Переход
Выйдя из времянки во двор, Степан увидел дядю Лешу во всей красе. Тот был одет если не в костюм «Горка», то во что-то очень и очень камуфляжное. На ногах – высокие охотничьи сапоги, а за плечом висел видавший виды карабин.
- Зимой в лесу всяко бывает, - дядя Леша пожал плечами, перехватив удивленный взгляд гостя.
- Ладно, чай в термосе, так что почаевничаем где-то в пути. Давай выдвигаться, - дядя Леша нагнулся и поднял объемный рюкзак с пришпиленным к нему мешком спальника.
Степан взял свой маленький рюкзачок, они вышли за калитку, хозяин дома перекинул через калитку руку и щелкнул металлической задвижкой.
Шли в хорошем темпе. Январский лес представлял собой довольно унылое зрелище: часть деревьев и кустарников стояли голыми, ярко зеленели только ели и высокие корабельные сосны. Дома на окраине поселка какое-то время виднелись, если обернуться, но скоро скрылись и они. Осталось лишь переплетение серых веток кустарников и коричневые сосновые стволы, между которыми они шли по неглубокому снегу. Едва заметная тропинка, по которой впереди легко двигался дядя Леша забирала вверх. Чем дальше, тем круче. Часа через полтора Степану стало жарко, дыхание немного сбивалось, но его спутник не оборачивался, ничего не говорил, а двигался также ходко. Степа старался держаться за дядей Лешей след в след. Не отставал, не жаловался, иногда вытирал пот со лба тыльной стороной ладони. Шел и думал.
Он поймал себя на мысли, что понятия не имеет, куда они идут. С другой стороны, разве это было важно? В конце концов, любая дорога заканчивается или привалом, или другой деревней или целью, которую ты поставил себе, когда ты на нее ступил, сделав первый шаг.
«А какая у меня цель?» - думал Степа. Ответа не было.
Получалось так, что на какое-то время он переложил ответственность за все, что с ним происходило, на человека в теплой камуфляжной куртке, который шел на несколько шагов впереди. Теперь этот человек командует парадом и ведет Степана к только ему известной цели или финальной точке. Что это за цель и каким будет финал, Степа не имел ни малейшего представления.
Еще его волновали бытовые вопросы. А что будет с квартирой, которую он покинул так быстро? Сможет ли он в нее хоть когда-нибудь вернуться? Кто будет ухаживать за могилами сестры и матери, пока он в бегах? Эти ответов у него тоже не было.
В конце концов, Степан решил полностью принять происходящее, довериться дяде Леше и не загадывать сильно далеко вперед. Для начала нужно было дойти туда, куда они идут. Так что Степа перестал гонять по кругу невеселые думки, сосредоточился на дыхании и постарался поймать ритм, с которым двигался впереди дядя Леша.
Примерно через час тропинка выровнялась. Теперь они шли по вершине цепочки холмов. Слева открывался потрясающий вид на заснеженные вершины гор, которые виднелись впереди за пять или десять километров. Трудно сказать, как далеко, потому что Степан, как городской житель, много чего не умел: ни определять расстояния, ни ориентироваться на местности. Если бы дядя Леша прямо сейчас оставил его здесь и растворился в подлеске, спустившись по одному ему ведомым тропкам, Степа понятия не имел, сколько бы сам выходил к цивилизации и вышел бы вообще.
Прошел еще час, в конце которого Степан уже сосредоточился лишь на том, что переставлял ноги и держал темп, чтобы не отстать от своего проводника, который двигался также легко, как и в самом начале.
С правой стороны появилась полянка, на которой лежали несколько поваленных сосновых стволов, слегка занесенных снегом. Дядя Леша остановился возле одного из них, сбросил рюкзак, а рукой расчистил на стволе снег с таким расчетом, чтобы на дерево могли присесть двое. Степа тоже скинул свою поклажу, заметно потяжелевшую за дорогу, а сам даже не уселся, рухнул в снег, привалившись спиной к лежащему сосновому стволу.
- Ну, что, городской, как ты? – особого любопытства в голосе дяди Леши не слышалось. – Набрался впечатлений от нашего туристического маршрута?
- Нормально, - ответил Степан на выдохе, стараясь, чтобы голос звучал ровно, не выдавая усталости.
- Ладно. У нас по плану чай и отдых, а потом дальше, - дядя Леша поставил на ствол сосны термос, открутил жестяную крышку, а из рюкзака вытащил железную кружку и что-то завернутое в вощеную бумагу.
В свертке оказались четыре картофелины в мундире, половинка кирпичика черного хлеба и кусок белого сала с розовыми мясными прожилками.
- Давай, городской, не стесняйся, - дядя Леша воткнул рядом с развернутой вощеной бумагой нож и налил в крышку термоса и в жестяную кружку горячий чай с легким травяным ароматом.
Ничего вкуснее Степан не ел и не пил за свою жизнь. Именно так ему показалось в эти двадцать минут их привала, которые он хотел бы превратить в час или два, но дядя Леша был неумолим. Как только увидел, что сало, картошка и хлеб съедены, а Степа пытается растянуть свое чаепитие, аккуратно свернул бумагу, закрутил термос, протянул руку за кружкой Степана:
- Давай, давай! Отдохнули и будя! Нам идти еще долго!
