хорошо. Хотя бы потому, что это действительно была война за свободу.
Три предыдущих, где ему довелось побывать, были совсем не про это. Чтобы там ни пели подонки, их развязавшие, все эти войны затевались либо из-за того, что кому-то хотелось власти, либо потому, что кто-то желал перенаправить денежные потоки в другую сторону, либо…
Расплачивались за хотелки и желания больших дяденек из высоких кабинетов необстрелянные солдаты-срочники и кадровые офицеры. Война для вторых была такой же страшной, как и для первых, но при этом профессией, ремеслом, призванием.
Хуже было, когда война заканчивалась. Неважно, победой или поражением. Георгий Константинович Валяев в миру, а на боевых – командир с позывным Гога, хорошо знал, как накрывает пустота мирной жизни.
Все вокруг кажется каким-то вывернутым наизнанку. Стираются самые простые вещи, вроде здесь мы, там они, которых нужно убить. Поступки тех, с кем приходится взаимодействовать, тоже не укладываются в простую логику. Логика эта становится кривой, косой, да так, что ты ничего не в силах объяснить хотя бы себе.
Потом и тебя как будто выворачивает наизнанку. Обычные звуки вроде шуршания шин автомобилей на большом проспекте, сирены скорой помощи или веселых голосов из окна на первом этаже кажутся блеклыми и ненастоящими. Тишина давит на уши, сушит мозг, но через эту тихую сушь слышится настойчивый зов. И тогда бывшие кадровые офицеры ищут новой войны.
Они летят на нее не как наивные мотыльки на свет фонаря над крыльцом. Летят, как крылатые собаки. Летят, как псы войны. Летят, оскалив клыки, готовые без жалости рвать врага и без сожаления принять свою смерть. Призвание и ремесло.
Так что да, это была его четвертая война. И он с нее по-прежнему не вернулся.
Не вернулся с нее и балагур Серега. Серега стоял у сгоревшего БМП, сдвинутого взрывом на несколько метров ниже. Снова улыбался в тридцать два зуба, осматривая оплавленную пушку и обугленные останки пулеметчика. Тут и получил прощальный привет от снайпера, который спрятался между двух кривых сосенок чуть левее и выше.
А он остался в маленькой гордой стране, что тонкой лентой растянулась между морем с одной стороны и горами, пройти через которые можно было тонкими крутыми тропками. И теперь иногда проходит мимо высокого камня из черного мрамора, на которым золотом выбиты имя и фамилия давнего друга.
Сейчас, когда ему перевалило за пятьдесят, прежнего боевого задора, конечно, не было. Только все это не означало, что Гога перестал быть боевым командиром.
Он отхлебнул крепкого чая. Затянулся.
Быт за тридцать лет, что пролетели после той самой войны, наладился. У него появился дом, на крыльце которого он сейчас сидел, наслаждаясь наступающим утром. И кое-что еще тоже появилось.
Появилось боеспособное подразделение, которое он собирал по крупицам.
Началось все сразу после войны, когда те ополченцы, что шли под его командованием вверх по ущелью, стали местными начальниками и руководителями. Конечно, не все, но какая-то часть.
Никто из них в принципе не возражал, что их боевой товарищ остается в стране, а не едет на следующую войну или возвращается на родину. Вопрос был в другом. А чем займется боевой офицер после? Ну, не гидом же ему быть, катаясь на автобусе с туристами?
По молчаливой договоренности с начальством той самой местности, в которой они воевали, Георгий Константинович стал заниматься вопросами безопасности.
Правда, какого-то официального статуса не получил ни он, ни подразделение, которое в результате возникло.
Сначала всё это напоминало казачью вольницу прошлых времен. Вокруг Константиныча собирались разные люди. Сначала исключительно с боевым опытом, потом и без.
Местное начальство знало, что эта часть границы маленькой и гордой страны на замке.
Каждый день вооруженные люди уходили по горным тропам вверх, добираясь до естественных преград, за которыми лежала другая страна. Та, в которой он когда-то родился, но вряд ли когда-нибудь вернется туда.
В долине, с другой стороны высоты, на которой когда-то сгорела вражеская БМП, в заброшенной и разоренной когда-то деревне снова появилась жизнь.
Постепенно ремонтировались дома. Те, кто оставался с Георгием, сначала обустраивались сами, а потом помогали другим.
Постепенно возникла и застава: несколько кирпичных зданий у старой водонапорной башни оборудовали под оружейку, казарму для нескольких смен, кухню, столовую и штабной модуль. Сделали крохотный плац для утренних построений секретов. На башне оборудовали постоянный НП, а на пустыре за ней организовали стрельбище.
Чуть позже удалось наладить и более-менее приличное материальное обеспечения. Спасибо тем, кто когда-то плечом к плечу лежал с Гогой в размытых дождями окопах, ходил в атаки в других горах или под жарким солнцем пустыни. Кое-кто из этих людей заимел вполне приличные бизнесы, но не забыл своего командира, помогая по возможности, как деньгами, так и разными вещами, начиная от консервов, заканчивая снарягой, обмундированием и БК.
Бойцы Константиныча охраняли границу по зову сердца. Зарплату им не платили. Часть людей, что не могли держать оружия, бегать по горам в силу возраста или по другим причинам, занимались в поселке обычным крестьянским трудом. Кто-то разводил овец, кто-то выращивал фрукты, появился даже кузнец с ветеринарным образованием. Местные приводили к нему своих лошадей, а за работу расплачивались продуктами и деньгами.
Весь этот маленький поселок был самой настоящей общиной. Со своими обычаями и традициями, что возникли за тридцать лет, с особым укладом жизни, неписаными правилами и законами, что соблюдались беспрекословно. И все держалось на Гоге, осознавал он это или нет. Наверное, все же осознавал, потому что еще года три назад начал присматривать среди самых толковых бойцов себе смену. Кто знает, сколько еще отмеряно?
Кадровый офицер Валяев допил чай, потянулся до хруста в суставах, потом направился в дом. Нужно было успеть побриться и появиться на маленьком плацу к утреннему разводу секрета.