К моменту, когда начало смеркаться, а видно было лишь благодаря белеющему под ногами снегу, Степан едва-едва переставлял ноги. Он все еще выдерживал темп своего проводника, хотя и был близок к обмороку от переутомления.
Теперь они оказались на очередной полянке, которая прижималась к невысокой горе. Здесь тоже лежало поваленное дерево, но толстое. «Обхвата в два-три», - мелькнула у Степана мысль.
Дядя Леша обошел ствол с одной стороны и махнул рукой Степе, дескать, иди сюда.
С этой стороны ствола была оборудована импровизированная лежанка, прикрытая сверху сосновыми ветками. Такие же ветки были набросаны снизу. Снега сюда замело всего чуть, да и то лишь с одной стороны ствола.
- Теперь отдыхаем, - сказал дядя Леша, согнувшись и заползая внутрь. – Огня у нас, городской, с тобой сегодня не будет. Хочешь чего-нибудь пожевать?
Степа только помотал головой. Ему не было никакой разницы, будет огонь, не будет. Он настолько устал, что хотел растянуться на земле, вытянуть гудящие ноги и закрыть глаза. Дважды повторять приглашение дяде Леше не пришлось. Степан тоже заполз на импровизированную лежанку и через пять минут уже спал, растянувшись на ельнике, подложив под голову рюкзак.
Утром Степан едва-едва вылез из их импровизированного убежища. Тело ломило, ноги чувствовал плохо, и Степа с ужасом думал, выдержит ли еще один дневной переход.
На поваленном стволе дерева его дожидается кружка с горячим чаем, над которой поднимается пар и очень серьезный дядя Леша.
- Степан! - и куда только подевалось обращение «городской», отметил Степа. – Мы с тобой через час-полтора окажемся в так называемом «бермудском треугольнике». За спиной у нас останется наша большая и любимая страна, впереди – другая. Относительно новая. Маленькая, гордая и свободная. А чуть левее – граница еще одной страны. Не такой большой как наша, но все же…
- Дядя Леша! Так вроде бы до границы от твоего поселка километров двести-триста? – удивился Степа.
- Все, так, - кивнул дядя Леша. – Только это для тех, кто не знает коротких дорог, ездит по асфальту и переходит границу через официальную таможню. Ладно. Чаю хлебнули и двинули дальше.
Дядя Леша налил горячий напиток и себе в крышку от термоса, а потом еще раз внимательно оглядел Степана:
- И теперь, городской, будь внимателен. Если вдруг скажу «замри» или «ложись», делаешь ровно это. И никаких вопросов. А то всякое может быть. Понятно?
Степан молча кивает. Что такое это «всякое», ему даже думать не хочется, теперь он полагает, что карабин на плече спутника не только и не столько для диких зверей.
Чай они допивают быстро. Подхватывают рюкзаки. Дядя Леша осматривает место их ночевки, поднимает и встряхивает еловый лапник, пружинистым шагом идет дальше. Степа снова пристраивается вслед.
Часа три проходят без приключений. Потом дядя Леша резко останавливается, дожидается, пока Степан поравняется с ним, дергает его за рукав, сам тоже сходит с тропинки, шепчет в ухо: «Ложись!».
Впереди, в низине за голыми стволами деревьев Степа видит четверых в камуфляже, похожем на тот, что был на дядя Леше. Только на груди у каждого висит по автомату. Люди след в след двигаются вдоль ручья, что еще не успел замерзнуть.
- Погранцы, - шепчет дядя Леша. – Ждем, пока пройдут.
Они ждут еще минут двадцать после того, как силуэт последнего пограничника исчезает за деревьями. Потом дядя Леша поднимается, рывком ставит на ноги Степана:
- Теперь быстро, очень быстро! Давай, городской! – и почти вприпрыжку припускает вниз туда, где журчит ручей.
Ручей они перепрыгивают по плоским скользким камням, что твои горные козлы. Потом еще полчаса бегут и карабкаются вверх на противоположный склон.
Через полчаса снова лежат среди снега и пожухлой листвы, потому что метрах в ста от них идет группа каких-то людей, но не в камуфляже, зато тащивших какие-то объемные мешки.
- Контрабанда, - шепчет дядя Леша.
А у Степана создается полное впечатление, что в пустынном на первый взгляд лесу имеется весьма напряженный трафик.
Впечатление только усиливается, когда они оказываются на вершине очередной не особенно высокой горки, а дядя Леша достает из бокового кармана крошечную черную рацию, включает ее и произносит сначала «пятьсот один», а потом «принял».
После показывает Степе на едва заметную тропку между камней, на которую ступает первым и спускается вниз, где норовисто хватаясь за ветки, а где за большие зеленые камни, что нависают по обе стороны тропинки.
Внизу в маленьком ущелье их уже ждут два человека. Тоже с «Калашниковыми» на груди, тоже в камуфляжной форме. На рукаве одного из них Степа успевает разглядеть шеврон — лохматую лошадиная голову с пышущим из ноздрей паром.
Через мгновение Степан и его спутник оказываются лицом к лицу с вооруженными людьми.